Теория вероятности

Сегодня у меня родился брат!
В свое время меня предупредили о возможном прибавлении в семействе. В тот же миг, окинув кукольный уголок взглядом, я оценила усугубляющуюся жилищную ситуацию и спросила, можно ли обойтись без перемен. Отрицательный ответ заставил пересмотреть отношение к проблеме и попытаться найти рациональное зерно в неизбежной перспективе.  Застелив картонную коробку носовым платком, я налила в кукольные чашки бабушкин компот и вместе с пупсом-инвалидом села ждать сестру. Игра не  ладилась: никто не открывал входную дверь и не бросался ко мне на шею с криками: "Привет, как я по тебе скучала!" Засахаренный хлеб подсыхал на блюдце, капли компота на кукольном носу превращались в рыжие веснушки, а для свободного полета мысли, мне всё-таки не хватало образа сестры. Впервые столкнувшись с понятием времени, заметила, что минуты могут растягиваться в бесконечность, а воспоминания - сжиматься до мгновенных вспышек переживаний прошлого.
На вопрос: "Скоро?" — получив от дедов, - К следующей зиме, - поняла, что до появления новой подруги должна миновать целая вечность. Решив больше не участвовать в эксперименте, я посадила  пупса в коляску и перешла к насущным заботам.

 Но все же однажды, воскресным утром вновь наступивших холодов, в дом  к дедам пришёл отец. Я услышала обращённое  ко мне: "Слышь, Марусь, у тебя брат!" В тот же миг  вселенная взорвалась, засуетилась, заполнилась людскими голосами. Брат еще не появился в нашем доме, а деды уже бросились собирать праздничный обед по поводу его дня рождения. Бегая от подпола к кухне с банками солений, они шумно зазывали соседей, которые, в свою очередь, восхищаясь нагрянувшим событием, считали своим долгом, после объятий с дедами, потрепать мою челку: «Маруся, у тебя теперь брат! Ты рада?» Ответ их не интересовал. Впервые в жизни я оказалась на празднике совершенно незнакомого мне человека.
Вся суета в доме, восторженные всплески рук и дружеские рукопожатия взрослых никак не были связаны с моим существованием. И если я сейчас уйду в свой игрушечный уголок, то про меня просто никто не вспомнит. Там, в сделанной дедом колыбельке, нас с несостоявшейся сестрой ждал Павликов пупс, заботливо починенный дедом.
Зачем мне человек, который не будет играть со мной в дочки-матери и стряпать пироги из грязи? Он не будет отращивать косу и донашивать мои платья.
Я отпустила свои мысли бродить где придется, периодически возвращаясь к одной теме: «Откуда, всё-таки, взялся брат?» Предлагаемые на выбор варианты с капустой, девочкой в цветочном бутоне и Снегурочкой, казались мне наивными и даже возмутительными, если из очевидного факта рождения детей взрослые пытаются устроить тайну.
Я приняла смиренный вид над книжкой с картинками. После ухода гостей, вечером, пытаясь восстановить утерянную связь с семьей, я прижалась к тёплому бабушкиному фартуку. Он пах праздничной стряпней. Мне захотелось стать маленькой, попасть к ней на ручки и быть убаюканной под немудреную песенку. Неожиданно оказалось, что бабушке «не до меня». Дел у нее прибавилось. Она перебирала стопы пелёнок и подгузников, бутылочек и сосок, принесенных соседями для моего брата. Это были вещички, что остались от прежних владельцев-новорожденных, а может быть, и от их пра-пра-новорожденных бабушек и дедушек. По крайней мере, вышитый прошвой треугольник для детского одеяльца бабушка достала из старого сундука, долго его разглядывала, вздыхала, шевеля бровями и цокая языком.
«Пора!» Гипнотизируя ее головной платок, тихим голосом я задала невинный вопрос: «Баб Уль, откуда берутся дети?» Она бросила свое занятие и уставилась на меня, как будто впервые видела. Последующие секунды мы обе молчали, каждая из нас собирала свою волю в кулак.
– Сейчас или никогда! – решила я, не отводя глаз от ее напряженного старческого лица. Бабушке пришлось прочистить горло, набраться мужества и сдаться, сообщив, что дети берутся из маминого животика.
– Понятно! – я припомнила маму с большим животом. Довольно долго она увеличивалась в размерах, в масштабах моей вселенной это была целая вечность, так что я привыкла к ее габаритам и считала их нормой. – И я тоже появилась из маминого животика?
– Да.
– А мама?
– Из моего животика.
– И ты? И все, все, все?
– Ну а як же!
– Баб Уль, а у меня дети будут?
– Конечно!
– И тоже из животика?
– Да! – бабушка закрыла глаза, беззвучно прочитав короткую молитву.
– Так мы все матрешки, что ли?
Бабушкины глаза увеличились до невероятных размеров: «Тю, Господи помилуй! Шо ж такое ты, Маруся, гуторишь?»
– По образу и подобию… – пришел на выручку жене приготовившийся к побегу с дивана дед.
– А как же люди в животиках заводятся?
Дед, сунувший было ноги в домашние тапочки, был остановлен взмахом жениной руки: «Хведя, слухай, шо дитина спрашаить, як они там заводються?»
Беглец вернулся к дивану. Безмолвие застучало ходиками на стене. Я не собиралась сдаваться: «Сейчас или никогда!»
Усадив меня рядом с собой, дед  снял очки и посмотрел их на свет, затем долго протирал носовым платком огромные линзы, будто от чистоты стекол зависел его авторитет. Нарисовав на своем лице отстранённость, он повёл бесконечный рассказ о многообразии форм жизни, появлявшихся на нашей планете за время её существования. Его серьёзный вид добавлял веса словам о законах природы. Пестики и тычинки, лягушачья икра и птичьи яйца в его повествовании наполнились жизнью и стремлением к размножению. Вот почему, оказывается, мир так прекрасен и постоянно готов меняться к лучшему. Затем он перешёл к сложностям выживания детёнышей низших форм жизни в агрессивной среде. Кульминационный момент в его истории настал, когда мы семимильными шагами по ленте времени эволюции Земли подошли к эпохе появления человека. К этой минуте я была так вымотана объёмом полученной информации, что готова была сдаться, но одна удивительная фраза вновь оживила мой интерес к дедовой эпопее. Оказывается, наши пра-прародители, как самые совершенные существа в мире, додумался поместить яйцо внутрь маминого тела. И теперь никто не сможет съесть человеческого детёныша, как рыбью икру. Так появились на свет я и брат.
– Вот и сказочке конец! – обрадовалась я, спрыгивая с дивана.
Дед был счастлив неожиданной развязке и, закрывая щекотливую тему, развернулся к жене за похвалой, но был возвращён к исходной точке слетевшим с моего языка последним вопросом: «Где можно добыть ту икру, чтобы вырастить человечка в моём собственном животике?»
Голова деда мотнулась, очки слетели с горбатого носа и не погибли лишь потому, что моя подвижная нервная система была готова к любым неожиданностям. Бросок из положения стоя вернул атрибут на место.
– Дед, ну так что? – казалось, он знает ответы на все вопросы.
Дед рубанул ладонью по колену и подвёл черту под темой дня, сообщив, что человечки заводятся только у взрослых, для этого просто необходимо, чтобы встретились мама и папа.
– А, так значит главное, чтобы ОНИ ВСТРЕТИЛИСЬ! – с этого момента ход моих мыслей развернулся в сторону теории вероятности фатального события, приведшего к появлению нас с братом и моих друзей в привычном для меня виде.
Тучи вновь повисли над  горизонтом.
«Да что ж такое!»
Я припомнила бабушкины ежегодные путешествия на Родину и весёлые отцовские байки о случайном появлении дедов в наших местах.
– Всё началось с них, – решила я, просматривая свою генетическую ретроспективу.
– Сейчас или никогда! – в третий раз внутренний голос произнёс сакраментальную фразу и подтолкнул меня к злодеянию по отношению к настрадавшимся неразлучникам.
– Бабушка, расскажи, как же вы здесь очутились-то.
– Расскажу, милая, умывайся и ложись спать, – она загремела посудой, выкладывая гранёные стопарики из таза на клеёнчатую скатерть. Полотенце замелькало в бабушкиных руках. Свет притушили, а любимый голос повёл предысторию моего появления на свет.
Передо мной развернулись знакомые пейзажи Азовских просторов и описание размеренной жизни до поры, пока трагические события на её родном хуторе не разрушили сложившийся уклад.
Семья покинула места обетованные в далёком 1935 году, скрываясь от репрессий после неожиданного пожара на дедовой стройке. В одну ночь, собрав весь скарб, перекрестившись на дорогу и купив билет от Ростова-на-Дону до Владивостока, они отправились в путешествие длиною в жизнь. Будучи баптистами, деды уповали только на Бога. Прогромыхав в холодном поезде через всю «Россею», перевалив за Урал, они оказались в Сибири. На вокзале Новосибирска, пока состав переформировывали, беженцы разбрелись в поисках пропитания. Бабушка, накупив пирожков с капустой, набрав кипятка в чайник, поджидала мужа у запотевшего окна. Двое детей, перепачканных сажей паровозного дыма, утомлённо свисали с верхней полки общего вагона. Поезд должен был вот-вот тронуться, а деда всё не было. Беспокойство нарастало, согласуясь с непредсказуемой природой Фёдора Дмитрича, от которого можно было ожидать всякого.
– Уляша, слышь! Бери детей, прыгайте с вагону! – Дед бежал вдоль состава, длинные полы недавно приобретённой шинели волочились за ним по перрону шлейфом, увлекая за собой привокзальный мусор. Огромные ладони тощих рук мотались над головой, жестами призывая семейство к действию. От его крика бабушка очнулась и, как настоящая христианка и верная жена, накинув шаль на голову, вышла с детьми на платформу. Поезд тронулся, немудреный скарб уехал на край света.
– Я встретил «Братьев»! Мы остаёмся...
Дальше бабушкин рассказ шёл своим чередом, но с этого момента наши пути расходились. Моё воображение рисовало картины, в которых случайность моего появления была доведена до минимальных значений, при условии, если бы путешествие деда с бабушкой закончилось по намеченному плану.
Слёзы готовы были выкатиться из утомлённых глаз, но количество переживаний за сегодняшний день было исчерпано, и они остались сухими.
Как должны были встретиться мои родители? Кем и у кого должна была родиться я? Воображение рисовало другую жизнь у океана, на краю света. Соскользнув с кровати, я подошла к зеркалу, чтобы представить себя с другим носом, ртом и волосами. А может быть, и вовсе мальчиком. Я показала отражению язык. Вздохнув, вернулась в постель. Ещё раз подумав о законах вероятности человеческого рождения и не найдя ответа, решила обсудить этот вопрос в детском саду. Сон укрыл меня своим мягким покрывалом и напел мне колыбельную о «Мировом Порядке», благодаря которому я всё-таки существую.