Ночь и туман. Синдром Лоэнгрина. Часть 2

«А как ты вообще оказалась в Сопротивлении?» –  заинтересованно осведомился Колокольцев. Он практически точно знал, как – ибо это было совершенно очевидно – но ему было важно, чтобы она сама ему об этом рассказала.

Жанна Лизаразю пожала плечами: «С такой мамой и таким дедом по материнской линии неудивительно, что я выросла патриоткой Франции… да и отец оказался неожиданно патриотичным…»

Не такое уж и редкое дело у представителей национальных меньшинств, которые сплошь и рядом оказываются куда большими патриотами, чем представители титульной нации.

Девушка продолжала: «Когда Франция капитулировала – давайте называть вещи своими именами – мне едва исполнилось двадцать. Ещё почти юный возраст, горячая баскская кровь, патриотизм, женская… точнее, ещё девичья эмоциональность и радикализм…»

«Адская смесь» – усмехнулся по себя Колокольцев. «Прямо коктейль Молотова в юбке. Неудивительно, что она оказалась… там, где оказалась…»

Жанна продолжала: «Кроме того, дед был настроен резко антигермански, так что я была просто взбешена оккупацией моей страны…»

«Однако это тебе совершенно не помешало влюбиться – давай называть вещи своими именами – в полковника СС. Чистейшего немца…» – усмехнулся он.

Девушка покачала головой: «Я не воспринимаю тебе как немца…»

Свою влюблённость в него она, что характерно, отрицать не стала.

Глубоко вздохнула – и объяснила: «Я не знаю, что у тебя в венах – это проблема расового управления СС или как оно там у вас называется…»

«RusHA» – ответил Колокольцев. Девушка ему нравилась всё больше и больше. «Главное управление СС по вопросам расы и колонизации…»

Она махнула рукой: «Неважно. Важно, что немец, француз, да хоть еврей – это то, что у тебя в голове. А не у тебя в венах…»

С таким отцом было бы очень странно, если бы она думала по-другому.

Он пожал плечами: «Возможно, ты и права. Я родился вырос в Царстве Польском Российской империи. Мой родной Белосток на четыре пятых был еврейским городом; на одну пятую тот ещё Вавилон – русские, поляки, немцы… Мой наставник – уйгур родом из Китая; мой учитель – раввин; мои друзья детства – его сыновья; моя первая любовь и первая женщина – еврейка…»

«И ты после всего этого…» – она аж запнулась, даже не зная, что сказать.

Он спокойно ответил: «И я после всего этого спас тридцать тысяч евреев от сама-знаешь-чего. Четыре с половиной тысячи только за три дня…»

Она чуть со стула не упала от изумления. Он бесстрастно объяснил: «Я спасаю евреев с тридцать третьего года, переправляя их в Палестину и не только…»

И усмехнулся: «Ты бы предпочла, чтобы на моём месте был другой полковник СС, который отправлял бы евреев в промышленных количествах в прямо противоположном направлении?»

Она ошалело покачала головой и прошептала: «Я люблю тебя… Я люблю тебя…»

«Я вижу» – улыбнулся он. «Это на твоём прекрасном личике трёхсотым кеглем написано…». И спросил: «Так как насчёт Сопротивления? Как ты туда попала?»

Она неожиданно быстро пришла в себя. Глубоко вздохнула – и продолжила:

«Слава Богу и родителям, голова у меня уже тогда была достаточно холодная, чтобы не делать совсем уж глупостей…»

Судя по тому, что она наворотила сегодня утром, это её утверждение было более, чем сомнительным. Однако Колокольцев прекрасно знал, как она до этого докатилась и почему. Поэтому ничего не сказал. Она продолжала:

«… поэтому я сразу сообразила, что в одиночку я очень быстро окажусь в лучшем в случае в тюрьме, так ничего толком и не сделав…»

«И потому пошла искать, к кому бы прислониться?» – усмехнулся он. Она кивнула.

«И прислонилась к коммунистам?». Это был не вопрос, а констатация уже известного ему факта. Факта с идеологической кочки зрения более чем странного, учитывая её… идеологическое воспитание. Впрочем, на самом деле ничего удивительного в этом не было – он прекрасно знал, что её выбор был обусловлен вовсе не идеологией…

Она вздохнула: «Прислонилась». И объяснила: «Во-первых, в Сорбонне их было тогда… много»

Обычное дело для традиционно левацких французских университетов.

«… во-вторых, я нашла их самыми…» – она запнулась.

«Радикальными?» – улыбнулся Колокольцев. «Решительными? Энергичными?»

«Боевыми» – ответила Жанна. «Организованными. Дисциплинированными. Целеустремлёнными…»

Он с улыбкой посмотрел на неё. Она рассмеялась, закатила прекрасные глаза к потолку, развела руками и честно призналась: «Ну да, да, в постели меня завербовали коммунисты. Ну спала я с их местным активистом…»

«Тебя не оттолкнуло то, что ты знала о Красном терроре и всё прочем?»

Она покачала головой: «После начала Второй Великой войны в партии произошёл раскол между патриотами и сторонниками Коминтерна…»

Лакеями Кремля, если называть вещи своими именами. В начале Второй мировой войны ФКП оказалась в сложном положении — несмотря на предшествовавшую антифашистскую линию партии, под давлением Москвы она выступила с одобрением Пакта Молотова-Риббентропа.

Сначала ФКП подтвердила свою приверженность национальной обороне от нацистского вторжения, но после призыва Коминтерна к французским коммунистам объявить войну «империалистической» партия изменила свою позицию, и члены парламента от ФКП подписали письмо с призывом к миру.

В ответ правительство Даладье 26 сентября 1939 года объявило ФКП вне закона. Руководство партии ушло в подполье и бежало в Бельгию. Лидер ФКП Морис Торез уклонился от призыва в армию и бежал в СССР.

Результатом такой противоречивой политики стал не только арест многих активистов ФКП французскими властями (по законам военного времени), не только существенное обескровливание партии – патриоты с возмущением покинули её, но и внутренний раскол.

Часть патриотов по-прежнему придерживались коммунистической идеологии, но категорически отказались следовать линии партии… точнее, кремлёвских марионеток в её руководстве. Формально оставаясь в рядах партии, они полностью поддерживали правительство страны в Отечественной войне с Германией.

10 июля 1940 года, после немецкой оккупации Франции, коммунистическая партия (действовавшая в условиях подполья) опубликовала манифест в газете Юманите, в котором призвала французский народ создать единый фронт борьбы за свободу, национальную независимость и возрождение Франции.

Правда, несколько опоздала – ещё за три недели с аналогичным воззванием к нации обратился полковник де Голль. Который и стал главным организатором и руководителем Сопротивления в стране.

Тем не менее, первую скрипку играли всё же коммунисты. По совершенно очевидной причине – де Голль и его люди ценили жизнь каждого француза и потому воздерживались от акций, в качестве мести за которые оккупантами были бы расстреляны ни в чём не повинные мирные жители.

Для коммунистов же – верных последышей и лакеев Кремля и вообще безродных интернационалистов – жизнь француза ничего не стоила (как для Сталина и его банды кровавых упырей ничего не стоила жизнь советского человека).

Поэтому убийства военнослужащих вермахта совершали только и исключительно коммунисты – у которых руки очень быстро оказались по плечи в крови французов. Неудивительно – каков кремлёвский поп, такой и французский коммунистический приход…

Такие людоедские приказы нравились далеко не всем французским коммунистам. Поэтому существенная их часть, формально оставаясь в рядах ФКП, категорически отказывалась выполнять оные. Видимо, к одной из таких групп и примкнула всё ещё совсем юная Жанна Лизаразю.

Впрочем, начали комуняки всё же с ненасильственной акции протеста – демонстрации тысяч студентов и рабочих в Париже 11 ноября 1940 года. Однако дальше всё пошло… предсказуемо.

В конце 1940 года на основе уже существовавших боевых групп была создана Специальная организация (название внаглую скопировали с Специальных бригад французской полиции), в состав которой вошли коммунисты, имевшие военную подготовку и боевой опыт в Испании или во Второй великой войне.

В декабре 1940 года на севере Франции, в зоне немецкой оккупации партизаны взорвали электростанцию и пустили под откос немецкий эшелон. В качестве возмездия были расстреляны десятки мирных жителей… но кого из кремлёвских марионеток это когда-либо волновало?

Тем не менее 26 апреля 1941 года ФКП была всё же приглашена в Национальный фронт за независимость Франции Шарля де Голля. Что логично – как и любому политику (а с прошлого лета де Голль был именно политиком), ему нужны были те, кто будет делать за него грязную и кровавую работу…

Однако поставил очевидное условие… в результате уже 15 мая 1941 года ФКП выступила с заявлением, что во имя образования широкого антифашистского фронта партия готова поддержать любую организацию и любое правительство, которые будут вести действенную борьбу против оккупантов.

В мае 1941 года ФКП участвовала в организации забастовки более 100 тысяч шахтеров в департаментах Нор и Па-де-Кале. После начала Операции Барбаросса, Французская коммунистическая партия предсказуемо активизировала террористическую деятельность… что и привело Жанну в кабинет Колокольцева.

Девушка продолжила: «… я, понятное дело, присоединилась к патриотам… тогда патриотам. Мы категорически отказались от террора, сосредоточившись на ненасильственных методах сопротивления…»

«Листовки?»

«Вообще пропаганда» – уточнила она. «Ну, и вредили понемногу… но это была совсем не моя епархия. Я тексты писала для листовок… ну, и сама агитировала – было дело несколько раз…»

«Потому, что ты училась на психолога?». Она кивнула.

«Так ты и вылетела из Сорбонны?». Констатация очевидного факта.

Жанна вздохнула: «На меня предсказуемо донесли… администрация решила не выносить сор из избы и доносить в полицию не стала…»

Обычное дело во французских университетах. Она продолжала:

«Мне предложили уйти самой – я отказалась…»

«Кто бы сомневался» – усмехнулся Колокольцев.

«… и тогда меня отчислили»

«Ты взбесилась – и решила всерьёз отомстить тем, по чьей вине всё это?» – улыбнулся он. Она покачала головой: «Я не настолько отморозок, чтобы отправлять на смерть десятки людей, чтобы свою гордыню потешить…»

Грустно вздохнула – и объяснила: «… просто руководство партии всерьёз взялось за таких, как мы…»

Колокольцев кивнул. Ибо из прочитанного им досье Аусланд-СД на французское Сопротивление знал, что в октябре 1941 года по решению руководства партии был создан Национальный военный комитет, который быстро подмял под себя… да, собственно, все коммунистические группы Сопротивления.

Жанна продолжала: «Меня перевели в другую группу – и сказали, что либо я беспрекословно выполняю приказы – либо…»

Она запнулась. «… либо по законам военного времени?» – усмехнулся он.

Девушка кивнула. Его это совершенно удивило, ибо он прекрасно знал, что по сравнению с коммунистами – и подпольщиками, и партизанами – не только оккупанты и коллаборанты, но и организованная преступность (с которой он был близко знаком о своей работе в ЕМК Гмбх) были просто святыми праведниками.

Ибо даже (надо отметить, весьма стройные) ряды мафии можно было покинуть – не говоря уже обо всех прочих… структурах. А из коммунистического подполья было только два выхода – в тюрьму властей… или на метр под землю. В последнем случае смерть ещё вымолить нужно было…

Жанна…, наверное, не так уж и неожиданно (ибо воспоминания явно были не из приятных) – еле слышно, почти шёпотом попросила: «Запри дверь…»

Когда он запер дверь кабинета (оставив ключ в замке, чтобы нельзя было открыть снаружи), она подошла к нему сзади; чисто по-женски прижалась, словно ища защиты и прошептала: «Обними меня. А то я сейчас вообще рассыплюсь…»

Его это совершенно не удивило – после такого количества самых разнообразных потрясений за столь короткое время странно было бы, если бы она не начала разваливаться на части…

Он повернулся к ней, нежно и заботливо обнял её (она обняла его за шею и доверчиво прижалась к нему). Погладил по голове, спине, чуть ниже…

Она аж замурлыкала от удовольствия: «Так приятно…»

Через несколько минут она осторожно попросила: «Пойдём на диван…»

И тут же поспешила его успокоить: «Я не хочу секса, да и холодно тут просто зверски. Мне нужно просто побыть в твоих объятьях некоторое время, чтобы успокоиться и в себя прийти…»

Нормальная просьба женщины в беде к сильному, уверенном в себе мужчине… к тому же, обладающему на территории города практически абсолютной властью.

Он легко, как пушинку, поднял её на руки – к её несказанному удовольствию. Затем – к ещё большему её удовольствию – отнёс на диван и усадил к себе на колени. Она обняла его за шею, ещё более доверчиво прижалась к нему…

Он долго нежно, ласково и заботливо гладил её по голове, спине, бёдрам… пока она не оттаяла. Вернувшись в (относительно) нормальное… точнее, приемлемое состояние, она неожиданно усмехнулась:

«Со стороны это полный бред, конечно. Коммунистка-подпольщица сидит в обнимку с полковником СС у него на коленях, он её ласкает, а она его любит…»

Отстранилась, заглянула ему прямо в душу своими бездонно-голубыми (явно в маму) глазами – и лукаво усмехнулась: «Да и ты ко мне, мягко говоря, совсем неравнодушен…»

Он снова привлёк её к себе, нежно – как маленькую девочку – погладил по голове и уверенно покачал головой: «Это не бред, Жанна. Это-то как раз совершенно нормально. Абсолютно по-человечески…»

Грустно вздохнул – и продолжил: «Бред – это то, что нас с тобой заставляют… заставляли ненавидеть друг друга. Стрелять друг в друга. Убивать друг друга»

Она вздохнула – и кивнула: «Ты прав, конечно». Снова отстранилась, снова заглянула ему в душу – и предложила: «Пойдём работать? Я смерть как хочу познакомиться со всеми твоими… знаменитостями…»

Колокольцев улыбнулся: «Пойдём. Только сначала…»

Она поднялась с его коленей. Он поднялся с дивана, подошёл к сейфу, достал из него копию отчёта Ирмы о расследовании дела Потрошителей. Немного подумал, закрыл сейф, и отложил отчёт в сторону.

Достал из ящика стола уже сильно початую бутылку ирландского виски (отменный Powers 12-летней выдержки), налил в стакан основательную порцию коричневой жидкости и протянул девушке: «Выпей сначала…»

Жанна покосилась на документ и осведомилась: «Это так страшно?» 

«Гораздо страшнее» – усмехнулся Колокольцев. Она вздохнула, залпом выпила виски (видимо, привычная к крепкому алкоголю); не спрашивая разрешения, взяла отчёт Ирмы, вернулась на диван – и приступила к чтению.

Прочитала несколько страниц, изумлённо покачала головой, после чего поднялась с дивана, взяла бутылку ирландского нектара (предусмотрительно оставленного Колокольцевым на столе), отвинтила пробку и сделала пару глотков прямо из бутылки – не заморачиваясь стаканом.

Затем, как ни в чём ни бывало, вернулась на диван и возобновила чтение.

Дочитав до конца, глубоко вздохнула – и возобновила чтение. Видимо, виски сработал на отлично – ибо, дочитав до конца, Жанна отложила документ в сторону, глубоко вздохнула и с уважением кивнула:

«Убедительно. А вообще я не так чтобы уж особо удивлена…»

Колокольцев изумлённо посмотрел на неё. Она объяснила:

«Я слышала, что в отрядах макизаров подростки – не такая уж и редкость…»

«Особенно еврейской национальности» – подумал про себя Колокольцев. Но, разумеется, промолчал.

«… правда, на пару лет старше…, впрочем, это не имеет значения»

И грустно добавила: «А вообще дети в этом возрасте – даже моложе – могут быть просто чудовищно жестокими и без чёрной магии. Особенно во время войны…»

Снова вздохнула – и предложила: «Пойдём». Колокольцев кивнул: «Пойдём».

В кабинете Ольги Николаевны Романовой предсказуемо обнаружился доктор Вернер Шварцкопф. Они были давно знакомы, у них были смежные профессии, однажды даже опубликовали совместную статью в её журнале… кроме того, Колокольцев знал, что его приятель был неравнодушен к великой княжне (и не подозревая, что она великая княжна) … в общем, ничего удивительного.

Ни он, ни Николь совершенно не удивились появлению незнакомой девушки рядом с их начальником – ибо оба знали, что он умудрялся обзаводиться новой спутницей в каждой командировке. Только великая княжна махнула рукой в сторону гигантского термоса: «Кофе сначала выпей. Сахар и сливки рядом…»

Жанна Лизаразю изумлённо уставилась на неё. Николь Ру объяснила:

«От тебя разит как от дублинской вискикурни; тут Арктика с Антарктикой… в общем, понятно, что ты замёрзла как цуцик в юбке. Согрейся сначала, а то толку от тебя будет… температуры за окном в градусах Цельсия…»

«Это Жанна Лизаразю» – представил её Колокольцев. «Будет вам помогать… по мере сил и способностей. Она учится на третьем курсе Сорбонны по программе криминальной психологии – и вообще весьма смышлёная девочка…»

«Ты хотел сказать Лисарасу?» – осведомилась Ольга Николаевна. Колокольцев и Жанна изумлённо уставились на неё. Она рассмеялась и объяснила: «У нас в редакции работает баск. Эмигрант из Испании. Смелый… просто отчаянно. В такие места проникает… видимо, твой коллега был… с другой стороны…».

Последнее было, разумеется, адресовано Колокольцеву.

Жанна уже совсем изумлённо посмотрела на неё. Николь Ру объяснила:

«У твоего… покровителя два Испанских креста – Золотой и Серебряный. Он их заработал в спецназе Легиона Кондор…»

«Понятно» – вздохнула Жанна. А Ольга Николаевна представилась: «Николь Ру. Мои статьи ты, думаю, читала – так что знаешь, кто я…»

«Конечно, знаю» – подобострастно улыбнулась девушка. «Я в восхищении…»

Великая княжна махнула рукой и погрузилась в чтение какого-то очередного важного документа по делу Потрошителей.

Добрый доктор представился: «Доктор Вернер Шварцкопф. Ты точно знаешь кто я – ты же была на одном моём семинаре в Сорбонне…»

«На двух» – мягко поправила его Жанна. И подобострастно добавила: «Для меня огромная честь работать с Вами…»

«Согрейся сначала» – улыбнулся доктор Вернер. «Это я тебе как врач советую…»

Жанна едва успела влить в себя необходимое количество согревающего – правда, безалкогольного – Зондеркоманда Т во время работы строго соблюдала сухой закон… как дверь в кабинет распахнулась и на пороге появилась раскрасневшаяся от мороза Ирма теперь уже фон Таубе.

И явно основательно подмёрзшая – ибо, проигнорировав всё, всех и вся, она первым делом пробралась к термосу (промышленной ёмкости), до краёв заполнила согревающим фарфоровую кружку с эмблемой Специальных бригад и в два глотка осушила.

Согревшись, она оценивающим взглядом окинула Жанну от макушки до пяток, удостоверилась, что та не представляет ни малейшей опасности для её семейного счастья и осведомилась у своего благоверного:

«Твоё новое приобретение, не иначе. А что, очень даже симпатичная – только вот где Даша и Глаша?»

Жанна изумлённо уставилась на неё. Не отрывая взгляда от важного документа, Николь Ру объяснила: «Это к нему прилипло ещё с его первой командировки – на Украину во время Голодомора. Он оттуда вывез – и тем самым спас – маму, дочку и кошку. Машу, Дашу и кошку Глашу… ну, и пошло-поехало…»

«Клёпу» – поправил её Колокольцев. «Кошку звали Клёпа…»

«Ты был в Украине во время Голодомора…» – прошептала Жанна Лизаразю. «Теперь я понимаю, почему ты носишь форму СС…»

Ирма покачала головой: «К тому моменту он уже почти пять лет как носил эту форму… тогда ещё чёрную. Он принял принципиальное решение ещё в двадцатом, после того, как… он же тебе рассказал?»

«Рассказал» – кивнула Жанна. А Ирма неожиданно жёстко и даже зло добавила: «Если бы я была той девочкой, которую он тогда спас, я бы его благословила на службу хоть самому Дьяволу – лишь бы он боролся с красной сволочью…»

Затем неожиданно рассмеялась: «А рейхсфюрер, при всех его… достижениях, всё же далеко не Владыка Ада…»

И тут же хлопнула себя ладонью по лбу: «Извини, забыла представиться – Ирма фон Таубе. Криминалькомиссарин берлинского Крипо…»

«Вы легендарная Фройляйн 24?» – изумлённо-восхищённо произнесла Жанна. «Это вы раскрыли дело Потрошителей за пятнадцать часов?»

«Фрау 24, если уж на то пошло – я теперь уже замужняя женщина» – снова рассмеялась Ирма. И пожала плечами: «Дело, на самом деле, совсем не сложное – нужно было только задать себе ключевой вопрос – и дать на него честный ответ»

И уверенно осведомилась: «Ты же читала мой отчёт… кстати, как тебя зовут-то?»

«Жанна Лизаразю» – ответила девушка. И кивнула: «Читала, конечно»

«Лисарасу» – поправила её Николь Ру. «У неё отец баск. А ещё она криминальный психолог… будущий. Учится на четвёртом курсе Сорбонны…»

«Отлично!» – улыбнулась Ирма. «Ты-то мне и нужна». И, видимо, решив, что лучше перебдеть, чем недобдеть и потому познакомиться поближе с новым приобретением её мужа, объяснила:

«Я тут кое-где копаю – и мне как раз помощница очень нужна, которую в курс дела вводить не надо. Так что собирайся, красавица – ты же ведь хотела со мной поработать?»