Игорь Моисеев

О народном артисте СССР Игоре Александровиче Моисееве, русском балетмейстере и хореографе, создателе блистательного ансамбля, в репертуаре которого около трехсот танцев народов мира, одна из зарубежных газет писала: «Если концерты русского балета не заставят вас аплодировать, неистовствовать, топать ногами от удовольствия, значит, вы не совсем нормальны».

Игорь Моисеев – артист балета, педагог, балетмейстер. Великий хореограф, который преобразил народный танец и сделал его достоянием мировой культуры. Он провел на сцене 80 лет, поставил более 300 спектаклей (этот факт биографии Игоря Моисеева задокументирован в Книге рекордов Гиннеса). Был не только создателем знаменитого Ансамбля народного танца, но его бессменным руководителем и постановщиком всех блистательных номеров. Моисеев показал миру, как умеет танцевать славянский народ. Где бы ни вступал его ансамбль (Китай, Франция, Италия), зрители провожали его стоя, бурными аплодисментами. Как правило, концерты проходили в переполненных залах.

Игорь Моисеев был отмечен правительственными наградами самого высокого уровня: Герой Социалистического Труда (1976), народный артист СССР (1953), лауреат трёх Сталинских (1942, 1947, 1952), Ленинской (1967), Государственной премии СССР (1985) и Государственной премии РФ (1996). Кавалер трёх орденов Ленина (1958, 1976, 1986), профессор. Национальными орденами Моисеева наградили Испания, Монголия, Польша, Румыния, Ливан, Венгрия. Балетмейстер дважды удостоен американского «Оскара» в области танца.

***
Он родился в Киеве, в семье адвоката дворянского происхождения из Орловской губернии, выпускника философского факультета Гейдельбергского университета, и модистки по фамилии Грэн – «полуфранцуженки-полурумынки», как говорил сам хореограф. Его мама была замечательной портнихой и к ней валом валили заказчицы. Шитье мадам Грэн было настоящим творчеством. Глядя на ее изделия, сын понял, что оно, творчество, может проявляться во всем.

Но грянул 1917 год, и началась совсем другая жизнь. Благополучие сменила крайняя бедность. Балет появился в жизни Игоря случайно. Его отец увидел уличную драку. Вернувшись домой, рассказал о ней 14-летнему сыну и заявил, что завтра же запишет его в… балетную школу, чтобы уберечь от дурного влияния. Заодно у него выработается правильная осанка и манера держаться.

Отец отвел Игоря в балетную студию бывшей балерины Большого театра В. Мосоловой, находившуюся недалеко от их дома. Спустя два-три месяца после начала занятий преподавательница отвела Игоря в Государственную балетную школу Большого театра. Игорь вступительный экзамен сдал, и в 1924 году после окончания балетной школы был принят в труппу Большого театра. На первую зарплату смог купил чайник. Мама очень обрадовалась – они давно уже кипятили воду в том, что протекал.С 1931 года — солист. Уже в 1930 году начал работать как балетмейстер.

В главном театре страны Моисееву прочили большое будущее, и он оправдывал надежды. Однако театр – это не только храм Мельпомены, где царит высокое искусство, но и скопище интриг, закулисных сплетен, тлеющая зависть. Моисеев был порывист, горяч, ввязался в разборку. И – был изгнан из театра.

Однако со своей участью не смирился и пошел жаловаться самому наркому просвещения Анатолию Луначарскому. Тот выслушал молодого человека, и на следующий день его восстановили в Большом. Моисеев, видно, вызывал доверие. Луначарский почувствовал симпатию к артисту и стал приглашать его к себе на знаменитые «четверги». Здесь протекала совсем иная жизнь: в роскошном жилище пламенного большевика Моисеев познакомился с поэтом Владимиром Маяковским, французским писателем Анри Барбюсом, режиссером Александром Таировым, другими знаменитостями. Они вкушали яства, обсуждали вопросы искусства, поигрывали в бильярд.

Хотя в Большой он вернулся, ролей ему не давали. «Мой творческий простой длился более года, – вспоминал Игорь Александрович. – Даже коробка с гримом, которую выдают артисту в начале сезона, оказалась у меня нераспечатанной. Для молодого артиста, уже ставшего солистом театра, положение было невыносимым. Я ежедневно приходил в театр, выполнял со всеми класс и после этого оказывался свободным».

Неожиданно повезло – партнер известной балерины Екатерины Гельцер Иван Смольцов сорвал себе спину, вздымая в воздух изрядно полноватую приму. Тогда ей кто-то посоветовал: «Попробуйте Моисеева. Молод, здоров». Разумеется, он был рад: танцевать с примой – великая честь, но… Дуэт получался не очень складный. Моисеев сам об этом рассказывал так: «Однажды, помню, шла "Вакханалия" Сен-Санса – я подхватываю Гельцер на руки, начинаю кружить, кружить, кружить и у меня уже перепуталось все – где зал, где задник, я бегу прямо на темные кулисы, а сзади них – стена, и с разбега я ее брякаю об стену. У меня было впечатление, что я Гельцер если не убил, то уж точно искалечил. Чувствую себя ужасно виноватым, начинаем мы ее обдувать, положили на диван, она немножко полежала, потом открывает один глаз и говорит: "Об этом никому ни слова". И никаких упреков…»

Тем не менее Моисееву стали давать новые роли. Но он вдруг почувствовал, что это ему неинтересно. Хотелось ставить танцы самому, быть режиссером, художником. Вскоре так и произошло. Дебют в новом качестве оказался удачным. Моисеев поставил балет «Футболист», который прошел с успехом. Потом поработал над танцами в спектакле «Принцесса Турандот», затем – в «Кармен».

***
То, что делал Моисеев, нравилось зрителям и начальству Большого. Но идеи молодого хореографа уже простирались дальше – он мечтал создать целый ансамбль народного танца. И написал письмо с таким предложением председателю Совета народных комиссаров Вячеславу Молотову. Тому идея понравилась, он наложил резолюцию: «Предложение хорошее. Поручить автору его реализовать». Но в этой благосклонности таилась и скрытая угроза: не справишься – пощады не жди…

К счастью, у Моисеева все получилось – в СССР появился первый в мире ансамбль, занимавшийся художественной интерпретацией танцевального фольклора народов мира.
«Я не вижу более праздничного, жизнелюбивого вида искусства, чем народный танец, – говорил Моисеев. – Он румянит щеки, зажигает кровь мышечной радостью. У народного танца нет служебного хореографа, он рождается из окружающей среды. Мы не коллекционеры танцев и не накалываем их, как бабочек, на булавку. Мы подходим к народному танцу как к материалу для творчества, не скрывая своего авторства».

Впрочем, некоторые считали, что Моисеев «ушел в народ» не только из-за привлекательности национальных танцев. Ставить классические балеты в Советском Союзе было небезопасно. Зоркие и чуткие большевистские критики могли уловить в музыкальных аккордах и танцевальных па тлетворный буржуазный дух или что-нибудь в этом роде.

По приказу «сверху» Моисеев стал режиссировать и физкультурные парады на Красной площади. Главному зрителю – Сталину они пришлись по вкусу, и он пожелал, чтобы тот ставил их и впредь. Вождь разбирался в искусстве и знал в нем толк. И потому берег ансамбль и его художественного руководителя. Моисеева – признак высочайшей благосклонности генералиссимуса – начали приглашать на торжества в Кремле.

«На кремлевских банкетах мимоходом решались проблемы, казавшиеся делом многих лет – вспоминал Моисеев. – Как-то за несколько месяцев до войны в Кремле проходил очередной банкет. Сидя за столом, я почувствовал, что кто-то положил мне на плечо руку. Все замерли.
– Ну, как дела?
За моей спиной стоял Сталин. По молодости или по незнанию я не испытал в тот момент страха, но трепет, конечно, почувствовал.
– Плохо, Иосиф Виссарионович, дела.
– А почему плохо?
– Нет помещения. Например, «Подмосковную лирику» я ставил на лестничной площадке.
Сталин нахмурился, сделал жест рукой – и как из-под земли перед ним вырос Щербаков, бывший тогда первым секретарем МК партии. Сталин, указывая на меня, сказал ему:
– У них нет помещения. Надо найти. Завтра доложишь.
Повернулся и ушел.
На следующий день Щербаков вызвал меня к себе. Подвел к карте Москвы, которая висела у него за спиной, и предложил: «Выбирайте». Так незадолго до войны мы въехали в помещение Концертного зала имени П.И. Чайковского».

Сам Моисеев никогда не стремился попасть в число приближенных к власти – ни в эпоху Сталина, ни во времена других советских правителей. Но он мог радоваться тому, что теперь никто не вмешивался в его работу. Единственное, на чем многократно настаивали чиновники высокого ранга – чтобы он вступил в партию. Их аргумент всегда был одним и тем же: «Беспартийный не имеет права руководить коллективом». На этот аргумент Моисеев отвечал своим: «А создавать ансамбль и работать с ним я имею право?» Был у него и другой довод: "Я верю в Бога и не хочу, чтобы вы меня за это прорабатывали на своих собраниях".

Его выручало то, что он стал необходим. И высшему руководству страны, поскольку ансамбль Моисеева был визитной карточкой Советского Союза за рубежом, и зрителям, которые наслаждались высоким искусством. По собственным словам, Игорь Александрович действовал по принципу: поближе к кухне, подальше от начальства. Но «кухней» для него были не деньги, не блага, не ордена, а работа. Он трудился постоянно, непрерывно – всегда.

Он часто повторял, что живет по принципу древнекитайского философа Лао Цзы: «Созидай, но не обладай, трудись, не ища выгоды, добивайся цели, но не гордись». Его жена, Ирина Алексеевна, вспоминала: «Он даже спал, шевеля ногами во сне, – все время ставил и репетировал».

Танцоры его уважали и опасались. Когда он входил в зал, все мгновенно вскакивали и с трепетом ждали указаний. Артистов он никогда не хвалил, даже после грандиозных концертов. В его ансамбле не было солистов – каждый мог заменить каждого. «У нас все равны – и в классе, и на сцене, – говорил он. – В одном танце можно солировать, а в другом – стоять в кордебалете. Как в большой семье».

Однако при всей твердости и непреклонности нрава, Игорь Александрович не считал себя жестким. «Я – строгий», – поправлял он. И уточнял: «Не только по отношению к танцорам, но и к себе».

Он постоянно держал форму. Когда ему было без двух лет девяносто – всего Моисеев прожил 101 год с лишним, – он не только рассказывал, как и что надо делать, но и показывал движения под музыку. Иногда танцоры, моложе его на десятки лет, говорили, что выполнить, им предписанное, невозможно, и тогда почти 90-летний патриарх с ловкостью сам показывал это "невыполнимое" движение. 

Главный принцип Моисеева: «Неизбежное встречай достойно». Хотя крупных неприятностей у него не бывало, провалов его ансамбль не испытал. Зато побед, триумфов, восторженных оценок прессы было сколько угодно. Секрет успеха был в том, что мэтр к этому успеху не привыкал. Всегда волновался, терзался, был недовольным собой и артистами.

При Моисееве ансамбль народного танца побывал в шестидесяти странах мира. Он с улыбкой рассказывал, что однажды за границей критики затеяли спор. Одни писали: «Русские были вынуждены так хорошо танцевать, потому что иначе их бы сослали в Сибирь». Другие вздумали, что танцоры – натренированные сотрудники КГБ. Но им резонно возражали: «Если чекисты так танцуют, то как же должны танцевать настоящие артисты?!»

Ансамбль благодарили по-разному: овациями, цветами, звучными комплиментами. Но были и совершенно необычные. После спектакля в Нью-Йорке к Моисееву подошла красивая, со вкусом одетая женщина и попросила разрешения поцеловать его руку. Он удивился, но согласился. Получив поцелуй, Моисеев спросил у женщины ее имя. Она ответила: «Марлен Дитрих».

***
Впервые Игорь Александрович женился на приме-балерине Большого театра Подгорецкой Нине Борисовне. Их семейное счастье продлилось недолго. Несмотря на то что в 1940 г. артист женился на другой, первая супруга оставалась солисткой ансамбля народного танца до 1951 г. Второй женой Моисеева стала артистка балета Зейферт Тамара Алексеевна. У них родилась дочь Ольга, которая пошла по стопам родителей.

Но настоящее счастье в личной жизни Игорь Александрович обрел лишь в третьем браке, с Чагадаевой Ириной Алексеевной. Они поженились в 1974 г. С Ириной они встретились ещё в то время, когда ей было всего 16 лет, а Игорь Моисеев уже отпраздновал 35-летие. Однако до начала их совместной жизни должно было пройти ещё три с лишним десятилетия, ведь оба были несвободны. Много лет спустя Игорь Моисеев скажет о том, что всё серьёзное в его жизни началось с момента женитьбы на Ирине Алексеевне.
Моисеев писал: "Мое счастье, что рядом – жена… Самое дорогое, что у меня есть... Конечно, я знал немало женщин, но никогда ни за кем не ухаживал - они сами ко мне подходили... С некоторыми из них получались романы, но все серьезное в моей жизни началось с женитьбы на Ируше. Она для меня единственная, других у меня нет. Даже в воспоминаниях". Они прожили вместе больше 40 лет и всё это время держались за руки, стараясь не расставаться ни на минуту.

***
Когда отмечали 90-летие мастера, коллеги уточнили: «Можно прийти к вам на 95-летие?». Он засмеялся: «Всех приглашаю на столетие». Когда его спросили, достиг ли он всего, о чем мечтал, то мэтр сделал большие глаза: «Конечно, нет! Что-то надо закончить, а за что-то еще даже не принимался. Планов много, и отдыхать пока рано». В 1996 году увидела свет его автобиографическая книга «Я вспоминаю… Гастроль длиною в жизнь».

А когда ему исполнилось сто лет, худрук и директор ансамбля Елена Щербакова задала вопрос: «105 будем отмечать?». Моисеев ответил: «Нет, милая, я устал, еще годик, может, чуть больше...» Так и сложилось - прожил год и девять месяцев. Чувствовал свой уход и очень волновался за ансамбль.

Игорь Александрович работал с коллективом до самого ухода. Уже совсем слабый, в больничной палате, смотрел репетиции, записанные на видео, и давал рекомендации.

Смерти он не боялся. Тревожило другое – на кого оставить ансамбль, в который вложил семь десятилетий своей жизни: «Меня спрашивают: почему вы не воспитали себе наследника? Мне приходится прибегать к таким, может быть, дерзким примерам: "А почему Пушкин не воспитал себе наследника? Почему Лев Толстой не воспитал?" Талант не наследуется. Талант питается собственными усилиями. Он ни в коем случае не должен быть похож на того, кто был до него. Он должен быть самим собой…»

Скончался Игорь Моисеев 2 ноября 2007 года в Москве, на 102-м году жизни, от осложнений гипертонической болезни и ишемической болезни сердца. Похоронен на Новодевичьем кладбище.

Сегодня в репертуаре Государственного академического ансамбля народного танца имени Игоря Моисеева – много постановок гениального хореографа. Да и он сам, Игорь Александрович, неотрывно наблюдает за репетициями с портрета. И артисты, как прежде, под его взглядом робеют. Сделав неловкое движение, замирают, словно боясь услышать критическое замечание великого мэтра...