Сад Святого Антонио

     Артур вышел из отеля и вдохнул влажный южный воздух. Пахло близким морем и чем-то сладким, терпким, легким, чем всегда отдавал воздух в этом городе. Последний раз Артур был здесь года четыре назад. Многое изменилось с тех пор, - а аромат этого города оставался неизменным. Было в нем какое-то обещание, предвкушение чего-то значительного, что непременно случится с тобою – и  именно здесь. И хотя ты знал, что жизнь твоя будет естественно идти  своим чередом, и через несколько дней ты уедешь отсюда –  все равно где-то в глубине твоего существа что-то отзывалось и радовалось, и ждало… и ты уезжал, не понимая до конца – произошло ли это с тобой или нет, унося свое проснувшееся ожидание, которое медленно стихало, по мере того, как память удалялась от этого места.
     Узенькая улочка, где находился его отель, вывела его на набережную. В этом месте все улицы, начинающиеся от маленьких круглых площадей с  невысокими барочными церквушками, непременно выходили к морю. Море обступило город с трех сторон. И как же это было здорово – вынырнув из сумрачной северной зимы, подставить лицо под бархатное тепло утреннего солнца и ощутить свежий, солоноватый привкус легкого ветра, веявшего оттуда! Артур почувствовал себя счастливым. Главное – он знал, куда он направляется, и знал – зачем. И ветер подгонял его.
     Он дошел до остановки автобуса и стал ждать. В это раннее утро на остановке было, кроме него, человека три. Туристы, иностранцы. Автобус подъехал быстро, Артур купил билет на весь день и сел у окна.
     Дорога была хорошо знакома ему. С его последнего посещения разве что прибавилось несколько отелей на набережной. Местные жители селились где-то в глубинке, дальше от моря, а практически все пространство у набережной и в центре было отдано туристам. Таким город был всегда, сколько Артур его помнил; таким он и остался.
     Автобус не торопясь продвигался по узким улочкам. Он миновал несколько средневековых арок, пятисотлетнюю стену полуразрушенной крепости, парк, примыкающий к ней. Артур с удовольствием смотрел на зеленую траву, расцветающие деревья. Потом автобус въехал в центр, мимо площади, покрытой булыжником, мимо собора с часами, которые всегда показывали неправильное время (дабы скрыть от дьявола время начала мессы) и, наконец, причалил к автостанции. Здесь нужно было пересесть на другой маршрут.
     Артур вышел из автобуса. Ему пришлось надеть темные очки, так сильно в глаза ударило солнце. Он подошел к рядам остановок и начал искать нужную. Это было просто: в этом городе все указатели были на местном и английском языках.
     Нужный ему автобус уже ждал. Артур сел у окна и задумался, сколько же раз он здесь бывал. Впервые он попал в город лет пятнадцать назад. Его привезла сюда мать. Когда-то в молодости она тут училась, потом работала, а после, уже перебравшись на север, к отцу, часто возвращалась  сюда   на какие-то конференции, а то и просто – в отпуск. И Артур еще маленьким ездил с ней.
     Автобус тронулся и медленно поехал по бесконечно знакомому Артуру маршруту. Скоро они должны были проехать  университет, где работала когда-то его мать.  Да, вот он – островерхая крыша видна издалека.  Удивительно,  - подумал Артур, - как же здесь все незыблемо.  Когда он был маленьким, город казался целой вселенной. Мать рассказывала Артуру его историю. С момента своего рождения город постоянно переходил из рук в руки. Каждый новый захватчик начинал отстраивать его по-своему. И теперь город хранил отпечаток, кажется, всех существовавших империй и княжеств. Все стили архитектуры смешались в нем. Смешались и языки, и народы. Впрочем, сколько Артур его помнил, город больше состоял из туристов. И основным языком был английский.
     Автобус миновал Университет, и Артур отметил, что кое-что все же изменилось. Пространство ощутимо уменьшилось. Раньше ему казалось, что расстояния между станциями были больше, замки – выше. Университетский парк, где он ждал когда-то мать, был огромной площадкой для игр. А сейчас они проехали его за секунду, и Артур успел заметить, что парк этот – всего лишь несколько рядов  чахлых деревьев. А ведь когда-то он бродил там и воевал с воображаемыми отрядами гномов… С деревьями в городе вообще было не густо. Он больше был каменным, неровным, построенном на холмах.  Яркое солнце выжигало буйную растительность. Говорят, правда, вспомнил Артур, что когда-то в этих местах были леса. Водились олени и даже – по легендам – маленькие слоны…  Но потом всех зверей истребили рыцари-охотники. Их, в свою очередь, прогнали воинственные сарацины. Потом пришел черед крестоносцев. Город отстраивался как могучая крепость и в период своего расцвета  был воинственно прекрасен. Потом он начал стареть, и травы проросли сквозь крепостные валы, а из пушек стреляли только по праздникам. Местное население покинуло побережье, а город заполонили туристы, антиквары и любители истории. Вот как его мать.
     Кстати, подумал Артур, а ведь отец не любил этого места. Он здесь практически не бывал.  Причем мать  всегда брала Артура с собою, - одну отец ее не отпускал. Когда он заболел, мать и вовсе перестала сюда ездить. Уже в последние недели жизни отца, когда он не выходил из больницы, мать подолгу сидела с ним. Как-то Артур застал конец их странного разговора. Отец, еле-еле ворочая языком, все пытался выразить свою мысль. Ему было трудно. Наконец, они смогли разобрать:
- Теперь ты можешь… теперь ты можешь, - говорил отец, обращаясь к матери, - туда… И он показывал глазами куда-то в сторону окна.
- Я никогда не поеду туда, - спокойно ответила мать. – Ты же знаешь. Никогда.
     Он слабо улыбнулся и закрыл глаза. Она держала его за руку.
- Это вы о чем? – спросил Артур.
- Да… - мать махнула другой рукой, не отводя от отца взгляда. – Так, о своем.
     И только недавно, собираясь в Италию и обмолвившись об этом матери, он услышал:
- А ты можешь… заехать в места твоего детства? Я тебя очень прошу. Я, понимаешь, папе обещала, что сама туда не поеду. Это так, наша с ним история. Но если сможешь, пожалуйста, съезди обязательно. Это ведь недалеко.
     И так неожиданно оказалось, что самолет Артура  летел с пересадкой в этом городе. И он почувствовал, что ему нужно, обязательно, просто необходимо  заехать в это место. Особенно – в то любимое место, где они с матерью всегда проводили часы,  где она рассказывала ему странные сказочные истории, то ли выдуманные ею, то ли вычитанные в тех старинных исторических манускриптах, расшифровкой которых она занималась. Это было единственное место, где росли гигантские, причудливой формы деревья, свезенные сюда со всего света. И они с матерью садились под сводами этих деревьев, и Артур рисовал, читал или слушал, а мать почему-то никогда не читала. Она или беседовала с ним, или просто сидела и улыбалась, словно вспоминая что-то…
     - Сад Святого Антонио, - высветилась бегущая строка автобусного табло. Да Артур и сам знал. Он легко узнал бы это место в любое время суток.
     Он спрыгнул с подножки автобуса и поспешил к ажурным черным воротам. Дорога  сделалась легкой, словно с каждым шагом Артур становился все младше. Когда-то он бежал сюда вприпрыжку. Здесь так хорошо бывало думать, словно, заходя за ворота, ты попадал в очищенную от посторонних шумов атмосферу.  И проходя через входную арку, Артур вдруг вспомнил, что именно здесь он решил, кем он станет: архитектором. Именно здесь. И сейчас, когда его направили в Италию на стажировку, когда он начинал, кажется, нащупывать свой стиль и понимать, что, собственно, он любит и умеет делать, – сейчас ему особенно хотелось попасть сюда. Может быть, чтобы  завершить какой-то важный этап в своей жизни, сказать  кому-то «Спасибо»? Сверить свои внутренние часы – правильно ли я поступил, туда ли я иду?
     Артур тряхнул кудрявой головой и двинулся вглубь сада.  А ведь есть еще одна причина, - подумал он, - почему я приехал сюда. Время… мне нужно время, чтобы решить.  Италия или… или Элина.
     Эта мысль резанула, потому что он старался не думать, как-то отодвинуть тот момент, когда придется все-таки думать и выбирать. И в любом случае, как ни выбирай, он будет  не прав. Нет здесь верного решения. Италия – это то, о чем он мечтал. Это его будущее. Профессор Фераллини, который никогда не брал учеников, но вот его неожиданно  согласился взять.  Причем сам нашел его. Когда-то они были знакомы с его матерью, Артур знал это. И все же он верил – это был лишь повод, чтобы Франческо Фераллини мог бросить взгляд на работы Артура. И если б эти работы были посредственными, никогда бы Фераллини не сказал ему: «Мальчик, у тебя есть будущее. Тебе стоит ко мне приехать». Артур был счастлив. Это дорогого стоило.
     И все же… Элине там, в Италии, делать было нечего. А надолго ли продлятся их отношения – через несколько стран, с перелетами, краткими встречами и разве что бесконечными разговорами по скайпу? Сначала они будут ждать этих разговоров, и будет так много, о чем сказать, а потом, потом… останется ли  то хрупкое, нежное, что существует между ними, что так легко потерять, и неизвестно, как жить после этого?
     Главное, что Элина его не упрекала. Если б она стала выяснять отношения, требовать, было бы не так больно.  Когда он собрался с духом и рассказал ей о приглашении, она только сказала тихо: «Ну, что ж… Решай». И только в глазах ее была такая грусть… А когда она, кивнув напоследок, уходила после этого разговора, и он смотрел ей вслед, он вдруг пронзительно ясно понял, что вот, может быть, уходит его самая большая любовь… И не будет больше никогда такого ясного чувства, такого родства, такого ощущения таинства происходящего. А ведь от думал, что, возможно, им с Элиной удастся создать такие же отношения, какие хранили его родители…
     Ему было, с чем сравнивать. У большинства его друзей родители жили отдельно. И даже те, кому удалось остаться семьей, в основном, жили обособленно, каждый – своими интересами, пересекающимися лишь в том, что касалось детей и быта. А вот отношениям своих родителей Артур невольно завидовал. Когда он видел, какими глазами отец смотрел на его мать  - до самого последнего часа его жизни, и как она улыбалась ему в ответ, он понимал, что это значит – быть вместе до конца, и в горе, и в радости… Они очень любили друг друга. Конечно, они любили и  детей – его и родившуюся значительно позже сестру, - но у них была и какая-то своя история, никак не связанная с детьми. Только их, личная. И Артур завидовал им и мечтал, что когда-нибудь он будет смотреть на свою любимую такими же глазами, невзирая на прожитые годы, на старость, которая не красит ни лицо, ни характер. Он знал, что возможно любить безмерной, всепрощающей любовью, на примере своих родителей. И он верил, что такая любовь может ожидать их с Элиной. Тем более, что она, - он давно понял это, - была неуловима похожа на его мать. Та же легкость  и  грустинка в глазах, и постоянное ощущение недосказанности. Будто она понимает и чувствует гораздо больше, чем выражает словами.  Вот и в ответ на его мечты и планы, она не стала его корить, а только предложила подумать. «Решай сам».
     И теперь он ехал в Италию, чтобы решить. Договариваться с Фераллини о двухлетней стажировке, о работе, или погостить и отправляться обратно. Маленький город по пути в Италию был для него местом, где можно на миг передохнуть и отвлечься. Вспомнить свое детство, родные когда-то места. Или наоборот, - подумал вдруг Артур, - наоборот, прийти к решению.
     Сад был необычным – это было что-то вроде маленького паркового заповедника. Длинные, толстоствольные деревья, вокруг которых вились тонкие лианы, выстроились вдоль отделанных мрамором дорожек, ведущих  к высокому, в мавританском стиле, зданию старого дворца. Сейчас в этом дворце никто не жил, - там ютилась маленькая часовня – «Шапель», да было несколько музеев-выставок. Жилые постройки дворца были окружены каменными террасами с длинными переходами и внутренними двориками, ограниченными рядом мраморных колонн. Когда – вот как сейчас – светило солнце, и его лучи, мягко проходя через тенистые древесные своды, падали на розовый мрамор – казалось, что дворец улыбается.
     Артур сначала побродил по саду-парку. Он был абсолютно строго симметричен, с четырьмя боковыми фонтанами и большим фонтаном посередине. Вокруг каждого фонтана раскинулся свой мини-садик. Артура когда-то восхитила эта симметрия, расходящиеся дорожки, замысловатые, но опять же симметрично расположенные фигуры, в которые сгруппированы деревья этого диковинного сада. Каждому фонтану он придумал свое имя. Пока мать сидела на скамейке во внутреннем дворике, он перебегал от одного фонтана к другому. Каждое место населяли свои жители. Он придумывал  их приключения, то сражался на стороне одних, то – других. Почему-то ему никогда не было здесь скучно. Тут так легко сочинялись разные истории… И сейчас он с удовольствием прошелся по всем  местам своих детских путешествий. Да, они стали маленькими, эти места. Но все равно такими навсегда милыми остались они!
     Наконец, он приблизился к любимому месту своей матери – внутреннему дворику дворца. Птицы, облюбовавшие сад, пели, когда он входил под изящную мраморную арку. Он остановился и потом, как и его мать, присел на скамейку возле  фонтана. Справа протянулись колонны каменных террас. Слева – стена. Перед ним, за легким силуэтом фонтана – темные полукруглые окна когда-то жилых построек. Сейчас здесь никто не жил, и никогда Артур там не был. Легкий ветер коснулся его щеки. И вдруг Артур удивительно ясно почувствовал себя снова ребенком, присевшим на краешек этого тенистого сада, на краешек огромного мира, целой вселенной, наполненной жизнью, подчиняющейся неподвластным уму законам, которые могла выразить – отчасти – музыка, да еще, может быть, его любимая архитектура…

- Смотри, Маркиза, - Владеница кивнула в сторону высокого сводчатого окна.
- Где?
- Да вот же,  вот… приглядись… Видишь?
     Маркиза вгляделась. С другой стороны окна, сквозь мрак, в маленьком оазисе солнечного света  еле заметно проглядывал расплывчатый силуэт молодого человека.
- А, и в самом деле…Удивительно… Кто это?
- Это? Это сын нашей Яны… Яны Парето.
- Той, которая… осталась?
- Да. Той самой. Она иногда тоже приходила сюда.
Они обернулись, потому что кто-то чуть слышно и стремительно подошел к ним сзади и, обняв за плечи, сказал:
- Вы что-то не торопитесь лететь… Ветер-то переменится скоро!
Маркиза улыбнулась и положила ему голову на плечо, и сказала мягко:
- Это сын Яны Парето, Сакира.
 - Правда? – спросил Сакира  изменившимся голосом.
И обратился уже к Владенице:
- А ты можешь чуть-чуть подсветить звуком… на пару тонов?
- Можно попробовать, - ответила Владеница.
     Они прислушались к мелодии, звучащей в их внутренних струнах. Но все, что они смогли уловить в ответ – только легкую вибрацию, даже не звук, а преддверие звука, еле-еле пробивающееся в ответ на их собственную музыку.
- Он нас почти не слышит, - наконец, признала Владеница. – Не успевает услышать. Время… слишком медленное там время.
     Они замолчали. Они знали, что время – это живая  субстанция, стремящаяся то ввысь, то вниз, изгибающаяся в водоворотах, ускользающая и переменчивая. Иногда его нужно сдерживать, иногда – подталкивать. Наверно, ничему труднее не  научиться, чем искусству чувствовать время и быть с ним в ладу.
     Но в  мире с другой стороны окна, где живет сын Яны Парето, время -  чудовищная сила. Всей  мощью своей  волны оно падает на людей, отбирая разум, волю и память, обтачивая тела и души. Его движение неумолимо.
    И им нужно спешить.
- Пошли, - потянул их Сакира. – Он не Яна, он нас и впрямь почти не слышит. А ветер крепчает. Нужно лететь.
      Маркиза вздохнула и последовала  за ним. Легко скользя по  длинной сумрачной анфиладе, навстречу ветру, она тихонько спросила:
- Сакира, а что случилось с Яной? Почему она не полетела с нами, ты не помнишь?
- Там было все непросто. У нее был роман… с одним человеком, он тоже крутился  с Летающими людьми из группы Макгуайера. Но он не летал. И у них должен был родиться ребенок. Ну, и она осталась с ним.
- Жаль. Как жаль. Интересно… они все еще вместе?
     Сакира пожал плечами.
- Кто может знать?  Я только знаю, что пару раз она приходила к окну…  Давай уже готовиться к полету, Малыш.
  Ветер ударил в лицо Маркизе. Она посмотрела вдаль – туда, где в бесконечной ночи вызвездился тракт – звездная дорога. По ней им и лететь. И надо спешить, потому что где-то за невидимым отсюда горизонтом, в районе Туманного Лебедя, ее друзья держат оборону, защищая рассвет  маленькой одинокой звезды, и им нужна помощь. Маркиза подняла глаза навстречу ждущей ее дали и подумала одно: надо успеть. Они втроем взялись за руки. Маркиза  отпустила свою струну, и музыка полилась,  поднимая ее к звездам. Но перед тем, как оторваться от земли, она вдруг подумала о Яне Парето: как она сидит с другой стороны окна и слушает, слушает музыку внутри себя, ждет ответа. Просто  сидит у окна.
     А потом звездный ветер захватил ее, и она уже не думала о Яне Парето – впереди была ночь, и ночь позади них мерцала, растворяясь в музыке, и где-то вдали начинала  всходить звезда, к которой нужно успеть долететь до рассвета.

  Артур поднялся со скамейки. Что-то словно сказало ему: все, достаточно. Надо возвращаться.
  Он вышел из внутреннего дворика, пересек парк и миновал входную арку.   Дорога обратно показалась короче. Может быть, потому, что Артур уже не смотрел ни на крепостные стены, ни на парки, ни на узкие улочки.  Он думал о том, как же трудно бывает выбирать, если знаешь, что путь твой необратим.  Он вспомнил свою мать, как она сидела во внутреннем дворике, глядя на окна старого дворца напротив.
- Что ты там высматриваешь, мам?
- Да так… Вспоминаю своих друзей. Самых-самых любимых.
 Кого она вспоминала, о ком думала? Только сейчас Артуру пришло на ум, что она никогда и нигде больше не говорила об этом, а ему не приходило в голову ее спрашивать. 
«Это перепутье дорог, - подумал Артур, - такое странное перепутье  в этом Саду Святого Антонио.  Здесь оно настигло мою мать, а теперь и я пришел сюда». Что-то подсказало ему, что так оно и есть. Дороги сходились и расходились в этом месте, кого-то соединяя, а кого-то, наоборот, разводя далеко друг от друга.
И еще одно странное чувство не покидало его. Оно появилось, пока он сидел у фонтана, во дворике старого дворца,  и  не оставляло его всю дорогу.  Странное чувство утраты. Сначала ему показалось, что оно связано с его личным выбором. Но нет, прислушавшись к себе, Артур понял, что это не так, дело в чем-то другом. И все время,  пока он ехал обратно и шел пешком по извилистой улице от моря,  и открывал ключом дверь  своей комнаты, все это время он думал, вспоминал и не мог понять,  что же такое он незаметно и навсегда потерял сегодняшним солнечным утром.