Собаки в моей жизни

   Так мир устроен в биосфере. В пятидесятых годах, на них выпало моё детство, мне пришлось жить в Горно-Алтайске. До этого лета я жил с матерью в Дзержинске Горьковской области, где ходил в детский сад. Мать однажды писала письмо, и под конец приложила к листу мою ладошку и обвела карандашом по конуру кисти. Так я узнал, что у меня есть отец, которого я нашёл в сорок пять лет в Елизове в марте 1991года, возвращаясь из санатория. Летом пятидесятого года мать и я выходили из вагона в Бийске и нас встречал её папа, подполковник МВД, служивший в управлении Горно-Алтайска. Остальной путь от Бийска мы проделали на служебной эмке чёрного цвета. С этой поры и до самой смерти, и бабушка, и дедушка мне были настоящими мамой и папой. Я никогда не называл их бабушкой и дедушкой.
   Так я оказался в семье моей матери. Кроме меня были Вася, на семь лет старше меня, тогда он учился в школе, и с ним я спал в одной кровати в отдельной комнате, и Миша, младше меня на год.
   Мать оставила меня на попечение своих родителей, и я быстро привык к семье, и воспринял старших за маму и папу, а дядей за братьев. В марте 1951 года Агния Фёдоровна, мать моей матери родила дочь. По сию пору Миша и Нина относятся ко мне, как к брату.
   Потом, когда мать окончательно забрала меня к себе, я уже окончил четыре класса, но до конца не мог осознать, чей я, так как носил фамилию отца матери. В шестнадцать лет тайна открылась, когда мать дала мне свидетельство о рождении для получения паспорта, и я обрёл свою собственную фамилию по родному отцу.
   А тогда мой детский ум не терзала кочевая жизнь моей матери и её семьи. Мать то появлялась у родителей, то уезжала. Жила и работала вдали от меня.
   Однажды, когда мне исполнилось пять лет, мой день рождения выпал на Первомай, мама испекла сладкий пирог, она всегда готовила по праздникам, и пекла пироги. Вся семья в сборе за столом. Поздравления. И вот детей спрашивают:-Кем хочешь быть?
   Миша отвечает-Пожарным. Я же сказал-Конюхом. Все засмеялись. Это было в 1951-м году.
   Любовь к животным начиналась с лошадей. Мы жили в доме за забором Управления МВД по Горно-Алтайской автономной области. При управлении находилась конюшня и при ней коневоды. В горах патрулирование нарядами выполнялось конниками верхом.
   Подсобное хозяйство находилось в горах и во время уборки картофеля меня папа взял с собой в горы. Пока происходили приготовления к перевозке картошки я сидел у окна служебного помещения, и наблюдал за тем, что происходило на дворе. Напротив находился станок для коней, которых при мне подковывали. В горах только кованые копыта предохраняли лошадей от травмирования ног. Рядом у дерева на привязи стояли два коня под бричку, ещё не запряжённые. День был солнечный, жаркий. И на моих глазах кони упали. Солдаты быстро по команде сбежались, и стали поднимать коней. Впервые я наблюдал животных перенесших тепловой удар. Всё обошлось: кони прищли в себя, их запрягли в повозку, а меня посадили верхом в кавалерийское седло, и шагом тронулись в горы. По началу мне было боязно: лошади были породистые, рослые, и я боялся упасть, крепко держался руками за седло спереди. Страх миновал: конюх вёл под уздцы лошадь на подъём и мне было приятно, но когда дорога пошла под уклон, голова лошади и круп наклонились вперёд, я натерпелся: боялся упасть через голову коня. Тогда я не знал что надо при этом отклоняться назад самому.
   Потом в десять лет я освоил верховую езду в Яркееве, дядя Ганий, конюх, доверял мне водить лошадей на водопой и на выпас, я умел треножить лошадь самостоятельно. А вот племенного жеребца я боялся, и верховая езда на нём не доставляла мне удовольствие. Вороной был спокоен, пока один мальчишка не стал бросать камни в него, когда я возвращался с водопоя. Жеребец начал бить задними ногами, я еле удержался, а негодник, испугавшись убежал. Я любил красного коня, Борьку, он был спокоен, работяга. Помогая д.Ганию я научился запрягать, заводить в оглобли, прежде надев хомут на шею Борьки, подняв оглобли, устанавливать дугу, затягивать ремень чересседельника и хомута.
   Гружёные мешками с картошкой телеги под гору могли лошади не удержать, и потому коноводы стопорили задние колёса верёвками. Таким образом неподвижные колёла превращались в горный тормоз, и поезд с грузом без происшествий спустился с гор во двор Управления.
   С Ганием приходилось ездить и на возах со свеже скошенной травой, на неровностях полевой дороги и на косогорах запросто можно было опрокинуться.
   Как-то возвращаясь из Крыма на машине в девяностых годах под Орлом, увидел опрокинувшийся воз с сеном при выезде на дорогу. Я остановил машину, съехав на обочину, и помог вознице поставить телегу на колёса. Сено разгружать не пришлось.
   В 1952-м году, ещё при Сталине папу, Овчинникова Василия Григорьевича назначают начальником колонии в Кемеровскую область. При колонии-конезавод, разводил племенных рысаков. Какие это были лошади! Летом их запрягали в тарантас с кожаными сиденьями, зимой в санки. Мне так нравился запах пота от лошадей, больше, чем запах бензина от эмки. Бензин тогда был ароматическим.
   Я кочевал в семье матери вплоть до смерти Бабушки, моей настоящей мамы. Мать то забирала меня к себе, то отвозила к родителям, и это продолжалось до 1957-го года. Семь переездов за восемь лет в связи с ротацией папы по службе в МВД и даже после увольнения из органов на руководящих должностях в сельском хозяйстве директором машино-тракторной станции, заместителем директора совхоза, директором завода железо-бетонных конструкций.
   В детстве собаки меня не влекли. Всё случилось позднее. Школьное образование мне пришлось заканчивать в Чебаркуле, в седьмой по счёту школе. Мой товарищ, Саша Заев, подарил мне маленького щенка весной перед окончанием девятого класса. Когда щенок подрос, я стал его выпускать его на прогулку, благо было где с ним ходить. Жил я с матерью в Еловом при санатории, в котором она работала. Поблизости были дома отдыха и санаторий Кисегач. Все они располагались на берегах горных озёр, в окружении хвойных лесов Южного Урала. Ночевал Малыш в сарае, а днём бегал возле дома. Я брал его с собой по грибы, на озеро, где купался. Щенок превратился в небольшого гладкошёрстного пёсика и особых хлопот не доставлял. Приходя из школы, я находил Малыша возле дома. Он встречал меня, виляя хвостом. Никто из соседей не возражал, собак поблизости никто не держал, все были заняты на работе, никто в доме не скандалил.
   Однажды, приехав из школы я не увидел Малыша. Кто-то из соседей видел проезжавших живодёров-сабачников. В это время Малыш выбежал к дороге, и его застрелили. Труп я не обнаружил. По малозрелости выяснять детали происшествия мне на ум не пришло. Была ли такая служба в Чебаркуле, мне было неизвестно. Так закончился первый опыт моего собаководства...