Глава 5. Опера Хику

Издалека «Хику-Центр» напоминал нос огромного, светящегося огнями многопалубного парома, швартующегося к набережной Западного Куулуня. Но если приблизиться к зданию вплотную, то его скулы уже не кажутся монолитными бортами корабля, а, скорее, колышущимся на ветру алюминиевым занавесом. Из огромных пробоин-прорех струился яркий свет. Казалось, что люди, как мотыльки, не в силах противостоять притяжению его магии и пропадали в «чёрной дыре».

Милтон Ченг был поклонником кантонской оперы и обожал местную Гранд-оперу «Хику». Кем был господин Ченг? Китайцем, чей дед бежал вместе с остатками армии Чан Кайши на Тайвань, и чьи родители впоследствии перебрались в Гонконг. Тамошний протекторат Великобритании давал, по их мнению, больше гарантий безопасности от большого Китая. В общем, сколько Милтон помнил, его предки вечно бегали от коммунистов.

А начиная с 1997 года, пришлось нервничать и ему самому. Ведь он связал свою жизнь с англосаксонским миром, и связал очень прочно. Ченг получил юридическое образование в престижном Королевском колледже в Англии, возглавлял местный офис «Лейкерс МакКинли», вошёл в состав Исполнительного комитета. А недавно стали вырисовываться манящие перспективы дальнейшей карьеры, которые позволили бы ему переехать в Лондон или Нью-Йорк. Тогда Милтон Ченг смог бы окончательно успокоиться и смотреть новости «Би-Би-Си» об антикитайских студенческих волнениях в Гонконге с гораздо меньшим нервным трепетом. Во всяком случае, его судьба никак не зависела бы от амбициозных и непредсказуемых планов ЦК Компартии Китая.

«Но как же я буду скучать по кантонскому пению, – эта мысль, в последнее время особенно часто, крутилась в голове Милтона Ченга. – … И по Большой опере «Хику»!»

Он дружил с её директором, который держал для Ченга кресло в своей ложе. Несмотря на то, что смотреть спектакли приходилось с необычного ракурса, и музыка шла не так, как принято в традиционных театрах – из ямы перед сценой, а сбоку, Ченг любил «Хику» и дорожил знакомством с господином Фо Лунем.

«В конце концов, мой друг Милтон, – шутил он. – На всё – и на жизнь, и на её спектакли лучше смотреть со стороны. Кресло в директорской ложе – не самое худшее место на земле для созерцания».

«На всё, но не на экспансию Китая!» – не соглашался с ним Милтон.

Но вслух он этого никогда не произносил: эмигрантский ген тревожности прочно засел в его ДНК. Да и зачем делиться своими сокровенными планами? Их нужно реализовывать, и лучше в полной тайне.

Перед входом в здание Милтон намеревался отключить свой смартфон, чтобы ничто не могло отвлечь его от яркого и динамичного действа кантонского перфоманса. И он уже потянулся за телефоном в кармане пиджака, как пикнул сигнал мессенджера. Это было сообщение от управляющего трастом, полученное на личную симку. Ченг прочитал письмо и нахмурился. Он открыл рабочую почту на втором телефоне, но в ней новых мейлов не было. Последним было приглашение принять участие в конференции по венчурным инвестициям в Сингапуре, которое он прочитал в такси по пути сюда.

Господин Ченг, войдя внутрь «Хику-Центра», задрал голову вверх, чтобы насладиться зрелищем громадной люстры, ярко-красным, почти кровавым, пятном сидевшей на серебристом потолке. Выполнив свой ритуал и помолившись на удачу взобраться-таки на самую высокую корпоративную вершину, Милтон пошёл вправо по парапету, серпантином поднимавшемуся к висящей в центре сложной конструкции оперы.

«Как не вовремя! – досадовал Милтон, выключая-таки и «Самсунг», и «Айфон» и входя в ложу. – Теперь весь спектакль буду нервничать. Молчание Лондона странно».

Ченг увидел поднявшегося ему навстречу директора и несколько натянуто улыбнулся.

– У тебя всё в порядке? – поинтересовался Фо Лунь, заметив нервозность друга.
– Да, конечно. Обычная деловая суета, которая не отпускает на спектакле, – ответил Милтон.

Дирижёр прошёл через зрительный зал, затем вдоль всей сцены и поднялся по ступенькам слева от неё. Оркестр встал, приветствуя маэстро. Он кивнул, повернулся к зрителям, поклонился и, оставаясь спиной к музыкантам, после некоторой паузы неожиданно взмахнул палочкой. Это был его фирменный приём. Представление началось.

Загадочные маски и роскошные костюмы героев, их акробатические прыжки на зависть самому Нурееву, поединки кунг-фу с историческим оружием закружились в карнавале, не уступающем в своём неистовстве бразильскому. Удары в литавры, мелкая барабанная дробь держали Милтона Ченга в эйфории. И лишь пронзительный голос воина-хуаляня с головой дракона, внезапно оборвавшийся вместе с оркестром на самой высокой ноте, и наступившая затем тишина вывели Ченга из оцепенения. Он ощущал, что звук никуда не пропал, резонируя внутри его тела. Ченгу показалось, что сердечный ритм сбился на секунду. В воздухе висело неслышимое пиццикато, словно воин выпустил стрелу, а тетива продолжала свои вибрации. Милтон смотрел на замершую фигуру героя. Его рот оставался открытым, словно выкрикивающим боевой клич, а древко выброшенного вперёд копья продолжало дрожать. Милтон непроизвольно напряг слух, пытаясь услышать неслышимое. А мозг и тело чувствовали внутренние колебания. Было волнительно. Именно за такое физическое, не ограничиваясь одними эмоциями, погружение в сюжет он и обожал кантонскую оперу.

– Захватывает дух? – Фо Лунь заметил состояние друга.
– Даже сердце дрогнуло, – признался Ченг. – Что-то обрывается внутри.  Интересный эффект.
– Настоящая кантонская опера должна забираться под кожу, трясти твои внутренности и, словно колокол Ивана Грозного , раскалывать твой череп. А иначе получается вялая меланхолия от Вивальди. У Верди появление смерти не способно напугать. Два часа бродишь по сцене с ножом как обычный уголовник и ищешь, кого бы зарезать в финале.
– Воина в костюме дракона играет Си Фанг? – спросил Милтон.
– Нет, он уехал куда-то в Европу несколько месяцев назад. К сожалению, а, может быть, и к счастью. Его исполнение «звенящей жаворонком тетивы» было бесподобным. А «удар молота о наковальню» осязаемо бил под дых. Будто сверхновая взорвалась внутри тебя! Диапазон его голоса феноменальный: с самых низких нот до самых верхних. Он, словно лезвие копья, пробивал твою плоть, бился в такт с твоим пульсом, а ты, жертва, в этот момент висел, дрожа и умирая, на древке! – искренне восхищался мастерством певца директор.
– Сколько октав он может охватить? Четыре?
– Бери шире. Пять точно, а может, и все шесть!
– Не знал, что он уволился из твоего театра, – принял удивлённый вид Ченг. – А почему «к счастью»? С такими-то данными ему пора в Книгу рекордов «Гиннесса».
– Видишь ли, ему кто-то предложил выгодный контракт. Но это не главное. Актёры жаловались на недомогание, иногда возникавшее во время его пения. Как-то на репетиции одной солистке стало плохо, и она потеряла сознание. Хотя я склонен полагать, что виноваты её лишний вес и повышенное давление. Но, уехал и уехал. Всё равно я не мог удержать Си Фанга. Он получил большие деньги. А для игрока в казино, коим был Фанг, куш значит всё!
– Странная вещь звук… – произнёс Милтон, не комментируя неожиданный поворот в судьбе певца.
– Он ещё и опасен.
– Вот как?
– Потому что по частотам он может совпадать с жизненно важными физиологическими процессами: инфразвук с сердечным ритмом, а ультразвук – с нервными токами.
– Да ну? А ты знаешь, что русские запатентовали терапевтический метод под названием «Музыка мозга»? – спросил друга Ченг.

Тут директор, приложив палец ко рту, указал на сцену, мол, давай потом. Милтон же вспомнил про сообщение, полученное от управляющего трастом. Ченг посмотрел на часы. С начала спектакля уже прошёл час. Ченг снова начал нервничать.

Чтобы не привлекать к себе внимание, он вышел в фойе. Размышляя о странном воздействии музыки на человека, Милтон включил смартфон. На экране высветилась иконка с десятью пропущенными звонками, но сообщений из Лондона по-прежнему не было. Ченг нажал «Ответить на вызов» и услышал знакомый голос. Трасти с волнением рассказал о неожиданном визите в клинику «Шато Бальмонт» английского детектива и о том, что доктор Мартини спрашивает разрешение на свидание сыщика с пациентом.

«Удивительно, но члены Исполкома мне ничего не сообщают. Неужели, они считают, что демарш Эллис не требует срочных мер?» – думал Ченг, высчитывая разницу во времени с Лондоном.

Милтон Ченг набрал нужный номер сам.

– Мистер Литтл, вы знаете, что с Полом хочет увидеться некто Блэкуоттер? Почему Эллис вас не известила о том, что она наняла частного сыщика?

В трубке зазвучала торопливая английская речь. Дэйвид Литтл, вновь назначенный управляющий партнёр лондонского офиса «Лейкерс МакКинли» и глава глобального Комитета по разнообразию и инклюзивности, сбивчиво пояснил, что они не хотели понапрасну его беспокоить, пока сами не поговорят с миссис Доулинг. Встреча с ней назначена на пятницу, то есть уже через два дня. После неё будет понятно, что случилось, и нужно ли что-то предпринять. Кроме того, они заняты подготовкой общеевропейского собрания партнёров. Милтон согласился, что это весьма уважительная причина: проект такого масштаба мог поглотить все двадцать четыре часа, что были в сутках.

Ченг совсем забыл, что Литтл пригласил его в Дубай, в котором несколько лет назад был открыт офис «Лейкерс МакКинли». Приглашение было значимым также потому, что Исполком запланировал мероприятия по гендерному равенству, толерантности и инклюзивности, что для Ближнего Востока было в новинку. Милтон хотел продемонстрировать свою приверженность глобальным западным ценностям. Его дальнейшая карьера зависела от лояльности больше, чем от финансовых показателей офиса или целого азиатского региона. Милтон Ченг тут же отправил инструкции своему секретарю проверить его регистрацию на собрании и выкупить авиабилеты.

Прежде чем вернуться в ложу, Ченг достал конверт с временной сим-картой – той, что приобретают туристы, и вставил её в «Самсунг» – «Айфон» же оставался в кармане. В ожидании активации, Ченг выбирал, какой иероглиф будет правильно символизировать смысл сообщения. Наконец он нажал кнопку «Отправить».

И в неизвестном направлении улетел символ, похожий то ли на скошенную «пятёрку», то ли на разящий серп. Ченг находил в иероглифе силуэт летящего бойца кунг-фу. Чуть погодя, Милтон стукнул по-итальянски «si», вытащил симку из телефона и выбросил её в урну. Обретя некое внутреннее спокойствие, Ченг толкнул дверь в ложу.

На сцене шло сражение, за которым стоило последить.

***

День Энтони Блэкуоттера начался, как обычно, с совместного с миссис Грейс чаепития под шерри. Затем отзвонился Алан Шарп, который предупредил, что заедет в гости, но ненадолго.

Визит агента МИ-5, как представил своего друга Тони, был настоящим подарком для миссис Грейс. Котировки частного детектива в глазах соседки резко подскочили.

«Миссис Грейс, вам посчастливилось присутствовать на рандеву спецагента с источником! В жизни происходит именно так», – намекнул на что-то Блэкуоттер.

Миссис Грейс непонимающе переводила взгляд с Тони на Алана.

«Тот самый помпон!» – улыбнулся Шарп.

Друзья каламбурили, рассказывали миссис Грейс смешные истории о своей службе.

– Не провожай меня! – в какой-то момент Алан встал и вышел на улицу через калитку в палисаднике.

На прощание Шарп оставил у пепельницы сигарету, которую он не стал прикуривать.

Через некоторое время откланялась и миссис Грейс.

Блэкуоттер разломил фильтр и вытащил из него записку с именем лейтенанта Маттиаса Франца и номером телефона, начинавшегося с «+41».

Неожиданности продолжились. Сначала Эллис Доулинг отменила встречу, сославшись на непредвиденные обстоятельства. Затем позвонил доктор Мартини и поинтересовался, не планирует ли Тони визит в Монтрё. Им якобы есть, о чём поговорить.