Пастырь штрафбата

Комната была наполнена красным светом яркого заката. Красные закаты не редкость в Вертепске и его окрестностях. Город давно пользуется плохой репутацией среди многочисленного населения обширной территории бывшей Империи. Уж слишком тут было много странностей и необъяснимых случайностей. Про этот город ходили разные легенды. Одни глаголили, что все население этого городишки или знавалось с нечистой силой, или было этой нечистой силой само. Другие говорили о каком-то проклятье. Третьи объясняли всё наличием множества неосвященных кладбищ, языческих капищ и плохой аурой. Туристов было в городе крайне мало, несмотря на шикарную архитектуру города, построенную в стили готики и неоготики, так же в ансамбле города присутствовал ампир, но в меньшей степени. Город мог бы стать жемчужиной туристического бизнеса областного, а то и федерального, да и мирового масштаба, если бы не слухи.

– Дед, а дед! Расскажи Сережке про бой ваш, а то я ему говорю, а он не верит.

Около отдыхающего за чтением газеты пенсионера возникли два сорванца лет так десяти.

– Да не может такого быть.

– Так ребят, давайте по одному, а то вас, одновременно орущих, не поймешь.

– Деда, расскажи про тот бой в ущелье, про который ты мне рассказывал, а то Серега не верит.

– Не веришь Сергей?

– Простите, Прохор Александрович, но не верю. Слишком уж на сказку, или какой-то ужастик все это, со слов Вадьки, смахивает.

– Верю. Сам бы себе не поверил, если бы не пережил. Ну, уж если просите, то расскажу.

История эта, хоть и занятная, но долгая, так что присаживайтесь поудобней.



Произошло это во втором году большой имперской войны. Я до этого разведротой командовал, майором был. А к нам в часть политрука прислали. Старого то снарядом шальным накрыло. Тот мужиком был. Суровый конечно, но правильный. В личные дела не лез и занимался только тем, что ему положено, власть ни брал и дележом ее не занимался. А новый, как приехал, сразу начал свою власть устанавливать, под себя младших командиров гнуть. Да ладно бы честным словом и хорошими делами, но нет. В личные дела полез, в самое интимное руки свои засунул и давай там рыться. У кого жену фронтовую незаконную найдет, у кого родственников на оккупированной территории или не той национальности. Застращал и затерроризировал весь командный состав. Как с младшими закончил, принялся за середнячков. И вот приходит ко мне в землянку как-то раз. С бутылкой спирта, хлебом, с лучком, да селедочкой. И заводит разговор про жизнь, про службу ратную. Стакан, второй пропустили, и тут смотрю он начал в сторону нехорошую тянуть. Начал мне намекать, что моральные качества командира не должны ставиться под сомнение его подчиненными. Иначе они, дескать, в бою могут неправильно истолковать его приказ, и у них не будет уверенности в его стойкости и выдержки. И все это мне говорит краснолицый боров, который и врагов то видел пару раз за всю службу и то в тылу, в своем штабе, да связанных по рукам и ногам. И так он меня на путь истинный наставлял, что мне уже начало казаться, что это не я боевой майор разведки, а он, что это не у меня тридцать языков на счету, а у него. Но тут он перешагнул все мыслимые границы приличия, и решил мне напомнить, что мои родители были не имперскими подданными, и служили той стране, что сейчас одна из лидеров альянса. Вот тут я не выдержал и за грудки его взял. Ты, дескать, родителей моих покойных не касайся. Они еще до войны померли. Но это его не остановило, а даже раззадорило. И он начал высказывать теории и предположения, что у меня все так хорошо в рейдах получается, так как есть какой-то договор с вражеской стороной. Тут я не выдержал и врезал ему по морде. И все бы было хорошо, если бы этот боров не оказался на поверку худосочной барышней. От моего удара в нос, голова его дернулась и резко отскочила назад, сломав при этом его тонкие шейные позвонки. Мне потом следователь говорил, что это называется "эффектом хлыста". Военный трибунал прошел быстро и сурово. За убийство офицера мне должны были дать высшую меру социальной защиты, то есть расстрел. Но, учитывая мои заслуги на фронте, звание и все до этого полученные награды, разжаловали меня в лейтенанты и отправили командовать штрафбатом. Вот тут-то и начинается сказка, в которой я был как непосредственным участником, так и свидетелем всего происходящего.

Когда я прибыл в назначенное мне расположение, полковник внутренней службы, первым делом принялся узнавать, откуда я родом. В этом батальоне взвода по губерниям делили, чтоб вражды внутри подразделений не было. Да и с земелями всегда проще службу нести и штрафную лямку тянуть, чем с незнакомым человеком. Когда же полковник узнал, что я из Вертепска, то чуть не запрыгал от радости. Оказывается, Вертепский взвод у него уже как полгода без начальства ходит. Вот меня в тот взвод и быстрехонько направили. Взвод тот все стороной обходили. Никто не мог сказать ничего плохого про это воинское подразделение, вроде и хорошего масса, но все держались от него в стороне. Правда и солдаты этого взвода особого желания пообщаться с однополчанами не выявляли.

Я шел с вещмешком в расположение, когда мне на пути попались трое здоровенных бородатых мужиков в телогрейках и в армейских сапогах. Проходя мимо, они не отдали воинского приветствия, о чем я, остановившись, и высказал им.

– Товарищи солдаты, вы тут совсем расслабились? Приветствовать старшего по званию вас командир не учил? Или это уже убрали из устава?

Мужики уставились на меня как на боженьку, только что сошедшего с небес. Было видно, что они готовы исправиться, но что для этого делать, нужно не знали.

– Руку к голове прикладывать умеем, и говорить "Здравия желаю товарищ лейтенант"?

– А, ты об этом, товарищ? Так это мы завсегда, – сказал самый маленьких из них и сделал воинское приветствие. За ним повторили и остальные.

– Из какого взвода, бойцы?

– Вертепский, товарищ лейтенант, – ответил тот, кто заговорил первым.

– А эти двое, не говорят что ли?

– Говорят, но редко и мало. Наше дело воевать, а не лясы точить.

– Ну-ну, а вашего старшину как найти?

– А у вас к нему дело имеется? Или по поводу нашего воспитания решили с ним потолковать?

– А у вас во взводе все такие бородатые и любопытные?

– Бородатые все, а любопытных мало. Так насчет старшины то как?

– И по делу и по вашему воспитанию в частности. Я ваш новый командир взвода.

– Аааа… – выдохнул солдат, – тогда вам вон в ту сторону, – махнул он рукой, – там, около кухни был недавно.

– А у вас тут что, и полевая кухня имеется своя?

– Не, полевой не имеется. Это мы свою сами соорудили. Ту стряпню, что нам привозят, собаки есть не будут. Мы сами себя кормим.

– Понятно. А вы куда следуете?

– Да в соседний взвод. Там говорят, стоматолог служит бывший, а у нас зубы первоочередной инструмент.

– Вы ими что, колючую проволоку грызете что ли?

– Зачем же проволоку. Проволоку кусачками полагается.

– Ладно. Понятно. Отставить поход к стоматологу. Меня проводите до старшины, а там все видно будет.

– Никак нельзя товарищ лейтенант. Скоро альянсеры в атаку пойдут, и нам тогда тяжко будет.

– Ну, от больных зубов еще ни один человек не умирал.

– Человек может, и не умирал, а мы можем, – настаивал солдат.

И от его выражения лица и тона, я понял, что их лучше не останавливать, хотя бы до того времени, пока я не разберусь во внутренней политике и иерархии взвода.

– Ладно, я еще не в должности. Старшина знает?

– Естественно. Мы без разрешения с позиций ни ногой, мы ж не дезертиры там какие-то.

– Тогда шагом марш куда шли.

– Есть товарищ лейтенант! – второй раз они уже не забыли поднять руки в воинском приветствии, резко развернулись в унисон на каблуках и продолжили свой путь.

Старшину я действительно нашел около самопальной кухни. Три котла по пятьдесят литров на костре – вот все, что входило в эту кухню. Кроме старшины тут еще суетились два полуголых, несмотря на ноябрьский мороз, солдата.

– Товарищ старшина, – окликнул я, – подойдите ко мне, пожалуйста.

Старшина неторопливо поднял на меня глаза, оглядел с ног до головы и не торопясь, подошел.

– Здравия желаю, товарищ лейтенант.

Был старшина такой же, как и до этого встреченные солдаты. Огромен в плечах и бородат. Одет в таком же потрёпанный бушлат не уставного образца, и в валенки, вместо сапог.

– Здравия, товарищ старшина, я ваш новый взводный, – я протянул ему листок с назначением, – и хотел бы уточнить, где находиться расположение, где место дислокации и желал бы познакомиться с личным составом.

– Есть, товарищ лейтенант. Ваши распоряжения будут исполнены, с небольшими уточнениями.

– Это с какими уточнениями? – поднял я вопросительно бровь.

– Да сущие пустяки. У нас нет места расположения, мы днюем и ночуем в окопах. Так что с личным составом вы можете познакомиться или на самом месте нашей дислокации, или тут. Мы обедаем по очереди, так что за два раза и пообщаетесь.

– Да, все тут у вас не как у людей.

– Да вы присаживайтесь товарищ лейтенант, мясцо уже проварилось, сейчас покушаем, а там глядишь, и первая партия подвалит для знакомства с вами.

– А мясо то у вас откуда? Вроде штрафбаты мясом не снабжаются.

– Верно подмечено, товарищ лейтенант, штрафбаты мясом не снабжаются, но у нас тут свои снабженцы есть. Если бы не они, мы бы с голоду еще месяца два назад коньки отдали. А так ничего, держимся кое-как.

– Охотитесь что ли?

– Есть немного.

– А альянсеров не боитесь? Небось, стреляют?

– Да альянсеры людей ловят на мушку, а до больших собак им дела особого нет.

– О, как! А у вас есть специалисты, которые собак дрессируют?

– У нас тут все есть.

Разговор продолжался бы и дальше, но тут из окопов начали лезть солдаты на обед. Все они были бородаты. Все до одного.

– У вас что, весь взвод бородатый?

– Форма одежды у нас такая, – усмехнулся старшина, и нас накрыло земляными комьями.

– Альянсеры!

– Третий взвод занять позиции!

– Первый взвод занять позиции!

– Тьфу ты, – старшина поставил меня на ноги и отряхнул, – никогда спокойно пожрать не дадут. Идемте в окоп, товарищ лейтенант, держитесь рядом со мной. А после боя и познакомитесь с личным составом.

На нас шла пехота. Как всегда, под марш и слитным строем. Такое ощущение, что по-другому они начинать атаки не умеют попросту.

– Из пулеметов и автоматов зазря не палим! – раздался рев старшины. – Как строй разомкнут, ждать моей команды. За славой в атаку не лететь и далеко не забегать!

– Это вы к чему? – спросил я, не поняв смысл сказанного.

– Да не крикнешь лишний раз, все норовят, как встарь. Чем больше трупов, тем явственней победа. Все рвутся показать удаль молодецкую, да силушку задорную.

– А что в этом плохого?

– Как что, товарищ лейтенант? Сейчас, как в старину, не повоюешь. Сейчас не количество трупов на поле положенных исход сечи решают, а маневры и точная тактика вкупе со стратегией.

– Ну, это все понятно, но личную храбрость тоже нужно проявлять.

– Да была бы то храбрость, это одно. А то все больше дурость прет да азарт.

– Причем тут дурость?

– Сейчас сами увидите, только не пугайтесь шибко. Взвод! Пошли!

Альянсеры, разомкнув строй, не жалея патронов, ринулись на окопы штрафных батальонов.

И тут я в первый раз увидел это… В штаны я, конечно, не наложил, так как майору имперской гвардии, даже разжалованному до лейтенанта, пугаться чего-либо, кроме неодобрения его поступков начальством, не следует по уставу. Но зрелище, которое я смог лицезреть из окопа, удерживаемый рукой старшины, меня поразило до чрезвычайности с долей дрожания членов организма. А спрашивается, кого не удивит до крайности, когда бородатый мужик с автоматом вылезает из окопа, бросив предварительно на бруствер автомат и телогрейку, и прыгает кубарем, вываливаясь напрочь из своих широких штанов и валенок. Но, самое забавное, что после этого он не бежит к противнику, подняв конечности к верху, а бежит на него на всех четырех своих лапах с оскаленной пастью. Блистая рядами отточенных до состояния бритвы зубов, громко и протяжно воя и плюя на точные попадания вражески пуль и шальные осколки недавно давшей поддерживающий залп артиллерии. И самое главное, что таких солдат не один, и даже ни два, и не три, а весь взвод, кроме меня и старшины.

– Что это? – поборов оторопь спрашиваю я.

– Как что? Ваш взвод в полном боевом блеске, – усмехнулся он, – да вы не открывайтесь, ребята как раз свою удаль будут вам показывать, зрелище будет хоть куда.

Я посмотрел на поле и больше не отводил от него глаз. То было жестокое, кровавое, но до ужаса красивое зрелище. Большие животные, без определенной породы, похожие и на лютых волков, и на волкодавов, разом носились по полю и рвали на куски тела мечущихся альянсеров, уже не годных к какому-то дисциплинированному отступлению.

– Вы тоже так можете? – спросил я, не отрывая глаза от битвы.

– Переворачиваться? Могу.

– Тогда почему не пошли в атаку со всеми?

– Я сейчас исполняю обязанности пастыря, товарищ лейтенант.

– Это что значит?

– А значит, что если уйду в атаку со всеми, то мы устроим очень большую бойню, но уйдем стаей с мест дислокации. Вот про это я и говорил, кстати, ранее. Порвать то мои бойцы многих могут, только если в запал и азарт войдем, бой то выиграем, а вот фланг для других вражеских войск откроем.

Он посмотрел на меня, глянул косо на поле.

– Ну, пошумели, и будет, – поднес ко рту небольшой рожок из рога какого-то животного и почти не слышно, свистнул.

И тут же вся стая, как единое целое, бросила свою добычу и рысцой пошла в сторону своих окоп. Зрелище это было не хуже того, что было мной увидено ранее. Звери подбегали к брустверу окопа, кувыркались и вниз падали уже человеческие тела, споро подхватив вещи и оброненное оружие.

Пока все одевались и обувались, старшина повернулся ко мне и молвил.

– Я смотрю, товарищ лейтенант, ты сильно таки не испужался и креститься не начал, это хорошо. Смотри сам, конечно, но предупреждаю, стая над собой потерпит только пастыря. По уставу, или какими иными премудростями, нами руководить бесполезно.

– А я смогу?

– Взвод, слушай мою команду! – зычно крикнул на весь окоп старшина. – Хочу представить вам нового нашего пастыря. Звать его будем при начальстве по званию, а без начальства, Разведкой, так как сей бравый муж, до назначения к нам, цельным майором в разведроте служил. Сейчас он посмотрел, что можете вы, а вечером посмотрим, что может он.

– Старый, а он что-то может?

Они спрашивали, как будто меня рядом и не было. Словно я для них был полный ноль, а не бывший майор имперской гвардии, и не нынешний лейтенант Вертепского взвода тринадцатого штрафного батальона. Хотя я и был полный ноль, для этих зверюг в теле человеческом, которые человека разрывали по ходу быстрого бега, не сильно напрягаясь, и не боялись пуль, что отскакивали от их шкуры, словно горох от стены кирпичной.

– Может. И думаю неплохо может, ибо смотря на ваши рожи не умытые, в отчаянье и панику, как все остальные, не впал, а культурно смотрел на ваши подвиги, и корил со мной вместе ваш азарт не в меру храбрый.

Все опустили головы.

– Прости Старый…

– Светлейший простит. Первое отделение на месте, этот кусок родины охранять, остальные обедать шагом марш!

Приказ повторять не понадобилось, ибо исполнять его начали сразу и беспрекословно.

– Старый. Вас так называют?

– Да хоть горшком назови, только в печь не ставь, – улыбнулся старшина.

– Старый, а вы уверены, что я все-таки смогу руководить вашими бойцами? Вас то они слушаются и уважают, а меня видят впервые. Это же не простые солдаты, что по уставу живут и соблюдают субординацию чинов. Я понимаю, они просто так меня слушать не будут.

– Вот сегодня вечером и покажешь себя, а там видно будет. Во время затишья я тебе помогать буду этой сворой управлять, а в боевых действиях сам должен будешь понимать, когда охолонуть стаю. Как увидишь что увлеклись, то и свисти в рожок, но не ранее, ребята, если их рано остеречь, сильно потом ругаются.

– А почему вам-то не остаться пастырем? – не унимался я. – Вы, по-моему, отлично справляетесь с обязанностями, и парни вас уважают.

– Да не пастырь я. Вожак, да, но не пастырь. Уж больно хочется с ними в атаку кувыркнуться, а когда кровь вижу, то еле с собой справляюсь. Ладно, лейтенант, хватит лясы точить, пошли мясца на зуб попробуем.

Мясо все жевали молча, исключая только лишь нас со старшиной и еще нескольких молодых парней. Назвать их оборотнями, или волколаками, когда они были в человечьем обличии, у меня язык не поворачивался.

– Старый, – обратился я к старшине, не столько желая заполучить его благосклонность, сколько почитая пословицу про монастырь и свой устав, – если я что-то помню в легендах про вас, то вы должны питаться исключительно свежим мясом, без термической обработки и мясо это должно быть человеческим.

– Ну, это в идеале. Сейчас война и мы на поле боя, тут не до деликатесов. Человеческое мясо вкуснее всего, это факт, и свежее оно в глотку идет намного приятней. Но посуди сам, что будет с нашим взводом, когда придет внезапная проверка, а тут цельный взвод сидит и глодает руки и ноги альянсеров в чистом виде? Вы же, люди, тоже в мирное время не такую дрянь, как сейчас ели. Вот и приходится есть что поймаем, то оленину, то говядину и свинину, а то и грызунов жрем. Всякое бывает.

– А можно не скромный вопрос? Точнее два.

– Хоть сто. Если я смогу на них ответить естественно. Но, прошу не нужно спрашивать, не скушал ли я когда-то вашего родственника. Ибо когда я в личине зверя, то имен не спрашиваю и лиц не запоминаю, а когда в человеческой, меня на место преступления как-то не тянет и на выяснения кем была моя жертва тоже.

– Да нет, – улыбнулся я, зная, что ближайшие родственники от зубов зверей не умирали, – я хотел спросить, что вас привело в имперскую гвардию и почему именно штрафбат?

– Привело то же самое, что и вас. Долг родину защищать от супостата. А штрафбат, потому что нам так выгоднее воевать. Многие из наших и подобных нам служат в разведке еще, или партизанами ползают. Нам нужно, чтоб за нами глаза лишние не смотрели, а это возможно только или в разведке, или тут, или в партизанском ополчении.

Я вспомнил ребят из разведроты соседнего полка. Там один взвод был копия этого. Все тоже бородатые, замкнутые.

– А вас действительно только серебром убить можно? А чеснок на вас влияет?

– Чеснок на нас так же влияет, как и на вас. Чеснок есть и дикорастущий. Сами понимаете, если бы мы его боялись, грош цена бы нам была, как охотникам. Запах у него сильный, нюх забивает, это да, но не более того. Серебро же является для нас ядовитой субстанцией, но не такой уж опасной, как это описывают в литературе. Тут дело сложнее. Если вас укусит змея за ногу, то яд можно остановить или извлечь, а вот если прямо в сердце, или в мозг, то тут явно прослеживается летальный конец. Тоже и у нас с серебром. Только учитывайте, что серебряные пули изготовить намного проще, чем сделать, так чтоб змея укусила прямо в сердце.

– То есть, если вам попасть серебром в ногу, вы не умрете?

– Если успею устранить яд из раны, то нет.

– А обычным оружием вас убить можно?

– Можно, но только разрушительная сила у этого оружия должна быть побольше. От ваших винтовок и автоматов, у нас только потом шкуры чешутся, но, если взять винтовку, приспособленную на слона, думаю, и наша шкура не выдержит. Бомбы, снаряды тоже могут причинить нам серьезный вред, но тут нужно или точное попадание, или бить в нужные места. Ибо если мы выживем, то все будет решать время, так как у нас огромные запасы организма по регенерации.

– Понятно. Еще вопрос можно?

– Естественно.

– А в чем, кроме дудения в рожок, будет моя участь, если я стану пастырем?

– Дудение в рожок – это самая главная ваша задача будет. И не думайте, что это очень легко. Вы смертный, и вас пока мы бежим, может легко убить шальной пулей, что приведет, сами понимаете, к одичанию стаи, а это не очень хорошо. Можно конечно было бы спрятаться от шальных, и не очень, пуль, но тогда вы не сможете наблюдать за стаей и вовремя осадить ее. В общем, на поле боя ваша задача не прятаться, но и не высовываться, остаться в живых и не проморгать то мгновение, когда вы будете нужны стае.

– Да, не легкую вы мне участь готовите, я то не неуязвимый как вы.

– А мы и не настаиваем. Хотите, идите к начальству и требуйте перевода в другой взвод. Не хотите, можете номинально командовать взводом, когда кто-то из начальства приезжает, а все остальное время сидеть спокойно в блиндаже.

– Не, так я не умею.

– Это я и понял, когда вас увидел, поэтому и предложил вам роль пастыря, ибо на что-то другое вы вряд ли бы согласились. Но хватит разговоров, вечереет, альянсеры сегодня больше не полезут, следовательно, можно начинать испытание.

– А в чем оно будет заключаться?

– Всему свое время, – улыбнулся старшина, и меня передернуло от его улыбки, слишком уж она была плотоядная.

– Ярый, Рудый, Черный и Лютый ко мне! – рявкнул старшина.

Сказать, что они прибежали на звук галопом, было бы явным приуменьшением их скорости.

– Ярый, ты будешь первым, Лютый – ты вторым, Черный будет третьим, Рудый – последним. Держать его буду я. Все понятно?

– Так точно, Старый.

– Тогда вольно, идите, готовьтесь.

Солдаты убежали с такой же примерно скоростью, что и прибежали.

– И ты тоже Разведка, – странно, но я не среагировал на то, что он перешел с «вы» на «ты», и честно говоря, принял его лидерство сразу и без вариантов, – готовься, сегодня для тебя ночь будет жаркой.

Поле за окопами было освещено шестью факелами, но, как и говорил Старый, со стороны альянса выстрелов не раздавалось.

Наверное, альянсеры были настолько напуганы недавним разгромом их атаки, что до сих пор хоронили павших и зализывали раны.

Меня вывели двое солдат на начало импровизированной дорожки, очерченной кострами. Передо мной стоял Ярый, а за ним на расстоянии десяти шагов Лютый. Оба были по пояс голыми, только Рыжий стоял без всего, а Лютый крутил меж пальцев нож. После них стоял Черный, медленно покачивая в руках автомат. За этими бойцами, стоял Старый, держа за загривок огромную зверюгу. Скорее всего, это был Рудый в звериной ипостаси.

– Твоя задача, Разведка, пройти сквозь всех, акромя меня, так как я тут только держу Рудого и ничего более, и взять лежащий за моей спиной рожок. Сможешь, будешь пастырем, нет, значит не судьба и у тебя есть два варианта, что я предлагал тебе ранее. Запомни, никаких поблажек тебе нет, все будут работать в полную силу, ибо лучше не пропустить к рожку смелого и сильного, чем пропустить труса и подлеца. Стая зависит от пастыря, как могучие конечности зависят от мозга. Убивать тебя никто не намерен, но вот покалечить могут. Первый – руками, второй – ножом, у третьего на все про все три патрона. Ну, а Рудый в тебе сейчас кроме еды ничего не видит. Готов? Или все-таки сразу откажешься?

– Нет, не откажусь, – и голос мой вроде, и горло двигалось мое, но я-то вроде подумать хотел, а не ляпать сразу, что на сердце лежит.

Не получилось.

– Ну, тогда поехали.

Ярый бросился в атаку сразу, не планируя, не выжидая, не проверяя противника. Дрался он, не скупясь на удары, без особой техники, но попадать под его удар я бы не советовал никому, ибо удар его мог сломать человеческую грудную клетку, притом, что сил на этот удар Ярый много не угробит. Все-таки противнику не хватало рукопашной выучки, и поймать его на резком движении мне стоило труда, но не большого. Я схватил вылетевшую руку, добавил ей скорости и сделал подсечку. Ярый не удержался на ногах и рухнул рядом с первым костром, и тут мою спину обожгло режущим ударом ножа. Видать бить в спину на поражение Лютый или не хотел, или не умел, или это было просто запрещено законами посвящения.

Лютый был большим докой в рукопашном бою, чем Рудый. Он не спешил атаковать противника, полагаясь только на свою силу. Волколак не старался сразу же вонзить нож, так как по бою с Ярым уже успел оценить мои умения, да, наверное, и раньше понимал, что несведущим в боях и драках людям запросто так звание майора разведки не присваивают. Нож скользил в его руках, стараясь не сильно, но довольно таки неприятно задеть мои руки. Прежде того, как я понял, что затевает Лютый и как с ним бороться, мои предплечья и кисти покрылись сетью неприятно зудящих и кровоточащих порезов. Но и Лютый ушел, а точнее улетел туда же, куда и Ярый. Он немного криво сверкнул ножом, и мне посчастливилось блокировать его атакующую кисть. Блок не замедлил перейти в выкручивание, а далее в выдавливание ножа из кисти соперника, и в пылу сопротивления не заметил наступа на коленный сустав. Мне оставалось сделать только пинок ногой в спину Лютого, что я и выполнил моментально, в лучших традициях учебных боев. Вспомнив, про прошлую ошибку я резко развернулся и обнаружил черный зрачок автоматного ствола, смотрящий мне четко в середину грудины.

Черный не спешил с выстрелом, так как преимущество было явно на его стороне. Ему не нужно было двигаться куда-либо, как мне, а стрелять он мог, спокойно выжидая удачный момент хоть до утра. Я же не располагал такой кучей свободного времени. Нужно было что-то делать, но мне не приходило в голову, что именно. Вернее, я понимал, что следует попытаться выманить из него, эти чертовы три выстрела, но как это сделать, не понимал. Тело, как всегда, решило все гораздо быстрее разума. Я прыгнул как бы на Черного, но резко ушел промокашкой в низ, что и спасло меня от неминуемой пули. Дальше я подскочил и тут же сложился в свиле, что повлекло еще один неточный выстрел Черного. Третий выстрел уже прозвучал, когда я уже был за его спиной. Просто Черный ожидал прохода моего по любому из своих флангов, или даже попытки прямой атаки, с целью отнятия у него автомата, но никак не ожидал, что я прыжком и дальнейшим скольжением пузом по траве пролечу у него между широко расставленных ног.



А вот сейчас игры кончились, ибо как только я оказался за спиной у Черного, Старый крикнул "Ату".

Рудый рванул с места без разгона. Прыжок его был настолько резок и быстр, что моей реакции хватило на уход только в последнюю секунду. Ногу обожгла сильнейшая боль, от острейших клыков волколака. Я поднял глаза на Старого, надеясь, что он хоть как-то подскажет метод борьбы с себе подобными. Он же должен понимать, что я – человек, и намного слабее даже самого хилого в их стае во всех отношениях. Но глаза Старого не выражали ничего, кроме холодного спокойствия и готовности действовать в любую секунду.

Рудый не старался резко нападать. У него не было задачи пообедать. Он был сыт и ему ради такого случая даже разрешили поохотиться. Зверь воспринимал человека скорее больше как игрушку, как живую игрушку. Он ходил вокруг с царственной осанкой и угрожающе рычал, когда жертва делала даже минимальные движения.

Пытаться обхитрить зверя, мне не светило. Я рванулся вправо и сразу попытался уйти влево, но зверь успел положить меня на землю, как только я закончил обманное движение. На моем черепе сомкнулись клыки, и слюна волколака закапала на мое темя. И тут я решился на глупость. Как только животное выпустило мой череп из пасти, я рванул в сторону рожка. Ноги мои обожгло снова сильнейшей болью, но это уже не имело значения, так как рожок был у меня в руке. Через боль я развернулся на спину и увидел, что Старый держит за холку Рудого, который правда не спешит отпускать мои ноги. Да и старшина не спешил приказывать зверю отпустить меня. Не зная, что делать и изнывая от острой боли, я интуитивно дунул в рожок. Старшина отпустил Рудого в туже секунду. А сам зверь отпустил мои ноги и резко кувыркнулся, превращаясь немедленно в обычного бородатого и голого мужика.

Я все еще сжимал в пальцах рожок, когда старшина подошел ко мне, вытащил его у меня из хватки и спокойно, почти отеческим голосом велел мне спать.

Проснулся я от забытья резко, словно меня ужалили.

– Сколько сейчас время? – выпалил я первое, что пришло на ум.

Старшина сидел рядом со мной.

– Ранее утро.

– А сколько я уже лежу?

– Сегодня третий день.

– Ничего себе… – присвистнул я.

– Да я бы тебя еще бы пару дней не тревожил, но времени разлеживаться нет. Сегодня пришел приказ сверху. Нам сказано без промедления атаковать позиции альянсеров, и как можно ближе подойти к «Змеиному ущелью». Время на это дали три дня. Так что собирайся, Разведка, ты будешь, нужен стае.

– Я постараюсь, – пробубнил я и попытался встать. Это у меня с легкостью получилось. Я даже охнул от удивления.

– Я тебя травками помазал. Дня три пока боли и усталости чувствовать не будешь, там дальше поглядим по обстановке, то ли дальше мазать, то ли пусть само заживает до конца. А сейчас не расхолаживайся, выступаем через полчаса.

Через полчаса я был уже в окопе на своем месте. Рук мне никто не жал, но все кивали в приветствии, как равному. Единственные кто пожал мне руки, были те четверо, что меня проверяли на прочность. Рудый даже опустил глаза, и попросил прощения, если что было не так.

– Я же зверем был, и мозг так же работал, – оправдывался он.

– Разведка!

– Тут, – я подошел к Старому.

– Третий редут у альянсеров видишь?

– Вижу.

– Если пойдем дальше, останавливай. Понятно?

– Да, Старый, понятно.

Старый отвернулся от меня и крикнул в окопы.

–Три минуты на подготовку. Бежим стаей, личную храбрость и инициативу засовываем в задницу, герои мне не нужны! Ринулись, выбили, окопались! Вот весь план нашего сражения! Понятно, олухи царя Гороха?

– Так точно! – тихим хором ответили бойцы.

– Разведка, для тебя план такой: Сидишь тут и смотришь за нами. Видишь, что проскочили нужные нам окопы – свистишь. Видишь, что не дошли до окопов и завязли в бою – свистишь. Видишь, что уходим не туда куда нужно – свистишь. Ясно?

– Вроде как.

– Вроде как не нужно, нужно, чтоб было ясно.

– Ясно.



Старшина посмотрел на взвод.

– Ну, что стая, сегодня поведу вас я.

Краткое и негромкое троекратное "ура!" огласило окоп, в подтверждении преданности стаи своему вожаку.

– Ну, хлопцы, не подведите меня старого. Вперед! – крикнул Стрый и первым вылетел из окопа в кувырке. Он был хорош. Очень хорош! В холке он превосходил любую особь из своей стаи в полтора, а некоторых и в два раза. Морда, подернутая оскалом, была по ширине больше моей грудной клетки, а красные зрачки ярко выражались на фоне серебристого, почти белого меха. Царь волков и никак иначе.

За своим вожаком пошла вся стая. Вот тут и становилось понятно происхождение кличек. Я долго не мог понять, почему у светловолосого парня погоняло Ярый, а у парня с простыми русыми – Черный. Для этого нужно просто видеть, во что они превращаются и все сразу становится на свои места. Вот в плавном медлительном кувырке оборачивается Рудый, вот выходя из кувырка первым вдогонку за вожаком, капая с языка слюной в задоре бежит Лютый, вон зияя обожженным когда-то боком, несется Паленый. Это их настоящие сущности, сейчас они те, кто есть на самом деле, а не те коими претворяются в человеческих обличьях.

Я боялся. Честно, боялся. Тяжело не бояться, когда рядом с тобой вырастают такие животные, способные разорвать тебя на ходу одним щелканьем пасти, не заметив этого. Я боялся, но в то же время восхищался. Восхищался их неимоверной грацией, силой, ловкостью и точностью движений. Восхищался краснеющими глазами, что полны были решимости и жажды, азарта и уверенности. В этих зверях было чем восхищаться.



Беда всех служб мира того времени, борющихся с диверсантами, заключалась во мнении, что борются они исключительно против людей. Даже постовые на вышках и дозорные в окопах сначала не предали значения несущейся на них стае то ли волков, то ли собак. Вдруг это бездомные собаки в поисках пропитания? Ничему-то нас жизнь не учит. Еще недавно их коллеги падали от бешеной атаки этих существ, а сегодня они, улыбаясь во всю ширь их фирменной альянсерской улыбки, визжат что-то на подобии: Бобик, спляши, сардельку дам.

Волколаки пронеслись мимо, не останавливаясь, искривив их выражения лиц предсмертным оскалом ужаса. Я старался не вылезать высоко из окопа, дабы нарочно не подставляться, но зрение мое было приковано не столько к наблюдению диспозиции вокруг, сколько на пир безжалостных оборотней в центре обороны врага. Мне даже на миг стало жалко противников. Они пешки и не знают против кого сейчас воюют. Они палят по зверям, но от шкур отскакивают их слабые пули, поражая рикошетом тех, с кем они воюют плечом к плечу. Но слабость была не долгая, ибо сразу вспомнились картинки военнопленных, украшенных последствиями нечеловеческих пыток, полностью разрушенные города, стертые с лица земли и сожженные дотла деревни. Не мы к ним на землю пришли, они к нам. А захватчикам на имперской земле легко помирать никогда не доводилось.

За размышлениями я пропустил тот момент, когда стая пересекла рубеж третьего вражеского бруствера. Я быстро поднял рожок и что есть мочи дунул в него. Стая тут же развернулась в обратную сторону, и я уже обрадовано готовился их встречать, как Старый издал вой, вследствие которого, вся стая кроме двух волков нырнула в уже очищенный от врага окоп.

Двое зверей, подлетев к месту старой дислокации, где я и находился, схватили зубами как можно больше вещей и ринулись обратно. Точнее ринулся один, а второй медленно подошел ко мне и начал тыкать меня ниже поясницы носом, подталкивая из окопа. Что я и сделал. Потом он показал мне, что нужно ползти и, дождавшись от меня нужных ему действий, рванул за первым с вещами в зубах.



Время тянулось, спокойно. То альянсеры нас пытались атаковать, то мы жучили им хвост, объясняя на деле, с кем они столкнулись. Я начал привыкать к своему новому статусу, подружился со всеми, перестал любоваться красотой и смертоносностью своих бойцов. Но в один прекрасный день, все изменилось.

– Разведка, тебе пакет от начальства.

Пакет гласил, что мы должны, несмотря ни на что, взять «Змеиное ущелье». Это ущелье располагалось к тому времени почти прямо перед нами и взять его одним нашим взводом не представлялось возможным, даже со всеми возможностями моих подопечных. Все ущелье простреливалось из тяжелых орудий, в коих альянсеры дефицита не знали. Шкура волколаков конечно во много раз толще, чем лучшие виды человеческой защитной экипировки, но и она не выдержит прямого попадания снарядом. А именно так, скорее всего и будет обороняться враг, уже успевший понять, с чем они имеют дело.

– Старый! – позвал я.

– Что тебе, Разведка?

– Тут приказ от начальства, посоветоваться хочу.

Старый быстро прочитал послание.

– А почему срок не указан?

– Старая военная хитрость, – ухмыльнулся я, – если не указан срок, то это означает, что нам на все про все отпущено не более двадцати четырех часов.

– Не густо.

– Не то, что не густо, это почти самоубийственно.

– Не плачь Разведка, пошли лучше посмотрим диспозицию и решим, что будем делать.

– А что ее смотреть то? Вон она как на ладони почти. Смотри, не хочу.

– Пошли, пошли. Отсюда видно конечно хорошо, но не все.

Мы пробрались к началу ущелья.

– И, что ты тут увидеть пожелал? Нас тут снарядами закидают, так что мама не горюй.

– Не ссать, товарищ лейтенант, ночью у них меткость снизится, и попадать будут меньше.

– Да им целиться не нужно. Они просто по площадям бить будут и все.

– С площадями проще. Мы не люди, нас осколками сильно не завалишь.

– Да…

– А вот это не есть хорошо, – оборвал меня Старый.

– Не пить тоже хорошо, – съязвил в ответ я.

Старый встал во весь рост и посмотрел куда-то на кручу ущелья. На противоположенной стороне стоял офицер полиции альянса. В черном кожаном плаще, в отбитой на манер "аэродром" черной фуражке, с одним серебряным погоном на левом плече.

– Да не ожидал…

– Что ты, Старый, не ожидал?

– Видишь фигуру?

– Вижу и что? Ты никак альянсерских офицеров стал бояться?

– Дурак ты, Разведка, если я кого-то и боюсь, то это явно не людей.

– Ты хочешь сказать, что это не человек?

– Познакомься с нашим противником, – сказал Старый и резко поднял меня на ноги на бруствер рядом с собой.

Офицер альянсерской полиции стоял уже перед нами.

– Высший вампир, командующий специальной бригадой полиции, барон Латен Кровавый.

– Рад видеть тебя, старый враг, – улыбнулся офицер, обнажая длинные клыки, – смотрю, ты не меняешься, все так же с человечками дружишь, да их интересы защищаешь.

– Да и ты смотрю, все так же воюешь за тех, кто сильнее.

– Такова жизнь, – улыбнулся Латен. – Будем играть в прятки, или просто сойдемся в поле без человечков.

– Сойдемся, – кивнул Старый.

– Полночь сойдет?

– Легко.

– Тогда до встречи, – кивнул Латен и исчез.

– И так, полночь, – сказал Старый и дальше молчал прямо до самых наших окоп. Потом, он провел быстрое совещание и скрылся в своей палатке.

Оборотни готовились к атаке основательно. Кто мазал себя глиной и всякими зловониями, кто чертил на своем теле витиеватые, причудливые узоры, кто-то набирался энергии, стоя впритирку с деревьями. Я ни разу до этого не видел настолько серьезных и напряженных лиц, как сегодня.

– Без десяти полночь. Все готовы?

Старшина был намазан какой-то дрянью, от него разило серой и жаром. Тело как будто подсвечивалось изнутри и на поверхность из внутренних сфер организма лезли рисунки, напоминающие татуировки. Я не раз видел Старейшину обнаженным, но это были краткие мгновения его превращений, сейчас же я мог удостовериться, что хоть вожака и зовут Старый, но телу его мог позавидовать любой атлет мира.

– Разведка!

– Да, Старый?

– Отойдем поговорить.

Мы вошли в блиндаж.

– Что хотел, Старый?

– Спасибо тебе майор, ты был хорошим пастырем.

– Почему – был?

– Это наш последний рывок. Если мы проиграем, то все поляжем в этом ущелье. Вампиры берут в плен только людей. Если выиграем, то будем прорываться в леса, ибо отдадим все силы на поле и оборот в человеческое тело обратно, просто прикончит нас. Так что рожок тебе больше не нужен, отдай его мне.

Я протянул ему рожок, он взял его в руку, подержал секунды две и со словами, – устал я, майор, очень устал, – хрустнул рожок на пополам.

– Твоя задача, Разведка, смотреть на бой, но как можно из более безопасного места, и сообщить его исход руководству. Понятно?

Я кивнул. Говорить ничего не хотелось, да и не моглось.

– Прощаться не будем, – сказал он, и вышел к стае.

– Что будете делать парни, если я вам скажу, что вы умрете сегодняшней ночью?

– Биться! – ответила хором стая. – Мы заберем с собой как можно больше врагов!

– А если я скажу вам, что вы обязательно выживите?

– Биться! И умертвим как можно больше врагов!

– Так слушайте, сыны мои! Вы или умрете, или выживите!

– Мы возьмем как можно больше врагов! – ответила стая.

– Амэн! – крикнул старейшина и крутанул кувырок.

Я плакал. Плакал от осознания обиды, что меня не взяли, плакал от невозможности им в чем-то помочь, плакал от грусти расставания. Не поймите меня неправильно, я не ревел как баба в три ручья. Я плакал и стонал внутренне, но из моих глаз выпала только одна скупая слезинка. Не пристало майору разведки, даже разжалованному до лейтенанта штрафбата, плакать.

Стая неслась хмуро и молча. Неслышно было, ни рева, ни воя. Хмурая и целеустремленная серая масса во главе с могучим вожаком. Вампиры налетели внезапно. Еще миг назад ничего не предвещало их появления. Но эта внезапность была только для людей, ибо оборотни не сплоховали, а четко ударили в самую гущу черных плащей и фуражек с маленькими серебряными черепами вместо кокард. Описывать этот бой было бы бессмысленным, так как человеческого глаза не хватало рассмотреть все нюансы сражения. Битва началась как бой групп, но очень быстро приняла вид многочисленных дуэлей. Оборотней было в полтора раза меньше, чем вампиров, но их стальные челюсти рвали черные плащи. По умению воевать волколаки легко справлялись с противником, но тот давил массовостью и нашим пришлось медленно сдавать позиции. Но они отступали не к нашей дислокации, а к стенам ущелья, дабы лишить вампиров с их скоростью перемещения возможности атаковать их со спины.

Сердце кололи тысячи иголок. Я уже мог различать отдельных бойцов своего взвода в зверином обличии, и это было тяжело. Вот упал с подбитыми лапами Рудый, Ярый стоит над лежащим Черным и не подпускает никого к брату, Лютый харкает кровью и шатается на лапах, но еще рвет подходящих к нему врагов. Старый занимался только одним вампиром, периодически отбрасывая и убивая тех, кто ему пытался помешать. Схватка Латена и Старого была в центре всего побоища, но была видна со всех сторон. Такие персоны не могут быть незаметными, а их поединок и подавно. Было заметно, что оба стараются не столько хорошо атаковать противника, сколько просчитать его возможную контратаку.

Старый сделал все грамотнее. Но открыл правый бок, и рассчитывая на скорость оппонента клацнул туда зубами, до того, как я увидел, что там уже находится рука оппонента. Зубы в миг сделали месиво из руки Латена, он закричал от дикой боли, и в это время оборотень впился в его шею и рванул так, что я чуть не увидел на земле свой обед, от картины отсоединяющейся от тела головы вампира.

Победный вой оглушил всю округу и вампиры, потеряв своего командира, начали медленно пятиться и отступать. Я уже обрадовано встал из-за своего укрытия, но все мы просчитались насчет честности альянсеров. Поняв, что их ударное оружие повержено, альянсеры сделали то, чего я и боялся. Они начали обстреливать ущелье из орудий. Причем, не прицельно стреляя в волколаков, а используя "ковровый" вид обстрела. Я прыгнул обратно в свое убежище, но не успел на долю секунды. Рядом что-то оглушительно бабахнуло, меня чем-то сильно ударило, и я провалился в пунцовую темноту. Дальше был госпиталь, восстановление звания как искупившему кровью и много чего еще, но это за один день не расскажешь.

– Вот вы здорово то сочиняете! – воскликнул Сережка.

– Сочиняю? – переспросил Прохор Александрович , посмотрев на новенький костяной рожок, лежавший сверху телевизора, – ох, как бы я хотел, чтоб все это было мной сочинено…