Я смогу!

Послевоенное поколение. Наши папы и мамы. Большинство из них росли без отцов, пока матери работали для страны. Эти дети не привыкли надеяться на кого-то. Только на себя.

Худой, плохо стриженый мальчишка наблюдал сверху из дощатого сарая в дыру между досками. Лежал в пыльной соломе, почти упираясь головой в крышу.

Спазмы в пустом животе постоянно отвлекали. Он пытался их заглушить кусочком макухи. Конечно, лучше бы сухарик, черного хлеба, пусть и пропахшего махоркой. Но – хлеба.

Там внизу тетка Дуня, сестра его матери ходила по двору. Опять зашла в летнюю кухоньку, пахнУло поджаренным на постном масле лучком. Муж ее, дядька Лука только что подъехал на бедарке, вожжи прикрутил к стволу акации. Значит, скоро будут вечерять.

Что ж, сегодня стыдно опять «случайно» зайти. И так вчера он вроде по делу пришел, когда они как раз ужинали.

Конечно, за стол позовут, покормят. Вон, тетка Дунька уже зовет Жорика, сына. Тот идет нехотя. Конечно, чего ему мчаться? Всё равно мать его обязательно накормит. Да Жорка и сам в любое время может кусок хлеба, картошку вареную взять.

Слезы невольно закапали, носом шмыгнул. И сам испугался, что слишком громко. Вот стыдоба будет, если найдут его тут. Это еще хорошо, что Жучок к нему привыкший, не лает, как на чужого.

Вот Жорке повезло. Его отец тоже погиб, но ближе к концу войны, а мать, Дуня быстренько вышла замуж за фронтовика, Лука вернулся сюда в хутор по ранению, нога была перебита, ходил с костылем. Но мужик грамотный, его сразу председателем в их хуторском колхозе выбрали. Поэтому Жорке и жилось полегче. Своих детей у Луки так и не появилось, Жорик рос родным, немного избалованным.

Коля вздохнул, рукавом смахнул влагу с глаз. Сжал зубы.
Отец погиб на войне в первые же месяцы. Сейчас мальчик его уже и не помнил. А что, ему было три с половиной, когда отец Яков уехал на подводе с такими же колхозниками – Родину защищать. Отца призвали, мать решилась переехать сюда, в хутор. Там, где они жили в отделении совхоза, тоже хаты своей не было. Мать думала, наверное, что тут полегче будет. Здесь жила ее сестра. Родня мужа опять же.

Но родня мужа признать ее не захотела.
Не нужна им была бедная баба с малолетним сыном. А когда погиб отец Коли, так и вообще отказались от общения. Вот и жили Коля с матерью Галиной в комнатушке при ферме, где мать работала.

Потом они сняли маленькую саманную хатку, не всю, комнату просто. Но легче не стало. Мать сутками пропадала на работе, на ферме, а мальчишка сам по себе выживал. Защитить его было некому, поэтому сам изворачивался как мог. Летом было полегче, сады – огороды, рогоз в плавнях и яйца диких птиц. Зимой – почти помирали от голода

Однажды по весне Коля в плавнях поймал утку. Такую же полуживую, тощую. Но радовался, что сейчас сможет ее зажарить в костерке, чуть ободрав перья и обмазав глиной. Еле вытерпел час, глотая голодную слюну. А когда уже почти готов был достать свою добычу из угольков, почувствовал за спиной взгляд – на него смотрел такой же полуголодный пацан, дружок уличный Семен. Конечно, поделили на двоих. Сенька немного тряхнул соли из обрывка бумажки в кармане. Вкусно.

Став взрослым, Коля иногда просыпался от того, что ему снился один кошмар.
После холодов наконец-то немного потеплело. И он, почти шатаясь, вышел из нетопленной саманной хатки, лег на солнышке, укрывшись старым кожухом. Солнце нагревало выгоревшую, когда-то черную кожу меховой одежки, прогревало детское тельце. А его трясло. Желтый от малярии. И голодный.

И вот тогда он решил, что обязательно будет учиться, чтобы вырасти и стать пусть не председателем, так хотя бы учетчиком в колхозе. Чтобы не жить в такой бедности.

В их хуторе была только семилетка. Мать сначала была против учебы – пусть бы шел сын тоже на ферму. Но Николай уперся, и не потому что работать не хотел. Просто уверен был, что надо закончить десять классов.

Чтобы учиться дальше, Коле пришлось еще несколько лет ходить в школу в соседнее село – почти десять километров, ежедневно, по грязи, по жаре, по морозу… Порой кирзовые сапоги набирали на себя столько грязюки, что он их еле тянул. Один раз и вообще, пока тянул сапог, влипший в размокшую землю, худая нога выскочила и в грязь упал он сам. Хорошо, что это было уже на обратном пути, домой. Закончил десять классов – единственный из своих ровесников – таких же безотцовщин. Мать долго плакала, рассматривая его аттестат.

И стал Николай учетчиком в бригаде, не сразу, правда. Сначала поработал на сеялке.

Так и лежит тот его школьный аттестат в старом альбоме – чуть выцветшие цифры оценок и размытое пятно от слезы в уголке, возле подписи директора школы. Потом Николая призвали в армию, служил в Германии.

Эта история написана по воспоминаниям моего папы.
Да, он не воевал в Великую Отечественную.
Но смог выжить, пережить голод, безотцовщину.
На днях ему исполнилось 85 лет.
От его отца, моего деда, не осталось даже фотографии.
А погиб он под Андреевкой, Изюмского района, Харьковской области.