Вопль шестой

НО Я НЕ ОСТАЛАСЬ ТАКОЙ, КАКОЙ БЫЛА КОГДА-ТО

    Лишенная всех шести чувств, Лиляна, обездвиженная и мысленно простившаяся со своей second life, не соображала, где находится. Диза Больна вроде бы обмолвилась, что нежить истребить нельзя, но если провести специальный обряд, то высока вероятность надолго обезвредить живого мертвеца, превратить его тело в своеобразную тюрьму, выбраться из которой не так просто, и те, кого связали титановыми цепями и бросили в колодец, накрыв чугунной крышкой с цитатами из Библии, попросту сходили с ума, переставали отличать своего от чужого, набрасывались на кикимор и леших, и тогда Чернобог даровал их мятежным душам вечный покой, обратив в дерево, избавив от терзаемых сознание thoughts. Неужто и ее ожидает подобная участь? Разумеется, графиню не устраивало наличие волчьей сущности, но теперь девушка прозрела: лучше бродить по горам и лесам корчащимся от голода и жажды чудовищем, нежели валяться under ground, не имея возможности шевельнуть даже мизинцем.
    Раскаявшись в опрометчивости своего поступка, младшая из рода Гиппиус, отвернувшись от безучастно наблюдавшего за ее страданиями бога, обратилась к Любомору, прося предоставить ей еще один шанс. Непонятно откуда взявшаяся туча заслонила солнце, с севера подул морозный ветер, за считанные секунды сделалось пасмурно, и навстречу Анджею Готлибу, волочащему по полю мешок с застывшей молодой женщиной, вышел призрак его возлюбленного, которого презирающий мужеложцев Негослав казнил лично, сбросив в кипящий котел, а своего захлебывающегося в слезах сына отправил в монастырь замаливать sins и избавляться от тяги к представителям своего пола.
    - Не бросай меня, - простонал полупрозрачный юноша, протягивая к монаху распухшие красные fingers. - Я умер ради тебя, теперь твоя очередь доказать мне свою преданность! Помнишь, как мы ласкали друг друга на сеновале, и ты обещал, что подаришь все звезды, сверкающие на небосклоне?
    Оторопев, парень потянулся было к висящему на шее кресту, однако толстая цепочка ни с того ни с сего порвалась, и распятие затерялось в траве, а Иржи Патаки стал более выпуклым, наливаясь красками словно поверхность воды, в которую обмакнули вымаранную акварелью кисть. Анджей, попятившись, споткнулся о камень и попробовал выскочить на оживленную улицу, остановить первого попавшегося извозчика, однако призрак оказался проворнее. Догнав сына чудотворца, Иржи принялся осыпать его хаотичными поцелуями, наглаживать плечи и щеки, шептать понятные только им двоим слова. Морщинка, залегшая между бровей вечно хмурого аскета, занимавшегося самоистязанием еженощно, пронзая свои бедра толстой иглой за неправедные желания, разгладилась и, одурманенный видением, он перестал сопротивляться, провел подушечками пальцев по поверхности кожи своего мертвого любовника, не осознавая, что все, приключившееся с ним - морок, и он стоит на коленях не перед Патаки, а сжимает в исступленных объятиях кустарник с тонкими гибкими ветвями. Блаженная улыбка, тронувшая бледные губы, не померкла даже когда Анджей, похолодев, растянулся на спине и замер, вперив в невидимую точку остановившийся взгляд.
    Послышался цокот массивных копыт, под которыми земля задрожала в прямом смысле, а светило, полностью скрытое за страшными сизыми облаками, напоминающие клубни дыма, будто потухло навсегда - ни один луч не падал более на поверхность планеты. И тогда отбрасываемые двумя манцинеллами тени, сгустившись, зашевелились, и две прямые четкие линии, симметрично  искривившись, соединились в символ уробороса. Непрерывно вращаясь, рептилия погналась за собственных хвостом, явно намеренная сожрать его, но он, дразнясь, уворачивался в самый последний момент, и змея под конец пришла в такое неистовство, что подпрыгнула и, сделав кульбит в воздухе, трансформировалась в лежащую на боку восьмерку, из которой выпрыгнул громадный ультрамариновый конь с бирюзовой гривой, на спине которого сидел хранитель Нави, младший брат великого Любомора. Ослепительно сияющие доспехи переливались всеми цветами радуги, квадратное лицо, вопреки картинам, на которых Чернобога изображали озабоченным и строгим, выражало крайнюю степень веселья, точно он совершал променад, любуясь своими владениями. Pale lips и слегка вздернутый нос придавали лику исполина вид безобидный, а кружащие по обе стороны вороны громко хлопали крыльями, вызывая небольшой ураган, приминающий осоку. Прикоснувшись своей палицей к завернутой в мешковину Лиляне, он заставил кусочек злополучного серебра покинуть тело оборотня, и девушка, очнувшись, перекувыркнулась в воздухе и, став вулкодлаком, на бессознательном уровне ощутив трепет перед своим спасителем, отвесила ровно четыре поклона, не смея поднять глаз на радостно щерящегося великана.
    - Будешь мне должна, - пророкотал вестник несчастий, не привыкший выручать своих слуг безвозмездно. - Я наделил тебя умением очаровывать мужчин и детей. Воспользуйся моим даром с умом и как можно чаще корми моих малышек сырой человеческой печенью. А коль хоть одна подохнет с голоду, я заточу тебя в ящик да сброшу на дно океана. Усекла, голубка?
    Никак не вяжущиеся с миловидной внешностью Чернобога слова отпечатались в небьющемся сердце графини Гиппиус и, дав обет холить и лелеять сопровождающих ее бражников, она, вновь трансформировавшись в прелестную особу, закатав штанины панталон, подождала, пока устрашающих размеров ночные бабочки, облепив верхнюю часть ее ног, преобразятся в сделанный on the skin узор и, приведя себя в относительный порядок, переступила через окоченевший труп Анджея и, вновь явившись к высоким воротам особняка, где проживал Негослав, размахнулась и забросила в дымовую трубу маленький черный уголек, который, рассыпался снопом рубиновых искорок, покатившихся к сидящему за столом старцу и, образовав квадрат подле его стоп, обтянутых мягкими ботинками из телячьей кожи, взлетели ввысь красно-сизым дымком, отчего считающий себя охотником на нечисть Готлиб вскочил, облился чернилами и запричитал, приняв это за шалости домового.
    - Изыди, я под защитой Иезусса! - просипел пожилой мужчина, чувствуя, как легкие, сжавшись, отказываются снабжать организм кислородом и выводить углекислый газ. Он был не в курсе, что фокусы наподобие серебряных пуль, титановых стрел, молитв, осиновых колов и крестов не действуют на высших обитателей Нави и теряют добрую половину своих свойств, едва soleil скрывается за горизонтом. Даже относительно миролюбивые мавки, ежели их поймать в бочку и зарыть в орошенную святой водой почву, с наступлением ночи выберутся наружу и возжелают отомстить своим обидчикам. Младший брат Любомора, воинственно-злопамятный, решил, что раз откликнулся на зов Лиляны и покинул родное измерение, то стоит заодно проучить доставляющего неудобства нежити невежду, а потому Негослав последовал на тот свет вслед за своим сыночком, и переступившая порог кабинета чудотворца горничная, прискакавшая возвестить о накрытом к ужину столе, увидев левитирующего мертвеца, охваченного языками черного пламени, вытаращив зенки, добежала до магазинчика, где торговала ее подруга и, задыхаясь от быстрого бега, выпалила:
    - Господин окочурился, прикинь, Варварушка! Ой, что делать? Кажись, права была твоя бабуся, предсказав, что его черти затащат в Ад за жестокую расправу над беднягой Иржи! И ведь в Библии ничего о запрете однополой любви не сказано, старый хрыч сам все придумал!
    - Ты постой пока у прилавка, а я телеграмму своему знакомому газетчику отправлю, - не растерялась ушлая Варвара, снимая кокетливый передник и набрасывая на плечи поеденную молью соболью горжетку, - Пущай все в Константинополе узнают, что вольная трактовка священного писания наказуема!
    По возвращении в Югославию графиня некоторое время тренировалась, дабы в порыве ярости не выдать себя, обратившись в вулкодлака средь бела дня и, посчитав, что вполне сносно выглядит в зеленом платье своей сестры, вымазала бок лисьей кровью, мастерски разыграла умирающую от ранения беженку перед ошалевшим от неожиданности вдовцом, чей дом находился на отшибе, и по его обеспокоенному взгляду сделала вполне обоснованный вывод: не подпускавший к себе женщин Христо Станкович, безответно влюбленный в Милену Бунич, таращится на нее аки заточенный в темницу узник, выпущенный наконец на волю и узревший всю прелесть окружающего мира. Она прекрасно помнила, что ни упыри, ни вурдалаки, ни русалки не имеют права проникать в чужие жилища без приглашения, поскольку аура живых мертвецов в таком случае ослабнет, а циркулирующая по венам жидкость проступит через поры черным потом, посему, спровоцировав простачка вымолвить заветное «ты можешь зайти», Лиляна, не без содействия вездесущей Дизы выяснив практически всю подноготную о каждом из жителей Верходолья, пребывала в убеждении, что Триглав не помешает ей один за другим расправиться со всей деревенькой.
    Бормоча предостережения, о которых Станкович и без того ведал, девушка, умело изобразив предсмертные хрипы, обмякла в сильных руках владельца кузни, отмечая, как бережно тот придерживает ее за талию, а после, аккуратно подняв, прижимает к своей груди и вносит в скромный по меркам обитателей Белбрега домишко. Поддавшийся чарам, наложенных коварным Чернобогом, молодой человек, уложив драгоценную ношу на обитую довольно потертым бархатом лежанку у камина, ломанулся к Лазару Конвею, боясь, что гостья, находящаяся одной ногой в могиле, испустит дух. Пока Христо, срезая путь, несся так, что ветер растрепал его уложенные на идеально прямой пробор волосы, молодая особа, вскочив, подошла к висевшей в углу картине, являющейся оберегом, вынула из кармана бордовый мелок и начертила на обороте символ своего благодетеля - три вертикальные линии, перечеркнутые наискосок четвертой, и под ними четыре черточки, похожие на лучи, а сверху - словно крыша избушки, вершина треугольника, оба катета которой, перечеркнутые перпендикулярными линиями, напоминали два креста, внахлест сцепившиеся под прямым углом. Отныне Триглав будет глух к увещеваниям верходольцев, и они либо смирятся с тем, что раз в несколько недель здесь начнет происходить всякая чертовщина, либо попробуют противостоять неизведанному врагу и потерпят поражение, ведь благодаря дотошному брату Любомора Лиляна обзавелась такой мощью, что могла за секунды прокусить глотку и пятью глотками вылакать всю кровь из любой жертвы.
    - А что это вы делаете, тетенька? - спросила просовывающая косматую головку Звездана, по малолетству не осознающая, насколько опасна подозрительная незнакомка.
    - Подойди да глянь сама, - поддразнила девочку бледнолицая красавица, пропуская через пальцы свои изумительные локоны. - Али боязно тебе?
    Малышка, цепляясь за подоконник, перебросила через него сначала одну ножку, затем другую и, хохоча, спрыгнула прямо на подставленную графиней спину, и та, крепко обнявши дочь покойной Дарданы, понеслась по комнате вскачь, имитируя языком цоканье лошадиных копыт, а обхватившая холодную шею мертвячки Звездана, ликуя, визжала и не заметила, как прикоснувшиеся к ее запястью алые губы оставили едва заметное красное пятнышко, означающее, что отныне девчушка пребывает под нечистой силы и в случае острой необходимости подкормит вулкодлака своей blood, чтобы румянец на впалых щеках Лиляны Гиппиус проступал чаще, и никто не задался вопросом, отчего her skin бледна аки брюхо дохлого карася.



    Серафима, вцепившись дрожащей рукой в бежевую шелковую ткань, наброшенную на зеркало, потянула ее вниз и, резко выдохнув через сжатые зубы, воззрилась на свое отражение. Разумеется, она отдавала себе отчет, что молодость и красота не вечные, и скоро она превратится в длинноносую ведьму с горбом на спине, крючковатыми fingers, увенчанными пожелтевшими пластинами расслаивающихся ногтей. Через два года ей исполнилось бы ровно сорок, - к этому времени старшая из сестер планировала доказать всем, что женщина без мужа и детей - не отвергнутая обществом сычиха, а самостоятельная, живущая для себя дама, не обремененная никакими обязательствами и тратящая огромные суммы на себя любимую. Теперь, когда большая часть ее замка сгорела, слуги разбежались, а сама она заперта в санатории для душевнобольных, куда мадемуазель Гиппиус отправила на принудительное лечение матушка-настоятельница, убедившая всех, что Фима тронулась умом после пожара и, следовательно, нуждается в изоляции. Пообещав отыскать Лиляну, хитрая Васса, получив от старшей дочери Юлиуса документ, подтверждающий, что денежные средства, принадлежащие семейству почившего графа пойдет на набор юнош в армию, которая прочешет прилегающие к Белбрегу леса и уничтожит всю нечисть, обитающую там, слова своего не сдержала и замыслила строительство гимназии для девочек, активно распространяя слухи о весьма шатком психическом здоровье единственной наследницы многомиллионного состояния.
    Не в силах созерцать свое отражение, откуда на нее пялилась лысая уродина с ожогами на подбородке: женщина, надев шляпку с вуалью, стряхнула пылинки со своего траурного одеяния и , поднеся запястье ко рту, принялась разгрызать вены и сухожилия. Смерть от кровопотери, говорят, достаточно легка, и она, почувствовав неимоверную усталость, просто заснет, а поскольку потусторонний мир - не вымысел, то, возможно, Серафима сделается призраком и сама отыщет мятежную сестренку, дабы продемонстрировать ей свое превосходство. О, она обязательно накажет бастардочку за то, что та столь беспардонно поступила с портретом ее матушки! Лилянка еще пожалеет, что не сгнила в утробе Станы Ковтун, соблазнившей ее ублюдочного папашу, не пропускавшему ни одной юбки.
    «Берегись, дрянь, - подумала старшая графиня, сплевывая бордовую жидкость и зловеще усмехаясь. - Тебе не поздоровится ни на том свете, ни на этом».