Синдбад-мореход

Синдбад-мореход

Назар Шохин

Это сейчас смешно, а тридцать лет назад в городе, далеком от рек и морей, работал детский кружок… судомоделирования. Да-да, судов поблизости никогда не было, но созданные руками пионеров миниатюрные модели бороздили, пусть и мизерные, водные глади и даже получали награды на всевозможных конкурсах. В то время на все это смотрели проще: нет рек? – так вот-вот повернут сибирские; нет морей? – так влага есть у республик-соседей, они поделятся – государство-то одно.
 
Возглавлял кружок судомоделирования Синельников Бажан Дмитриевич, или просто Синдбад, как его называли между собой пацаны, – старый капитан с седыми, аккуратно подстриженными волосами и нависшими на серые глаза бровями. Как его сюда, в наш оазис среди пустыни, занесло – или, по-флотски, заставило «встать на яшку», – никто не знал, а сам он эту часть своей биографии почему-то старательно замалчивал.

Дмитрич не смотрел телевизор, почти не слушал радио, газеты листал изредка, а вот грандиозную задачу «создания отечественного боевого флота» ставил перед своей ребятней практически ежедневно. Старый капитан при этом предпочитал обходиться без чертежей – без «букварей», как он их называл, – и руководил рабочим процессом «как деды учили».

«Делайте корпуса обтекаемыми, сглаживайте шероховатости ниже ватерлинии, корму как можно выше, подзор без большого уклону, штульцы поменьше», – это он повторял бесчисленное количество раз.

После подобной агитации кружковцы-завсегдатаи брались за дело словно ловкие голландские кораблестроители.

Пик рабочего дня руководителя кружка («вахта») приходился на период от двух до шести часов дня. В это время за столами со всякой всячиной для юных техников творили чудеса местные Самоделкины. В большинстве своем дети шли сюда не по призванию и не потому, что с каким-нибудь морем хотели связать судьбу – они просто верили городской славе Синдбада.

«Бацилл», то есть новичков, Дмитрич не обижал, но он мог быть и суровым, например, прогнать провинившегося из кружка за его «консервную банку», подавить «бунт на корабле» выскочек… И никакой гороно – «сухопутные крысы» и «чайки», как он их называл, не был для него указом. Сам гороно терпел выходки старого капитана, ведь кружковец приносил городу места на всевозможных конкурсах.

Синельников мерил шагами кривых – колесом – ног помещение кружка так, будто прогуливается по палубе.

Во время перерыва он иногда выходил во двор Станции юных техников и стоял там как хозяин на вахте. В этот момент можно было запросто подойти к нему и разговорить, чтобы послушать его байки: дед находил повод ввернуть в рассказ морской анекдот или занимательный; факт из личной биографии. Страсть к рассказам раздражала его коллег, но кружковцам они нравились. И их родителям, похоже, тоже.

– До войны было много таких кружков, – ударялся в воспоминания Синдбад. – А вы что думали, атомный ледокол появился сам по себе? Это произошло благодаря нашим усилиям! – и после небольшой паузы старик повторял то, что собеседники слышали бесчисленное количество раз: – Много наших посудин в Москве и Ташкенте «рюмками» награждались. Любаша-профессорша, например, из нашего кружка вышла, сейчас преподает в Ленинградском кораблестроительном, она школьницей изобрела судовой движитель совершенно нового типа. А Тимур-капитан (сейчас он в дальнем плавании) был участником московской ВДНХ. Других моих ребят показывали в детских передачах ташкентского телевидения.

Кабинет старого капитана – «адмиральская каюта» – был по большей части закрыт, порой, признаться, оттуда несло водкой и луком, правда, иногда из тьмы помещения появлялись в виде подарков наборы заготовок судомоделей собственного производства.

На этажерке в кабинете кружка; стояли рядами подшивки журнала «Юный техник». На маленьком складе по причине недоверия к завхозу – «барыге СЮТа» – хранилось множество двигателей различных кубатур, хотя ни один из них уже нельзя было поставить на новую модель.

В начале 1990-х во внешкольном образовании, как говорится, уже «не было маяков, а звезды и компас молчали в бессилии». Капитан, как и полагалось, покинул «судно» в последнюю очередь.

Тогда же у Бажана Дмитриевича диагностировали неизлечимую болезнь. Вдобавок ушла в иной мир жена. Старик принял новость стоически: «Рак так рак, я и кое-что похуже этой хвори в жизни видал», – и решил «не заходить ни в какие порты, даже ташкентские, предельно загрузившись топливом». Учил технике дворовых пацанов, продолжал рассказывать анекдоты, ухаживал за посаженными супругой цветами в палисаднике.

Перед смертью высушенный болезнью Дмитрич отдал свои, скопленные за несколько десятилетий «океанские» сбережения – «тугрики» – церкви и родной станции. СЮТу передали и мотоцикл, обнаруженный в гараже.

Капитан, как оказалось, жил совсем небогато, но чрезвычайно опрятно – его дом убирала бабушка из церкви.

На его похоронах присутствовал весь коллектив гороно.

Могила Дяди Синдбада всегда ухоженна – даже тогда, когда кладбище всё во «флотилии опавших листьев». В дни памяти в беседке собираются знавшие его горожане. Гид может показать «эскадрилье экскурсионной группы» красивое мраморное надгробие с кораблем на могиле Синельникова. Иногда о Бажане Дмитриевиче вспоминают в «Одноклассниках» разъехавшиеся по миру многочисленные ученики...

Александр Мичурин. Улочки. 1977.