Молодость доктора Готова
Самодовольный, упитанный мужчина лет сорока, в больничном халате, одетом на уличную одежду, сидел в аудитории. Одно из окон было настежь открыто, и ветер играл с ситцево-белой занавеской, которая была, как несложно было догадаться, прямиком из советского союза. Маленькие, свинячие, хитрые и блестящие карие глаза сверлили студентов: на девушек они смотрели похотливо, а на парней с неким примитивным вызовом гориллы, желающей доказать, что именно он является вожаком стаи. На плешивой, круглой голове и над губой начинала пробиваться недельная щетина. В то время, когда я был студентом, мне сильно хотелось всячески оскорблять этого человека, но я не придумал для него особенного имени. Когда я приходил на лекции, эта обезьяна начинала свою игру, но отнюдь не такую примитивную. Она очень хорошо знала о моём характере: я держался сдержанно и скромно со всеми преподавателями. Увы, некоторые из них воспринимали это как отличную возможность насладиться унижением слабого. Тогда я особенно сильно увлекался музыкой, и был один музыкант-декадент, который выступал для меня в виде ролевой модели. Он принимал героин, писал романтические песни, исполняя их на придыхании, периодически пошатываясь из стороны в сторону, курил и размышлял о поэзии; встречался со знаменитой моделью, которая, к сожалению, его бросила. Герои французского символизма, рано ушедшие из жизни рок-звёзды, художники-импрессионисты и режиссеры новой волны, - вот мои герои того ушедшего, по своему прекрасного, наивного, пускай и подражательного, лишённого индивидуальности, но такого уверенного в своей правоте времени. Этот юноша сидел в аудитории вместе с остальными студентами, редко слушая преподавателя, но часто мечтательно глядя в окно. Этим юношей был я, профессор Готов. Возможно, вы знаете меня по видео, в котором я рассказываю про удивительную целебную силу живого помидора. Но тогда я был другим. Я писал стихи и песни, мечтал дотянуться до звёзд, как пел легендарный Витя Цой: “не считая, что это сон”. Мне нравилось представлять себя уязвимой, творческой личностью. Видимо, я слишком этим увлекся, потому что я стал, кем хотел, а проблема была лишь в том, что никто кроме меня об этом не знал. Да, я был уязвим. Такими были мои герои - людьми с тонкой кожей. И обезьяна с лысой головой в проветриваемой аудитории, где всё равно было душно, интуитивно это понимала. Его глаза сверкали. Заглянув в их глубину я увидел кадр из прошлого: пронзительный визг поросёнка и пятна крови, стекающие с деревянного пенька.
2 Победа над животным началом
Животное, поставившее перед собой цель, очень трудно переубедить. Нет, оно ставит даже не цель, — это слишком по человечески — оно стремится к действию, и если этот импульс прошёл через немногочисленные нейроны животного, то нет причин, кроме естественных, для отступления. Поэтому блестящие глаза обезьяны и её пристальный взгляд говорили о твёрдом намерении исключить из списка учеников будущего профессора. Выждав пару лекций, он стремительно накинулся на меня с вопросами. Он хотел услышать от меня, как нужно пеленать и мыть ребёнка. Практические манипуляции были моей уязвимой точкой. Обезьяна задала вопрос и, приняв удобную позу, ожидала ответа. Я не смог её удовлетворить, и она начала саркастически издеваться, прошу заметить, над будущим профессором! Лектор, будто врач на приёме, прощупывал пациента, находил болезненные места, но вместо помощи, давил на них, усердно продавливая там, где очаг боли. Коварная улыбка наслаждения озаряла в эти мгновения лицо обезьяны. Когда моё терпение практически достигло предела, я с вызовом посмотрел в глаза этого хитрого и неугомонного животного — я был готов принять вызов примата. Он отступил, и через год я получил диплом специалиста.
Свидетельство о публикации №223121100279