Шесть дней, пять ночей..

..когда сидишь на мешках с дружественной помощью СССР для Заира на взлётке каирского аэродрома, когда бежишь с направленной в спину пулемётной турелью по трамбованному песку, в Джибути, тогда ясно понимаешь, где твой дом.
Он нигде.
====
Борт Танго-Чарли 70123, чиркнув колёсами о бетонку, подпрыгнул пару раз и с рёвом покатился, гася скорость. Вой турбин, перейдя в визг, не смог заглушить рукоплесканий российских туристов. Зачем хлопать в ладоши за оплаченную профессиональную работу?! Ещё одна загадка русской души.. В любом аэропорту мира, да что там мира, во всей Вселенной, земляка сразу признаешь по взору испанского гранда, спортивным сандалетам и рыболовной жилетке со множеством карманов.
==
Спускаясь по трапу, я испытывал смешанные чувства: меня одновременно мучила жажда и хотелось пИсать.
Усатый пограничник, хлопнув штемпелем в паспорте, объявил: Конечная! Bienvenuе au Maroc!
Добравшись до отеля и выдрав из рук сопровождавшего свой багаж, тощую сумку с парой белья: «Мсьё-мсьё, медрессе Бен Юсеф, могилы Саладдинов, дворец Эль Бади, вы не знаете, что теряете!?
Наконец захлопнув дверь, я сладострастно опорожнился, спрашивая себя: Кой чёрт занёс меня на эти галеры?!
1.
Всё треклятые знаки. Они начали мерещиться ровно за две недели до моего вояжа. Разбитые чашки, телефонные звонки в полночь, молчание в трубке и голос робота: Гуд бай. Строгая закономерность чередования рекламных буклетов и продавцов эко-энергии, доводивших до исступления. Кошки, шныряющие под колёса уже не шли в счёт, а вот залипший между счетами конверт с обоймой зелёных марок и арабской вязью в правом углу насторожил. Стоя перед почтовым ящиком, я вертел в руках «письмо счастья» а когда в кармане рекламным месседжем свистнул смартфон: Марсель-Маракеш, тудэм-сюдэм плюс отель «три звезды» шесть дней, пять ночей – всего за двести двадцать пять евро с носа, я уныло хмыкнул: От кармы не уйдёшь.
Уж чего-чего, а это я знал наверняка. Она всегда врывалась в мою жизнь, как взвывшая электричка, то первым поцелуем, то неожиданный ударом кулака в лицо. Пенясь молодой брагой, облаянная конвойными псами, моя карма сидела на корточках в ожидании этапа. Она то мчалась, сшибая с ног, то ласкала мягкостью купе, из которого тут-же хотелось выйти в прокуренный тамбур, но усталый голос, появляющийся теперь всё чаще советовал посидеть спокойно и не выё@ываться. Моя карма заполнялась второпях, как черновик в напрасной надежде быть переписанной набело. Законопослушные прописи в ней пестрели косыми правонарушениями и красными отметками лет. То там, то тут проступали в ней огненные «Мене..Текел..Фарес» шипели и расплывались от пьяных соплей.
===
Приняв душ, я принялся сверять с картой адрес на конверте. Ткнул пальцем в затерянный в Западной Сахаре блед* «Километров двести будет» Спустившись на рецепшен, состроил многозначительную мину, справился о цене прокатного автомобиля. Через секунду матюгнувшись, выскочил из отеля узнать у чистильщика обуви адрес ближайшего гаража. Метров через триста свернул в переулок и наткнулся на вывеску, пробитую то ли пулями, то ли мотыгами религиозных фанатиков. Поздоровавшись с хозяином, пожилым арабом «Салам-аллекум-Аллейкум-ас-салам» справился по-французски: Как семья? Как дети? Получил ответ, что семья в порядке, а дети, слава аллаху, учатся в Штатах. Поторговавшись, как положено и поставив закорючку в страховых бумагах, оказался счастливым обладателем обшарпанного джипа, на котором союзнички мчались, что есть духу, спасаясь от танков Роммеля.
Вернулся в отель, повалившись на кровать, мгновенно уснул.
2.
Мне пригрезилась дверь. Массивная дубовая, приоткрывшись, она пригласила нырнуть в табачный дым, наполненный шумом музыки и женским смехом.
--Миленький.. Услышал я давно забытый голос, но услышав его, всё всплыло до мельчайших подробностей, как запах новых учебников из детства. Медленно, боясь спугнуть, поднял глаза. Она стояла у гардероба, летнее платьеце, застиранная марля, в тонкой руке гардеробный номерок с цифрой «три» Рот насмешливо приоткрыт: Не заметил? Эх,ты тютя..
Живая. Реальная. Нет, это не сон. Или сон во сне?
--Ну где ты пропал, я уже собиралась уходить. Ты что не хочешь меня видеть?!
--Куда я без тебя?!
--А что означало твоё письмо?
--Это не моё, а твоё дурацкое письмо «..у меня кондиционеры, у тебя милиционэры»  Я просто заснул и не могу проснуться..
--И всё проспал, соня-засоня..
Фу-ты, а я думал, что сплю, думал сон во сне.. Это действительно она, заговорщицки озираясь, взяв за руки, притянула к себе и прижала мои ладони к своей груди. Объём и упругая тяжесть подтвердили аутентичность.
--Ну что, теперь проснулся? Будто гул морского прибоя из раковины, моё ухо щекотал её шепот. Я поцеловал её мягкие губы и опять поверил, что всё будет хорошо.
Проснувшись, долго лежал, прислушиваясь к cобственному дыханию, пытаясь понять: Где я? В голове всё звучало её любимое: Задрыга..
3.
Когда над берберским ковром города выкатился медный казан луны и игрушечные звёзды повисли на нитках, я выехал из города Маракеш и направился в пустыню Сахара.

Шоссе Танжер – Агадир гудронным клинком развалило чёрное пространство пустыни на две вогнутые сферы. Сирокко гнал хлопья низкой облачности к дрожащему маревом горизонту. Бесшумная вата облаков над головой и шипящая смола под колёсами неслись параллельно. От совпадения скоростей и векторов движения на секунду показалось, что машина едет назад. Пришлось вдавить в пол, через пару часов пустыня раскалится, как доменная печь, а кондиционер начал агонизировать ещё на выезде. Чтобы разогнать дремоту, время от времени высовывался из окна и овеваемый зефиром материл людей пустыни, роднившихся ветхозаветным обычаем Содома обувать чужестранцев. Гаражист клялся, что заправил кондиционер.
--Ну, не пидор?! Разозлившись, пнул кулаком в торпеду: Merde! Tu fais chier! И угодил в магнитолу.
--Тут-пту-тут.. Ти-ти-ти-и-ти ту-ту-ту
  Мой адрес, ни дом и ни улица..
  Мой адрес - Советский Союз!
Кассета-амулет подала очередной знак.
4.
Знаки! Из каких трясин всплыло это дерьмо? Не понятно. Может из-за слишком большого перерыва? Каждые полгода, как сталкер я уходил в туннельные запои. Последний раз, исследуя сумеречные зоны, брёл по колено в тягучей реальности, касаясь осклизлых стен бытия, окроплял себя огненной водой и открещивался от мыслей.. В реале я катался в кресле туда-сюда и разглядывал стенные часы, пытаясь определить: Сколько времени?
--Прежде чем задаваться вопросом: Сколько? Надо бы уточнить. Заплетающимся языком глумливо вопрошал воображаемого оппонента. Для убедительности достал из нижнего ящика армейскую беретту и прицелился в часы:
--Уточнять надо вводные, мать вашу! Сколько времени Где? Сколько его Когда?
Початая литровка скотча на столе, пустая на полу, подтверждали, что время согнулось. Секундная стрелка задёргалась, не решаясь перескочить на следующее деление. Сработало! Время зациклилось и почти остановилось. Или просто сдохла батарейка. Отхлебнув из горлышка, сцепил зубы и долго нюхал скользкую оливку, пытаясь сдержать клокочущую лаву, но пустой желудок выплеснул выпитое в корзину для бумаг, а время, словно соскочив с зарубки, переместило меня в ближайшее будущее: Рвотный день над унитазом и пара-тройка липких от кошмаров ночей.
--Не-е, ребята, рано ещё выходить на поверхность. Оставляя цепочку оттисков, побрёл в ванную комнату. Ввернувшись в бюро, вытирая полотенцем мокрые волосы и безразлично отвернувшись от бутылки, неожиданно схватил её за горло:
--С-сука! И выплеснул в себя пойло, вкуса, которого не почувствовал. Дождавшись тупого удара в мозжечок, прояснившего зрение, поднялся и пошёл в душ. На середине пути пространство искривилось, паркет уехал вперёд и предательски хлопнул в спину. Раскинув руки, я падал навзничь. Стрелка перевёрнутого над мной циферблата перескочила на следующее деление.
5.
И время раскрученной пращей зашвырнуло в прошлое.
.. туда, где из стекла кафе «Бригантина» взирал на прохожих усатый царь-реформатор, где бутафорский якорь, покрытый язвами затушенных сигарет прислонен в углу. Туда, где по нарисованным на стенах волнам, свисают обрывки сетей, где гнутые алюминиевые вилки и аромат пережаренных котлет. Туда, где народу всегда битком. Где бывший стиляга с поредевшим «коком», и списанный за пьянство лабух, и очкастая гирлА в вытянутом до колен свитере курят и рассуждают о Селленджере. Туда, где уходящая эпоха смеётся и разливает под столом. Туда, где всё знакомо, и тебя ждут..
Когда я вошёл в зал, то сразу заметил Нельку на фоне парусов, клубов пушечного и табачного дыма. В кармане моём хрустели пиастры, эквивалентные годовой зарплате МНС* а мизинец украшала двадцатиграммовая гайка, трофей снятый с рыночного «зверька»
Ад и приисподня! Мой флибустьерский роджер взвился ввысь и море на занавесках было мне ровно по щиколотку. В воздухе уже засвистали крючья и канальи с зажатыми в зубах саблями ринулись на абордаж:
--Девушка, позвольте вас пригласить.
Через два часа промчавшись по лужам продрогшего города, прошелестев над тёмной Невой мы, не глядя по сторонам, прошли лабиринтом дворов. Там в сумраке подъездов светились точками сигарет глаза местных минотавров. Оказавшись на девятом этаже с гангренозным ароматом мусоропровода, открыв дверь съёмной хаты, я пригласил её войти. Расположившись на кухне, в холодильнике нашлась початая бутылка сухого, я молча разглядывал мою спутницу, кажется когда-то она училась на класс старше и была недосягаема?! А может ещё раньше с нотной папкой она возвращалась из музыкальной школы мимо качелей, на которых я раскачивался изо всех сил, мечтая обратить её благосклонное внимание. Возможно, я был влюблён в неё очень давно, просто всякий раз она была другой. Лишь маленькая частичка оставалась неизменной, и лишь по ней я мог определить её подлинность. Но какая?! Если-б знать.
6.
Нелька работала фотографом в Павловском дворце и я, забросив мелкоуголовные делишки, зачастил к ней в фото-подсобку, освещённую красным фонарём. Как-то раз после самозабвенного секса, сидя на топчане и обняв колени, она заявила:
--Лучше меня тебе не найти.
--Откуда ты знаешь?!
--Знаю. Давай сфотографируемся?
--Голые?!
--Тебя это шокирует?
В те времeна уже мало что шокировало.
В центре города, бесноватые тётки, стараясь перекричать собственное неверье, орали через мегафоны о демократии и всесильном герболайфе. У входа в метро «Гостиный двор» группа парней, нарядившись ревматроснёй, размахивала, то ли фашистским, то ли анархистским флагом. В переходе нищий скрипач исполнял пьесы Скрябина, а ошельмованные ваучерами и дефолтами голодные старухи просили христа–ради. Бычьё в красных революционных пиджаках разъезжало на БМВ-тачанках по стрелкам и тёркам. Чечены по фальшивым «авизо» гнали бабки на оружие для будущих войн. Менты и чиновники делили нежилой фонд в центре.. Мир-хижинам, война-дворцам!
Все были при делах.. Черти косили под пацанов. Пацаны стреляли друг в друга, выполняя план для Конторы. Мне стало скучно, как на зоне в ожидании этапа или перекура на собрании комсомольского актива во дворце Белосельских-Белозерских. Нужно было что-то менять.
7.
Стоял сухой холодный октябрь, мы бродили по Павловскому парку, размётывая невесомые сугробы жёлтых листьев. В заброшенной части парка была развалина. Присев на ошмёток кирпичного фарша, она закурила.
--Мы с бабушкой уезжаем. Поехали со мной?!
Молчала, глядя на сигаретный уголёк, будто уже знала что-то.
===
Пару лет назад по «Артэ» транслировали русский фильм «Брат», я сразу узнал ту руину в начале фильма и вспомнил, как в девяностом втором провожал Нельку в Шереметьево.
Перед стойками толпились вьетнамцы, которых депортировали на родину. Когда объявили регистрацию стоявшие сзади, щебеча по-птичьи, вскарабкались на стоявших впереди. Лёгкие, вёрткие, похожие на злых птиц, как акробаты, они маршировали по головам своих сородичей, двигаясь к цели.
«И последние станут первыми..»
Чуть поодаль, сидели люди прячущие радость случайного выигрыша. Они уезжали в сказочную страну великих возможностей и белых заборчиков. На столиках, как листовки: Рус, сдавайся! Были рассыпаны ядовито зелёные бланки деклараций. Тётка с местечковым акцентом попросила меня объяснить их заполнение. Заложив за пунцовое ухо край шали, она слушала мои бандитско-ментовские вопросы: «Золото, валюта, драгоценности есть?» и негромко, но так чтобы слышали окружающие, вскрикивала: «Та откуда-ж?» Наверное, репетировала, дожидаясь таможенного: Верю! Подошёл муж, сконфуженно кивнул мне и увёл её в угол: «Ну чё ты к людЯм пристаёшь, як скаженна» Они были из Черновцов и теперь летели в Чикаго.
Все куда-то летели..
Нелька неестественно энергичная, не зная что делать с руками и всё расстёгивала бабке пуговицы: «Ты спаришься в этой духоте, а потом простудишься» Старенькая завуч, молитвенно вцепившись в борта зимнего пальто, сидела на гнутом пластике кресла. В глазах её стояла влага незаслуженной обиды.
--Ну вот, ну вот.. Я позвоню.. Ну вот.. Я напишу тебе, как устроюсь.. Пряча по сторонам глаза, испуганно повторяла девочка, поджегшая классный журнал в знак протеста. Вскоре объявили посадку на рейс: Москва-NY и я последний раз увидел среди людских волн её рыжию голову, мелькнувшую сигнальным костром на дальнем берегу.
В тот вечер я изогнул пространство так, что оно сердито распрямившись, зашвырнуло меня чёрти-куда.

Послесловие.

Поднимая клубы пыли, джип тормознул у глинобитного здания школы. Солнечный диск стоял в самом зените. Как когда-то в «Бригантине», я сразу увидел Нельку. Одетые в джильбабы детишки, окружили её и с любопытством смотрели на меня, как на фантом, ведь я почти не отбрасывал тени, спасаясь от жары, она пряталась у меня под ногами..

--Ты?! Всё-таки получил моё письмо? Не удивившись, будто вчера расстались. Я утвердительно кивнул:
--Да, получил оба.
--И ты приехал. Лишь замком сжатые ладони выдавали её.
--Как-будто у меня был выбор?! Где твой фотоаппарат? Продала за еду?! Чтобы что-то сказать и привыкнуть к мысли, что не сплю.
--Пришлось забросить это дело.
--Жаль, у тебя неплохо получалось.
--Я-же Герцена закончила, если помнишь. Трудно поверить, но теперь по программе ЮНЕСКО учу детей..
--Интересно узнать: Чему? Я вспомнил фото-подсобку. Облезлые верблюды, стоявшие в у привязи зафыркали и оскалились прокуренными зубами.
--Променяла дворец на чёртово пекло. Как у тебя с головой?
--Да.. В Павловске сейчас хорошо, осень. Она улыбнулась и мечтательно оглянулась по сторонам. Кругом была пустыня и песок.
Переведя взгляд на её обветренные скулы, я понял, что всё-таки согнул пространство и время в бараний рог.

2003.
==
блед*- деревушка(араб.сленг)
МНС*- младший научный сотрудник