Гаррис Т. 2. Гл. 12. Лора младший Теннисон... Ч. 2

Я был знаком с Николсом, полностью разделял его идеалы, хвалил его в «Вечерних новостях». Он всегда был готов обслужить меня и моих гостей самым наилучшим образом. В этот раз я заказал к себе на дом самый изысканный обед: на холодные закуски — черная икра из Нижнего Новгорода, лосось, форель; на горячее — молодые жареные рябчики. Из алкоголя я выбрал «Шабли», два «Шато О-брион» 1878 года и бутылку шампанского «Перье-Жует» 1875 года. На десерт ароматная свежая лесная земляника. Лучшего обеда не приготовил бы ни один другой ресторан.

Лора пришла, когда часы пробили час. Она была в новой шляпке и в новом платье. Выглядела самым наилучшим образом, а уж о безупречных манерах и говорить не приходится. Вы когда-нибудь замечали, как манеры женщины меняются вместе с ее платьем? Одетая в шелк, она шелковисто грациозна, королева в девушке, чувствующей шорох шелковой нижней юбки.

Конечно, мы поцеловались, нежно обнялись. Я помог ей снять накидку. Подали обед, и по ходу застолья я много рассуждал о столовом серебре братьев Адам. К концу обедать, закипела вода, и я собственноручно приготовил кофе. А потом мы долго, очень долго беседовали ни о чем, потому что я ревниво чувствовал явственную перемену в ней и был полон решимости разгадать эту тайну. Но девушка не дала мне ни малейшей зацепки — и эта скрытность казалась плохим знаком. Лора отказывалась признаться, что за долгий год моего отсутствия у нее был кавалер! Ведь я дважды видел ее с одним и тем же парнем. Но у меня не было доказательств.

Около четырех я отвел девушку в свою спальню и попросил раздеться.

— Мне страшно, — сказала она. — Ты действительно позаботишься обо мне?

— Я люблю тебя как никогда в жизни никого не любил. Делай со мной, что хочешь!

— Ты это серьезно сказал?

— Клянусь!

— Тогда уйдите прочь, сэр, — с улыбкой приказала она. — И возвращайтесь через десять минут.

Когда я вернулся, на мне была только пижама. Торопливо направляясь к кровати, я испытывал великое благоговение: если бы не было этого ужасного сомнения, я бы заранее впал в эйфорию. Лора почему-то была в сорочке. Я снял ее, чтобы насладиться видом самого красивого тела, какое я когда-либо видел. Лишь бросив взгляд на ее совершенство, в следующий момент я коснулся ее влагалища и приступил к делу. Возбуждение мое было столь велико, что уже через минуту или две я спустил в нее, но продолжал медленное движение, пока Лора не возбудилась. Страсть ее усиливалась и усиливалась, я же не ускорялся. Наконец она спросила:

— Ты еще не закончил?

Я покачал головой и поцеловал девушку, облизав языком ее уста. Внезапно ее тело явно непроизвольно сотрясла какая-то судорога. Лора обхватила меня ногами и прижала к себе.

— Остановись, пожалуйста! — взмолилась она.

У меня перехватило дыхание, и я остановился. Когда хотел начать снова, она повторила:

— Пожалуйста…

Тогда я отстранился, все еще держа ее в своих объятиях. Мгновение спустя, вспомнив о ее страхе, я встал с кровати и показал Лоре в соседней комнате биде и шприц. Она сразу же вышла, но, когда проходила мимо меня, я приподнял ей сорочку и увидел самые совершенные бедра и ноги. Она снисходительно улыбнулась и, повернувшись, поцеловала меня и прошла в гардеробную.

Теперь я был уверен, что за эти полтора года она отдалась кому-то другому. Лора более не была девственницей, и объятия мои были для нее не первыми, но ее явно мало использовали. Почему? Была ли она беременна и избавилась от будущего ребенка? Если бы она поверила мне и рассказала о случившемся, я бы женился на ней. Но Лора промолчала.

В гардеробной бедняжка замерзла. Когда она вернулась, я уложил девицу в постель и плотно укутал ее одеялом. Пока Лора грелась, я понемногу припоминал ее фигуру. Она не была идеальной, но все недостатки стали достоинствами в моих глазах. Шея ее была немного коротковата, но грудь оказалась маленькой, как у тринадцатилетней девочки. Бедра ее были идеальными, особенно в сочетании с почти плоским животом, длинными ногами и самым крошечным, самым ухоженным влагалищем в мире. Оно всегда было идеально чистым и сладким. Я никогда не видел более совершенного. Клитор был просто маленьким бугорком, а внутренние губы светились малиновым цветом. Я начал ласкать языком чувствительное место, и она сразу же стала судорожно двигаться. Когда я коснулся местечка чуть ниже клитора, Лора яростно заизвивалась.

— Что ты делаешь? — воскликнула она, пытаясь увернуться.

— Подожди и увидишь, — ответил я. — Там это ощущение еще более интенсивное, не так ли?

Она кивнула, затаив дыхание, и я продолжил. Через некоторое время девица полностью отдалась моим губам и вскоре начала конвульсивно двигаться.

— О, Фрэнк, о! Это уже слишком. Я этого не вынесу, о-о-о! — Она попыталась отстраниться, я настаивал. — Я буду кричать. Я не могу этого вынести! Пожалуйста, прекрати…

Когда я поднял голову, заметил, что ее любовный сок пролился по всему влагалищу. Я снова прикоснулся губами к маленькому клитору, но она приподняла мою голову, поцеловала, обняла меня, безумно притянула меня к себе.

— О, дорогой, дорогой, дорогой! Я хочу, чтобы ты был во мне, твой ..., пожалуйста.

Конечно, я исполнил ее желание и продолжал свое дело. Когда я остановился, Лора побледнела.

— Я бы не поверила, — сказала она через некоторое время, — что можно чувствовать так сильно. Ты захватил мое дыхание, а потом мое сердце застряло в горле. Душа моя!

Эти слова стали для меня наградой. Я узнал путь к ее экстазу.

Как мы оделись, я не помню, но, проходя через столовую, я осознал, что отчаянно голоден. Лора тоже призналась, что у нее разыгрался аппетит. Мы продолжили трапезу.

Почему Лора для меня отличалась от любой другой женщины? Она не доставляла мне такого удовольствия, как другие. В самом деле, уже в моей жизни были, по крайней мере, две любовницы, стоявшие выше ее, и парочка льстивших мне более хитро, изображавших страстную привязанность. Ее же царственная личность и чистый ум, возможно, объясняли часть очарования. Лора, конечно, нашла запоминающиеся слова. В этот первый день, когда мы выходили из спальни, женщина остановилась и, положив руки мне на плечи, сказала:

— Non ti scordare di me (Не забывай меня), — а затем, обняв меня за шею, добавила: — Мы были одним целым, не так ли?

И поцеловала. Если слова не восхитили меня, то этот жест священной смелости потряс.

Постепенно Лора начала понимать, как ее тело восхищает меня. Она отбросила стыд и показала мне, что шведские упражнения, которые она практиковала изо дня в день, придали ее прекрасному телу удивительную гибкость. Женщина могла встать спиной к стене и, откинувшись назад, поцеловать стену — голова почти на уровне бедер, позвоночник гибкий, как лук. Для меня она была самой очаровательной любовницей и компаньонкой с тысячью разных притягательных качеств. Настоящая Венера, рожденная из пены морской, какой ее изобразил Сандро Боттичелли — в озорном кокетстве прикрывающая рукой свою прекрасную киску.

Время от времени Лора жаловалась на боли в нижней части живота, и вскоре я убедился, что ее матка воспалилась, явно по причине недавнего выкидыша или аборта. Если бы женщина рассказала мне правду, я бы простил ей все, и последний барьер между нами рухнул бы. Но этому не суждено было случиться. Возможно, она все еще сомневалась в моем жизненном успехе, сомневалась, смогу ли я идти от победы к победе. В смирении любви я хотел показать ей причины моего успеха, рассказал ей, как учился у газетчиков. Короче, глупо забыл, что для женщин, не знающих жизни, важны только результаты: внешний и видимый знак — это все для них. Лоре потребовались годы, чтобы понять, что я могу выигрывать везде, где захочу — на фондовом рынке даже легче, чем в журналистике.

И ее мамаша всегда была против меня. Об этом я узнал гораздо  позже.

— Он умеет говорить, но и другие люди тоже умеют говорить, — брюзжала она, искоса поглядывая на мужа-ирландца, чьи разговоры всегда оказывались пустой болтовней.

Но хотя наше ближайшее окружение было настроено против меня, вместе мы с Лорой прожили бесценные часы счастья. И теперь, когда я думаю о ней, вспоминаю случайные моменты как сладостный дух любви. О эти позы ее изысканного тела, которые заставляли меня содрогаться от восторга.

Месяц за месяцем мы встречались наедине, по крайней мере, раз в неделю. Раз в две недели или около того я водил мать и дочь Клэптон в театр, после спектакля мы ужинали в ресторане.

В то лето я купил себе дом в Кенсингтон-Гор напротив Гайд-парка, всего в нескольких шагах от особняка Сассунов18, с которыми я познакомился позже. Этот маленький домик позволил мне занять достойное место в лондонском светском обществе. Время от времени я устраивал в нем обеды и вечерние пати. Помогали мне в этом лорд Фолкстон и Артур Уолтер. Признаюсь, мои собрания имели настоящий успех.
_________________________
18 Семья Сассунов — семья евреев-сефардов из Ирака, прозванная в Лондоне «Ротшильдами Востока». Были одной из самых богатых семей мира, интересы их охватывали весь Азиатский континент.

Помню, как однажды миссис Уолтер посоветовала мне пригласить никому не известного пианиста, который, несомненно, еще сделает себе громкое имя. При первой же возможности я устроила для него вечер: добрая сотня влиятельных людей пришли послушать пианиста и ушли восторженными поклонниками его. Это были первые гастроли Падеревского в Лондоне. И мой дом стал первым домом, в котором он играл.

Конечно, я хотел бы, чтобы Лора была рядом и послушала его исполнение, но возлюбленной было сложно выходить вечерами из дома без матери. Я же терпеть не мог миссис Клэптон. Каждый раз старуха хамством и грубостью делала себя центром любого собрания. Лора же не желала слышать даже слова против ее матери.

Однажды я сказал ей:

— Ты унаследовала свою красоту и грацию от родного папаши.

Но она тут же разозлилась:

— Я унаследовала свою кожу от матери! И мои волосы, и мое сердце… Вам они нравятся, сэр. Так в чем же дело?

И она состроила мне кокетливую гримаску маленького ребенка, которая очаровала меня так же, как и ее преданность. Девочки почти всегда предпочитают матерей отцам. Почему?

Однажды вечером Лора и миссис Клэптон пришли ко мне на небольшую вечеринку, которую я давал в Кенсингтон-Гор. Там была миссис Линн Линтон, моя большая поклонница и настоящий друг. Лора пела для нас, благо, ее превосходно обучил Ламперти19 из Милана, которого я хорошо знал. Но у нее был слабый голос. Чувствуя, что она страдает по этому поводу, я упросил ее сыграть сцену из «Федры». И женщина всех удивила — она была прирожденной актрисой! Все горячо хвалили ее, несмотря на миссис Клэптон, которая всегда была против сценического увлечения дочери.
__________________________
19 Франческо Ламперти (1813—1892) — итальянский музыкальный педагог, профессор пения в Миланской консерватории.

Миссис Линн Линтон отвела меня в сторонку и посоветовала как-нибудь избавиться от мамаши.

— Она невозможна. Девочка просто чудо, и на нее очень приятно смотреть. Вы намерены жениться на ней?

— Безусловно готов жениться, — ответил я, потому что Лора была в пределах слышимости.

— Сначала избавьтесь от матери, — посоветовала миссис Линн Линтон. — Она враждебно к вам настроена, это все видят. Вы ее чем-то обидели?

Я пожал плечами: бывают ли у симпатий и антипатий какие-либо явные причины?

Мне было трудно, если не сказать невозможно, выяснить, что знает Лора о сексе. Как и большинство молодых ирландок, она не любила говорить об этом.

— Когда ты впервые узнали о сексе? — спросил я как-то раз.

— Не помню, — ответила она. — Девочки в школе рассказывали, что какая-то старшая девочка объясняла девочке помладше то и это, а младшая рассказала о своем открытии подругами. Как-то так получилось.

Мое почтение к ней было настолько необычайным, что, хотя я и придумал с джину вариантов вопроса: занимались ли Лора онанизмом? — но так и не решился спросить ее об этом. Часто, когда я спрашивал ее о чем-то интимном, она обнимала меня и целовала, заставляя умолкнуть, в то время как ее глаза весело плясали. Если я все же настаивал, то в ответ получал какую-нибудь фразу вроде: «У вас есть я, сэр, тело и душа, чего еще ты хочешь?»

Однажды я спросил ее о танцах. Я начал ревновать, наблюдая за ней: на каждой вечеринке Лоре доставались лучшие танцоры. Чувственная грация ее движений вызывала всеобщее восхищение. Не то чтобы она преувеличивала свою чувственность, напротив, она проявлялась лишь время от времени. Как танцовщица возлюбленная напоминала мне Кейт Вон, которую я всегда считал несравненной, самой грациозной танцовщицей, когда-либо выходившей на сцену. Лора двигалась в том же легком изысканном ритме. Но она всегда отрицала, что танец возбуждал ее чувственно.

— Это музыка, которую я люблю, — говорила она, — ритм, гармония шагов. Это так же близко к опьянению, как и потворство своим чувствам.

— Но снова и снова его нога оказывалась между твоими, — настаивала я. — Ты должно быть испытывала экстаз.

Она пожала плечами и не ответила. Я снова начал:

— Ты знаешь, что даже твои маленькие груди очень чувствительны. Как только мои губы прикасаются к ним, соски становятся твердыми и алыми. Твоя киска реагирует еще быстрее. Ты должно быть чувствуешь плоть мужчины самыми эрогенными частями своего тела! Я верю, что время от времени ты стараешься избегать соприкасаться с ним, и это добавляет неподражаемый трепет к твоей грации…

Сначала она, казалось, колебалась, потом задумчиво сказала:

— Огромная разница между мужчиной и женщиной на пути любви. Из того, что ты говоришь, ясно, что прикосновение к ногам женщины или прикосновение к ее груди возбуждает тебя. Даже если эта женщина тебе не нравится. Но подобное ни в малейшей степени не возбуждает женщину, если она не любит мужчину. А вот если она любит мужчину, как только он подходит к ней, женщина испытывает неимоверный восторг. Когда он обнимает ее, она вся трясется от волнения! Для нас, женщин, на первом месте любовь. Для вас, мужчин, на первом месте чувственность. Вы путаете ее с любовь, а потому часто обманываетесь сами и обманываете нас.

— Возможно, — согласился я. — В любом случае, для меня это открытие. Я где-то слышал нечто подобное, но тебе я бесконечно благодарен за объяснение. Любовь усиливает ощущения женщин, тогда как острота ощущений усиливает любовь мужчин.

— Следовательно, вы, мужчины, — подытожила Лора, — несомненно, имеете низшую и более материальную природу.

В глубине души я вынужден был признать, что она права.

Всякий раз, когда мы долго были вместе, влечение Лоры ко мне становилось таким всепоглощающим, что это всегда вызывало во мне подозрение. Не знаю почему, но я констатирую факт: я никогда не был уверен в ее любви. Стихи старой немецкой народной песни часто приходили мне тогда на ум:

Sie hat zwei Auglein, die sind braun
Heut du Dich!
Sie warden dich uberzwerch anschaun
Heut du Dich! Heut du Dich!
Vertrau ihr nicht, sie narret Dich.
Sie hat ein licht goldfarbenes
Haar Heut du Dich!
Und was sie red't das ich nicht wahr,
Heut du Dich! Heut du Dich!
Vertrau ihr nicht, sie narret Dich!20
_______________________
20 Подстрочный перевод Googl:

Я знаю горничную Хубш отлично:
Береги себя! Я знаю горничную Хубш отлично,
Она может притворяться дружелюбной.

Шляпа, ты не доверяй ей.
Она дурачит тебя, она дурачит тебя!

У нее два глаза
они карие:
Береги себя!
У нее два глаза
они карие,
с их помощь
она может выглядеть очень влюбленной.

У нее шелковые мягкие волосы.
Береги себя!
У нее шелковые мягкие волосы,
но то, что она говорила — ложь!

И когда она дружелюбно смеется,
Береги себя!
И когда она дружелюбно смеется,
Значит, из тебя дурака уже сделала!

Дам свой краткий перевод: Ее красота полна контрастов, карие глаза, золотистые волосы и прекрасное тело:
Не доверяй ей! Она тебя дурачит!