Часть 3
Глава 1
Бывалого мореплавателя не обманет затишье перед бурей, но человек легко обманывается гладкой жизнью, ясным небом над головой, сиянием солнца в зените, самоуверенно думая, что так будет всегда. Вот и Вера жила себе и жила, радуясь тому, что так хорошо прижилась она и её семья в деревне Андрюшино, пока гром не грянул. А когда гром грянул, то уже поздно было креститься, надо было спасать свою душу.
Зачем было Вере принимать всерьёз предсмертные пророчества Сергея Буталова, если её жизнь и так была достаточно благополучна как на работе, так и в семье.
В тот год весна была затяжная. Народ в Андрюшино безропотно зяб, измученный бесконечными дождями. От излишней влаги раскисали поля, а всходы зерновых закисали на корню. Солнце не показывалось из-за туч, небо хмурилось, и так изо дня в день.
Законное календарное лето никак не могло распогодиться. Не было в природе силы прогнать с неба тяжёлые облака, которые обложили деревню со всех сторон. Андрюшинские старожилы обречённо разводили руками, они не припоминали за свою жизнь такой ненастный июнь, но Вера сердцем чуяла, что причина кроется не в природных катаклизмах, а в страстном желании Сергея Буталова задержаться на этой земле.
Мужчина заболел так внезапно, а его болезнь протекала так злокачественно, что в Андрюшино не нашлось ни одного человека, кто бы искренне ему не сочувствовал.
Вера как участковый врач обеспечивала больного необходимыми лекарствами и медицинским обслуживанием на дому. Жена Сергея Надюша окружила мужа заботой и любовью. Друзья и представители деревенской общественности постоянно навещали Сергея, но вскоре любое посещение стало ему в тягость, он слабел на глазах.
Потом наступило время, когда некогда пышущий здоровьем мужчина не смог встать с кровати и глотать пищу. От капельниц с белковой жидкостью Буталов отказался сам. Вера не понимала, какой силой в его теле поддерживалась жизнь, но порой ей казалось, что именно эта сила отнимала у лета тепло, положенное ему по сезону.
В один из таких непогожих июньских дней Вера зашла к Буталовым, не по долгу службы, а потому, что она, будучи добрым человеком, захотела морально поддержать больного, бывшего завхоза, которого когда-то уволила за пьянство.
Подойдя к постели умирающего, она постояла немного, потом присела на стул, стоящий рядом с кроватью. Жена Сергея, Надюша, сидела на табуретке рядом и была рада возможности выговориться.
— Вера Владимировна, с рассветом моего Сергея уже месяц навещают два голубя, и они воркуют перед окошком до восхода солнца, мой Серёжа видит этих голубей даже с закрытыми глазами, и не только голубей. Он видит то, что ещё не произошло. Свои видения он рассказывает, когда утихают боли. За два дня наперёд он в точности описал тех ягнят, которые ещё не появились на свет, и не ошибся. Хорошо, что в последние два дня он не чувствует боль, но говорить ему трудно.
Вера слушала будущую вдову, не перебивая, и сокрушалась сердцем от мысли, что когда-то в прошлом обидела Сергея как административное лицо, а это тяжёлый груз принимать на себя вину других людей.
Посидев рядом с больным, Вера ещё раз тяжело вздохнула и уже собралась с духом, чтобы покинуть дом Буталовых, как к ней обратился сам больной.
Измождённый болезнью, Сергей тихо произносил слово за словом, медленно выговаривая их, и казалось, что его шёпот обладал магической силой завета.
— Я бы вам... Вера… много мог сделать... беды, много... зла. Я... благодарен. Вы… вернули... к жизни. Я перестал пить... Два года… целых два года… я жил… как человек... муж... отец. Завхозом… в школе работал... честно. Спасибо.
Слеза прокатилась по его лицу, Вера прикусила губу, чтобы не зарыдать в голос. Надя внимательно слушала мужа и не дивилась тому, что тот говорил.
— Вы... Вера... Премудрая... никому не говорите... собирайте чемоданы... берите детей и... уезжайте… вам здесь жить… не дадут... бегите... пока не поздно.
Тут силы покинули говорящего, и Надюша кивком головы попрощалась с Лебедевой.
Через три дня Сергей Буталов умер, и природа, словно встрепенувшись ото сна, провожала Сергея в дальний путь сиянием лучезарного солнца. Во время его похорон ожившая под солнцем тайга радостно запела птичьими голосами.
Вера не хотела принять предсмертные слова покойника как призыв к действию. Андрюшинская больница под её руководством работала как смазанный мастером часовой механизм. Случаи пьянства в коллективе были единичные, да и то только в её отсутствие. Годовой отчёт показал высокий уровень здравоохранения в Андрюшино, что говорило о слаженности работы всего персонала участковой больницы.
Вера согласилась поехать в Тюмень на курсы усовершенствования врачей, потому что в ноябре корова Зинка запустилась, папа по её просьбе приехал управляться по хозяйству, а больница была оснащена всем необходимым до весны.
Каждые выходные Вера из Тюмени ездила домой. В одну из суббот завьюжило. Вера приехала в Андрюшино на попутной машине, но прежде чем пойти домой, заглянула в больницу, но не как административное лицо. Ей хотелось узнать подробнее о последних днях жизни Зинаиды, больной раком лёгких.
Зинаида была залётной птицей в сибирской деревне. В четвёртой стадии рака лёгких привёз её в деревню местный мужик Федор, который пил, курил и не работал. Когда Зинаиде стало совсем плохо, Федор отправил свою гостью на излечение в больницу.
Вера назначила лечение, согласованное с рекомендациями онколога, но через неделю выписала Зинаиду за нарушение больничного режима, ибо распитие алкогольных напитков в больнице было под запретом, а ещё через месяц вновь госпитализировала её для проведения паллиативного лечения.
Эта ленинградка могла бы стать Вере подругой, но судьба распорядилась иначе, их отношения не выходили за рамки отношений врача и его пациента. С дворянской стойкостью принимала Зинаида свою скорую кончину. Во время врачебного осмотра Вера любила задержаться у её постели, чтобы поговорить о превратностях человеческой судьбы, о возможностях или о невозможностях её изменить, о том, что лучше для человека, покорно плыть по течению или противостоять судьбе.
— Зинаида Романовна, вы сама знаете, что табак и вино губительны для любого живого организма. Вы осознанно выбрали пьянство и курение, чтобы ускорить старение и приблизить смерть? Хотя даже смерть вас не пугает больше, чем жизнь без вина и без курева. Почему же мы в жизни выбираем то, что нас убивает?
— Выбираем? Позвольте, кто добровольно выбирает себе зло?.. Ах, это вы о вредных привычках? Но это та мелочь, которая не меняет абсолютно ничего в нашей судьбе. Вот вы, Вера Владимировна, запретили мне пить и курить, хотя вести трезвый образ жизни в мои последние дни — это жестокое испытание, а не думали ли вы о том, что сама по себе жизнь без смысла уже противоречит здравому смыслу эту жизнь продлевать, или ваш смысл жизни вы видите в том, чтобы страдать и поститься до глубокой старости? Вера Владимировна, вы сами с какой целью живёте, ведь вы так же, как и я, забрались в этот медвежий угол не от хорошей жизни?
— Мой смысл жизни?.. Вырастить детей с хорошим будущим, оказать врачебную помощь тем, кому ещё может помочь медицина. Уважаемая Зинаида Романовна, время пришло вам пить таблетки. Я знаю, что у вас есть сын, дайте его адрес, чтобы мы могли сообщить вашим родным о вашем состоянии здоровья.
— О моём раке лёгких знают все, кому это надо знать, но о моей смерти сообщать мне некому. Сына видеть не хочу, даже после смерти. Пусть он живёт долго и счастливо. Кажется, так говорят в народе? И пусть Бог будет ему судьёй, и пусть Он его простит, потому что я не могу.
— Нет, Бог всем нам судья, и вам тоже. Я знаю по своему опыту, что даже смерть не так тяжела для матери, как обида на детей. Это вечные узы, которые даже смертью не разрешатся. Давайте мы проверим себя на добро и вызовем вашего сына...
— Стоп. Этот вопрос уже мной решён. Вера Владимировна, я устала. Дайте мне скорее ваши пилюли, я хочу спать. Вы меня утомили своими разговорами.
Через неделю после этого разговора Зинаида впала в кому. Каждое утро Вера начинала пятиминутку в больнице со страхом услышать печальную весть о смерти больной из Ленинграда, словно с этой смертью обида умершей на сына перешла бы к ней. Прошла неделя, а Зинаида по-прежнему лежала в коме и над ней властвовал неразрешимый вопрос всего человечества, поставленный когда-то Шекспиром: быть или не быть.
Перед тем, как Вере пришло время отправляться на учёбу в Тюмень, в кабинет главного врача вошла, запыхавшись, ночная медсестра и с порога доложила новость:
— Наша Зиночка открыла глаза и... попросила кушать. Представляете, я захожу к ней в палату, чтобы провести утренний туалет, а она лежит с открытыми глазами и просит дать ей яблоко, потом говорит: «Колбасу хочу!» Не знаю, что и делать, где я достану ей колбасу и яблоко?
Колбасу для Зинаиды, вышедшей из комы, нашли сразу, а вот за яблоком пришлось посылать в район на рынок.
Когда Вера отправилась в Тюмень на учёбу, исполнять руководство больницей она доверила Буталовой Наталье Александровне, при которой и умерла эта беглая ленинградка.
О последних днях жизни Зинаиды хотелось Вере узнать подробнее, поэтому по дороге домой она зашла на минуточку в больницу, и Лидия Ивановна рассказала ей, что Зина умерла, как и положено, на руках у своего сына. Не успела порадоваться этой новости, как из коридора послышался шум.
По коридору бежала взлохмаченная Наталья Александровна. Она была в домашних тапочках на босу ногу и в домашнем халатике нараспашку. Вера незамедлительно направилась ей наперерез, чтобы выяснить ситуацию.
— Наталья Александровна, что это вы себе позволяете? Это ведь не ваша спальня, а больничное учреждение! Вы его руководитель, а носитесь по больнице неподобающим образом! Что случилось?
— Ох, Вера Владимировна... мой муж. Витька напился, бес ему в ребро, и хочет меня убить, и убьёт ведь, если найдёт.
— Виктор? Виктор Сергеевич? Он пьян?
— Уже который день. Он там, в кочегарке.
— В кочегарке?! Пьяный?!
В этот миг Вера забыла, где в груди у неё бьётся сердце, потому что оно стучало уже в голове.
Она мчалась в кочегарку, словно сдавала зачёт по нормам ГТО. Кочегары в рабочее время не имели право распивать спиртные напитки, а посетителям запрещалось приходить в больничную кочегарку в пьяном виде. Это был приказ по больнице, исполнение которого стоило Вере много нервов и даже дней её жизни. За исполнением этого приказа должны были строго следить все административные работники: старшая медсестра отделения — в больнице, а завхоз — в гараже и кочегарке. Теперь, в Верино отсутствие, Наталья Александровна, ответственная за трезвость коллектива, трусливо прячется по больничным кабинетам от мужа, завхоза, нарушителя приказа и провокатора!
Вера влетела в кочегарку, не обратив внимание на резкую боль в груди, ведь что может сравниться с видом пьяной компании у кипящего котла в системе отопления в морозный ноябрь, — только вселенское крушение!
Оглядев честную компанию, женщина произнесла только одно слово, но оно прозвучало так угрожающе тихо, что даже самый пьяный из товарищей кочегаров его услышал. «Вон!!!»
Пьяные мужики, как крысы с тонущего корабля, потянулись к выходу. Один из них попытался улыбкой поприветствовать Веру, но не удержался и всем телом повалился на неё, хорошо, что его быстро перехватила на себя маленькая санитарка, прибежавшая на помощь.
Потом она потребовала от дежурного кочегара ключ и закрыла кочегарку на замок. Вернувшись в свой кабинет, вызвала Лидию Ивановну и молча положила перед ней ключи.
— Не волнуйтесь, Вера Владимировна, я всё поняла и всё будет сделано. Экстренно вызовем другого кочегара. Такого безобразия больше не повторится. Вы скорее учитесь и приезжайте домой.
С огорчением отправилась Вера доучиваться в Тюмень. Экзамен на врача первой категории она сдала успешно и в отличном настроении вернулась в своё Андрюшино, чтобы вновь взять бразды правления больницей в свои руки, в уверенности, что буря миновала. А буря только набирала обороты.
Сначала Вера не обратила внимание на бабьи слухи о том, что очень скоро она позорно сбежит из Андрюшино, но перед этим подарит свой дом Гайдарчук.
Собака тявкает, да и пусть себе тявкает, лишь бы не кусалась.
В январе, перед уходом на пенсию, главный врач района Тимин дал Вере почитать письма, пришедшие на его имя. Она с энтузиазмом принялась читать первое письмо вслух, но потом быстро осеклась, ибо то, что было написано в том письме, вслух не прочитаешь.
«Довожу до вашего сведения, что Лебедева В. В. занимается проституцией с должностными лицами в районе... чтобы выбить материальные ценности для участковой больницы. Бедный батюшка Андрей сбежал из села, не выдержав сексуальных домогательств со стороны главного врача Лебедевой В. В. …Прошу принять меры. Аморальное поведение Лебедевой… позор…»
Бегло прочитав письмо, Вера в недоумении уставилась на Тимина. От удивления её руки сами собой развелись в разные стороны, в одной из которых был листок, исписанный каллиграфическим почерком Гайдарчук.
— О, Боже. Я была уверена, что мой авторитет на деревне непоколебим. Личной жизни нет как не было. Работаю как лошадь, живу как отшельница… а выгляжу как распутница? Неужели в глазах деревенских людей я так отвратительна? Даже не знаю, что сказать.
Тимин взял из рук Веры письмо и усадил её на свой стул, что стоял рядом со столом.
— Вера Владимировна, успокойся. Зато я знаю эту кляузницу как облупленную. Я же сам родом из ваших краёв. Её сексуальная озабоченность известна многим из районного начальства, поэтому учти на будущее, никто за тебя не заступится. Ты, Вера Владимировна, стоишь у неё на пути, как конкурентка на звание «первой леди» на погосте.
— Но я эту Гайдарчук даже по имени толком не знаю. Здоровались мы с ней, когда встречались, а как она забеременела, так от меня, как от чумы, стала бегать. Ну, беременную Гайдарчук понять можно, беременность в 42 года — это тяжкое испытание, но чтобы подобные письма писать… просто уму непостижимо.
— Я тебя предупредил, теперь ухожу на пенсию, вместо меня придёт молодой и перспективный доктор.
«Молодой и перспективный» доктор оказался откормленным молодым человеком, с рыбьим взглядом и трёхдневной щетиной. Новую должность Чернов воспринимал как причитающуюся ему по статусу потомственного руководителя, а руководить он собирался по-пролетарски, сначала «старый мир» разрушить, а потом построить то, что получится.
Отлаженную систему снабжения Андрюшинской участковой больницы Чернов блокировал тем, что перестал подписывать доверенности на имя Лебедевой, без всякого объяснения, когда же она стала готовить документы, чтобы перевести больницу на частичное самофинансирование, то новый главный врач района любезно уговорил её не торопиться с оформлением лицензии, а пообещал своё содействие. Вера, в знак перемирия, предложила отписать на нужды райбольницы часть перевязочного материала, которым она запаслась на год вперёд, но тот гордо отказался.
Наступали майские праздники, ледовая дорога через Тавду должна была вот-вот рухнуть, а Чернов тянул с подписанием договорных бумаг с ДРСУ на перевозку угля в больницу Андрюшино, находящуюся за рекой.
Вера с утра ждала разрешения попасть на приём к Чернову, а в обед вошла в его кабинет без всякого приглашения и заставила подписать подготовленный ею документ.
— Вы понимаете, что промедлением с оформлением документов вы лично саботируете деятельность участковой больницы, которая находится в тайге, в 40 километрах от парома. Один день промедления, и начнётся ледокол, тогда уголь придётся завозить на пароме, а кто за паром будет платить?
— Извините, но кто вам даст машины на перевозку угля?
— Это уже не ваша забота, машины с углём ждут моего распоряжения на переправе.
Уголь завезти в больницу успели до ледохода, а с первым паромом Чернов сам попросил Лебедеву явиться к нему на приём.
Вера вошла в кабинет, садиться в мягкое низкое кресло перед столом нового начальника ей не захотелось, да и приглашения садиться не было. Чернов окинул её взглядом с некоей презрительной усмешкой, видимо, как женщина Лебедева его не привлекла.
Но и Вера не испытывала симпатии к молодому главврачу: чванство всегда остаётся чванством, особенно когда оно при галстуке и в кресле. Новоявленный главный врач Чернов удачно вписывался в образ «карася-идеалиста» по Щедрину, трёхдневная щетина, белёсые глаза навыкате, в которых нет никакой мысли, под глазами — инфантильная отёчность и толстые губы. И трудно было догадаться, что за этим образом карася скрывалась алчная щука, этому мешал авторитетный животик.
— Наслышан о вас, Вера Владимировна, наслышан, — наконец-то обратился Чернов к Вере, которая теперь стояла у окна, — но не кажется ли вам, Вера Владимировна, что пора бы и честь знать!
— Моя честь при мне, а вы, однако, любитель говорить загадками?
— Нет, я люблю беспрекословное подчинение!
— Вижу, что вы удачно избежали службы в армии. Прежде чем подчинять сотрудников больницы, вам надо проявить себя грамотным руководителем, который несёт ответственность за вверенное ему подразделение! Мой вам совет: создайте толковую команду, заработайте авторитет среди сотрудников больницы, чтобы они хотя бы знали, что вы от них хотите. А теперь к делу, зачем вы меня вызвали?
— Так я о деле и говорю, авторитет вы мне и заработаете. Вера Владимировна, я даю вам спокойно работать при условии, что вы... м... ваш авторитет в районе... м... вы передадите мне, вашему новому главному врачу.
До Веры не сразу дошёл смысл услышанной ею речи.
— Я вас правильно поняла? Вы намерены загребать жар чужими руками? Тогда сначала, ваше благородие, побрейтесь. Деревенские вас не поймут, пушок на рыльце хорош только у поросёнка. Что же вы так заволновались?
Вдруг по странному блеску в выпуклых глазах Чернова, который появился и тут же пропал, Вера поняла то, что она не заметила с самого начала.
— Так вы меня… боитесь?!
Пауза.
— Да, боюсь. Но это не значит, что вам… позволено вести себя так нагло.
Вера вышла из кабинета, не прощаясь, и только одно слово вырвалось из её уст на пороге: — Карась!
Это было с ней впервые, что она обозвала человека речной рыбой.
***
В тот год май выдался тёплым и погожим, но предсмертные слова Сергея Буталова не давали Вере радоваться жизни, хотя о том, чтобы уехать из деревни, не было и речи.
Ещё посмотрим, кто и кому голова!
Ближе к лету тайга постепенно уходила под воду, но Вера не волновалась, больница была подготовлена к работе в половодье. Дома по субботним вечерам Вера занималась всерьёз по Луизе Хей, талдыча перед сном триста раз «Я себя одобряю», но любить себя мешали женщине её собственные мысли.
В это время ей попалась в руки книга, где вкратце описывалось мироздание, как оно виделось Елене Рерих. Какая может быть медитация и уход в себя, если человеку дана возможность прикоснуться на уровне мысли к истокам развития человеческой цивилизации. Принимать творение мира по Библии, которое совершилось за 6 дней, можно только ребёнку, а не взрослому человеку.
Надо сказать, что Вера обычно в смущении пролистывала первую главу Бытия, которая находилась на первой странице Евангелия, подаренного ей Надеждой Сафоновой, а то, как описывалась история развития Вселенной согласно Елене Рерих, приводило её в неописуемый восторг. Одно смущало только, что эта интригующая информация и истории Вселенной никого в деревне не интриговали.
— Фёдор Николаевич, вы можете представить себе, как грандиозна наша Вселенная, какие преобразования она претерпевала, а мы дальше своего носа видеть не хотим. Вас разве не удивляет общности человечества со Вселенной и тайны мироздания, которые открываются избранным, но главным является то, что они существуют и влияют на наше настоящее и будущее.
Этот разговор происходил по дороге к больному, а Вере просто необходимо было хоть с кем-нибудь поделиться своей причастностью к тайне цивилизации. Но диалога не получилось, только густые брови шофера «скорой помощи» сошлись на лбу треугольником, взгляд сначала поднялся кверху, а через секунду вновь устремился на дорогу. Не обратив внимания на мимику своего неразговорчивого собеседника, она продолжала делиться с ним сведениями о загадках мирозданья.
— Мы живём в четвёртой эре. Вы не знали?.. До нас были цивилизации и после нас будут. …Фёдор Николаевич, вы не слышали о находках брата Елены Рерих в Гималаях? Это просто удивительно, что мы, как неандертальцы, думаем, что мы одни во Вселенной. Вам не интересно? Фёдор Николаевич, миленький, мы просто обязаны сохранить и передать нашим потомкам то тонкое духовное наследие, которое дано нам высшим разумом, ведь космическое пространство не просто вакуум, это форма общения с духом Вселенной, а Вселенной далеко небезразлично, как мы живём. Понимаете, каждый человек в ответе за то, что он принесёт в этот мир… ибо существует Общее Благо… Нам надо иметь знания, ведь наука рано или поздно поможет человеку общаться с космосом. Что человек может принести в космос? Свои знания, мудрость, свою историю, труд, благородство, красоту… да, красоту жизни, в особенности.
Шофёр Фёдор Николаевич на призывы Веры больше не реагировал, даже бровями, а просто прервал её на полуслове.
— Я, Вера Владимировна, знаю только то, что сегодня нам в Нелань не проехать. Вода, однако, на дороге… весна.
Такое пренебрежение к истории человечества и всей Вселенной покоробило бы любого интеллигентного человека, но только не Веру. Она не нуждалась в последователях и училась по Луизе Хей радоваться любому человеку, создавая вокруг себя поле любви. Пусть знания замечательной Елены Рерих деревенских не интересовали, но это не значило, что их не было вовсе, хотя эти знания никак не влияли и на Верину судьбу.
***
Настало время, когда Вере уже трудно стало не замечать, что в коллективе больницы происходит что-то неладное. Казалось, что кто-то хочет ей очень досадить, но когда кажется, то крестятся, а Вера старалась по Луизе Хей усиленно всех любить.
Лидия Ивановна обнаружила, что акушерка взяла за практику проводить вагинальный осмотр женщин, используя только одну пару стерильных перчаток, по её оправдательным словам выходило, что «грязь к грязи» не пристаёт.
Однажды постовая медсестра не вышла в ночную смену из-за разгула привидений в её доме. Конечно, рассказу о домовых Вера не поверила и пригласила медсестру Татьяну, прогулявшую смену, хоть как-то объяснить своё поведение, но то, что она услышала, было более правдоподобно, чем реальная жизнь.
***
Татьяна жила в Нелани, в доме, где когда-то находился сельский совет, а напротив, через дорогу, стояли руинами церкви, которую так и не смогли разрушить в период революционных преобразований. Татьяна жила вместе с детьми, а на работу ездила на перекладных. Но в последнее время после праздника Первого Мая в дом зачастили по ночам барабашки, которые вели себя как пьяные собутыльники отца.
Вера была потрясена, когда узнала, что несколько лет назад муж Татьяны собрал детей в комнате и при них повесился на верёвке, спрыгнув со стола со словами: «Да пропади всё пропадом!».
Теперь Татьяну позвал в жёны одинокий мужик из Андрюшино, и она согласилась переехать с детьми к нему жить, ибо нечистая сила в её доме совсем разгулялась. Испуганная женщина верила детским рассказам про домовых, она и сама видела несколько раз, как в полдень в руинах церкви под аркой высвечивалась фигура какой-то дамы в старинных одеждах, которая вытянула руку в направлении старого дома Татьяны.
Татьяна не вышла на смену в ту ночь, потому что её не пустили дети, а предупредить не могла, телефонной связи с больницей не было, а ночью её разбудили мужские голоса, потом — топот, словно кто-то, обутый в тяжёлые сапоги, бегал от одной кровати к другой. В полночь проснулись и дети, их разбудил шум бьющихся бутылок, и они, один за другим, прибежали на кровать к маме, так все вшестером просидели до утра.
— Так что вы собираетесь предпринять? Будете увольняться?
— Нет, что вы, мой Антон к себе зовёт, сегодня и переезжать будем, я не выдержу ещё одну такую ночь.
— Слава Богу. Я пошлю вам на помощь кочегаров, они помогут с переездом.
Как только эта ситуация с привидениями разрешилась, так начал чудить завхоз.
Виктор Буталов взял за моду скрываться в рабочее время, пропускать выдачу продуктов питания на кухню и огрызаться на хозяйственных пятиминутках.
Потом мамы с больными детьми стали жаловаться, что долго им приходится ждать в коридоре своей очереди, чтобы пойти в кабинет, где принимала больных детей фельдшер по детству. Разве могла Вера догадаться, какие разговоры и с кем отвлекали Буталову Наталью Александровну от работы?
***
В последнее время Гайдарчук приходила на приём к фельдшеру по детству, как к себе на работу. Она по-деловому садилась на кушетку напротив Натальи Александровны и начинала подливать масло в огонь.
— Ох, Наташа, жалко мне тебя, пропадаешь ты ведь зазря. Я вот что скажу, хватит тебе клушей сидеть в своей консультации, тебе пора бразды правления в свои руки брать! Я на твоей стороне! Власть в районной больнице сменилась, так что и у вас в больнице грядут перемены…
— У Лебедевой-то диплом доктора имеется, а у меня — только диплом фельдшера, — скромно поддержала её Наталья.
— А у меня два! И все экономические! Не в дипломах сила! Вы с Виктором пошто штаны-то протираете, пишите куда надобно, чтоб новое начальство в курсе было о нашей придурковатой Верочке. Пришла пора врачиху раскулачивать, какой дом себе отгрохала. Хватит нам и Петра Петровича, с его барскими замашками! Его дедов в Сибирь заслали, а они в Сибири дома себе отгрохали, поля под зерновые возделали, скот развели, так их по второму разу пришлось раскулачивать! Понаехали в Сибирь куркули, хотят здесь хозяйничать! Пётр Петрович самым хитрым оказался, он на рожон не лез, он коммунистом стал, авторитет поимел, он сам как был кулак, так кулаком и остался, а в больнице как у себя дома хозяйничал, и тоже с дипломом фельдшера. Главное, что он сам хорошо жил и другим жить хорошо не мешал!.. Эта врачиха выведала, что на ремонт школы «Газпром» выделил нашему сельсовету гуманитарную помощь, и взбесилась. Наших местных депутатов взбаламутила, куда, дескать, деньги делись? А её какое собачье дело, куда деньги делись, делись, и всё тут.
Наступило неловкое молчание. Гайдарчук сразу поняла, что лишнее сболтнула, а отступать и не думала.
— Я по весне к бабке Елене ходила, чтоб та на врачиху порчу навела, так она взяла и кони двинула, отмучилась, горемычная. Говорят, что грудь у неё вся в язвах была. Вишь, что получается, куда ни крути, а врачиха всегда сухой из воды выскочит. Вот, погодь, когда я председателем сельсовета стану, то каждому выдам по заслугам, а с Лебедевой по отдельности разговор будет.
Обычно Наталья Александровна слушала бабьи сплетни в пол-уха, но в тот день её допекло!
— Ох, эта врачиха сговорилась с Лидкой, а та совсем нос задрала. У самой медсестринские курсы, что были ещё при царе Горохе, и она корчит из себя незнамо кого, старшей медсестрой числится. Мой Витёк так мне и сказал: «Или я, или твоя подруга Лидка». А какая мне Лидка подруга-то, ну, дружили мы с ней семьями, так теперь она всё с врачихой на короткой ноге, а к той и на хромой козе не подъедешь! Недавно мне выговаривала, что я детишек плохо лечу, а сама своих-то забросила, всё где-то разъезжает!
От этого разговора о наболевшем Наталья вспотела, жар в теле выступил пятнами на её широком лице.
— Что, Наташка, раскраснелась-то, как буряк по осени? Видно, Витька твой в отставку ушёл, спит, небось, до рассвета увальнем. А ты его кулачком под один бочок, да под другой, глядишь, что и получится… А, врачиха-то только с виду скромница. Мы за её домом слежку установили, мои бабы сутки напролёт контроль ведут, всё подмечают. Ты что думаешь, что она святая? Каждую ночь к ней мужики приходят, да не только наши здешние, но и из района жалуют, все пузатые, да блудастые.
— А Иван-то что? Он ведь к ней подкатывал…
— Так он уж давно перебесился. Разве ему деревенских баб мало? Зачем ему эта суматошная стерлядь…
Тут дверь в кабинет распахнулась и на пороге появилась сама «суматошная стерлядь».
Вера не скрывала своего недовольства.
— Наталья Александровна, вы больных детей-то уморить вздумали сегодня? Дети плачут, их мамы волноваться стали.
В одно мгновение лицо Натальи Александровны преобразилось и его украсила радушная улыбка.
— Хорошо, Вера Владимировна. Мы тут с Гайдарчук говорили о здоровье её сынишки. Мальчику уже год, надо бы его отправить к специалистам, ведь роды были осложнённые, я мальчика в район направляю для консультации у невропатолога.
Наталья Александровна принялась что-то записывать в свою тетрадку, Гайдарчук встала с кушетки, расправила плечи и направилась к выходу. Вера вежливо посторонилась, дала ей выйти в коридор, а потом сама отправилась по делам.
***
Отношения с завхозом Виктором Буталовым портились изо дня в день. На планёрки он являлся с опозданием и делал какие-то свои дела в обход главного врача. Вера только успевала на них реагировать, но не предупреждать. В один из понедельников, после хозяйственной планёрки, проходящей в её кабинете, она попросила завхоза Буталова остаться для разговора.
— Виктор Сергеевич, кто дал вам право разглашать данные ведомости по зарплатам между сотрудниками? Это рождает нездоровые пересуды в коллективе.
— Да что вы, Верочка Владимировна, это всё бабьи сплетни.
— Я вам не Верочка, где плата за пользование гаража? По договору за пользование тёплого гаража господин Медведев должен платить помесячно, прошло два месяца, а платы в больничную казну не поступало.
— Да вот, Вера Владимировна, он нам тут одну детальку для трактора дал в пользование. Она нам очень-то в хозяйстве пригодится.
— Почему я об «этой детальке» впервые слышу! Вы же знаете, что деньги за гараж и за пользование нашей водонапорной скважиной, которая в единственном числе функционирует в селе, предназначены на социальные нужды нашим работникам. Это не даёт вам права быть добреньким за моей спиной. Вы меня поняли?
Обиженный Виктор Буталов вышел из кабинета, а на следующее утро к Вере явился и сам господин Медведев, местный фермер, потому что на больничном гараже уже висел новый замок, а ключи от замка были только у неё. Лидеру деревенской знати, Медведеву, в пользовании гаражом было отказано!
По деревне поползли слухи, что Буталовы пишут на врачиху в район доносы, но Вера слухам не верила, хотя обо всём, что происходило в больнице, первым узнавал главный врач района Чернов.
В коллективе стала ощущаться тревога, все ждали каких-то перемен и не знали, на кого делать ставку. Как-то в кабинет Лебедевой зашли без приглашения три медсестры. Они прошли и сели рядком на диванчик, прямо перед столом, за которым работала Вера. Отложив в сторону медицинскую литературу, она внимательно посмотрела на вошедших.
Посередине троицы восседала тучная Наталья Александровна, её белый халат расходился на груди и животе, зато высокой накрахмаленный колпак плотно сидел на голове хозяйки и был хорош во всех отношениях. Она-то и начала заранее приготовленную речь.
— Мы возмущены вашим поведением, Вера Владимировна!
— Извините, — перебила её Вера, — кто это «мы»!
— Мы, больничный профсоюзный комитет. Мы выбраны коллективом, чтобы отстаивать права трудящихся.
— Уважаемая Наталья Александровна, я не помню за годы моей работы в больнице, когда эти выборы имели место?
Наталья Александровна вместо ответа продолжила как по писаному:
— Мы являемся членами профкома больничных работников, и коллектив больницы доверил нам право защищать его права. Мало того, что вы приходите на работу с опозданием, вы, Вера Владимировна, увольняете сотрудников без согласования с нами, профсоюзными лидерами. Неделю назад был уволен тракторист Плотников, отец двоих детей, кормилец семьи. Вы его уволили за то, что он в свой выходной хотел побыть со своей семьёй и отказался работать на вас. Мы, профсоюзный комитет, требуем восстановить Плотникова трактористом.
Тут в кабинет вошёл прилично одетый тракторист Плотников, он по привычке снял перед начальством кепку.
Вера опешила.
Сначала она не знала, что можно сказать в ответ на такую наглость. От важности момента грудь Буталовой поднялась кверху, словно её надували изнутри, а её обладательница из миловидной женщины на глазах превращалась в ленивую прислугу, очень злую на хозяев. Вере эти перемены не понравились.
— Вы меня удивили, Наталья Александровна, вашей лисьей манерой бить из-за угла. Виктор Сергеевич, наш завхоз, а ваш муж, пишет Чернову доносы, чтобы опорочить меня и наш медперсонал. Это предательство, но вы пошли дальше, теперь вы устроили публичный суд надо мной?.. Пока я нахожусь в должности главного врача — вы будете соблюдать субординацию.
Вера встала из-за стала и продолжила свою речь:
— Во-первых, на работу я буду по-прежнему приходить на пять минут позже, чтобы дать медсестрам возможность поговорить между собой о дежурстве перед началом официальной части пятиминуток. Во-вторых, товарища Плотникова я сама приняла на должность тракториста и была довольна его работой, но за последний месяц товарищу Плотникову были вынесены три выговора за самовольное использование трактора с целью личного обогащения. Вот он стоит у дверей. Вы его спросите, на кого работал трактор все прошедшие выходные?.. Видите, он молчит, значит, он человек совестливый. А в-третьих, кто из вас не пользовался услугами трактора в выходные дни с моего разрешения, как руководителя больницы? Я даже на преступления шла, оплачивая сотрудникам отгулы на сенокос и сбор картофеля, а мне, матери троих детей, было отказано в помощи по перевозке молотого зерна для свиней, потому что только в выходной день мои друзья из Тюмени смогли мне помочь. Это профсоюзом одобряется? Но я справилась и без Плотникова, чья жена изволила меня оскорбить.
Тут Вера непосредственно обратилась к Плотникову:
— Товарищ Плотников, расскажите суду, как я вас домогалась, как это утверждает ваша супруга? Отвечайте, мне тоже будет интересно услышать! Отвечайте, мы вас слушаем!
Вместо ответа тракторист надел на голову новую кепку и вышел из кабинета. Вера с усмешкой посмотрела ему вслед и продолжила:
— А в-четвёртых, с этого дня я лично буду контролировать ваше присутствие на работе, Наталья Александровна, и больше не стану покрывать ваши уходы на полтора часа раньше положенного времени. Моё рабочее время ненормированное и… Теперь вы мне скажите, что вы сделали для меня лично, как для многодетной матери. Лодыри вы, а профсоюзом только прикрываетесь!
Тут и случилось непредвиденное, слёзы побежали по лицу Веры, и это было обиднее всего. Она схватила сумку и выбежала на улицу, оставив трёх представительниц профсоюзного комитета сидеть в её кабинете.
На другой день, отревевшись в домашних условиях, Вера вышла на работу, и Лидия Ивановна после пятиминутки рассказала Вере о готовящемся в больнице перевороте.
Оказывается, Наталья Александровна подговаривала медсестёр сменить старшую сестру. Почему? Потому что не надо делать добра злому человеку, даже если он числится в твоих друзьях.
***
Тогда, в зимний ноябрьский день, когда Вера застала Буталову, бегающую от мужа по больнице в непотребном виде, Лидия Ивановна пожалела подругу, приютила в своём доме, хотя сам Буталов чуть ворота не вышиб кулачищами, а когда отошёл от запоя, то объявил Лидке войну. Не зря в народе говорят, что муж и жена — одна сатана. Спасённая от надругательства мужа Наталья Александровна встала на сторону супруга и поклялась изжить со света свою подругу Лидку.
— Хорошо, что я не замужем, — оптимистически заметила Вера, выслушав эту историю до конца, но Лидия Ивановна с этим была не согласна.
— Вам бы мужика хорошего найти, ведь как одной без любви прожить?
— А хорошие мужики или меня боятся, или боятся моей детворы, так что давайте принимать меры по наведению порядка в больнице.
Вера уже не знала, что надо предпринять, чтобы вернуть доверие персонала и наказать виновников разлада. И тут на беду она увидела на кухонном столе книжку какой-то Васильевой, в которой описывалась белая магия как помощь для обиженных людей.
«Вам плохо, вас незаслуженно обижают? Есть выход! Дождитесь грома в четверг и проговорите заговор из книги, и тот, кто вам досаждает, оставит вас в покое!»
Вскоре над деревней разразилась первая летняя гроза. По календарю стоял четверг. Вера ринулась в дом, схватила книжку по белой магии и стала лихорадочно искать слова заговора. Её внутренний дух противился этому импульсивному желанию использовать магию в личных интересах, но проиграл.
Когда прогремел очередной раскат грома, женщина начала акт возмездия. Она вышла на крыльцо и стала читать слова заговора с рвением праведницы. Смысл произносимых слов доходил до её сознания, но с опозданием. Ужасные вещи стояли в конце заговора, где говорилось что-то о пиках и о вилах, но было уже поздно отступать.
На крыльцо часто закапали дождевые капли.
На следующий день, в пятницу, Вера опять опаздывала на работу. У Вити порвались брюки, а новые пришлось гладить. Открывая свой кабинет, она случайно оглянулась через плечо и застыла на месте. К ней неслась по коридору высокая женщина, с явно плохими намерениями. Вера от страха быстро провернула ключом уже в обратную сторону и закрыла кабинет снаружи.
— Как вы смеете опаздывать на работу!
Это обвинение прозвучало, когда Вера уже оказалась в западне, её спина упиралась в дверь собственного кабинета, а грудь — в живот Гайдарчук, но фасон надо было держать.
— Уважаемая Гайдарчук, это не ваше дело, когда я прихожу на работу и когда ухожу. Извините, но я спешу.
Тут произошло неожиданное. Главный экономист сельсовета с двумя дипломами о высшем образовании схватила доктора Лебедеву за грудки и попыталась вдавить её в дверь кабинета главного врача, но дверь в кабинет была на замке. Тогда она высвободила одну руку из захвата, размахнулась её и закатила Вере звонкую пощёчину.
***
Во время ноябрьской учёбы в Тюмени на Веру тоже нападал бандит.
Хотя Вера сначала приняла его за спортсмена, бегающего ночью по двору, потом за друга, обнимающего её сзади, но тогда, когда почувствовала лезвие ножа у горла, поняла, что находилась в руках убийцы. Поняла и впала в ступор, приняв безропотно свою судьбу, ведь чему быть, того не миновать, но когда убийца стал вырывать сумку из её рук, то страх перед смертью сменился возмущением, переходящим в истошный крик. «Не отдам! Не отдам! Это моё!».
Не обращая внимание на нож у горла, Вера вцепилась в сумку звериной хваткой, потому что в этой сумке лежали чужие деньги, предназначенные на покупку памятных подарков преподавателям курса. Но силы были на стороне нападающего. Уже падая на мокрый снег, Вера видела, как мужчина судорожно вытряхивает на землю содержимое её сумки. Подарочные деньги были спрятаны в конвертике, а конвертик находился в синей Библии, но вор этого не знал. Не найдя денег, преступник со злостью отшвырнул от себя пустую сумку и убежал в темноту, а под фонарём в глубине городского двора Вера осталась одна.
Быстро поднявшись на ноги, она схватила пустую сумку и поковыляла домой. Через несколько шагов вспомнила о том, что деньги в конверте остались лежать в сугробе. Когда Вера вернулась к месту преступления, то там уже толпился народ и милиционеры. Оказывается, её крик о помощи всполошил весь двор.
Но тогда, в Тюмени, когда Вера заходила в тёмный двор, она попросила защиту у Господа: «Ты меня всегда защищаешь, выручи меня ещё раз! Мне так не хочется идти в общежитие окружной дорогой, по дворам ближе выходит».
***
Если к убийству во дворе она была готова, то к пощёчине — нет!
Испуганная санитарка, свидетель разборок между врачом и Гайдарчук, прижалась к стенке, она стояла с мокрой тряпкой в руке, а на пол с тряпки капала грязная вода.
Сама Вера по сторонам не глядела, она не отводила удивлённого взгляда от чёрных зрачков Гайдарчук, в которых намеревалась увидеть нутро ведьмы.
— За что? Вы... Вы... Вы меня ударили. Вы... меня ударили?.. За что?
Тут и сама Гайдарчук опомнилась. Как нашкодивший пёс, она быстро оглянулась по сторонам и побежала к выходу. Перед порогом Гайдарчук приостановилась и бросила через плечо странно короткую фразу:
— Это тебе за... Ивана.
Удар закрывшейся двери, как выстрел, привёл Веру в чувство. Её щека горела, а рука по-прежнему крепко обнимала пустую трёхлитровую банку из-под молока.
«За Ивана? Причём здесь Иван?»
Вера нашла в себе силы открыть свой кабинет. Через пять минут она вошла в административный зал, оглядев притихший персонал, и обратила внимание на пылающее лицо Натальи Александровны. Её предали.
Вечером того же дня Вера сидела в доме Ивана Илларионовича, которого не было дома, зато была сестра Валентина.
— Вера, что-то случилось? На тебе лица нет.
— Тебе никогда не давали пощёчину?.. А вот мне влепили. В милиции очень обрадовались, что не насмерть влепили, а то бы дело пришлось заводить.
— За что?
— А за вашего дядю Ваню. Теперь я хочу сама от него услышать, кто он такой, что из-за него бьют женщин по лицу.
Смена красок пробежала по лицу Валентины.
— Это была Гайдарчук?
Вера кивнула. Потом Валентина пододвинула свой стул поближе к Вере и рассказала историю, слушая которую, Вера пожалела, что выбрала профессию врача, а не журналиста.
— Верочка, наша Гайдарчук — непростая дама, она штучка-то ещё та. Года два назад, как ты знаешь, она родила третьего ребёнка, Павлика. Она его родила, чтобы досадить тебе, Верочка.
— Мне?.. С какой стати? Да, я что-то помню, как она с животом бегала от меня по всей больнице, но зачем мне было обращать внимание на сумасшедших беременных? Наблюдение за ходом её беременности я перепоручила Буталовой.
— Ох, наивная ты душа, Гайдарчук хвасталась мне, что узнала от Буталовой, что ты однажды в Новый год очень сокрушалась, что не родила Ивану сына. Так вот, когда я приехала в Андрюшино (мама меня вызвала), Гайдарчук пообещала мне работу в сельсовете. Я согласилась, но за это обязалась эту вражину в наш дом привести под любыми предлогами. Она с Иваном по ночам в бане тешилась, а я её выгораживала перед её мужиком, дескать, всю ночь я с ней в карты резалась. А случилось так, что эта самая Гайдарчук в одну ночь переспала с моим братом и со своим мужем и «залетела», а когда родился мальчик, то наш дядя Ваня за сына подарил ей норковую шубу, а своего мужа она отправила в декрет по уходу за младенцем. Такова была её месть тебе, Вера, а ты ничего не замечала, и это-то её очень злило.
— Так мы не встречаемся с Иваном Илларионовичем уже годы.
— Вера, ты не обижайся, я ведь тебя не знала тогда, а кто такая Гайдарчук, я знала. Она, однако, всем сельсоветом вертит, как хочет. Ты знаешь, почему меня недавно сократили? Потому что я продолжаю с тобой дружить. Бестия доморощенная!
— Но бить-то зачем?
После этого рассказа Вера говорить с Иваном расхотела.
Пять ночей пролежала она с открытыми глазами, строя и перестраивая коварные планы мести, которые сходились на одном: Вера обязана подать на Гайдарчук в народный суд за оскорбление личности. Зло должно быть наказано!!!
Она собирала документы для суда, а до неё стали доходить слухи, что её старшая дочь растёт распущенной девицей.
— Катя, ты знаешь, что говорят о тебе в деревне? — обратилась она к девочке, которой исполнилось уже 16 лет.
— Мама, а ты знаешь, что говорят о тебе?
Видя, что мама пришла в замешательство от её вопроса, Катя тут же попыталась сгладить свой правдивый ответ.
— Мама, мне всё равно, что обо мне говорят, потому что я знаю, что я делаю, а что я не делаю и делать не собираюсь. Не обращай внимание на сплетни, ты и так ночи не спишь, а что толку воевать-то, если воевать-то не с кем… Поговорят и перестанут.
Конечно, Вера была согласна с дочерью, но ей хотелось доказать свою честность.
Глава 2
«Лицом к лицу — лица не увидать, большое видится на расстоянии, когда волнуется морская гладь, уже не ищешь оправдания...»
Эти перефразированные к текущему моменту строки Есенина утешали Веру, потому что они точно описывали её состояние души и подтверждали её духовное родство с поэтом.
Вера сидела в мягком автобусе и любовалась видом из окна, радовалась тому, что удалось вывезти детей из зоны затопления и что все необходимые документы для предъявления в суд были собраны, теперь Гайдарчук не отвертеться от справедливого возмездия! Езда в комфорте автобуса, мелькание сибирского пейзажа за окном действовали на неё успокаивающе.
В Кургане Вере с детьми предстояла пересадка на поезд, идущий в Караганду, билеты на который продавались за час до прибытия, так что пришлось подождать в очереди у вокзальной кассы. Всё шло своим чередом, людей у кассы было немного, свободные места в поезде имелись, и осталось только рассчитаться за четыре билета, два взрослых и два детских. Выяснилось, что у Веры не было достаточно денег, так как за последний месяц цены на билеты выросли сразу на 10%.
— Катя, — обратилась она к дочери, выйдя из очереди, — ты не знаешь, кто взял 50 рублей, которые лежали на комоде? Вечером они лежали, а утром пропали. Теперь дело в том, что билеты мы можем купить только на меня и на Таню с Витей!.. Так-то вот. В Андрюшино вернуться не можем, нам не добраться, тайга стоит в воде, а ехать дальше нет денег, и скоро поезд отправится без нас к бабушке в гости. Кстати, дети, вам понравилось в ковше экскаватора ездить? Лучше было плыть по тайге на лодке? Да, но теперь только вплавь нам можно до дома добраться. Витя, а ты плавать умеешь? Так-то вот. Что делать, ума не приложу.
Дети, видя, как мама расстроилась, не стали задавать ненужных вопросов и последовали за ней в зал ожидания. Потом они, все четверо, уселись по старшинству на скамейке и стали ждать у моря погоды. Дети послушно молчали, Вера напряжённо думала и для лучшего понимания сложившейся ситуации говорила сама с собой:
— Это ловушка. Выхода нет?.. Если это Бог меня так наказывает, то причём здесь дети? Если я наказана, то тогда за что?
Тут совесть подсуетилась и выдала хозяйке готовый ответ от Бога: «За гордыню и желание мстить!». Вера была согласна и с тем, и с другим, хотя не понимала одного, почему за её ошибки должна страдать вся семья.
— Ваш дедушка говорит, что и в безвыходных ситуациях есть выход. Так что, мои дорогие Катя, Таня, Витя, давайте искать вместе этот самый выход, — обратилась она за помощью к детям.
Витя обрадовался, мама наконец-то заговорила, и стал играть машинкой, а Таня принялась предлагать маме невероятное множество вариантов спасения, один из которых: найти лес, в лесу устроиться на ночлег, как Робинзон Крузо, а утром вызвать «скорую помощь» из Андрюшино. Катя думала молча, перелистывая странички книги «Всадник без головы», потому что она знала, кто украл 50 рублей с комода, потому что 50 рублей пропали после того, как Настя, дочка тёти Вали, приходила пожелать всем счастливой дороги.
Шло время, на первый путь прибыл поезд на Караганду, а выхода не было! Вера отчаялась, как тут на ум пришёл мудрый совет святого православного старца, который каждое воскресенье обращался к телезрителям со словом божьим.
«Не отвечайте на зло злом, так учит нас Господь. На любую злую силу найдётся всегда более злая сила. Побеждайте зло добром! Так говорит нам Господь».
Эти слова старца Вера приняла как Божье наставление.
Да, Вера приготовилась привлечь Гайдарчук к ответу на суде, но теперь она поступит иначе.
Когда мама решительно встала со скамейки, дети c надеждой посмотрели на неё. Витя обрадовался первым, потому что он угадал по её взгляду, что мама нашла выход и скоро они поедут к бабушке.
Сначала Вера выкинула в мусор зелёную папку с письмами, свидетельскими показаниями, с документами, приготовленными для суда над Гайдарчук. Суда над злом не будет.
«Господи, на тебя надеюсь. Помоги».
Потом она приказала детям не шалить, а сама пошла к начальнику по вокзалу. Начальником вокзала оказалась очень строгая женщина, которая со вниманием выслушала Верин рассказ о наводнении и о непредсказуемом подорожании цен на билеты, и своей начальственной властью посадила многодетную женщину с детьми в поезд на Караганду без билетов.
В переполненном вагоне у Веры хватило денег на одно пассажирское место, сидеть на котором предполагалось 12 часов, а счастливая Вера на все оставшиеся деньги накупила гору горячих беляшей у торговки, проходящей по поезду, что до того дня не делала никогда.
— Дети, ешьте беляшики. Ваша бабушка нас не поймёт, для неё каждый беляш начинён сальмонеллами и дизентерийными палочками, но, уверяю вас, что от этих бестий беляши станут ещё вкуснее. Нет, Танюша, ты не кривись, а ешь с аппетитом, если отравишься, то у меня припасены таблетки левомицетина. Но только об этом бабушке не говорить!
По прибытии в Караганду Вера не нашла в своём кошельке и копейки, чтобы заплатить за проездные билеты в городском автобусе, пришлось ехать к дому родителей безбилетными «зайцами», хорошо, что в автобусе не было контролёра.
***
Ко времени Вериного приезда в Караганду Саша уже увёз свою семью на постоянное место жительства в Калининград. Это решение сына Римму очень расстроило, но изменить ход событий было ей не под силу. Отъезд Саши она переживала тяжело, но тяжелее всего было то, что сын забрал с собой в Калининград родителей Галины, тогда как со своими родителями только попрощался, поэтому приезду дочери с внуками женщина обрадовалась, как никогда раньше, тем более, что у неё имелся план по спасению судьбы дочери.
Дело в том, что Раиса, новая подруга Риммы, знала, как можно исправить судьбу любого человека, а в частности судьбу Веры, а так как она служила в органах исполнительной власти и на пенсию вышла в чине полковника милиции, то могла влиять на умы граждан и гражданок.
Во время званого по случаю приезда дочери с детьми обеда Римма представила гостям Раису как друга семьи Саши, уехавшего в Калининград. Вере было интересно слушать истории о невероятных чудесах экстрасенсов, с которыми Раиса была на короткой ноге, тем более, что этой паранормальной силой был исцелён её брат от рака лёгких! О болезни брата Вера не знала, как и то, что сыроедение стало основой его выздоровления.
Римма же сильно сомневалась в диагнозе сына, который был поставлен без её участия, а сыроедение считала необоснованным и варварским методом лечения, сожалея, что, следуя этой нездоровой диете, её сын не заметил материнской любви, способной на чудеса.
Как Раиса вошла в доверие к маме, Вера понять не могла. Может быть, её частые приходы помогали маме скрасить разлуку с братом? Может быть, погоны и звёздочки на милицейской форме делали Раису в маминых глазах героиней? Так или иначе мама и её подруга решили кардинально изменить и Верину судьбу с помощью очень сильной ясновидящей, тоже хорошей знакомой Раисы, и, чтобы не огорчать маму, Вера согласилась на спиритуальный сеанс, какие были в моде ещё во времена постреволюционного НЭПА.
Целительница человеческих душ принимала посетителей в пригородном посёлке городского типа, который выглядел заброшенной декорацией послевоенного времени. В полупустом зале одной из квартир неприглядных пятиэтажек собирался народ и рассаживался на стулья, стоящие вдоль стены. Вера села рядом с мамой, показательная серьёзность которой её очень смешила.
Хозяйка квартиры расположилась в кресле у окна, чтобы одним взглядом окинуть всех пришедших на сеанс людей. Вместо приветствия она ударила в ладоши и заговорила… обычным голосом.
— С этого момента говорить буду только я одна. Закройте глаза, жмуриться не надо. Вам должно быть комфортно. Смотрим закрытыми глазами перед собой. В розовом поле необходимо отыскать чёрный квадрат, зафиксировать его взглядом и доложить мне. Все закрыли глаза?.. Хорошо. Расслабляемся… Я буду помогать каждому из вас выполнять это задание. Если не получится в первый раз, то вы сможете прийти ко мне повторно… за полцены. Приготовимся. Время пошло! Начинайте поиск чёрного квадрата. Я буду мысленно входить с вами в контакт, когда это будет необходимо.
Вера старательно закрыла глаза. Перед ней замелькали расплывчатые круги жёлтого и красного цвета. Она разглядывала эти круги, а её мысли гуляли там, где им хотелось самим.
— Хорошо ещё, что это не школа дыхания, куда несколько лет ходила Сашина дочка, — беседовала она сама с собой. — Как только брат пустил Маринку на подобные упражнения с потусторонними духами. Там на сеансах дыхания люди заходили в царство мёртвых, где можно было остаться навсегда. Это будет, пожалуй, пострашнее, чем поиск чёрных квадратиков…
Не успела Вера понравившуюся ей мысль о потустороннем мире додумать до логического конца, как перед её закрытыми глазами замигал… живой… огромный влажный... человеческий глаз.
— Если перед вами появился человеческий глаз, — спокойно прокомментировала этот феномен ясновидящая, — то сглазили, но надо продолжить поиск чёрного маленького квадратика.
Время шло, Вера то дремала, то ёрзала на стуле, но глаза открыть побаивалась. Неожиданно перед взором закрытых глаз выплыл не чёрный квадрат, а горящая свеча.
И тут опять раздался пророческий голос хозяйки квартиры:
— Если вы увидели горящую свечу, то это означает, что на вас была поставлена свеча за упокой.
Час от часу не легче. Перед глазами опять замелькали красно-жёлтые бесформенные пятна. Время тянулось вечно. Теперь Вере казалось, что она приросла к этому стулу и от неё скоро пойдут отростки, как от клубники на маминой даче.
Один за другим счастливчики, увидевшие чёрный квадратик, уходили из комнаты, а Вера продолжала вращать глазами под плотно сжатыми веками в поисках мистического квадрата, разогревая в себе энтузиазм кладоискателя. Мама увидела, но не чёрный квадрат, а чёрный кружок, но этот кружок не зафиксировала и опять задремала.
Вскоре Вере стало невмоготу бороться со здравым смыслом, по которому абсурдны были все её старания, ибо никаких чёрных квадратов, кружков и ромбиков ей не увидеть вовеки, с закрытыми глазами или с открытыми, потому что их нет в помине, их надо только себе вообразить. Ситуация разрешилась враньём.
— Ой, я вижу чёрный квадрат!
От возгласа дочери Римма проснулась и тоже открыла глаза.
Ясновидящая поверила Вере на слово и повела её в другую комнату, где, усадив в мягкое кресло, продолжила сеанс. Теперь Вере, уютно сидящей в кресле с закрытыми глазами, надо было увидеть окошко, а в нём — лицо того человека, которого угораздило поставить свечку за упокой Вериной живой души.
— Если я квадратик не увидела, то окошко и подавно не увижу, а не то что чьё-то пакостное личико, — обречённо подумала она, но что делать, если за сеанс ясновидения заплачено вперёд.
Прошла минута, потом другая, и вдруг цветное поле свернулось в воронку, которая заканчивалась чёрным окошком, а в этом окне, как на чёрно-белом экране, показалось скуластое лицо Андрюшинской акушерки, и не просто показалось, а акушерка нагло улыбалась и так хитро ей подмигнула.
Вера быстро открыла глаза и вопросительно уставилась на ясновидящую, которая была довольна своим трудом и лёгким кивком подтвердила реальность ворожбы.
— Да, это она.
Но Веру не обрадовала такая прозорливость чужой женщины, ибо никто не имел права читать её собственные мысли, даже обладательница магических чар. При прощании их взгляды скрестились, как скрещиваются шпаги мушкетёров. Кляц, кляц. В этот раз Вера не допустила колдунью вторгнуться в её персональное сознание и… победила.
По дороге Римма сетовала не столько на потраченные деньги, сколько на потраченное впустую время.
— Деньги-то я на базаре возмещу. Мой лучок и укропчик, выращенные без всяких там химикалий, у покупателей пользуются популярностью.
А на следующий день Вера, оставив детей под присмотром родителей, отправилась домой, в Андрюшино. Когда она подходила к реке, то к парому причалила моторная лодка, в которой ей предстояло плыть до деревни вместе с директором убыточного коллективного сельскохозяйственного предприятия, которое объединило всё, что ещё осталось от некогда процветающего колхоза. Директор был в глазах Веры беспардонным грубияном и без мата говорить не умел, а любое бранное слово выводило её из себя, поэтому женщина всегда избегала компаний, где люди сквернословили. А тут хочешь-не хочешь, а ехать в одной лодке с директором совхоза, отъявленным матершинником, ей всё-таки придётся, не ночевать же на берегу Тавды.
Вера была уверена, что теперь, когда её имидж после пощёчины Гайдарчук пошатнулся, когда на неё пишут доносы бывшие друзья, никто не пощадит и её ушей. Но случилось невероятное: за время плаванья директор не сказал ни одного дурного слова, а когда настало время выбираться из лодки, то заботливо подал Вере руку как благородной даме и при прощании предложил ей помощь в покосе.
Вот такие чудеса случаются в жизни: от кого не ждёшь пощады, те щадят тебя и помощь предлагают!
Всё лето женщина трудилась не покладая рук, то в огороде, то на картофельном поле, то на сенокосе. Окучивая картошку в центре кровожадных насекомых, Вера ходила по полю с тяпкой, как по спирали. В тот год по весне картошка была посажена Катей, которую во время посадки сильно заносило влево.
На сенокосе Вере захотелось показать своё удальство по метанию стогов. Фатима, маленькая изящная татарочка, ловко управлялась с вилами в пять раз длиннее её самой. Она с изяществом гимнастки закидывала собранную сухую траву на стог. Видя эту лёгкость в движениях Фатимы, Вера лихо воткнула вилы в стожок, собранный на поле, и это было всё, на что она была способна. Поэтому во время сенокоса женщина только сгребала скошенную траву в кучи.
Но с вывозкой сена произошёл неприятный конфликт уже и с кочегарами, в обязанности которых в летнее время входила помощь сотрудникам больницы с вывозом сена и заготовкой дров на зиму.
Кочегары имели установку, полученную от завхоза Буталова Виктора, работать на врачиху в своё удовольствие, растягивая время, а тут над лесом появилась грозовая туча. Все деревенские понимали, что если не вывезти сено летом, то осенью скотина останется голодной, дорога к лесным стогам будет размыта дождями, и тогда, до наступления заморозков, скотина в стайках будет голодать.
Видя бойкот со стороны кочегаров, Вера сильно разозлилась. Она шла через всё поле к играющим в карты рабочим, и в её душе рождались маты, которые она никогда в жизни не произнесёт вслух!
— Быстро за работу!.. Предупреждаю один раз!.. Уволю каждого, если стога не будут вывезены до дождя.
Кочегары слушались Буталова, но Лебедеву они боялись больше, поэтому после ухода врачихи они дружно запрыгали по полю, перетаскивая стога на прицеп трактора.
Все люди на деревне знали, что мокрое сено на сеновале будет гнить, но знали деревенские и то, что скоро на место главного врача взойдёт дородная жена больничного завхоза, Наташка Буталова. Об этом знали все, кроме самой Лебедевой, беззаботно проводившей свой отпуск в крестьянском труде.
Без детей в эти летние месяцы Вера терялась от свободы и её мучила бессонница, и хотелось вспомнить юность и писать стихи. Однажды, уже ближе к рассвету, Вере пришла в голову одна оптимистическая мысль.
— Так что мне сетовать на судьбу? Пусть сетуют на судьбу те, кто хочет меня из деревни выжить! Гайдарчук напрасно радуется, думая, что обыграла дураков, и в приличном возрасте родила одного сына сразу от двоих мужиков. За пощёчину я имею право показать наглядно, где, однако, раки зимуют.
Уже годы, как Вера обходила Ивана стороной, но после прекрасной мысли о реванше она пошла на абордаж, чтобы все в деревне узнали, кто барышня, а кто при ней служанка!
— А что здесь такого? — убеждала она себя. — Ведь мне норковой шубы не надо, я Ване сына в подоле не принесла, но пальчиком поманю, сам за мной побежит!
Вот что делает с женщинами свобода и отдых от детей!
Как-то, выходя из магазина, Вера повстречалась с Иваном, как раз перед сельсоветом, когда за окошком белело лицо Гайдарчук. Краснея от собственного нахальства, Вера подошла к мужчине и попросила у него денег взаймы. Тот порылся в бумажнике и отдал ей все купюры, которые у него имелись, а она раздвинула веером деньги и игриво помахала ими, как гейша в жару.
На деньги Ивана Вера наняла деревенских парней вместо предателей-кочегаров, и они за пять дней раскололи привезённые больничным трактором чурки и сложили дрова в поленницу у забора. Казалось бы, месть прошла глаже не бывает, но с тех пор ходить мимо сельсовета женщине стало опасно.
Надо согласиться с тем фактом, что Гайдарчук бегала быстрее Веры, она вполне бы могла не только догнать её, но и на виду у всей деревни избить как уличную девку, поэтому Вера всегда была настороже, она вовремя забегала в калитки своих знакомых односельчан, у которых, пережидая внешнюю угрозу, проводила профилактические обходы как домашний доктор.
К началу августа Вера привезла детей домой, и семья Лебедевых зажила вновь благополучной жизнью уже в полном составе. Правда, Катин любимый кот не дождался свою хозяйку и ушёл со двора, гордо уводя кошачье потомство за зелёные ворота. Зато Пират служил детям и их маме по-прежнему преданно и верно.
Вера часто брала собаку с собой в лес по грибы и ягоды, она поражалась собачьему терпению охранять её даже в комарином аду. Правда, Пират иногда не выдерживал натиска надоедливых насекомых и ложился прямо перед носом своей хозяйки, чтобы та забыла о чернике, а вспомнила о доме и детях. Только с Пиратом могла Вера делить свои переживания.
— Я знаю, Пират, что ты возненавидел Ивана с первого взгляда, но вчера ты не смог защитить меня, когда он меня... насиловал… в моём собственном доме. Кому я ещё могу об этом сказать? Поэтому давай не будем торопиться идти домой. Здесь в лесу ты бегаешь на свободе, и я с радостью забываю, кто я такая, а комары — они везде комары, существа без души.
Вере хотелось быстрее забыть последний приход Ивана, но не получалось.
***
Это произошло ранним утром, в субботний день. Дети крепко спали у себя в спальне, во дворе залаял Пират, и в дверь без стука вошёл нежданный гость и сразу направился на кухню, где Вера разливала по банкам парное молоко. Приход Ивана был неожиданным для женщины, а тот вместо приветствия эдаким размашистым жестом швырнул ту пачку денежных купюр ей под ноги, которые она вчера отдала ему за свой долг.
Вера не понимала, зачем Иван кидается деньгами, а тот молча потянул её за руку и повёл в спальню. В спальне он стал методично раздеваться явно для секса.
— Иван Илларионович, вам надлежит немедленно покинуть мой дом!
Верина просьба осталась только просьбой, а её гнев только подзадорил бывшего любовника. Иван хотел наказать эту врачиху, у которой всё было не как у людей. Все эти годы она сводила его с ума, а он продолжал её любить. Да, он любил её, но на свой лад, грубо и властно.
Вера не могла кричать, чтобы не разбудить детей. Она изо всех сил сопротивлялась насильственным ласкам мужчины, его жестоким поцелуям, но тщетно. Иван овладел ею как женщиной без имени.
Лёжа на своей смятой кровати, Вера презирала саму себя, а склонившийся над ней Иван любовался её стыдом.
— До чего же, моя Вера Владимировна, ты красивая. Как же я скучал по тебе, по твоим губам, по твоим пальчикам, по твоей мягкой груди.
— Грудь как грудь. На ней можно и насмерть уснуть!
Это всё, что могла сказать Вера в ответ. Не имея чести, нет надобности и её защищать. Потом Иван опять любил её тело, неторопливо и нежно, а она покорно отвечала на его ласки. Когда довольный мужчина уходил домой, Пират разорвал цепь и прогнал его со двора, успев порвать вору штанину, но поздно, ибо его хозяйка была уже опозорена. На деньги, которые кинул на кухне любовник, Вера купила себе ярко-красное шёлковое платье, которое никак не решилась надеть. Какое может быть бальное красное платье в её деревенской жизни?
Зарядили сентябрьские дожди. Урожай картошки пропадал на корню. Все ждали сухой погоды, но с утра до вечера моросили дожди, превращая сельские дороги в непролазные болота, развороченные тракторами. Несобранная картошка в земле начинала гнить. Все вечера после работы Вера выходила на своё картофельное поле. Одетая в брезентовую накидку, искала женщина руками в слякоти картошку за картошкой, а по ночам от усталости и ломоты во всём теле стонала в подушку.
Без картошки в деревне голод и гибель. В один из таких ненастных дней перед Вериными глазами как из-под земли возникли два кирзовых сапога огромного размера.
Вера медленно распрямилась, опираясь на лопату, чтобы разглядеть владельца сапог. Перед ней стоял тракторист Николай, принятый ею на работу ещё в начале лета. Николай без слов взял из Вериных рук лопату и стал сам подкапывать картофельные кусты, а Вера без сопротивления вытаскивала из грязи картофельные клубни и кидала их в старые вёдра. Когда вёдра наполнялись, её добровольный помощник уносил грязную картошку в гараж для просушки.
Вера знала, что Николай недавно вышел из заключения, что он был трезвенником. Именно за трезвость она приняла его на работу в больницу и доверила управление больничным трактором, и с его помощью за три дня был собран картофель и отнесён в гараж для просушки. В эти три дня Вера кормила тракториста, как кормят дорогого гостя, а в последний вечер Николай при прощании на крыльце сказал своей начальнице странные слова.
— Вера Владимировна, ваш Иван мужик хороший, но он, как Ванька-Встанька, и нашим, и вашим за рубль спляшем. А я смогу вас защитить. Я не дам вас в обиду и не позволю никому обижать ваших детей. Вы подумайте об этом.
— Спасибо, Николай, но...
Вера не смогла словесно объяснить свой отказ, но Николай принял его без слов. Он ушёл со двора, а на ночью ударил мороз, и у тех, кто не успел выбрать картошку из земли, она замёрзла, зато утром следующего над деревней засияло солнце и в природе разыгралось бабье лето.
Вера не хотела принимать правду, что с Иваном её связывает только постель и её женское одиночество, но он был ей близок, а тракторист Николай был и оставался чужим.
Ведь всем известно, что предают не враги, а предают друзья.
Во время выезда на болота по клюкву на вездеходе лесников Иван особо чуждался Веры, словно она ненароком могла скомпрометировать его звание деревенского бобыля, но на болотах женщине было не до любовника, потому что болота не созданы для чувствительных дам.
На болотах царствует змеиный рай и под чавканьем сапог ягодников пропадает всякая романтика, высокие чувства переходят в низменное желание любыми путями сбежать из этих проклятых мест. Вера без всякой мысли в голове прыгала с кочки на кочку, потому что болотные кочки под тяжестью её тела медленно уходили под мутную воду вместе с пёстрыми змейками, которые сновали между кустиками с красной клюквой. Эту клюкву Вера в гробу видела!!! С невыносимыми болями в пояснице и бедре, смертельно уставшая женщина пришла домой с маленьким бидончиком ягод. И это был её клюквенный позор, ведь её соягодники уносили по домам в тот день по несколько полных мешков с ядрёной болотной ягодой!
Деревенская жизнь для Веры уже давно потеряла свою новизну.
Глава 3
С приходом осени Вера поняла, что ей не сработаться с новым главным врачом райбольницы никогда. Чернов сразу занялся кадровой чисткой, ремонтом больницы при помощи бригады строителей из Турции, а медицинское обслуживание население района ухудшалось в геометрической прогрессии, как и снабжение больницы медикаментами, техническими средствами и продуктами питания. Но главное, Чернов не давал Вере никакой самостоятельности и взамен ничего не предлагал.
Сначала доносы, потом пощёчина, а теперь на неё нападают со всех сторон, чтобы выкинуть из насиженного гнезда в таёжной глуши. Видимо, неслучайно пророчествовал Сергей Буталов про её позорный побег из деревни, но надежда всегда умирает последней.
В конце ноября по первому льду через реку Тавду в гости к Лебедевой приехало районное начальство. Большие люди тоже имеют право на отдых, их ждала рыбалка в окрестностях Андрюшино. Заводилой этой весёлой компании был главный лесничий, властный, но добродушный мужчина, с приличным животом и медвежьей грудью. Он любил угощать Веру во время её деловых приходов бутербродами с чёрной икрой под столичную водочку. Не был для нее идеалом руководителя и был скромный начальник процветающего ДРСУ, он был красив и спортивен, в меру внимателен и в меру строг, но его личностный мир находился за семью замками и принадлежал только его жене. Третьим любителем порыбачить был начальник службы электроснабжения, которого Вера обвиняла в поломке больничной холодильной камеры, но тот откупился обещаниями держать электроснабжение Андрюшино под своим зорким оком.
Попотчевав компанию чаем с клюквенным вареньем и пирогами с капустой, Вера против своего желания замолвила слово и за Чернова, своего нового руководителя. Ответ главного лесничего был корректен и её проблему в отношениях с Черновым не разрешал.
— Слушай нас, уважаемая Верочка Владимировна, мы всё-таки твои старшие учителя. Талант руководителя даётся людям от Бога, но опыт руководства приходит от мудрых советов других руководителей. Мы тебя взяли под своё покровительство не за твои красивые глазки, хотя они у тебя и очень красивые, особенно когда мечут громы и молнии. Ты к нам обратилась за помощью и слово своё умеешь держать, а этот Чернов захотел наши двери ногой открывать. Наглец! После того, как он подло поступил с тобой, он заслужил нашу «анафему». Ну как, коллеги, я хорошо сказал?.. Теперь давайте мы поднимем стаканы с водочкой, а кто и с чайком, за нашу хозяйку, Веру Премудрую!
Гости уехали, а ещё через неделю во двор Андрюшинской больницы въехали три больничных уазика из района. Чернов прикатил на персональной «Волге» серебристого цвета. Проверочная комиссия в составе всех ведущих специалистов райбольницы получила задание кровь из носу выявить нарушения в медицинском обслуживании населения Андрюшино. Специально для этого был восстановлен в должности заведующего поликлиникой знаменитый своей непримиримостью в борьбе с недостатками в медицинской документации терапевт пенсионного возраста.
Внимательно изучалась каждая история болезни, прочитывались с пристрастием амбулаторные карточки всех диспансерных больных, ветеранов труда и войны. Был поднят больничный архив за три года работы, и над архивом целый день корпели районные врачи-методисты.
Председатель профкома райбольницы устроила в актовом зале собеседование. К ней, как на допрос без свидетелей, вызывались по одному сотрудники участковой больницы. Санитарки и медсёстры проходили тест на сознательность и честность, ведь им предлагалась возможность покритиковать своё начальство за вознаграждение. Плохо отзываться о враче Лебедевой желающих не было, но на строгий характер старшей медсестры сотрудники жаловались охотно, не понимая, что строгость Лидии Ивановны входила в её должностные инструкции.
Пока комиссия трудилась над медицинскими документами, Чернов сначала сбегал в кочегарку, в надежде заработать себе авторитет у мужского персонала больницы рассказами о победах на любовном фронте, но тут же обломался, деревенские мужики не любили говорливых бабников.
Потом Чернов не поленился и лично посетил сельский магазин, где упрашивал местных бабушек поведать ему деревенские сплетни о докторше Лебедевой. Бабушки тут же дружно и радостно разгалделись, но мужчина городского происхождения быстро вышел из терпения.
— Стоп! Ну что вы тут все разом раскудахтались! Мне не надо вашу врачиху расхваливать, это я и сам могу. Лучше скажите, с кем из вас или ваших соседей Лебедева обошлась по-хамски. Я уполномочен защищать ваши интересы, бабуленьки-крохотуленьки, от тех врачей, которые забыли клятву Гиппократа. Теперь перестанем молоть всякую чушь, а начнём высказываться по существу делу. Собрались с мыслями? Ну, давайте излагать вопрос по существу! Кто из вас посмелее будет?
Тут деревенские бабушки шушукаться перестали и замолчали, как воды в рот набрали. Но одна из них, что из Нелани в Андрюшинский магазин на своих ногах пришла, молчать не привыкла, она своим посохом постучала по лакированным ботинкам агитатора и зашипела на него, как на забуянившего сорванца:
— Ты почто сюда пожаловал, голубь ты залётный?! Шибко ты нехороший человек, как я на тебя погляжу. Чай, не барин, что раскомандовался, пошто честной народ пужать удумал. Чай, и сами скумекаем, куда и кого «искоренять» надоть. Купить чего пожаловал, так покупай, коли в карманах не сквозит, а так нечего честной люд баламутить-то. Сам на себя посмотри, шастаешь тут по деревне, варнак беглый!
После ухода Чернова, которого окрестили новым именем «щетинистый кобель», бабы в магазине ещё долго судачили о том, что что-то нехорошее происходит в их деревне, и все как одна жалели врачиху-то. Ведь, с какой стороны ни смотри, всё одно не совладать ей с Гайдарчук. Не было в Лебедевой той убойной силы, которая из Гайдарчук била ключом.
Уже вечерело, когда комиссия закончила работу. Чернов без стука вошёл в Верин кабинет. Она была в курсе, что в одной истории болезни проверяющая не смогла найти под обоснованием выдачи больничного листа Верину подпись. Как можно было разглядеть в её каракулях, напоминающих «короткий заборчик», заключительную подпись, ведь истории болезни писалась на крохотном листочке в период всеобщего дефицита бумаги в стране, но для Чернова и эта провинность была должностным преступлением.
— Вы знаете, Вера Владимировна, что за выявленные комиссией нарушения мне надо вас строго наказать.
Больше сказать ему было нечего. Чернов вышагивал по кабинету от двери до окна и обратно, стараясь не встретиться с Лебедевой взглядом. Да что там говорить, он по-прежнему её боялся. Было в этой женщине что-то такое, что мешало ему чувствовать себя начальником. Молчание нарушила хозяйка кабинета.
— Так, товарищ Чернов или господин? Судя по вашему несчастному выражению лица, я прихожу к печальному выводу, что нам с вами не сработаться.
Чернов, наверное, сам не ожидал такого шумного выдоха, который у него получился после этих слов женщины. Такого лёгкого разрешения этой трудной ситуации он не предполагал. Жертва сдавалась без боя!
— Да, Вера Владимировна, это так! Мы с вами не сработаемся!
— Хорошо, я напишу заявление об увольнении по собственному желанию.
Быстро выхватив из рук Лебедевой заявление, написанное на скорую руку, Чернов вновь приобрёл свой статус первого лица районного масштаба, собрал свою гвардию и умчался восвояси.
Через неделю Вера и Лидия Ивановна были приглашены на медсовет, который не состоялся из-за отсутствия самого Чернова, инициатора этого собрания.
Оказывается, на радостях товарищ Чернов не прочитал Верино заявление об уходе, а прочитал его через неделю в преддверии медсовета и срочно отправился в Тюмень, к своему доверенному лицу, коим являлась неприглядная секретарша одной из важных персон в департаменте здравоохранения.
Секретарша, до сухости изморённая заморскими диетами, внимательно ознакомилась с заявлением об увольнении Лебедевой, а потом стала говорить с каким-то французским прононсом, при этом постоянно вытирая платочком простуженный носик.
— Да, эту дамочку убрать с пути будет непросто, смотри, что она пишет: «В связи с невозможностью сработаться с главным врачом района Черновым, отказывающим мне в помощи по руководству участковой больницей в селе Андрюшино, прошу уволить меня по собственному желанию». Тут, надо тебе, мой хороший, поменять тактику…
Совет Чернову был дан короткий, но мудрый: не надо лезть на рожон, потому что эта Лебедева личность в департаменте известная, и именно её в департаменте рассматривают как главного кандидата занять его место. По приезду в район Чернов из своего кабинета, не снимая верхнюю одежду, позвонил в Андрюшино.
— Вы же знаете, Вера Владимировна, что я не могу ваше заявление удовлетворить...
— Да, я это предполагала, и что дальше?
— Это вы узнаете завтра.
А назавтра в актовом зале здания участковой больницы должно было состояться общебольничное собрание с участием главного врача района.
Перед собранием больница напоминала разбуженное выстрелом осиное гнездо. Особо готовилась к собранию Буталова Наталья Александровна, она за закрытыми дверями своего кабинета возбуждённо перечитывала своё выступление, которое собиралась провозгласить наизусть при вхождении в должность заведующей больницей.
Прикатившего на серебристой «Волге» Чернова встречала сама Гайдарчук, которая с утра крутилась возле больницы. Она попыталась поддержать начальника, при костюме и галстуке, под локоток, когда тот поднимался на больничное крыльцо, но Чернов своим локтем так резко отпихнул её от себя, что женщина отлетела к перилам.
— Кто ты такая! Что себе позволяешь?
— Я вам писала…
— А я не Онегин!.. Санитарка?
— Я работаю экономистом в сельском совете…
— Вот и убирайся в сельсовет!
А Вера сидела в своём кабинете и ещё раз пыталась мысленно любить всех, особенно своих врагов, как учил учеников Иисус Христос, используя для этого методику американки Луизы Хей.
На этот раз Чернов приехал без свиты, он опоздал на час, но никто из собравшихся и не думал расходиться. Вся округа только и говорила об этом собрании. Такие перевороты в деревне случались нечасто. Так уж повелось в Андрюшино, что испокон веков изгоняли приезжих врачей из деревенской больницы, не устояла и Лебедева, хотя продержалась дольше других.
В зал торжественно вошёл президиум в составе главного врача района Чернова, бывшего заведующего Петра Петровича и фельдшера по детству Натальи Александровны, как самоизбранного председателя профсоюзного комитета. Веру в президиум не пригласили.
Свою речь Чернов начал с объявления, что за выявленные комиссией недостатки Лебедева снята с должности главного врача решением экстренного заседания медсовета, с сохранением ставки врача-ординатора, а старшей медсестре Лидии Ивановне объявлен строгий выговор и она переведена на должность постовой медсестры.
Потом под общие аплодисменты пенсионер Пётр Петрович согласился вновь возглавить руководство больницы. Вера видела, как на щекастом лице Натальи Александровны заиграли красные «пионы» страшного разочарования, явно, что такого оборота событий фельдшер по детству не ожидала. Но Пётр Петрович успокоил Наталью Александровну в своей речи, где пообещал, что в скором будущем передаст свой пост и бразды правления больницей в её крепкие руки.
После трогательного выступления Петра Петровича со своего стула поднялась Вера, хотя никто ей слова не давал. Её потряс выход на лобное место того, кого она так уважала. С горечью в голосе обратилась она именно к нему, раздобревшему на пенсии Петру Петровичу.
— Вы, Пётр Петрович, хитрюга и подлый трус! Отсиделись в кустах, пока больница переживала трудные времена, а когда вновь больница стала процветать, прискакали сюда, как откормленный Кощей на метле. Простите мне моё любопытство, но мне бы хотелось знать, что вам такое пообещали в верхах, что вы забыли уважение к своему почтенному возрасту?.. Не хотите сказать? Ну и ладно! Чёрт с вами! Ну а с вас, товарищ Чернов, и спроса никакого, вы руководитель-однодневка, напакостите и в кусты. Смотрите в оба, как сразу не в тюрьму! Единственно, что мне жаль, что вы, товарищи и коллеги, так нечестно поступили со своей землячкой Лидией Ивановной. Жаль, что из-за моего недостаточного опыта руководителя и вашей трусости, мои коллеги, была незаслуженно наказана ваша старшая медсестра Лидия Ивановна, которая столько сделала для больницы, чтобы её не закрыли. Лидия Ивановна, без вашей поддержки руководить больницей я не могу и не хочу.
Рассерженный Чернов открыл было рот, но Вера вытянула в его сторону руку с поднятой ладонью, приказывая молчать. Так, под общее молчание покинула она собрание и, выйдя из зала, потопала домой. В сердце не обида была, а растерянность. Она не знала, что надо предпринять, чтобы жить дальше, и как жить в таком позоре.
— Может быть, мне всё-таки стоило согласиться на предложение заместителя начальника департамента и заменить товарища Чернова на его посту?.. Нет, подсиживать другого — это не мой профиль. Настало время начать всё сначала. Жаль, что Буталов Сергей перед смертью не сказал мне, куда надо сбегать, куда переехать. Опять переезд?.. Или побег?
Домой в тот день Вера пришла с понурой головой, и на пороге её встретил... папа! Этого Вера ну никак не ожидала!
— Вера, маме приснился плохой сон. Вот она и послала меня к тебе, а я пенсионер, твоей маме подневольный, вот и приехал туда, где Макар телят не гонял. Ты же сама ничего о себе не рассказываешь, а это наводит на плохие мысли. Прости, что не предупредил.
Вера обняла папу и расплакалась на его груди, как девочка, уливаясь слезами, её потрясла сила родительской любви. Потом, успокоившись, она рассказала отцу, как подло поступили с ней супруги Буталовы, как новый главный врач района Чернов снял её с должности!
— Папа, комиссия не выявила никаких грубых нарушений, но меня перевели на работу участковым доктором, а на моё место вернули Петра Петровича. Он старик стариком, но всё в дамки метит!
Высказывание дочери о «стариках» Володе не понравилось.
Поддержать дочь в трудное время — это не значит одобрять или оправдывать, ему трудно было верить в реальность зла, способного погубить его любимую дочь, да и усомниться в добропорядочности своего одногодка Петра Петровича не позволял возраст.
— Знаешь, что я тебе скажу, Вера, дыма без огня не бывает. Не думаешь ли ты, что и твоя вина...
Вера как ошпаренная взорвалась от отчаяния, которое вылилось в вопль, исходящий из глубин ее души, только с отцом она могла так открыто выражать свои чувства.
— Да, я виновата! Суди меня вместе со всеми! Я возгордилась, я взрастила свой авторитет, как вы меня с мамой учили, и теперь этот авторитет, как толстая дубинка, бьёт меня то по темечку, то по затылку. Ты не понял? Ведь целью всего этого безумства являюсь я сама, чтобы я поверила во все эти деревенские сплетни и призналась себе, что я никчёмная тварь! Если я в это поверю, то стану половой тряпкой. Ты этого хочешь?.. Тогда какой спрос с того, кто и так упал, а я хочу встать, папа. Встать!!!
Уже тихим голосом Вера добавила:
— Папа, будь мне не судьёй, будь мне другом.
Ещё неделю работала Вера в больнице в качестве рядового участкового врача. Она училась смирять свою гордость и принимала эту душевную работу как дар, снимающий ответственность с её плеч.
— Гордым Бог противится, а смиренных благословляет, — прозвучало в воскресной речи православного проповедника, а вечером того же дня Володя дал дочери совет как благословение.
— Вера, чем так работать и страдать, то лучше совсем не работать и не страдать. Незаменимых людей на свете нет, и свято место пусто не бывает, так что не волнуйся за больницу, всему своё время.
Эти слова были сказаны в воскресенье, а в понедельник Вера отправилась вместе с другими медработниками Андрюшино в район по делам. Она отпросилась у Петра Петровича, но не спешила сесть в машину, отправляющуюся в район. Встав у окна своего врачебного кабинета, женщина с горечью наблюдала, как по больничному двору засеменила ножками в меховых сапожках фельдшерица Наталья Александровна, прогибаясь под тяжестью своей новой цигейковой шубы, чтобы успеть раньше неё заползти на престижное место рядом с шофёром уазика. Теперь на это место она имела право, как будущая начальница.
Вера заняла скромное место в кузове «скорой помощи» между медсёстрами и санитарками больницы, которые ещё не определились, к кому им лучше примкнуть, к врачу в опале или к фельдшеру, сидящей в кабине на почётном месте, рядом с шофёром.
Память Веры хранила сведения о болезнях всех жителей села, только в датах она могла ещё путаться. Каждый, кто сидел рядом с ней в этой поездке, обращался к ней за помощью, доверяя своё здоровье и здоровье близких людей, а теперь они все, как чужие, боятся с ней даже заговорить.
Трясясь на ухабах лесной грунтовой дороги, женщине открылось и то, что унижать человека можно только до определённой степени, потом унижение переходит в привычку и уже не воспринимается как унижение. Вот к такой границе Вера уже подошла.
Больничная машина остановилась у реки, но парома через Тавду ждал уже целый автопарк, ибо на завтра обещали первые заморозки, а если Тавда покроется ледовой коркой, то связи с районом не будет до открытия ледовой дороги.
Народ в тёплых одеждах толпился у переправы в ожидании парома. Люди стояли группами рядом с припаркованными машинами, а Вера в одиночестве изгоя отправилась прогуливаться по прозрачному осеннему леску, который в ту пору напоминал женщине её собственную тоску.
Женщина бродила по опавшим листьям, вдыхая морозный осенний воздух, она читала вполголоса молитвы из утренних правил православия, любовалась осенним пейзажем сибирской реки и, глядя на толпу людей, ожидающих парома, вдруг поняла, что не они стали ей чужими, а она для них всегда была чужой.
Вспомнив предсмертное напутствие Сергея Буталова, ей в голову пришла интересная, но довольно странная мысль.
— А может, всё просто? Я приехала в Андрюшино, в такую несусветную глушь, потому что во мне здесь нуждались. Бог послал меня сюда, а теперь у него другие планы, о которых я ничего не знаю. И я не жертва предательства, а трусиха, боящаяся сорваться с насиженного места по Божьему повелению! Ибо всё, что со мной случилось в последний год, все мои беды имели одну цель — дать мне мужество тронуться в путь. Теперь вперёд, смело идти туда, незнамо куда, если это в Божьей воле!
Из леса к парому Вера вышла уже другим человеком. В её взгляде струились радость жизни и уверенность в завтрашнем дне.
Во-первых, Вера знала, что она уже никогда больше не сядет в машину «скорой помощи», как врач, униженный фельдшером, из-за некомпетентности которого страдали больные люди.
Во-вторых, теперь Вера оставила своё прошлое без суда, а приготовилась жить своим будущим назначением, потому что оно исходило свыше.
А в-третьих, она чувствовала себе свободным человеком и на паром вошла в силе круто изменить свою жизнь.
Вера стояла у поручня парома и смотрела в речную даль, когда услышала за спиной: «Здравствуй! Давно не виделись». Это был Иван Илларионович в тёплом полушубке, впервые за годы он подошёл к ней принародно и подошёл очень близко. Они говорили о здоровье его мамы и о здоровье его сына, который родился от Гайдарчук и имел двух отцов.
Тут за их спинами послышались шаги. Через весь паром к Вере шагала высокая, как корабельная мачта, Гайдарчук с растопыренными для схватки руками. Убегать было некуда и поздно, только если прямиком кинуться в воды Тавды, но Вера и не думала убегать. В этот раз она спокойно смотрела в глаза приближающейся опасности, готовясь быть избитой при свидетелях, возможно, насмерть. Ведь кто за неё заступится?
В момент, когда Гайдарчук занесла над ней руку, Вера просто закрыла глаза. Драться она не умела, так пусть будет, что будет… а драки не было.
Живая и невредимая Вера открыла глаза. Она увидела, как Гайдарчук тискает в своих объятиях широкий торс Ивана Илларионовича, и перешла на другую сторону парома, чувствуя на себе любопытные взгляды односельчан.
До больницы Веру подвезли лесники на своей машине, а в больнице её тут же вызвали в кабинет к главному врачу. Чернов сидел на своём кресле и делал вид, что занят. Так как никто не предложил ей сесть, то Вера продолжала стоять, спешить ей было некуда и незачем. Это спокойствие Лебедевой, низвергнутой до рядового врача, раздражало Чернова до крайности, и он, отложив бумаги, первым заговорил:
— Вы меня обманули! Схитрить изволили, сударыня, так не вышло! Теперь поработайте под началом местной гвардии фельдшеров, а под их началом не побалуешь, у них такая круговая порука, что палец в рот не клади! Старику Петру я ваш дом посулил, а толстухе Наташеньке пообещал ключи от вашего кабинета. Хотите почитать, что о вас пишет некая Гайдарчук?.. Я бы тоже не стал. Жаль, что эти письма мне придётся обнародовать в департаменте. Так увольняетесь вы или нет?!
— Да, болотному карасю щукой не быть! Так что наберитесь терпения, и я вас извещу о моём решении. Как говорил поэт Маяковский, не «пора ли вам побриться?».
Конечно, Вера обрадовалась бы появившимся на лице Чернова белым пятнам, если бы не серьёзность наступившего момента, ведь менять свою судьбу, которая явно забуксовала в таёжных туманах, задача не из простых.
В приёмной Вера написала заявление на отпуск без содержания, по уходу за ребёнком до 12 лет, этим ребенком был её сын Витя, и потом отправилась пешком через всё село к переправе. На середине пути рядом с ней остановился больничный уазик, где впереди восседала Наталья Александровна. Она высунулась из открытого окна и пропела, обращаясь к Лебедевой:
— Вера Владимировна, вы такая интересная, прямо как дитя неразумное, и зачем вам это надо? Кто в нашу деревню пешком ходит? Мороз крепчает, а нам всем пора домой.
Вера приветливо улыбнулась Фёдору Николаевичу и показала знаками глухонемых, что пойдёт пешком. Слава Богу, что успела она на последний паром через замерзающую реку.
Переправа на другой берег означала начало новой вольной жизни. Сначала она не боялась, словно ночами входило в ее привычки, но, когда Веру окружили высокие ели, оставляя над головой только узкую полоску звёздного неба, страх вошёл в её тело внутренней дрожью. Женщина шагала почти наугад, поглядывая по сторонам, и вдохновляла себя первомайской песней: «Утро красит нежным светом стены древнего Кремля!».
Так или иначе, Вера шла по правлению к дому, где ее ждали папа и дети, потом петь в голос стало небезопасно, ведь нельзя вести себя нагло на чужой территории, в тайге, где за каждой ёлкой мог прятаться зверь, и она принялась вполголоса читать молитвы из вечернего правила, а ещё через полчаса её полностью покорила таёжная тишина, которая показалась ей священной, как в храме. Эта таёжная тишина хранила чьи-то вздохи, чью-то мольбу о помощи, чьё-то вечное успокоение. Усталости, холода и голода женщина не чувствовала, только шла себе и шла, утешая себя тем, что в эту пору не кусались комары.
Ветер бурчал соснам таёжные новости, и, может быть, в их рассказе опять повторялась история про маленькую девочку, которую оставили в лесу взрослые люди.
Эту историю Вера услышала в детстве от тёти Лизы, и до сих пор эта маленькая девочка была ей близка как родная сестрёнка, только девочка так и осталась девочкой, а Вера выросла и теперь по собственному желанию забралась в ночной лес, потому что голодные волки не так жестоки, как ученики, предающие своего учителя, слуги — своего хозяина и обычные люди — своего ближнего.
Брр. Становилось холодно, колени замёрзли первыми, искусственная шуба тащилась по снегу и мешала ходьбе. На небо выплыла луна, круглая и ясная, и лес в её мерцающем свете был уже призрачно хорош. Чтобы как-то развлечь себя и не думать об историях с плохими концами, Вера принялась, как в юности, говорить сама с собой или, вернее, со своей совестью, с которой не надо хитрить.
— Ну что, довольна теперь?
— Да, я довольна.
— Ты довольна, что осталась без работы?
— Да, я довольна. Я не безработная, я в отпуске по уходу за Витей.
— Может быть, ты просто сошла с ума? Посмотри по сторонам. Внимательно посмотри! Разве здесь, ночью, место для прогулок человека?
— Нет, я не сошла с ума, я просто не пошла на сговор… не предала себя, не предала моё сердце.
— Подумай, идти домой пешком 40 километров. Ждать, когда коченеет тело, это глупость!
— Да ещё какая глупость!..
— Нет, Вера, это не глупость, а гордыня!
— Даже если это и так, то я за неё плачу сполна, шагая по этой ужасной дороге, ночью, зато надо мной сияют звёзды и путь освещает луна, подругой стала она для меня!
С каждым шагом Вера всё глубже уходила в тайгу, но ни на одно мгновение не жалела о своём решении так бесславно закончить карьеру земского врача, ибо это решение давало ей необычайно глубокое чувство свободы.
Было уже далеко за полночь, когда путешественницу ослепила встречная машина, в это время в голове у Веры не было уже ни одной мысли, а поступательное движение по дороге совершалось ею автоматически. Оказалось, что за Верой в тайгу приехал Фёдор Николаевич на своей личной машине, потому что Лидия Ивановна не могла спать спокойно, зная, что её подопечная Вера Владимировна, доктор от Бога, вылечившая её от неизлечимой болезни, гуляет одна по тайге.
Для самой Веры возвращение домой был чудом, было спасением и благословением жить дальше.
Утром следующего дня Володя пришёл к выводу, что так больше продолжаться не может.
— Вера, ты не в состоянии воспитывать детей. Я увезу Таню с Витей в Караганду, а мы с бабушкой отправим их в школу и будем о них заботиться.
— Папа, я согласна с этим решением. Это будет правильно и для меня помощь. После новогодних праздников я поеду в Калининград, к Саше, и попробую там начать всё сначала.
Сердце у Володи болело в груди. Его единственная дочь не замечала того, как он мучился от бессилия ей помочь. Ему казалось, что причина Вериных несчастий заключается в его наступающей старости. Он дожил до того времени, когда уже не может защитить своего ребёнка, и теперь его обижают со всех сторон.
Как незаметно пришла старость. На улице Володя как ни старался идти с пешеходами в ногу, всё равно отставал, и управляться по хозяйству становилось уже труднее. Вот и зубные коронки сломались. Как теперь пойти к Петру Петровичу и поговорить с ним как коммунист с коммунистом, если его беззубый рот слова не проговаривал, а шмякал. Скупую слезу состарившегося фронтовика видел только Пират, который тоже не мог заступиться за хозяйку в силу своей собачьей доли. В те дни их обоих, пса и старика, успокаивало только то, что они в это трудное для Веры находились с ней рядом.
В последние дни Володя радовался переменам в настроении дочери, которая уже не искала виновных и не собиралась слепо повиноваться судьбе, — теперь его девочка выглядела борцом. Это был повод, чтобы оставить её самостоятельно искать своё счастье, побеждая сложившиеся обстоятельства.
Перед своим отъездом с младшими детьми в Караганду он благословил Веру на переезд в Калининград и сказал напутственное слово.
— Вера, твой брат Саша и его жена Галина нам задолжали приличную сумму денег. Пусть не весь долг, а только три тысячи долларов они дадут тебе для того, чтобы ты устроилась на новом месте. Галина обещала нам вернуть деньги через два месяца, а прошло уже более трёх лет, а долг платежом красен. Раньше мы с них долги не спрашивали, а теперь сам Бог велел. Каким мелочным оказался Пётр Петрович, как он поступил с тобой, а ещё старый коммунист! Мне непонятно, как так получилось, что единственного в деревне врача вынуждают уехать?!
— Папа, ты не волнуйся, всё очень просто. Главный врач Чернов знал, что меня приглашали занять его место, но он не знал, что я отказалась. Высокообразованная Гайдарчук собирается выиграть очередные выборы в председатели сельского совета. Меня уже просили представители трёх северных предприятий, обосновавшихся в нашем округе, выдвинуть свою кандидатуру на этот пост, и мне была обещана поддержка, но я отказалась, и отказалась категорически. Этому несчастная Гайдарчук не смогла поверить или не захотела, а с Петром Петровичем всё ещё проще, он хочет мой дом своей властью заведующего больницей передать своему сыну.
— Я вот что тебе скажу, Вера, на прощание. Пусть девизом у тебя будут слова товарища Сталина: «Наше дело правое, победа будет за нами!».
Витя и Таня обрадовались поездке в Караганду во время учебного года, а Вера, как могла, старалась эту радость детей не испортить своими слезами.
Болела Верина душа за будущее Андрюшино, за так и не построенную церковь, которая по документам носила название Святой Елены и Святого Константина.
Со своим имуществом Вера расставалась легко. Хрусталь, ковры, мебель и пианино уходили влёт. Продала и раздавала она своё добро со спокойной душой. Стайки опустели, и заготовленное летом сено жевать было уже некому. Только расставание с Пиратом далось ей очень трудно. Пирата забирала Фрида, которая подкармливала пса, когда Веры и детей не было дома, и любила его, но Пират был и оставался однолюбом.
Пират в Андрюшино пользовался славою непобедимого пса. Однажды зимой дети вбежали в дом с воплями, что Пират умирает. Вера, накинув шаль на плечи, выбежала во двор. Пёс без сил лежал на снегу рядом с собачьей будкой, а снег вокруг него быстро окрашивался в бурый цвет. Вчетвером они перенесли раненого Пирата в стайку к овечкам и уложили на сено. Вера обработала его раны и укрыла фуфайкой, потом они всей семьёй уселись рядом с ним, чтобы оказать ему моральную поддержку. Пират, не привыкший к такой сентиментальности хозяйки, любящим взглядом оглядел семью и поднялся на лапы, стряхнул с себя фуфайку и поковылял в другой угол стайки.
Вера сама не знала, почему Пират все эти годы был так ей верен. Иногда в сильные морозы Пират коротал вечера дома вместе с детьми, хотя это не входило в домашнее правило, по которому дом — для людей, а будка — для собак, но дети не любили это мамино правило. В её отсутствие Пират нежился в домашнем уюте, предпочитая лежать только на Вериной кровати, а теперь он страдал, видя, как разворовывают люди хозяйский дом, унося из него вещи и мебель.
Зная, что наутро Пирата заберут из дома его новые хозяева, Вера поздним вечером вышла на улицу, чтобы заранее попрощаться с ним. Пёс не спал, он внимательно смотрел на хозяйку, которая говорила ему ласковые слова, но не притих под её рукой, как это бывало, а вытянул голову к небу и тоскливо завыл. От этого воя сердце женщины стало истекать болью, а её глаза — слезами, а утром следующего дня Пирата увели со двора.
На своём последнем новогоднем балу в Андрюшино Вера была настоящей Золушкой, которую отправила на бал добрая фея. Она в бальном красном платье кружилась в вальсе с самыми искусными деревенскими танцорами. Радостно мелькали огоньки на ёлке, в вихре танца её юбка развевалась волнами, а красные туфельки словно скользили по воздуху. Вальсируя, она чувствовала себя счастливой, и от этого счастья улыбалась каждому, даже важной Наталье Александровне, сидевшей в дорогих одеждах на почётном месте.
А после Нового года к Вере в пустой дом зашёл кочегар Николай.
— Я прочитал ваше объявление. Вы продаёте дом?
Вера пригласила гостя сесть к столу.
— Дом я продаю, но его купить может только человек, умеющий рисковать. Этот дом на бумагах не существует. Это я выяснила в районе. Мой дом по бумагам числится недостроем, через него районная больница списывает свои долги. Но... я предлагаю вам не его купить, а купить у меня землю, на которой дом стоит. Вот за эту землю я более пяти лет платила налог, эту приусадебную землю я официально оформила в свою собственность. Никто в дом не может пройти по территории усадьбы без разрешения её собственника. За этот больничный дом никто не решится бороться, ведь кому нужны проблемы, тем более финансовые. Мафия не любит саморазоблачений. Поймите, Николай, кто не рискует, тот и не пьёт шампанское, хотя вы трезвенник.
Тракторист Николай был человеком не из робкого десятка, и деньги у него имелись. За один день оформили все бумаги, и хозяином Вериного двора, в центре которого находился дом-усадьба, стал тракторист Николай.
В последний вечер в пустом доме раздался громкий телефонный звонок. С Верой захотела поговорить акушерка, которая когда-то была уволена за пьянство.
— Вера Владимировна, я работаю в Тюмени, тоже акушеркой. Но я хочу вам признаться в том, что ставила в церкви свечи на вас за упокой. Простите. Я получила жизненный урок. Скоро состоится моя свадьба.
— Все мною прощены, как и вас я простила, а меня ждёт другая жизнь Я желаю вам счастья.
В ночь на Рождество Вера должна была покинуть деревню навсегда. В эту разлуку не смог поверить Иван Илларионович. Ещё до рассвета Вера пришла к нему в дом, чтобы попрощаться.
— Я тебя ждал сегодня ночью. Ты не пришла.
— Иван, ты ведь мог меня пригласить переночевать в твоём доме, но ты не пригласил. Прощай, и привет маме.
Она ушла и не увидела слёз закоренелого деревенского бобыля, а они бежали по его чисто выбритым обветренным щекам.
Из деревни Вера выезжала без особой огласки на машине лесников. Перед тем, как выехать из деревни, она попрощалась с Лидией Ивановной, чтобы обменяться последним напутствием.
— Прощайте, Вера Владимировна, не для ваших благородных ножек наши убогие деревенские дороги топтать, для ваших каблучков нужны другие дороги, заморские.
Тогда Вера ответила ей бравурно, чтобы не раскиснуть при расставании:
— Я приеду, чтобы вас навестить. На «Мерседесе» приеду к вам в гости с заморскими подарками. Приеду, чтобы отведать ваших вкуснейших пирожков, которым нет равных во всём мире.
Потом Вера с Катюшей отправились в путь. В райцентре Вера решила поставить точку в своей сибирской эпопее и попросила шофёра остановиться у типографии.
Заплатив редактору по тарифу, Вера написала небольшую заметку для публикации в местной газетке. В заметке она благодарила главного врача Чернова, фельдшера по детству Буталову и экономиста Андрюшинского сельсовета Гайдарчук за их содействие по улучшению её быта и ободрение в жизни, в которой ждёт её счастье и успех!
«Сделав дело, гуляй смело».
Выйдя из типографии, Вера направилась к машине лесников, где её ждала Катя. Она была на полпути к машине, когда за спиной раздались женские крики. Вера резко оглянулась через плечо. К ней на всех парах бежала высокая женщина, спотыкаясь в подолах норковой шубы, она задыхалась и что-то кричала на ходу. Кто такая? По утрам обычно люди не матерятся и не бегают сломя голову по центральным площадям райцентра. Вера прищурилась и к своему удивлению разглядела в этой норковой ругательнице Гайдарчук, а потом и расслышала то, что она кричала.
— Как... ты... посмела... уехать! Осенью... приедешь... (плохое слово) …картошку собирать! А то… я тебе …твою… (опять плохое слово)!
Расстояние между Верой и Гайдарчук было в пользу Веры, поэтому та бездумно сложила дулю в сторону бежавшей к ней Андрюшинской ведьмы и сразу почувствовала себя отомщённой, а потом спокойно уселась в машину и отправилась в своё великолепное будущее.
Можно сказать, что для Веры жизнь в Андрюшино являлась сибирской ссылкой, закончившейся бегством, но это не так!
Это было славное время её жизни, богатое событиями, историями, свершениями и падениями. В Андрюшино воплотились мечты её юности: работать земским врачом, ходить по грибы, выгонять корову по утренней заре, управляться по хозяйству, купаться в таёжной речке, водить хороводы на Масленицу. Она познакомилась с удивительным народом, мудрым, щедрым и самодостаточным, которого на мякине не проведёшь.
В этой деревне Вера стала слышать тихий Божий голос и училась доверять Господу Христу.
И в этой сибирской деревне прошло счастливое детство её детей, которое всегда будет с ними, согревать их теплом материнской любви, таёжным запахом приключений, ребяческим озорством и закалкой в крестьянском труде.
С её отъездом в Андрюшино не произошло землетрясения, не случилась гроза в январе. Жизнь в деревне текла своим чередом.
Чернов проработал всего несколько месяцев после её отъезда и был с позором уволен, а со следующего года место заведующей Андрюшинской больницы заняла фельдшер Буталова Наталья, она выжила из деревни еще одного врача, и на этот раз не притворялась добренькой. Вскоре вместо участковой больницы в Андрюшино открылась скромная амбулатория.
Гайдарчук заставила население выбрать её председателем сельсовета, но никому от этого лучше не зажилось. Четыре года у власти окончательно испортили её характер, а потом её переизбрали. Потребовав от Ивана Илларионовича пожизненных алиментов на сына, Гайдарчук тоже просчиталась. Бывший любовник угроз очень не любил, он сделал официальный тест на родство с предполагаемым сыном, и оказалось, что мальчик не мог быть его сыном. Узнав об этом, муж Гайдарчук уехал в Белоруссию и сына с собой увёз.
Так Гайдарчук осталась без работы, без мужа и без детей, и друзей у неё тоже не было. Кое-как дождавшись пенсии, она почувствовала себя опустошённой и коротала дни в частых запоях.
Старания Петра Петровича поселить во врачебном доме своего сына оказались напрасными. Его сын умер от злокачественной болезни уже на следующий год после отъезда Лебедевой из села, а через год умерла и его жена, но старик на старости лет женился на молодухе.
Лидия Ивановна вышла на пенсию по выработке стажа, а её муж — по выслуге лет, но и на пенсии они жили счастливо и честно, их дети получили образование, создали свои семьи и обосновались в Тюмени.
А нашу героиню ждали приключения на пути к исполнению той мечты, которую она чуть было не забыла.
Глава 4
В одночасье лишиться коллекций самого современного технического оборудования, самого совершенного механического инструментария, а также новейшей радиоэлектронной аппаратуры, которые собирались и лелеялись годами, оказалось гораздо проще, чем это представлялось. Для корабля, чтобы отправиться в большое плавание, надо поднять якоря и отдать швартовые, а для человека — выйти из дома, оставить за его порогом свое прошлое и начать жизнь с белого листа!
Сомнений в правильности ухода из семьи у Ронни не было, возврат к прежней жизни отрицался им уже на уровне мысли, так что пропадай всё пропадом, и дом, и гараж, и всё гаражное богатство, и да здравствуют свобода и любимая работа.
Свободному человеку можно наслаждаться только при условии, что свобода дана ему по праву, а такое право Ронни заслужил.
Он честно прожил тридцать лет в браке и не прикончил ту, которая все тридцать лет пыталась свести его с ума. Его супругой являлась не женщина, а оборотень в юбке, с тонкими ножками и с сердцем гадюки, так мужчине казалось, и с каждым годом всё яснее и яснее. Каролин рожала ему детей словно из мести за то, что он не оправдал её девичьих надежд, хотя детей он любил и старался их воспитать хорошими людьми, а то, что не воспитал, то это не его вина. Весь спрос с их мамаши, которая из вредности позволяла детям делать всё, что запрещал им отец, даже в заключение призналась, что все трое детей не от него.
Жаль, что для друзей Ронни в новом качестве свободного гражданина выглядел не лучшим образом.
Вот и Альфонс выражал искреннее сочувствие Каролин, думая, что его друг довёл бедную женщину до такого отчаяния, что она сама отказалась признавать его отцом своих детей, хотя в обычной жизни эта милейшая женщина могла за себя и постоять.
— Пропадёшь ты, Ронни, без твоей Каролинче, к ясновидящей можно не ходить, пропадёшь. Она же твой жизненный эликсир! Без неё ты со скуки сдохнешь! Какая ещё женщина осмелится тебе доказывать, что белое — это чёрное, когда чёрное — белое! Пойми ты, дурень, тебе необходимо с кем-то бороться, отстаивать своё мнение, добиваться правды, а потом чувствовать себя жертвой всех и вся, потому что мир не по твоим правилам живёт! Своим идеализмом ты заражаешь даже меня, скоро я сам пойду с тобой в рукопашную, чтобы отстоять своё право пить обезжиренное молоко!
— Так я тебе и объясняю, что молоко обезжиривают с помощью химикатов, а потом выпускают в продажу! А что рекламируют…
— Стоп! Я уже знаю каждое слово из того, что ты собираешься мне сказать. Лучше ответь, зачем из дома сбежал, что тебе не хватало, ты же и так свою Каролин неделями не видел? Свободы захотел? Детей бросил? Я говорю о твоей младшей дочери Вальяне, ведь я её крёстный отец, на кого ты её оставил!
После таких бесед с Альфонсом Ронни долго не мог заснуть. Чувство вины перед детьми требовало оправдания, а оправдывать самого себя — это дело нешуточное. Тут требовалась разработка причинно-следственной связи, которая включала в себя систему круговой самозащиты, хотя проблемы с совестью так или иначе всегда решались в пользу её хозяина.
Согласно Библии Рика, свидетеля Иеговы, муж имеет право расторгнуть брак с женой, которая не верит Богу, из чего следует, что если Каролин заповеди Бога не исполняет, то, значит, она неверующая, а в этом уже Ронни не виноват, он её этому не обучал!
Факты греховного поведения жены при надобности мужчина мог бы предоставить любому суду, даже небесному!
Воровство! Это любимейший грех его супруги по прозвищу Кринь.
Каждый декабрь все дети в Бельгии ожидали прихода Святого Николая и его помощника, чёрного Питера, чистильщика печных труб. Когда-то давно этот святой Божий угодник утешал детей бедняков раздачей сладостей. Эта история была современниками основательно переиначена, и постепенно благотворительность старца стала сводиться к раздаче подарков и приобрела статус святой обязанности всех родителей перед своими детьми.
Какого ребёнка ныне обрадует плитка шоколада? В эти дни Каролин развлекалась, покупая детям и детям своих знакомых дорогие подарки, чтобы чувствовать себя добрее Святого Николая. Даже приводы в полицию за воровство были ею оправданы, ведь она по доброте своей душевной всегда хотела купить именно тот подарок, на который у неё не хватало денег.
Когда Каролин как воровку, пойманную на месте преступления, уводили в полицию, то Ронни выручал жену, поручаясь за неё. Серьёзно поговорить с супругой о десяти Божьих заповедях он много раз пытался, но бесполезно.
— Кринь, сколько можно воровать? Побойся Бога! Ты что, не знаешь, что воровать — это плохо, это грех? Чему ты собираешься учить наших детей! Бог дал человеку всего десять заповедей! Ты знаешь из них хоть одну, чтобы наших детей этим заповедям обучать?
— Опять за своё? Сыта я по горло твоими нравоучениями! — заводилась женщина, как только Ронни пришел за ней в полицейский участок. — Заладил одно и то же, как попугай недобитый! В чём это я перед тобой-то согрешила? Этот бессердечный полицейский агент отобрал у меня кофточку для милой внучки Ингрид, чтоб не родиться ему вовсе. Подумаешь, попалась на воровстве! Ты, болван, сам бойся своего Бога! Если денег на доброе дело не даёшь, так не мешай мне жить по-человечески. Я, в отличие от тебя, в церковь хожу и свечки ставлю!
Ронни был благодарен Каролин за это признание, оно оправдывало его уход из семьи перед людьми и Богом, чтобы начать жизнь сначала.
Уходя из дома, мужчина ясно понимал наступление перемен. Всё, чем он жил, кем он слыл и что имел, уже потеряло свое значение. Надо сказать, что Де Гроте обладал особым даром, сберегать и хранить всё: и в чём была нужда, и в чём пока нужды ещё не было, но могла появиться в любой момент.
В глазах посторонних мужчина мог казаться отъявленным педантом, но именно педантизм в коллекционировании различных наборов инструментов, запчастей, предметов электроники и прочих интересных штучек помогал мужчине пережить своё мужское одиночество, будучи женатым.
Когда же Де Гроте ушёл из дома, оставив всё своё техническое богатство на произвол судьбы, его друзья не поняли момента, а Каролин целую неделю потешалась над клоунской выходкой мужа, не веря в реальность событий, но Ронни уже переступил порог дома, чтобы не возвращаться.
Что за нужда вести тщетную борьбу за звание «хорошего семьянина», если в это и так никто не верит? Ронни был рад и тому, что остался ещё в своём уме после тридцатилетнего проживания с супругой, для которой муж — это банковский автомат, выдающий деньги без кода.
В те первые дни одиночества Ронни задумался над вопросом, а имел ли он настоящих друзей?
Если имел, то почему никто из них не радовался его успеху в делах и на работе? Почему его семейная трагедия только развлекала друзей, которые каждый раз вставали на защиту «бедняжки» Каролин, когда он из последних сил пытался сохранить семью?
Переосмысливая свою жизнь, мужчина пришёл к выводу, что только один человек мог бы быть для него настоящим другом. Этим человеком являлся его отец, с которым Ронни даже не попрощался перед смертью. Каким дураком надо было ему уродиться, чтобы пренебрегать советами отца, его наказами?!
Да, уйдя из семьи, Де Гроте имел тот необходимый минимум, что нужно иметь любому мужчине для счастья: интересную работу, приличную машину, новый компьютер и крышу над головой.
Временное пристанище Де Гроте нашёл в мобиломе, купленном за полцены у цыган. В этом мобиломе можно было или сидеть, или лежать, потому что встать в полный человеческий рост мешал низкий потолок, а свободного места хватало только на полшага вперёд и два шага назад. Иногда Ронни сам не понимал, что делает в этой цыганской кибитке, когда у него есть дом, гараж и личный кабинет, но его новая жизнь начиналась именно в тесноте и нищете. Его жизненный путь выходил на новую орбиту, траектория которой определялась его желанием быть свободным человеком, законопослушным гражданином, и дважды входить в одно и то же ярмо он не собирался.
Разговор с местным адвокатом, который специализировался на разводах, был откровенным.
— Господин Де Гроте, что является причиной вашего развода с мадам Каролин?
— Вас это интересует?.. Я вам так скажу, брак — это соглашение двух взрослых людей, мужчины и женщины, чтобы вместе строить семью, чтобы вместе воспитывать детей и иметь достойную старость, а без этих условий брак — это кочерыжка.
Это было сказано Ронни очень уверенно, потому что выстрадано.
— Я женился на Каролин, потому что скоро должен был родиться ребёнок, по-другому я поступить не мог. Ни о какой любви между нами говорить не приходится, мы жили вместе, потому что имели детей, воспитанием которых занимались приходящие няни, а Каролин подкупала ребят одеждой и игрушками, а оплачивать эти подарки приходилось мне. Для этого я и работал практически без выходных дней. Кринь, извините, Каролин еду не готовила, бельё не стирала и детей не приучала к домашнему труду. Вседозволенность в воспитании детей губила их будущее счастье. Этого Каролин никогда не понимала и никогда не поймёт.
Тут Ронни сделал паузу. Эти проблемы с его детьми адвоката не касались.
— Господин адвокат, вы могли бы потратить свой месячный оклад за день до его получения? Нет?.. Каролин это делает систематически. Куда идут её заработанные деньги, для меня остаётся загадкой и по сей день. Мои старшие дети уже дошли до своего совершеннолетнего возраста, за них я уже не в ответе, они воспитаны так, что мои слова для них пустой звук, а за содержание моей младшей дочери я плачу с первого дня моего ухода хорошие деньги.
— Господин Де Гроте, я имею достаточно причин начать процесс по разводу вас с вашей супругой.
— Подождите делать выводы, уважаемый адвокат. Я вам ещё самого главного не рассказал. За неделю до ухода из семьи меня вызвали в полицию. Моя жена подала заявление, где говорилось, что я бью мою младшую дочь и принуждаю её к сожительству!!! От тюрьмы меня спасло только то, что моя дочь Вальяна была допрошена, освидетельствована, никаких следов насилия найдено не было, и она честно призналась в том, что получила от меня заслуженный подзатыльник, потому что сама плохо себя вела и ленилась убрать из гостиной грязные ботинки. Девочка сказала на допросе, что всё то, что наговорила на меня Каролин в полиции, было неправдой. Вам понятно, в какой опасности я находился у себя дома?
Адвокат молча кивнул. Он внимательно слушал своего будущего клиента и неторопливо что-то вычерчивал в своём блокнотике. Ронни расслабился душой, впервые в жизни он смог спокойно выговориться. Его слушали, и слушали не перебивая.
— Но это ещё не всё. Мои дети, со слов Каролин, имеют других отцов или отца. Если я в действительности бездетный, то что мне делать в доме, где меня слушался только мой кот Моор… он умер от старости.
Адвокат закрыл свой блокнотик и пристально посмотрел на клиента.
— Господин Де Гроте, как вы узнали, что вы не приходитесь отцом детей Каролин? Кто был этому свидетель?
— Мои дети… в день моего ухода из семьи. Отмечался день рождения Тима, моего сына. Я стал требовать от него, чтобы он прекратил дружбу с бандитами и ворами, а Каролин, вместо того, чтобы поддержать меня, запретила мне вмешиваться в дела сына, потому что я никому из её детей не прихожусь отцом. Это слышали мои дети. Сначала я подумал, что ослышался, а тут заплакала Пегги, моя старшая дочь: «Папа, не уходи, нам будет плохо без тебя». Тогда Кринь повторила сказанное ещё раз, уже специально для детей: «Вы что, оглохли, какой он вам отец? Он никому из вас не отец», а потом я ушёл.
После слов подзащитного адвокат оживился.
— Господин Де Гроте, мы можем провести в судебном порядке тесты на ваше отцовство, и если ваше отцовство не подтвердится, то тогда дело о разводе не займёт много времени.
— Это будет замечательно. Я оплачу все расходы, потому что люблю правду! Если тесты покажут, что я детям не отец, то они лучше узнают свою маму, а может быть, лучше поймут и меня.
— Если ваше отцовство не подтвердится, то Каролин будет обязана оплатить вам все расходы по воспитанию вами детей, рождённых от других мужчин, и вам, господин Де Гроте, не нужно будет судиться со своей бывшей супругой насчёт алиментов и раздела имущества.
— Да, я могу это только одобрить.
— Но, господин Де Гроте, я должен как ваш адвокат предупредить вас, что в случае, если ваше отцовство не подтвердится, то у детей будет изъята ваша фамилия и в свидетельстве о рождении им поставят отметку о незаконнорожденности. Надо признаться, что это сильно повлияет на будущую жизнь детей.
Короткое молчание.
— Нет, уважаемый господин адвокат, таких последствий для Пегги, Тима и Вальяны я не желаю, так что не нужно уточнять отцовство. Пусть будет, как положено тому быть. Только пусть всё решится как можно скорее.
— О, господин Де Гроте, решение суда будет обнародовано не ранее чем через два года после подачи заявления. Судьи всегда надеются на примирение супругов, хотя в вашем случае таких чудес ожидать не приходится.
После разговора с адвокатом Ронни отправился домой. Он ехал по знакомым улицам, погруженный в раздумья. Спешить было незачем, только после полудня он пообещал маме отвезти её на вечерний базарчик, где можно было приятно провести время, встретить знакомых, попить кофе на террасе, поговорить о том о сём.
При воспоминании о маме, которая не хотела признавать приближение старости, Ронни улыбнулся и включил канал, где обычно передавали классическую музыку.
***
Валентина в последнее время стала соблюдать диету, перед едой пила витамины, а перед каждым выходом тщательно выбирала наряды, потом долго крутилась перед зеркалами, чтобы при встрече с подругами они могли оценить её умение одеваться по моде.
Поначалу, когда Ронни ушёл из семьи, она очень испугалась за свою репутацию хорошей мамы, а потом успокоилась. Что толку вступаться за норовистую невестку, если после её ухода из дома пропадали ценные вещи, которые у неё были под особым контролем.
Валентина была довольна годами, проведёнными с Альфонсом, и сильно горевала, когда он умер, потом она была счастлива и с Яном, но до тех пор, пока не узнала, что Ян заболел раком крови. С элегантным Яном вдове жилось как-то легче, красивее и веселее, чем с покойным супругом. Они много путешествовали, отдыхали в отелях, зимовали в Испании, Ян возил её по средиземноморскому побережью на роскошном «Кадиллаке», и с ним она провела больше времени вместе, чем с Альфонсом за всю жизнь.
Только после того, как Ян умер, Валентина почувствовала себя уже по-настоящему овдовевшей женщиной, о которой теперь должны заботиться её дети, и они заботились, но каждый из них имел свой дом, а сын — вагончик на колёсах.
Ронни всегда в срок платил арендную плату, выполнял все домашние работы и раз в неделю возил её на базарчики. Дочь Диан, жившая по соседству в небольшой вилле в дачной зоне, приносила маме горячие обеды.
Да и внуки не забывали бабушку, хотя все называли её по имени. Особенным расположением пользовалась внучка Пегги, которая жила в маленьком домике в фамильном саду, вместе с сыном Диланом и его отцом Крисом.
После рождения Дилана Пегги не вышла на работу, и мама Криса попыталась научить невестку навыкам домашней хозяйки, но из этого ничего путного не получилось. Молодую маму утомляли домашние работы, она очень любила Криса и Дилана, и этого было вполне достаточно для её семейного счастья. Крис работал где-то на стройке, курил травку, но плату за проживание в домике, построенном Альфонсом для своих родителей, он приносил своевременно, а Валентина в свою очередь не скупилась на подарки для правнука Дилана, и ей нравилось глядеть через окно, как мальчик весело играл вместе с мамой в фамильном саду, под раскидистыми яблонями.
С внучкой Пегги Валентина обычно смотрела сериалы, по выходным дням она гуляла по улице вместе с дочерью Диан, а по вечерам в обычные дни женщина оставалась одна и начинала тосковать. Долгие часы смотрела она в сад, покачиваясь в кресле мужа, смотрела туда, где в дни её молодости под старым тополем гуляли гости, где звучала танцевальная музыка и пиво лилось рекой. Как быстро пролетели годы! Где и как проживают ныне её подруги и друзья? Куда исчезло её желание быть в курсе всех поселковых событий и почему она стала забывать место, куда прятала шкатулочку с золотыми украшениями?
Устав от одинокого сидения перед окном, женщина отправлялась на покой, но, лёжа в кровати, она ещё больше чувствовала себя одинокой вдовой. Как ей хотелось что-то поменять в судьбе, но что конкретно, она не могла придумать.
— Может быть, стоит мне переписать наследство на Пегги? Она милая кудрявая девочка, никогда слова поперёк не скажет, она и похожа на меня, и так же, как и я, не любит читать книжки.
С годами Валентина чаще вспоминала о маме, которая вечерами сидела у окошка с книгой в руке и мечтала о чём-то прекрасном, потому что её глаза так загадочно улыбались, а когда замечала рядом с собой свою дочь, то нежно её обнимала и ласково гладила по волосам. Но как рано она умерла.
После этих воспоминаний о матери женщина грустила, ведь, по сути, её воспитывал отец, который зарабатывал деньги извозом, каждый вечер напивался и приводил в дом девок с улицы, поэтому у самой Валентины была только одна мечта — удачно выйти замуж. Она прожила долгую жизнь, считала себя гораздо счастливее, чем была её мать, и гордилась тем, что, в отличие от неё, имела практичность, поэтому удачно вышла замуж и прожила долгую жизнь, а теперь в окружении детей и внуков старела в большом фамильном доме.
Валентина видела, как быстро старились её подруги, некоторых уже проводили в последний путь, и её начинали одолевать непонятное томление души и скука, от которой нельзя было скрыться ни дома, ни в Испании, но если засыпала она с мрачными мыслями, то всегда просыпалась от желания жить полной грудью, пока живётся, и строить планы развлечений, в которые входили званые обеды, приход парикмахера, медсестры по уходу, походы к доктору, поездки с Ронни на базар и воскресные прогулки с дочерью Диан. Днём, если не было гостей, Валентина постоянно прислушивалась к звону настенных часов, как к голосу друга: «тик-так, что-то не так, тик-так, что-то не так»; который извещал ей время этих еженедельных мероприятий. С особым удовольствием она готовилась к поездке с сыном на базарчик.
В один из таких дней Ронни должен был её отвезти на базар, женщина, дождавшись, когда часы пробили четыре раза, засеменила в свою гардеробную, где в строгом порядке хранились одежда, обувь и шляпки. Одеваясь на прогулку, женщина привычно ворчала себе под нос.
— Что больше подойдёт мне к испанским розовым бусам, которые подарил мне Ян, красный беретик или соломенная шляпка?.. Жаль, что мадам Де Баккер уже не выходит из своего дома, она бы смогла оценить мой респектабельный вид в новом костюмчике из натурального шёлка, но кто знает, может быть, я встречу на базаре и Ребекку, в её замшелом манто. Надо не забыть купить подарочек Шарлотте, когда она придёт делать мне маникюр, искуснее её ещё не было в нашем посёлке.
Через два часа она была готова выйти на прогулку. Посмотревшись в зеркало, стоящее в углу спальни в старинной рамке, осталась довольна своим видом, ведь зеркало никогда не обманывало человека. Для выхода в свет надо было только дождаться Ронни, который всегда приезжал за ней в одно и то же время, и надеть соломенную шляпку к розовым бусам.
***
Ронни ехал домой со скоростью пешехода. Он уже проанализировал свой разговор с адвокатом, нашёл его удачным и никуда не спешил, так как к маме успевал, а еду для ужина он приготовил ещё вчера. В приготовлении пищи мужчина неукоснительно следовал советам сестры и мамы, поэтому в своём мобиломчике кормил себя только тем, что ему нравилось с самого детства. Мужчина привыкал жить в спокойной череде дней, как живёт любой довольный жизнью человек. Куда ему спешить, ведь он сам себе голова и отвечает только за себя самого.
— Господин Де Гроте, господин Де Гроте!
Ронни приостановился и увидел из окна автомобиля молодого человека, который, вырвавшись из толпы прохожих, с вытянутой рукой подбегал к его машине. Съехав на обочину, Де Гроте нажал на тормоз. Нарушитель его душевного спокойствия без приглашения уселся на пассажирское сиденье рядом с шофёром.
— Господин Де Гроте, вы меня не узнаете? Это я, ваш скромный курсант, над которым вы изрядно потрудились, чтобы я приобрёл навыки спасателя.
— О, я вас не узнал сразу, Совье, рад вас видеть. Надеюсь, вы уже имеете диплом инженера и трудитесь на благо родины так же исправно, как и на толщину своего кошелька?
— Так точно, господин Де Гроте. Разрешите мне отблагодарить вас за хороший совет по моей женитьбе.
— Я вам дал хороший совет? А, понимаю, я отговорил вас жениться на моей бывшей супруге. Я могу согласиться, что это мой самый мудрый совет, который я когда-нибудь давал мужчине.
— Господин Де Гроте, вы остаётесь таким, каким мы вас привыкли видеть. Вы знаете, как мы вас называли между собой? «Мудрый ворчун». Ваше страстное желание защитить мужчин от посягательств женщин было для нас отцовским наказом.
— Ну, спасибо, вы единственный человек, который оценил мой вклад в защиту сильной половины населения планеты от слабой, ибо мир перевернулся с ног на голову. Обычно меня внимательно слушают, со мной соглашаются, а делают всё равно всё по-своему, хотя потом и страдают от своего собственного упрямства… Погодите, молодой человек, не хотели ли вы жениться на красавице Рите?
Ронни был рад, что он всё-таки вспомнил тот совет, который дал Совье Крокерману несколько лет назад.
***
Это было время, когда Ронни работал ещё инструктором в части МЧС.
Совье Крокерман был бравым малым, и ему срочно понадобился мудрый совет, потому что он хотел жениться по любви с первого взгляда, а среди спасателей самым популярным советчиком в этом вопросе был инструктор Де Гроте. Он раздавал советы направо и налево, когда просят и когда не просят.
Ронни помнил, как по весне к нему пришёл влюблённый курсант для разговора по душам.
— Господин инструктор, моя девушка Рита настаивает на женитьбе. Мы встречаемся с ней месяц. Я влюблён… нет, я люблю Риту, я хочу на ней жениться, но почему-то... не могу дать согласие на свадьбу. Родителям она понравилась, ведь Рита умница, красавица, всё в ней поёт и играет, а я как болван всё думаю да гадаю: жениться или подождать. Дайте мне совет, товарищ инструктор.
***
И вот теперь, через годы, этот счастливый и возмужавший Совье Крокерман сидел рядом с Ронни на пассажирском кресле «Мерседеса» и благодарил его за совет.
— Ну что, Совье, значит, ты счастлив в браке со своей Ритой? Не ожидал.
— Прежде всего, господин Де Гроте, я чётко исполнил ваш совет. Я согласился жениться на Рите, но только с оформлением у нотариуса брачного контракта, по которому в случае развода моя Рита не будет претендовать на моё имущество и на алименты. Если честно сказать, я предполагал, что она возмутится моим недоверием к ней, и был готов жениться на ней без всякого контракта. Я помню ваши слова: если женщина любит, то она никогда не будет думать о разводе или о разделе имущества. Но Рита даже не обиделась на моё предложение о контракте, она обозвала меня дураком и через три недели вышла замуж за другого парня, а ещё через семь месяцев родила ему ребёнка, отцом которого был уже третий.
— Совье, ты огорчён?
— Нет, господин инструктор, что вы. Я рад, что не дал провести себя вокруг пальца. Хотя если бы она мне рассказала честно, что ожидает ребёнка, то я бы на ней женился без всяких сомнений. Как вы думаете, господин инструктор, существует ли настоящая любовь?
— Конечно, существует... в книжках и фильмах. Но по моей статистике, только одному из тысячи может повезти. Понимаешь, любовь — это тот десерт, который кому-то на блюдечке подаётся, а кому-то не достаётся ни десерта, ни блюдечка. Без десерта прожить можно, даже полезно, но десерт ценится только тогда, когда человек уже откушал жизнь по полной программе. Мужчине нельзя потерять своё имя, своё предназначение, я бы сказал, своё рыцарство, хотя это уже вышло из моды. Так что, Совье, прими как данное, был бы мужчина, а десерту он всегда рад…
— Значит, есть шанс в наше время найти женщину, настоящую женщину, которую можно повести под венец?
— Да найти-то можно, когда уже поздно.
— «Можно... когда уже поздно»? Я вас, господин инструктор, не понял.
— Мой дорогой друг, по моей статистике, человек находит свою единственную женщину только тогда, когда он стар или женат.
— Я встречаюсь сейчас с женщиной, но как мне узнать, что именно она моя суженая?
— Когда ты встретишь женщину твоей судьбы, то уже не будешь спрашивать совета ни у меня, ни у кого другого. Прощай, мой счастливый курсант. Ошибаться не так страшно, как потерять надежду быть счастливым.
***
Потом весь оставшийся путь домой думал Ронни о своём разговоре с бывшим курсантом о настоящей любви. Мужчина с тоской понимал, что шансов встретить хорошую серьёзную женщину у него самого не осталось. Выход был один: надо принимать от жизни то, что она ещё ему даёт.
— Да, хорошо бы женщину держать у себя в стенном шкафу, под замком. Когда надо — вытащил её из шкафа, попользовался, а потом опять засунул в шкаф, чтобы и пикнуть не успела. Ох, хорошо, что я не проговорился, а то бы дал этот совет курсанту на свою голову…
***
К ночи похолодало. Утомлённая вечерней прогулкой по городскому базару, Валентина рано отправилась в кровать, а Ронни в тепле своего тесного жилища до позднего вечера изучал возможные варианты наследования группы крови. Если он и Каролин имели одну первую группу крови, то первая группа крови была только у его старшей дочери Пегги, а Тим и Вальяна имели вторую и третью группу крови. Вскоре ему надоела генетика его семьи, и он решил покемарить с часок перед экраном чёрно-белого телевизора, которым Диан благословила его по случаю ухода из дома. Передавали ночные новости, когда зазвонил телефон.
— Алло, Тим, что случилось?
— Папа, ко мне приехал полицейский!
— Я предупреждал тебя, мой сын, быть осторожным с друзьями, которые не могут быть тебе друзьями, потому что у них волчьи наклонности. Ты мне скажи, ты виновен?
— Папа, опять ты ворчишь! Да не виновен я вовсе!
— Если ты не виновен, то и полиции бояться тебе нечего. Позвони, когда полицейский уйдёт.
На этом разговор с отцом Тим прервал. Передачи по телевизору закончились, экран зарябил как при снегопаде, но Ронни всё ленился выключить телевизор, потому что с печалью думал о сыне.
После ухода отца из дома Тим бросил учёбу и устроился на работу в гараже механиком, но механиком без диплома. Гараж основали его друзья, взрослые дети рабочих марокканцев, приехавших когда-то восстанавливать Бельгию, разрушенную войной. Первые переселенцы из Марокко потерялись в чужом по религии и духу Западе, а их дети уже не скрывали агрессивного отношения к обществу, где им всегда суждено быть мигрантами.
Несмотря на предупреждение отца, Тиму нравилась вольная жизнь ребят из марокканских кварталов, которые к тому же всегда имели хорошие деньги в кармане.
С уходом отца из дома Тим начал жить так, как он хотел сам. Жильё предоставила ему длинноногая подружка, работу — новые дружки.
Однажды Тим купил себе «крутую тачку», но папа против ожиданий не пришёл в восторг от автомобиля «Рено»-5 с турбодвигателем, потому что этот кручёный автомобиль, имеющий мощный мотор при малых габаритах, служил только одной цели — показать крутость его владельца. Тим тогда сильно обиделся на отца, который не оценил его покупку, и в отместку перестал навещать.
Ронни всегда считал, что машина, как и мужчина, не должны быть красивыми, а должны быть надёжными и практичными в употреблении. Жаль, что Тим с ним не согласился.
Этот ночной звонок Тима не принёс перемирия между отцом и сыном, и Ронни сожалел об этом. Одно радовало мужчину той ночью, что он был уже далёк от всех этих домашних передряг.
В какой-то момент на экране телевизора рябить перестало и высветилось лицо исхудалого молодого студента, который набрался смелости, чтобы предупредить народ об опасности телевизионных реклам.
— Граждане Бельгии, мы студенты университета Льеже предупреждаем вас, что сейчас в рекламных роликах запрограммирована невидимая глазом информация о продукте, который срочно надо сбыть потребителю. Этот продукт показывается на экране во время рекламы так быстро, что человеческий глаз его не различает, но память фиксирует, и человек, зараженный этим рекламным роликом, покупает то, что ему совсем не нужно.
Выступление студента прервалось также резко, как и начиналось. Де Гроте не нравились подобные рекламные эксперименты с народом, и он выключил телевизор. Теперь все его мысли были посвящены разработке плана по защите населения от информационного вируса телевизионных реклам.
Через неделю после ночного звонка Тима Ронни узнал от Диан, что Тим был арестован за участие в ограблении и избиении пожилого человека. Видя бледное лицо брата, Диан заторопилась его утешить.
— Не думай плохо, Тим этого пожилого мужчину не бил. Он сидел за рулём своего нового автомобиля, пока его друзья избивали мужчину. Конечно, номер машины Тима высветился сразу. Ты бы сходил в тюрьму и проведал мальчика. Ведь Тим отказал Каролин в свиданиях, потому что та выдала сына полиции, думая, что они пришли обыскивать её дом, и сама показала полицейским, где Тим хранил наркотики и ворованные запчасти.
— Диан. Стоп. Прошу тебя никогда больше не упоминать имя этой женщины. Я хочу ещё жить в своём уме. Вчера ко мне приходила Вальяна. Она просила меня вернуться домой. В доме у Кринь нет еды и закончился мазут для отопления. Я плачу за Вальяну достаточно, чтобы она не знала нужды, остальная моя зарплата уходит на оплату мобилома и долгов этой же… Кринь. Завтра я опять пойду к своему адвокату, надо поторопить его с разводом.
— Ронни, мне жалко и тебя, и Тима, и Вальяну. Даже несчастную Каролин мне жалко, недавно она с кровати скатилась. Представляешь, скатилась на пол с кучи нестираного белья, которое лежало у неё на кровати, при этом сильно ушибла плечо.
Усиливающаяся бледность и странный блеск в зелёных глазах брата испугали Диан, и она сразу засобиралась домой.
***
Незаметно прошло полгода со дня ухода мужа из дома.
Каролин уже не крутилась по дому заводной белкой, как бывало раньше, воевать за свои права было теперь не с кем. Вот и сейчас, проводив до калитки надоедливого адвоката мужа, женщина вернулась домой, и вместо того, чтобы готовить ужин, улеглась на диван в гостиной, пытаясь согреться под тёплым пледом.
Раньше двери её дома никогда не закрывались на засов, гостям всегда были рады, друзья не имели привычки стучаться или звонить в колокольчик у входной двери. Но это время прошло.
Теперешние посетители сначала долго звонили в звонок, потом в подвесной колокольчик, а в заключение своего визита заглядывали в окна, закрытые изнутри гардинами. Все они приходили, чтобы добиться от Каролин оплаты каких-то долгов, о которых она сама плохо помнила. Как оплатить долги, не имея денег, этого женщина не знала. Она тратила заработанные деньги, не доходя до дома. Это было её право, право свободной личности, с которым постоянно боролся муж, а теперь он захотел её добить сворой судебных представителей, чтобы оставить совсем ни с чем.
В первое время Каролин как полновластная хозяйка дома весело бежала открывать двери гостям, но приходившие к ней люди требовали от нее возврата долгов. Самых нудных она отправляла к мужу, который хоть и сбежал, но официально являлся её супругом. Потом женщина взяла за привычку закрывать входную дверь на замок, плотно задергивала окна гардинами, а по вечерам включала свет только в туалете, чтобы с улицы создать видимость нежилого дома. Пухлые конверты из судов Каролин не читая бросала в мусорное ведро.
Сегодняшней встречей с адвокатом Де Гроте женщина осталась довольна. Конечно, она предъявила адвокату все её требования к супругу. Эти требования были просты. Де Гроте был обязан выплачивать алименты на содержание Вальяны, платить пенсию самой Каролин, так как за время его ухода она сильно повредила свои нервы и не могла работать на производстве, а дом и всё, что в доме, должны были достаться ей по праву наследования.
Уже в первые дни после ухода мужа Каролин распродала всё содержимое гаража и его кабинета. Среди покупающих были и друзья Де Гроте, которым она делала хорошие скидки. Когда в гараже и кабинете мужа остались только одни стены, женщина поняла, что продешевила. Понимая, что денег от продажи технических коллекций мужа ей на старость всё равно не хватит, она тратила их по мере поступления, чтобы досадить Ронни.
Каролин не смогла разжалобить адвоката по разводу, это она пообещала себе сделать в другой раз. Ей очень хотелось посадить мужа в тюрьму, но пока в тюрьме сидел только её собственный сын.
Вспомнив об аресте Тима, Каролин занервничала. Да, она выдала его полиции с потрохами, указав адрес его подруги, где тот скрывался, а потом показала тайное место хранения наркотиков и ворованных деталей от мотоциклов, потому что больше, чем полиции, она боялась дружков сына, который доверил ей хранить деньги от продажи наркотиков, а она их потратила на что-то очень необходимое, но не помнила, на что именно.
Каролин считала, что Пегги и Тим устроились достаточно неплохо, за них она не в ответе, зато младшая дочь доводила её до нервного припадка.
Уже темнело во дворе, а её не было дома.
— Опять куда-то подевалась эта девчонка! Ведь мы могли бы быть богатыми, если бы коза упрямая не заартачилась. Видите ли, она не хотела оговаривать папу, знала бы, кто был её настоящий отец… Вот дочери Марии заявили на отчима в полицию, так того только за подозрение на сексуальное домогательство к падчерицам упекли за решётку на целых пять лет. Всё прошло шито-гладко. Мария выступила свидетелем против мужа, и ей его дом достался, а девочкам наследство. Ох, жалко, что Мария слаба характером оказалась, совесть её замучила, повесилась, дура! Нет, я с ума не сойду! Ведь кто правду узнает? Вот где эта Вальяна сейчас шастает, поди, опять к пастору пошла жаловаться! «Голодная я, мама не кормит!» Тьфу! Опозорила перед всеми. А пастор, добренький нашёлся, пожалел, социальную помощь организовал, ящики с продуктами выделили, а там спагетти и молоко. Так пусть Вальяна сама и давится спагетти с молоком, а я мясо хочу…
Вдруг в углу гостиной что-то зашевелилось, потом послышался скрип половиц на лестнице. Сумеречная тишина опустевшего дома нагоняла жуть. Каролин приподняла голову от подушки, ей показалось, что это домовые почуяли свободу и разгуливают себе по этажам особняка, зная, что хозяина нет дома. Встав с дивана, она вышла в тёмный коридор к лестнице, ведущей на второй этаж и, глядя в потолок, где, по её мнению, находился кабинет мужа, прокричала:
— Толстяк, полтергейстами ты меня не запугаешь!!!
Этот крик одинокой женщины отозвался эхом, которое пронеслось по комнатам и притаилось под лестницей. Каролин оглянулась вокруг. Дом становился чужим, словно мрачнел от недовольства, что не приходят гости, не играют дети, батареи не гудят от потока горячей воды и нет в холодильнике еды.
— Сколько раз Ронни грозился уйти из дома? Столько, сколько не уходил! А потом вдруг взял и ушёл. Чёрт его подери!
Плакать женщина не умела, как бы она ни старалась, поэтому решила отправиться к сестре мужа Диан, чтобы разузнать о Тиме. Из всей семьи одна Диан навещала юношу в тюрьме. Перед тем, как выйти из дома, женщина вытащила из картонного ящика, где лежали бесплатные продукты для нищих, два пакета молока и пачку вермишели, чтобы хоть чем-то отблагодарить заботливую сноху. У порога Каролин обернулась и прокричала кому-то в доме: «Вот Диан добрая, а твой хозяин — ворчун и жадина!»
***
Диан вздохнула облегчённо, что Ронни разминулся с Каролин, которая с полчаса как вышла за порог и отправилась домой, а минут через десять её брат пожаловал в гости, чтобы тоже разузнать о сыне, и обрадовался тому, что Тима в ближайшее время обещали выпустить из тюрьмы, что он приговорён судом к условному наказанию сроком на два года. Ронни не стал торопиться домой, а решил побеседовать с зятем Вилли о достоинствах и недостатках новых автомобилей, вернее, прочитать тому часовую лекцию, посвящённую плохому качеству моторов последней генерации.
Когда Вилли ушёл в кладовую за новой бутылкой бургонского, Диан мимоходом рассказала брату о своих мучениях по похудению. Ронни с радостью переменил тему своего монолога и стал сестре доказывать, что любая диета вредит здоровью человека. От вынужденного молчания в своём мобиломе у него просто зудел язык, и мужчина использовал момент на все сто процентов.
— Что за глупость сидит в твоей голове, Диан? Какая диета по похудению в твоём возрасте? Посмотри на наших женщин! Они уже совсем есть разучились. Я должен сказать правду, как только ты начинаешь сбрасывать свои драгоценные килограммы, питаться химией вместо сахара и употреблять вместо сливочного масла маргарин из пластика, то ты не столько похудеешь, сколько постареешь, и скоро тебе будут место в автобусе уступать, глядя на твои преждевременные морщины.
Вилли с бутылкой вина опять устроился на диване и с улыбкой на губах уставился в телевизор, давая понять, что сам весь во внимании. Так откровенно говорить с Диан, как её брат, он бы не осмелился, ведь все её диеты и пилюли по похудению стоили дороже его пособия по безработице.
— Диан, новая мода губит уже само представление о женской красоте, — продолжал Ронни вдохновенно назидать сестру. — Заметь, мужик выбирает для выхода в свет какую-нибудь худосочную модель, а придя домой, он желает, чтобы в постели его ждала другая женщина, зрелая и ощутимая на вес. Я...
— Погоди, брат, ты ведь сам имеешь прошитый желудок, потому что захотел похудеть, так же как и я.
— Диан, ты забыла, что я стал жертвой «птичьего вируса», который «улетел» из вирусологических лабораторий Пентагона. Не забыла… так я для Вилли расскажу. Почему в Америке после каждой волны эпидемий «птичьего гриппа» появляется много людей с избыточным весом? Из-за гамбургеров или хот-догов? Нет, потому что этот «птичий вирус» является тайной разработкой учёных. Этот вирус в организме человека влияет на увеличение количества жировых клеток, которые в норме у человека не размножаются, но под воздействием птичьего вируса они начинают давать неисчислимое голодное потомство новых жировых клеток. В результате человек начинает толстеть прямо на глазах, а ему подсовывают низкокалорийную диету из искусственных продуктов! Эти эксперименты Пентагона хранятся в тайне. Представляешь, если люди узнают, что они стали жертвой неудачного эксперимента по созданию суперсолдата, то они затребуют компенсацию за свой лишний вес, а кому это надо? Вилли, чему ты улыбаешься, ты же не знаешь, что у меня в крови есть и антитела к этому вирусу.
— Лучше бы мне ничего этого не знать!
— Вилли, мой невозмутимый зять, наоборот, чтобы не умереть подопытным кроликом, я захотел знать правду о моём внезапном ожирении. Сначала меня засунули, как спящую красавицу, в стеклянную гробницу и кормили из тюбика, как астронавта. После обследования выяснилось, что если нормальному человеку на продуктивный день положено съесть 2000 калорий, то мне хватало бы и 500, чтобы без ущерба для здоровья трудиться полный трудовой день. Понятно? Так вот, доктор сравнил меня с хорошей машиной, мотор которой работает прекрасно при минимальном расходе горючего. Все эти диеты направлены на то, чтобы всё трудовое население планеты посадить на искусственное питание и кормить его из тюбика! Думаете, сильные мира сего едят то, что рекомендуется нашими докторами? Я знаю только одно: если продукт нуждается в рекламе, то это плохой продукт.
Диан прервала брата, чтобы перевести этот вечерний разговор в более конструктивное русло.
— Ронни, — перебила Диан любимого брата, — оставь свою антирекламу на потом, мы её знаем наизусть. Может быть, мне тоже сделать операцию прошивания желудка, как у тебя, или лучше посадить желудок в надувной корсет?
— Я сделал операцию прошивания желудка, потому что во сне наступало удушье. Тебя тоже мучит апноэ?
— Нет, но я хочу похудеть. В нашей конторе я самая толстая и чувствую сама, как с годами толстею. Одежда с прошлого лета на меня уже не налезает. У нас в конторе поговаривают, что убирать лишние килограммы можно препаратами против климакса.
— А препараты против старости вам, женщинам, не прописывают? Знаешь, старость нужна человеку, чтобы устать от жизни и спокойно отправиться на тот свет, ведь очень печально умирать здоровым и молодым. Климакс — это то, что женщине необходимо пережить в том возрасте, в котором он наступает. Женскую природу не мы придумали, и незачем её обманывать, но мужчине в зрелом возрасте не нужны обтянутые кости в постели вместо жены, ему нравится спать с женщиной, которая могла бы ещё и поговорить с ним о чём-нибудь другом, кроме диеты. Настоящему мужчине хочется чувствовать покой в нежных объятиях женщины, её мягкую грудь, её мягкий и нежный живот. Да, согласен, размечтался... Но на твоём месте, Диан, я бы выбрал всё-таки надувной корсет. Но не забудь и обратную сторону медали: с этим корсетом каждый твой завтрак будет в унитазе. Так не лучше ли этот завтрак просто отдать голодающим в Африке или...
— Ронни, хватит пугать сестру, ей завтра с утра на работу. Иди уже домой. Прощай и будь сам осторожен со своими стареющими дамами.
— У меня их нет, ни старых, ни молодых! Прощайте, до свидания.
Ронни был крайне недоволен своим разговором с сестрой. Ему казалось, что он недостаточно убедительно говорил ту правду о жизни, которую знал.
По календарю на дворе стояла зима. Зима в Бельгии начинается с 21 декабря и заканчивается 21 марта. Вечерами быстро темнело и хорошо подмерзало. Мужчина, закутавшись в курточку, поспешил к калитке. Двор был освещён одним неярким фонарём.
Вдруг произошло что-то странное, вокруг стало светло, как солнечным днём!
Подняв голову кверху, Ронни увидел над собой большой светящийся купол, излучающий равномерный неоновый свет. В тот момент он был в 30 метрах от садовой калитки, ручные часы показывали время 21.30.00 секунд, потом он был поглощён этим ярким светом, а очнулся, когда свет стал быстро сужаться в одну маленькую точку, которая уносилась в вышину и в один миг исчезла среди звёзд. А Ронни стоял у самой калитки и вспомнить, как он до неё дошёл, не мог. Ещё больше его насторожил тот факт, что стрелки его ручных часов быстро крутились по циферблату, и на его глазах остановились вновь на времени 21 час 30 минут 00 секунд.
Время вело себя необъяснимо подозрительно.
На следующее утро, как всегда по субботам, Ронни совершал свой утренний туалет в ванной маминого дома. Когда мужчина взял махровое полотенце в руки и посмотрел на своё отражение в зеркале, висящее перед умывальником, то обомлел. Для верности он ещё раз потёр полотенцем своё левое плечо и понял, что его пометили! Насухо протерев полотенцем глаза, Ронни внимательно разглядел ту наколку, которая краснела на верхней трети его плеча.
Эта наколка выглядела окружностью, похожей на окружность земного шара с выемками на местах расположения северного и южного полюсов. Внутри окружности были видны точечные линии, перекрещивающиеся между собой. Было явно, что наколка осуществилась в один момент и расстояние между красными точками казалось выверенным до миллиметра.
— Что это такое? Что за художество на моём плече! — проговорил Ронни и потёр повторно полотенцем рисунок, который не болел и не исчезал.
— Это птиц окольцовывают, чтобы проследить их полёт. Меня, выходит, тоже собираются отслеживать? Кому это интересно, как я буду жить без моей супруги? Могу сразу заявить всем, кому интересно: очень хорошо буду жить! …Но кто этот рисунок наколол, мог бы и разрешения у меня спросить. Может быть, я и сам был бы не прочь поучаствовать в таких странных экспериментах внеземных цивилизаций над людьми. Или мой развод с Каролин здесь ни при чём?
В дверь ванной комнаты постучали.
— Ронни, с кем это ты так громко говоришь?
— Мама, это я теряю рассудок от свободы!
— Что? Не слышу? Ты не забыл мне 1000 франков дать за электричество вперёд за месяц?
Ронни вышел из ванной. Мама уже позавтракала и выглядела хорошо отдохнувшей.
— Мама, я тебе на днях кабельное телевидение провёл и подключил. Ты не забыла мне за это что-то сказать?
— Спасибо, Ронни, но про деньги не забудь.
***
Когда Ронни вышел из ванной, то в его глазах светились улыбка и хорошее настроение.
Начинался рабочий день. Никого на работе не заинтересовало необычное происшествие с Ронни во дворе у сестры и его странная наколка на плече. Через три дня этот таинственный знак на руке, похожий на сеть для ловли птиц, пропал. Хоть и тайна загадочного света над головой, странного кручения стрелок часов и появления «космического» рисунка на коже плеча оставалась неразгаданной, но это не мешало Ронни радоваться жизни свободного человека.
Потеряв всё своё личное имущество, Ронни приобрёл государственное.
В его подчинении находилось всё техническое оснащение 6-й мобильной колонны спасателей МЧС, от лабораторных установок до бульдозеров. Со страстью первопроходца Де Гроте добивался внедрения на службу спасателей самых передовых достижений техники и науки. Он неустанно объезжал магазины, фабрики, научно-технические институты, выискивая новинки в мире высоких технологий. На работе и дома Де Гроте тщательно изучал все параметры приборов, аппаратов, транспортных средств, которые необходимы были спасателям во время кризисных ситуаций. За короткое время на вооружение 6-й колонны спасателей была приобретена только самая новая и самая качественная техника, только самые современные лабораторные установки.
После того, как в министерстве утверждалась покупка нового оборудования, Де Гроте составлял контракты, но только с самыми серьёзными поставщиками. Когда покупка прибывала в часть, начиналось самое увлекательное для него занятие: изучение новинки на практике и обучение работе с новой техникой личного состава аварийно-спасательных формирований.
Работа, работа и только работа владела теперь его сердцем и умом, а в любви он уже не нуждался, потому что любовь выдаётся человеку на десерт.
Вера и рыцарь ее сердца Роман в 6 книгах, 4-3
© Copyright: Владимир Де Ланге, 2023
Свидетельство о публикации №223121201769
Свидетельство о публикации №223121201769
Рецензии