В ночь перед Рождеством творятся чудеса

Над городской остановкой, будто облако, повисла тишина воскресного утра, нарушаемая лишь падением белых хлопьев с низкого неба да хрустом шипованной резины о снежный накат еще не пробудившейся ото сна дороги. В воздухе растекались запахи мокрой хвои, свежих яблок и приближающегося Рождества.
В глубине остановки, рядом с узкой скамьей что-то искрилось голубым на снегу, привлекая внимание разве что собаки с вислыми ушами, сидящей неподалеку и наблюдающей за происходящим в этот ранний час. Редкие прохожие спешили мимо, втянув шеи поглубже и пряча озябшие руки в карманах пальто, не замечая ничего, кроме колючего холода и танцующих снежинок. Город стоял весь в белом, словно невеста перед алтарем.
Тихое утро прервал визгливый голос женщины, похожей на большую ледяную глыбу, — на ней был белый полушубок и белая высокая шапка с оторочкой из меха, из-под которой виднелись жидкие блеклые брови.
— Гарри! Я нашла ключ! — Толстыми пальцами она пыталась поднять со снега маленький ключ, который, казалось, не хотел быть подобранным и то и дело выскальзывал из ее отекших рук.
Когда ей, наконец, удалось его поднять, она с трудом выпрямилась и снова обратилась к Гарри:
— Вот, смотри! С камнем! Как думаешь, он драгоценный? Ах, вот был бы подарок на Рождество!
— Вечно подбираешь всякую дрянь на улице, — ответил Гарри, но приблизился к находке, чтобы получше рассмотреть. — Хм, наверняка ненастоящий. Так бы он и лежал здесь. Как же! — Он сморщил крупный рыхлый нос, пошлепал толстыми губами и закурил.
Женщина брезгливо поджала крашенные губы и, ничего не ответив, прицепила ключик к общей связке. Тем временем из-за угла показался автобус, низенький, с надписью на боку «Merry Christmas»  и увез их под звуки рычащего двигателя.
Все это время собака неотрывно следила за женщиной в белом, которая забрала ключ.

Стильный, из потертой коричневой кожи, одним боком он подпирал стеклянную стенку, другим как будто висел в воздухе. Кроме меня на остановке были еще старушка, закутанная в толстую шаль, мальчик лет одиннадцати с цветастой «ватрушкой» и собака с вислыми ушами — очевидно, бездомная. Но никто из них не обращал внимания на оставленный чемодан.
К остановке, кряхтя и переваливаясь, подъехал красный автобус с праздничной надписью на боку. Двери с шумом открылись. Автобус поглотил сначала старушку, затем и мальчика с «ватрушкой». Натужно тронулся и оставил меня с бродячим псом и чемоданом наедине. С неба густо сыпало белым на высокие деревья, широкие тротуары. Тускло мерцали желтым дорожные фонари. Пахло озябшим вечером.
Я поежилась и подошла к чемодану ближе, чтобы лучше его разглядеть: небольшой, с двумя чуть ржавыми замками и обветренной ручкой между ними. Казалось, он смотрел на меня широко расставленными глазами-защелками и выжидал. Я крепко зажмурилась, а когда открыла глаза, то обнаружила рядом пожилую пару с толстыми носами. Мужчина жадно курил. Женщина, вся в белом, нервно рылась в сумочке.
— Извините, — обратилась я скорее к женщине, — вы не знаете, куда надо звонить, если я хочу вернуть утерянную вещь?
— Какую вещь? — Она вскинула на меня почти бесцветные брови, продолжая копаться в сумке.
— Гарри, — обратилась она к мужчине, — кажется, я посеяла ключи. — Потом повторила снова обращаясь ко мне: — Так какую вещь?
— Кто-то оставил чемодан. — Я указала варежкой на скамейку в углу, где полулежал-полувисел чемодан.
Женщина уставилась в направлении моей руки, которая уже заметно тряслась от холода. Затем перевела мутный взгляд на меня и с нескрываемым раздражением сказала:
— Это розыгрыш такой? Не морочьте мне голову! — И снова обратилась  к мужчине: — Гарри! Ты слышал? Ключи! Я их потеряла!
Они стали ругаться. Мужчина назвал женщину «глупой курицей», взмахнул рукой, и машина с шашечками на крыше, взвизгнув тормозами, поспешно остановилась, и через минуту-другую унесла обоих. Мы с собакой опять остались одни.
«Боже мой! Я схожу с ума!» Я старалась не смотреть на чемодан и уперлась взглядом туда, где из-за крыш домов виднелась верхушка городской рождественской елки. Она сияла разноцветными огнями. Тихо падал снег. Я услышала знакомые слова из песни: «Silent night, holy night» — протяжно и стройно тянул проходящий мимо хор, и звуки десятка голосов эхом отзывались в моей голове. В этой медленной мелодии было нечто церковное, грустное. В сердце закрались печальные предчувствия, как бывало всякий раз в канун Рождества. «Снова одна. В прошлом году и вот теперь. Совершенно одна. Неужели и в следующем тоже?»
Я поняла, что если сейчас не произойдет рождественское чудо и не найдется кто-то, с кем можно будет разделить самый добрый и светлый праздник, то я просто умру. Мне хотелось упасть, зарыться с головой в снег, чтобы не слышать хор, не видеть праздничную атмосферу, царящую в этот вечер.
Свет от фар проезжающих мимо машин плясал у моих ног, когда собака подошла и ткнулась носом в мои ботинки. Я опустила голову и увидела связку ключей. «Должно быть, выпало из ее сумочки». Я подняла ключи и присмотрелась: один из них отличался от других — он был маленький, с голубым камнем. Недолго думая, я вставила ключ в замок чемодана и повернула его. Раздался щелчок, потом второй, и чемодан открылся.
В это же мгновение из него выскочил маленький человек с белокурой головой и жиденькой бородкой. Он расправил полы зеленого пальто и, не замечая остолбеневшую меня, обратился к собаке:
—  Марта! Сколько раз я просил не закрывать дверь на два замка! — Та виновато опустила голову.
Тут человек обернулся ко мне и сказал:
— Так ты с нами? Скоро Рождество! Торопись! — Он закрыл чемодан и снова обратился к собаке:
— Ну ладно тебе, я больше не сержусь. Слышишь, Марта? — Он потрепал собаку за ухом, от чего та оскалила в улыбке белые зубы и завиляла хвостом.
Я оглянулась, чтобы убедиться, что кроме меня на остановке никого, и маленький человек спросил именно меня. Но вокруг не было ни души. Я натянула поглубже шапку и направилась следом за маленьким человеком в зеленом пальто, с собакой и чемоданом подмышкой.
Вечер играл огнями, наполняя его теплым светом и освещая путь нам троим.