Глава шестая

«Людское болото». Центральная Африка. Страна Ганон. Ещё дымящиеся развалины деревни туземцев. 18 июня. 14 часов 35 минут. Лукас Деккер, наёмник, ярый националист, 29 лет.

Две недели упорных поисков местных бандитов, напавших на наш лагерь, наконец то, увенчались успехом. Разведчики на «вертушке» обнаружили в стороне от предполагаемого нами места затерявшуюся в глуши дикого леса деревню. Несколько дней наблюдений уверили нас в правильности находки. Отряд туземных воинов периодически появлялся в поле нашего зрения, не замечая наших разведчиков, успешно маскировавшихся в некотором отдалении от их проторенных троп. Тяжёлую технику подтянуть к этой деревне не получалось. Пришлось вооружиться одноразовыми гранатомётами, ручными гранатами и автоматическими винтовками перед спланированным нападением на врагов.
Утром, дождавшись ухода местных воинов, мы окружили поселение, и по сигналу командира, открыли перекрёстный огонь из гранатомётов, выцеливая хижины. В поднявшейся суматохе уцелевших аборигенов стали забрасывать ручными гранатами, стрелять, как в тире, на поражение, желательно в голову, добивая ещё и упавших раненых. Потеха была знатная! Правда, мы не заметили возвращения отряда вражеских воинов, которые, услышав пальбу, бросились назад к деревне. Они появились внезапно, ударив по нашим тылам не только стрелами и копьями, но и огнём автоматов АК. Если бы не наша выучка и сообразительность младших командиров, гнить бы нам в этом лесу непременно. Бой был скоротечным и кровопролитным: аборигены полегли почти все, а в наших рядах появилось много раненых и убитых. Мне относительно повезло: стрела дикаря пробила руку (обломал древко, чтобы не мешало воевать), а шальная пуля чиркнула по шее. Раны кровоточили и саднили пока я стрелял по врагам. Выбрал несколько мгновений, залёг за валуном, вытащил аптечку и вколол в руку антидот. Полегчало.
Поднимаюсь, в готовности продолжить бой, а из крайней хижины, которую мы не тронули намеренно, выходит пастор в сутане, вытянув руки с зажатым в них крестом. Кругом пальба, кровь и ужас, а он стоит и шевелит губами, произнося молитву. А потом, он пошёл, не обращая внимание на нас, пошёл медленно, как-то торжественно, оттягивая на себя внимание наших бойцов. Стрельба стала стихать, как и стоны раненых, добиваемых ударами ножей наёмников. Смерть собрала свою дань в этом месте. Священник стал обходить поле боя, наклоняясь над поверженными врагами и убитыми бойцами, крестил их, шептал отходную молитву, закрывал потухшие мёртвые глаза покойников. Выполнив свою скорбную работу, миссионер присел на бревно, обхватив голову руками, и беззвучно заплакал. Слёзы текли по его впалым щекам, глаза глядели в одну точку, губы шептали строчки святого писания. Стоявшие наёмники, остывающие от горячки боя, смотрели на пастора, кто с чувством вины, кто с брезгливым непониманием, кто с напускным безразличием.
Оставив священника предаваться своему горю, мы оказали первую помощь раненным бойцам, погрузили убитых на самодельные носилки и пошли в сторону наших бронемашин, оставленных на подходе к густому лесу. Месть свершилась, смерть наших товарищей окупилась сторицей, но, почему-то, на душе погано, как будто, угодил в кучу дурно пахнущего дерьма, от которого не удаётся отмыться. Я впервые задумался над своим ремеслом – убивать туземцев ради прихоти деловых иностранцев, которым всё равно в какой стране делать деньги на крови и страданиях местных народов. Перед глазами стояло лицо девчушки, смертельно раненой осколками нашей гранаты, с кровавой пеной на пухлых губах, умоляющими тёмными глазами, застывающей на лице гримасой невыносимой боли. Не в силах видеть её страдания, я выстрелил ей в голову. Сегодня я остался в живых, а в следующий раз мне может не подфартить – схлопочу пулю в дурную голову или стрелу в шею. Жил Лукас, коптил небо, и раз, полетела душа его в чертоги ада (за мои деяния нет мне места в небесном раю), на муки вечные в лапы страшных чертей. И так захотелось мне вернуться в эту разрушенную нами деревню, упасть на колени перед священником и молить, молить, молить прощения у господа нашего, каяться в грехах многочисленных, в убийствах и грабежах разных людей.

«Людское болото». Центральная Африка. Страна Ганон. В пяти километрах берег реки, противоположный тому, где была деревня аборигенов. 18 июня. 15 часов 20 минут. Амин Салех, абориген, боец национального сопротивления оппозиции власти Ганона, 19 лет.

Из нашего отряда смелых и удачливых воинов, в прошедшем недавно бою с наёмниками, выжили только четыре охотника. Все мы были в разной степени ранены, но, к счастью, слава богам леса, не смертельно. В решающей степени мы говорим также спасибо нашим помощникам, поставляющим туземное оружие, и мастеру, создавшему автомат Калашникова. Мы воевали, пока в магазинах оставались патроны, а, затем, вынуждены были отступить под защитный полог родного леса. В неравной схватке с врагом, когда не можешь убить противника, заведомо сильнее тебя, отступи. Уйми свою жажду мести, покинь поле боя, добудь оружие, изучи врага своего, подлови его на промахе, и, вот тогда, убей!
Мы затаились возле реки, обрабатывая наши раны, с горечью и обидой переживая гибель мирной деревни, родных, соплеменников и надежд на светлое будущее. Жажда мести, звериная злоба на пришлых убийц, выместивших свою ярость на мирных стариках, женщинах и детях, испугавшихся открытого боя с отрядом воинов, яростно бурлила в крови. Пока мы будем жить, мы будем искать этих убийц, будем отправлять их к праотцам, будем помнить наших погибших сородичей. Отныне это будет целью нашей оставшейся жизни!
Дым пожаров над лесом стал истончаться. Мы выждем ещё некоторое время, потом осторожно прокрадёмся к развалинам посёлка, соберём тела родичей, проведём обряд погребения и покинем пепелище, в поисках нового пристанища, где станем копить силы и оружие для продолжения борьбы с нашими врагами.

«Людское болото». Центральная Африка. Страна Ганон. Среди развалин деревни аборигенов. 18 июня. 16 часа 15 минут. Франческо Ди Лука, католический священник, миссионер, 42 года.

Почему люди так жестоки друг к другу? Почему не могут найти мирный способ решения своих проблем? Почему представители, так называемых, «цивилизованных стран» на поверку оказываются хуже местных аборигенов, которых они называют «дикарями»? Наёмники сродни хищным зверям, готовым убивать любого, кого они считают своей добычей. Но в природе хищники, насытившись, не будут убивать впрок или ради своего удовольствия. Эти, с позволения сказать, «люди» лишают жизни местный народ с садистским удовольствием, смакуя смертоубийство, даже бахвалясь друг перед другом в количестве жертв и жестокости умерщвления врагов. Нет, людьми их называть нельзя! Это исчадия ада, вестники смерти, отринувшие заповеди господа нашего! Как земля носит таких безбожников? Почему не разверзнутся под ними провалы, которые отправят их в чертоги дьявола?
Я спал, когда в деревне началась пальба и взрывы. Стало страшно. Не хотелось попасть под шальную пулю или случайный осколок. Я затаился под столом, ощущая прилёты в стены моего жилища осколков бушующей снаружи смерти. Вскоре на улице стали слышны стоны раненых, крики женщин и детей, отборная брань нападавших. Эта какофония ужаса загнала мой страх в глубину подсознания: я взял в руки крест и вышел на порог хижины. Явившаяся мне картина избиения мирных жителей, потрясла меня до глубины души. Ноги понесли меня вперёд, но я не бежал, а медленно брёл среди танцующей вокруг смерти, шепча молитвы. Встречавшиеся мне мёртвые тела, я наскоро осматривал, молился за погибшего, закрывал глаза, открытые, но уже ничего не видящие, и снова брёл дальше. Господь хранил меня от пуль и осколков, давал мне совершить то немногое, что я мог сделать для исполнения своего долга священника.
Постепенно избиение аборигенов подошло к концу. Взывать к совести напавших на деревню наёмников было просто глупо. Разгорячённые кровью, они запросто могли застрелить меня, никак не смущаясь, что перед ними стоит католический священник. Я устало опустился на поваленное дерево, обхватил голову руками и уставился на труп туземной женщины, прижимающей к себе бездыханное тело своего ребёнка. Я смотрел, а картина постигшего деревню горя, расплывалась в моих глазах, слёзы катились по щекам, капали в пыль, взрываясь миниатюрными фонтанчиками (странно, такие подробности фиксирует мой страдающий мозг). Несколько месяцев спокойной жизни среди «детей леса», которые могли радоваться окружающей природе, принимали моё соседство со сдержанным гостеприимством, делились добычей и продуктами, снисходительно воспринимали мои потуги рассказать им о милости господа нашего, по-прежнему, поклоняясь своим духам, всё это было разрушено безжалостно, жестоко, кроваво и до основания. Разрушено по прихоти «толстосумов», которым понадобились местные полезные ископаемые. Наплевать им, что будет разрушен многовековой уклад жизни местного народа, которого они не считают людьми, достойными существования. И вот кругом посеяны смерть, разрушения и тлен. Зачем тогда нужны мои проповеди и увещевания? Неужели бог не видит это ужас, творимый слугами дьявола? Где его кары таким безбожникам?