Формирование клана

В 1298 году золотоордынский князь Саид-Ахмет, выходец из Сарая, на основании ярлыка хана Тохты установил свою юрту в среднем течении реки Мокши, в районе будущих городов Темников, Кадом, Краснослободск и создал свое феодальное владение.

От него происходят многочисленные роды татарских князей: Акчуриных, Енгалычевых и в более поздние времена. В том числе их потомков :  Дашкиных, Кудашевых Еникеевых, Тенишевых , Катаевых, Седиахметовых, Кугушевых, , Уразгильдеевых. В начальный период на этой территории были крупными землевладельцами князья Мамлеевы и др.

Елмакай.
«1. Род перваго сына Янтудина Чекаша»:
Сыновья Чекаша – Мамак, Мамеш, Сюнбай, Ишмакай.
Сыновья Мамака – Илия, Айдяр. У Ильи два сына. Сын Айдяра – Сеит. У Мамеша дочь.
Сын Сюнбая – Кунбай. Сын Кунбая – Юсей. Сын Ишмакая – Ишай. Сын Ишая – Будалей.
«2. Род втораго сына Янтудина Енбариса»:
Сыновья Енбариса – Умряк, Исень, Ибрак. У Умряка дочь. Сын Исени – Тимук. Сыновья Ибрака – Кондряк, 2-й сын без имени, 3-й сын без имени.
«3. Род третьего сына Янтудина Едигирея»:
Сыновья Едигирея – Купай, Чурай.
Сыновья Купая – Бирюш, Аюкай, Кутулуй, Будалей, Чапай. Сыновья Бирюша – Ждан, Курмай. Сыновья Аюкая – Лубек, 2-й сын без имени – его сын Сюндюк.
Сын Чурая – Шабай. У Шабая два сына.
«4. Род четвёртого сына Янтудина Елмакая»:
Сыновья Елмакая – Тахтар, Уразмамет, Байбект.
Сыновья Тахтара – Ромай, Тимралей.Сын Тимралея – Резеп.
Сын Байбекта – Смольян. Сын Смольяна – Хантемир. Сын Хантемиря – Аделша.
В списке служилых татар Темниковского уезда 1643 г. встречается
«Алмокай Чекаш мурзы сын Ентудин» .

Родословная Муратовых

Мы также приведем родословную Муратовых из деревни Айкеево Темниковского уезда. Она представлена в виде схемы с названием «Род деревни Айкеевы. Муратовы»2, в которой показаны:
Розгилдей. Сын Розгилдея – Айкей. Сын Айкея – Разбахтей. Сын Разбахтея – Размамет.
Сыновья Размамета – Ишалей, Мурат, Муртоза.
Сыновья Ишалея – Курмаш, Ибраим, Сафар, Тахтар, Смаил. Сын Ибраима – Мухай.
Сын Мурата – Мусал.
Сыновья Муртозы – Мусай, Резеп.
Муратовы представляют для нас особый интерес по той причине, что в ротном списке темниковских мурз 1678 года представители этого рода записаны с фамилией «князь Муратов», более подробная родословная Муратовых показана в


1 РГАДА. Ф. 210, оп. 9, стб. 184. – л. 122.
2 ЦГАРМ. Ф. 1, оп. 2, д. 1 – л. 27.


книге И.Р. Габдуллина , там же говорится, что Айкей Уразаев (Ураев), отставлен в 1610 году от службы «за старость и увечье», а поместье его в Темниковском уезде «на диком поле усть Малого Акселя усадище и двор помещиков да крестьянских и бобыльских восемь дворов, в них мужского пола 10 душ, пашни 30 четвертей и сена на 500 копен дано сыну ево Уразбахты». Мурза Айкей – основатель деревни Айкеево, которая досталась его детям, согласно писцовых книг Темниковского уезда «письма и дозору Ивана Усова да Ильи Дубровского» 1614 года: «за Уразбахтыем мурзою Ураевым деревня Айкеева на речке на малом Окселе, отца его поместье… В той же деревне Айкееве за Разгилдеем мурзою Ураевым отца его поместье…»

2.Запись фамилии Муратовых с приставкой «князь», свидетельствует о том, что родоначальником был некий князь Мурат. Это обстоятельство и тот факт, что Разбахтей мурза Айкеев «з братьею» названы «конялцами», косвенно позволяет нам предположить принадлежность князя Мурата к роду Бехана.
Как мы помним, согласно монастырским родословным, князь Мурат был дедом князя Акчуры.

Родословная Кугушевых

В фонде Саровского монастыря есть еще одно родословное древо, восходящее к князю Бехану.
Это родословная Кугушевых. Представители этой фамилии в истории монастыря занимают особенное положение, а именно, князь Илларион Кугушев и его двоюродный брат Даниил Иванович Кугушев, который в 1709 году «окончательно справил земли за пустынью»

3.Родословная Кугушевых 


По версии, представленной монахами Саровского монастыря, кроме князя Булая у Кудаша родоначальника  фамилий Кудашевых и Дашкиных, был ещё один сын – князь Дашка, родоначальник фамилии Дашкиных:

«/л.118/Род князя Дашкина, второго сына князя Акчюрина князь Кудаш.
От него пошли два рода: Дашкины и Кудашевы.
У  князя  Кудаша  родились два сына: Кудяк.(Кудяков Дашка),   
У князя Кудякова  родились два сына - Семеней.
У  Семенея -  родился  сын Данила.
У Данилы родились  три  сына: Алмакай , Кондряк–Ишмамет , и Сунчелей.
– Алмакай родил  Батея.  Батей родил   Алея.
– Кондряк родил Исмаила, Ибраима, и  Науркая.

Далее - Исмаил родил  двух  сыновей: Аюкая, Алея – живут в Дашкине.
Ибраим  родил трех сыновей: Бегея, Кадера, Тимука.
- Науркай  родил  Юрая, Усеина.
  Юрей родил  Бактея – живет в Дашкине.
  Усеин роди Ханюка.
– Сунчелей роди Сафара, Бекмая, Касима.
  Сафар родил  Мустая
 Рузмаметя  Мустай родил  сына:  Резепа, Усмана,Алея.
 Бекмай родил  Рослана – живет в Пензенском уезде в Лязяне.
 Касим роди Кадира.
 Кадир родил двух  сынов: Янбая –и, Анюка»  .

Родословная Дашкиных:


Дашкины : (князь Дашкины, тат. Dakinnar, Дашкиннар) — татарский княжеский род Бекханиды, история рода насчитывает более 400 лет и тесно связана с Темниковской Мещерой. Этот род принадлежит к многочисленной группе татарских княжеских родов, имеющих общего предка золотоордынского князя, выходца из Сарая, Саид-Ахмета.

Саид-Ахмет в 1298 году по ярлыку хана Тахты основал поселение в среднем течении реки Мокша. От него пошли такие фамилии как :
Дашкины, Акчурины, Кудашевы, Бекбулатовы и многие другие.

Дашкины:   (князь Дашкины, тат. Dakinnar, Дашкиннар) — татарский княжеский род, происходят от Давыш мирзы (тат. Двеш морза) (от него,   происходят также и русские князья Дашковы), который был известен как Дашка князь  ( Дашкиннар он же- Дашка мурза Кудяк -    позже фамилия превратилась  в – Кудяков\ Худяков)
Корень фамилии татарский — ТАШ (камень), к которому добавлен уменьшительно-ласкательный суффикс КАЙ. То есть ТАШКАЙ — камушек, фактически Дашка и есть русифицированное написание имени - прозвища ТАШКАЙ.

Путаница с первой буквой, русифицированной фамилии Кудяков\ Худяков, лежит - во первых в произношении татарских слов, русскими писцами, а во вторых. Как и  сегодня, политическими мотивами, из - за болезни царя, Ивана 4, Адаш- попал в немилость и умер. После этого клан наш, ушел из госслужбы, а через некоторое время вернулись в ислам. Похоже ,что несколько поколений  были православными христианами.   Возможно, поэтому  и появились Худяковы. Они остались в христианской старообрядческой вере, а наша ветвь, Кудяковы - перешла в Ислам. Возможно, на то были причины. Ведь после гибели Адаша, часть клана  перешла жить в Крым. Жили в Бахчисарае. Служили  Крымскому Хану. А одна из  женщин клана, была женой  Крымского хана..
Все это я описал по документам из Саровского  архива, бывшего монастыря, а потом архива НКВД.


 Дети мурзы Кудякова, были  хорошими помощниками царю Ивану Васильевичу 4. Знали они  по несколько  языков восточных в совершенстве. Понимали  многие скрытые государственные проблемы и помогали их решать. Но не всем это нравилось, одним из личной корысти, другим из - за желания  загрести все и сразу.
 
Алексей Фёдорович Адашев (1510–1561) — окольничий, воевода, приближённый царя Ивана Грозного.  Также являлся начальником Челобитного приказа, постельничим и хранителем личного архива царя вместе с печатью «для скорых и тайных дел». 
Первые сведения об Алексее Адашеве относятся к 1547 году и связаны с его участием в царской свадьбе в должности ложничего, то есть ответственного за постель новобрачных.
Особое место при царе он получил во время московского пожара того же года.
Именно в это время Иван Грозный искал для себя людей не очень родовитых, но преданных. 
Благодаря личным качествам Алексей Адашев стал одним из руководителей Избранной рады, которая со временем превратилась в неофициальный правительственный орган.
 Избранная рада решала многие вопросы по руководству страной и на время оттеснила Боярскую думу от управления. 
Адашев стал инициатором и проводником ряда реформ, укрепивших царскую власть и положение служилых людей.
 Он принимал личное участие в разработке Судебника 1550 года — первого нормативно-правового государственного документа. 
Адашев зарекомендовал себя и прекрасным дипломатом. Его участие в переговорах с иностранными послами приводило к положительным результатам. Он занимался также подготовкой дипломатических решений по присоединению Казанского и Астраханского ханств. 
 


В 1612 году от князя Дмитрия Пожарского, «от бояр и воевод» и «по Совету всей земли», 15- летнему сыну Сунчалею мурзе Дашкину была дана грамота, подтверждающая права на полученные отцовские поместья в Темниковском и Арзамасском уездах.
1. В грамоте сказано, что князь Дашка погиб в рядах Первого ополчения в 1611 году под Москвой. Там же отец Сунчалея назван князем Дашкой княжь Кудяковым сыном, а не Кудашевым. Составители представленной родословной решили эту проблему по-своему, для князя Дашки добавили второе имя Кудяк. Однако достоверность близкого родства Дашкиных и Кудашевых, а значит и Акчуриных, подтверждают следующие сообщения, в которых Сунчалей Дашкин назван племянником братьев князя Булая и Семенея мурзы Кудашевых:
«за Семинеем мурзою да князем Булаем князьями Кудашевыми да за племянником их за Сюнчалеем Дашковым з братею, а в их вотчине в бортном ухожее подле речки Мокши на перевозе против Санаксар сена сто копен…»

2.В списке служилых татар Темниковского уезда 1643 года другой сын князя Дашки записан с фамилией Кудашев: «Ишмамет мурза князь Дашкин сын Кудашев»
 
Объяснить появление отчества «князь Кудяков» у князя Дашки в грамоте можно ошибкой в записи.
3. Причем князь Кудяк ни в каких других источниках не встречается, словосочетания «князь Кудяков» и «князь Кудашев» близки при написании.
 А поскольку для потомков данная грамота являлась главным документом для обоснования прав на владения, то исправление на «Кудашев» могло поставить под сомнение подлинность самой грамоты. В июле 1613 года, видимо, на эту грамоту ссылался Сунчалей в своей челобитной царю Михаилу Романову «на старое поместье» в Арзамасском уезде, так как в пошлинных книгах Печатного приказа осталась запись об обращении Сунчалея мурзы Кудякова «з братьею». Именно потому фамилия Кудяков . осталась в обиходе, но восстановить княжескую суть, потомки . так и не смогли. Что касается  фамилии Худяковы, это  крещеные , по канонам старой веры.(Староверы)  Большая часть этих людей, проживала  на Урале и за его пределами. Это подтверждают "ревизские сказки " .
4.В грамоте 1612 года и в писцовых книгах Темниковского уезда «письма и дозору Ивана Усова да Ильи Дубровского» 1614 года говорится, что у князя Дашки было 3 сына: Сунчалей, Ишмамет и Алмакай
5. В 1612 году Сунчалею было
15 лет, Ишмакаю 3 года, Алмакаю полгода.
В монастырских записях опять появляется несоответствие: между Сунчалеем, Ишмакаем, Алмакаем и князем Дашкой показаны 2 лишних поколения – Данила и Семеней.
Эти поколения записаны ошибочно.
Имя Данилы появилось, видимо, в результате неточного прочтения фамилии Дашков, как например, в выписи 1666 года Алмакай – младший сын Дашки – записан как Алмакай мурза князь Данилов . А Семеней – это другой сын князя Кудаша и, соответственно, брат Дашки.

Родословная Ишеевых

Родоначальником фамилии Ишеевых является князь Ишей Барашев.
«/л.121 об./Род четвертаго сына князь Акчюрина Бураша, а что деревня Итякова ныне, от него пошел род Бурашев он же Исенев, Ишеев.
Князь Бураш роди Антюка, Итяка, Диналея, Ишея. Итяк и Диналей и Антюк умерли бездетны.
Ишей роди Исеня. Исень роди четырех  сына: Делетбахтея, Бибая, Алея, Давыда.
И Давыд умер бездетен.
Алей роди князь Иоанна. Князь Иоанн роди 3 сына: Кирилла, Иоанна. Делетбахтей роди Ханслая – Тихон он жа, да две дочери: Ханашу, да
Тотыш, крестяся за Дмитрия Воекава.
И другая Тотуш в крещении Евдокия, вышла  замуж за князь Степана Чагадаева.
А Тихонова жена вышла за муж с прожитком своим четвертою часть за Алексея Рогожина Клементьева сына и умер и после Алексея отдано Семену […] Семен жа та […] /л.122/продал Качеку а в Ытякове дьяку Василью Нестерову. Да того же жеребья Тихонова посмерти его дано часть Василью Чапаеву сыну Кудашеву, которой и Жагалова свою часть крестьян в уезд в Шацкой на Усть-Парцы, а землю дал за дочерь своею Жагаловскою и Итяковскую Василью Сергееву сыну Вешославцеву, а ныне тою землею владеет Степан Вишославцев Богданов сын.
А Бибай роди дочь и умер. И дочь ево пошла за муж за Ивана Сергеева сына Вишеславцова, а после ево отдана ныне Богдану Степанову сыну Вышеславцову ж.
А Димитрей Воеков поступился племяннику своему князь Федору Чагадаеву, а князь Федор поступился в Саровский монастырь в Ытекове и в Темниковском лесу все что есть той жеребей.
А Алеева сына князь Иван. И князь Ивановы дети Афанасей да Кирилл, да Иван. Афанасей и Кирилл умерли. После Афанасья осталась жена бездетна, вышла за Луку Иванова сына Григорьева Красной Слободы за подъячего. А Кирилова жена осталась с тремя детьми, вышла за посацкого за Ивана Подшивалова Темников» 
Родословные показывают у Бараша (Бураша), сына Акчуры, 4 сыновей, но потомки остались только у Ишея Барашева. Ишей Барашев, активный участник событий Смутного времени, отметился во время восстания Болотникова, за что был пожалован в 1607 году В.Шуйским княжением над конялской мордвой и четвертным жалованием1 в размере 5 рублей, а в 1613 году являлся одним из участников Земского собора 1613 года, на котором было принято решение о призвании на царство дома Романовых  .
 Ишею Барашеву «за ногайскую службу» также было прибавлено четвертное жалование 3 рубля, а «за Смоленскую службу 122 (1614 – М.А.) году» – 4 рубля3.
Легенды говорят о том, что потомки Бараша основали поселение Итяково (ныне Темниковский район Республики Мордовия). Родословная объясняет теперь название деревни, оно произошло от имени Итяка, сына Бараша. Принадлежность деревни потомкам Бараша, а именно, князю Ишею Барашеву, подтверждают писцовые книги Темниковского уезда «письма и дозору Ивана Усова да Ильи Дубровского» 1614 года:
«За князем Ишеем Борашевым по государеве цареве и великого князя Федора Ивановича всея Русии грамоте 98 году (1590 – М.А.) деревня Отяково Старое Городище» .
В родословной обнаруживается следующее несоответствие: сыном Исеня показан Бибай, но в документах он встречается как Бибай мурза Акбулатов сын князь Ишеев5, что говорит о существовании у Ишея Барашева кроме Исеня, другого сына – Айбулата.

Три князя – три внука князя Акчуры

А на нагаиском де княженье живет один князь, а другой
князь не живет…  Янараслан мурза (1604 г., Ногайская орда)
Монастырские родословные показывают князей Булая Кудашева, Ишея Барашева и Дашку Кудякова внуками князя Акчуры, и, как было показано, этим сообщениям можно доверять. В этом случае складывается нетипичная ситуация, при которой нарушается традиционный порядок наследования княжеской власти,
1 Четвертное денежное жалованье – в Московском государстве XVI и XVII вв. ежегодное денежное жалованье, дававшееся наиболее родовитым представителям городового дворянства и детям боярским.
2 Акчурин М, Ишеев М. Татары Верхнего и Среднего Поволжья... – С. 42-64.
3 Сухотин Л.М. Четвертчики Смутного времени (1604–1617) // Чтения в Императорском Обществе истории и древностей российских при Московском университете. – 1912. – Кн. 2 (241). – С. 110.
4 РГАДА. Ф. 1209, оп. 1, кн. 471 – л. 89.
5 РГАДА. Ф. 210, оп. 9, стб. 184. – л. 145, Дело Данилы Дмитриева Большой Бороды и У. Г. Лодыгина о насильственном похолоплении 1649 г. // Яковлев, А. Холопство и холопы в Московском государстве XVII в. (по архивным документам Холопьего и Посольского приказов, Оружейной палаты и разряда). Т. 1. – М. – Л.: изд-во АН СССР, 1943. – С. 541.
6 Трепавлов. В.В. История Ногайской Орды. – М.: Издательская фирма «Восточная литература» РАН, 2001. – С. 392.


а именно: среди представителей одного рода появилось сразу три князя. Но не будем забывать, при каких обстоятельствах это произошло. Князьями они стали во время Смуты начала XVII в. Темниковские татары неоднократно отказывались признавать власть московского царя В. Шуйского. Осенью 1608 года они присягнули Лжедмитрию II
1. В период многовластия противоборствующие силы стремились привлечь сторонников, поэтому легко раздавали различные пожалования. В 1607 году от царя В. Шуйского княжение над конялской мордвой получает Ишей Барашев. В жалованной грамоте говорится, что ранее это княжение было за его двоюродным братом князем Сатаем Кулаевым, а до Сатая – за его дедом князем Акчурой2. И вот в 1608 году князем становится Булай Кудашев, но он получает другое княжение – над мордвой Кершинского беляка и также от В. Шуйского3. Княжение в грамоте названо «выморочным», то есть не имеющим наследников, и принадлежало оно князю Акчуре Караеву. Если мы допускаем, что Акчура Караев и Акчура Адашев (дед Ишея Барашева) – это одно и то же лицо, то, стало быть, кершинская мордва и коняловская Мордва одновременно находились под властью этого князя. Но тогда унаследовать обе части некоего большого княжения как раз должен был князь Ишей Барашев и законных прав на получение отдельного княжение у Булая не было. А если все же мы допустим, что Акчура Караев и Акчура Адашев – это разные князья, соответственно владевшие разными княжениями, то формально в качестве законного основания для пожалования княжения Булаю Кудашеву может быть преподнесено отсутствие наследников на владение мордвой Кершинского беляка.
О Дашке известно только, что он находился в рядах Первого ополчения (1611-1612 гг.) уже с княжеским титулом. Он также входил в число претендентов на княжение над конялской мордвой, так как являлся сыном князя Кудаша и внуком князя Акчуры Адашева, о чем было сказано ранее. Поскольку царь В. Шуйский уже пожаловал это княжение Ишею Барашеву, то выскажем предположение, что свой княжеский титул Дашка мог получить от Лжедмитрия II, тем более что основная часть темниковских татар присягнула именно ему.
В итоге нам остается только признать, что в грамотах Смутного времени есть определенные недоговоренности. Для обоснования своих прав на пожалованные княжения знатными татарами сознательно не показывались все предшествующие наследники. Так, например, ни в одной из грамот не
 
1 Акчурин М., Ишеев М. Татары Верхнего и Среднего Поволжья... – С. 42-64.
2 Акты служилых землевладельцев XV – начала XVII века. Т.III / сост. А.В. Антонов. – М.: Древлехранилище, 2002. – С. 21.
3 Думин С. В., Первушкин В.В., Шишлов С.Л. Князья Кудашевы // Дворянские роды Российской империи / Научный редактор С. В. Думин. – М.: Ликоминвест, 1996. – Т. 3. – С. 165-171.


указывается князь Кудаш, который должен был унаследовать княжение после смерти князя Акчуры Адашева.
 
Родословная Кашаевых

Происхождение фамилии Кашаевых остается до конца не выясненным. Согласно родословной, составленной в Саровском монастыре, Кашаевы принадлежат к роду Акчуриных и являются потомками Кулая, сына князя Акчуры:
«/л.120 об./Род князь Кулая третияго сына князь Акчюрина, от него пошел род Кашаевых.
Род князь Кашаевых.
Князь Кулай роди Кошума. Кошум – Степан он жа, роди три сына: Курмая – крестился Стефан, выпись есть, Тимая – выпись есть, Умряка – выпись есть.
Курмай роди Сумчалея, Башая. Сумчалей роди Усмана и Шабана и князь Григория – умре. Башай бездетен умре.
Тимай1 роди 5 сынов2: Исака, Бектемиря, /л.121/ Мустая и князь Семена
– был Асан, Ураза.
Бектяк роди Иванаша и бездетен умер.
Исак роди Исмаила – крестился князь Федор, Ханюка. Мансура роди Шабана, Кондралея.
Мустай роди Аюкая. Семен роди.
Ураз роди Игнатия. Игнатей роди дочь и крестилась, другая не крестилася за Нядоршу Аделшина на Енгуразове Еникеева пошла.
Умряк крестился Михаил. Михаил роди Иоанна Кашаева. Иоанн роди. Иоанн умре. Остались две дочери, одна отдана за Василя Иванова сына Мошкова» 3.
В этом генеалогическом древе отсутствует ключевое звено – сам Кашай, родоначальник фамилии Кашаевых. Самые ранние известные из официальных источников представители фамилии Кашаевых – это братья мурзы Ишей и Степан. Степан при этом не был крещенным, поскольку он пишется с титулом мурза:
«За мурзою за Ишеем Кошаевым по Государеве цареве и великого князя Михаила Федоровича всеа Руси грамоте 121 (1613 – М.А.) году в деревне в Окселе, Новое Виляево тож, что ему брат его родной Степан мурза. 
В 1624 году Ишей Кашаев получил от царя Михаила Романова жалованную грамоту на поместья в Темниковском уезде «за его к нам и ко всему Московскому государству прямую службу»
 2. Степан мурза Кашаев ранее получил поместья в деревне Адаеве «по Тушинской даче» (т.е. от Лжедмитрия II)
3.
Упомянутый в родословной Тимай – это, видимо, «Тимралей мурза Степан мурзин сын Кошаев» из списка служилых татар Темниковского уезда 1643 года.

4.При всей неясности начальной части генеалогического древа, косвенно на родство Кашаевых и Акчуриных показывает одна царская грамота, выданная Байбулату князь Булаеву сыну, Тохтару Уразову сыну, Чапкуну Бибаеву сыну князь Кудашевым, Алею и Давыду Исенеевым детям князь Ишеевым на общую вотчину, данную их отцам и дедам при царе Борисе Годунове. Как мы уже знаем, сами Кудашевы и Ишеевы принадлежат к боковым ветвям рода Акчуриных.
В тексте документа есть такие строки: «да в том же вотчинном кругу дано родственнику их Михайлу Степанову сыну Кошаеву…»

5. Михаил присутствует в родословной с татарским именем Умряк и показан сыном Степана (в родословной второе имя у Степана – Кошум).

Родословная Чекашевых

Чекашевы – это ещё один татарский род, который относит себя к князю Бехану. Представители этой фамилии считали себя потомками Килмалая, третьего сына князя Мурата
6. другими сыновьями Мурата, как мы помним, показаны Мамет и Седехмет. Родословная представлена в виде нескольких схем
7, которые были записаны со слов представителя рода Чекашевых Кидира Нураева («сказал Кидир Нураев»). В этих схемах показаны:
«Род деревни Чекашевы»:

Килмалай.

Сыновья Килмалая – Акша, Темяш.
Сын Темяша – Теребердей. Сын Теребердея – Теркул. Сын Теркула – Шигай. Сын Шигая – Нурай. Сыновья Нурая – Кидир, Ибраим.
Сын Акши – Янтуда. Сыновья Янтуды – Чекаш, Енбарыс, Едигерей;

Сильвестр и Адашев

После Сильвестра ближайшим и довереннейшим лицом у царя стал Алексей Адашев, человек большого ума и в высокой степени нравственный и честный. «С Сильвестром, – так продолжает Курбский свой рассказ, – тесно сошелся в деле добра и общей пользы один благородный юноша, именем Алексей Адашев, который в то время был очень любим царем. Если бы все подробно писать об этом человеке, то это показалось бы совсем невероятным посреди грубых людей: он, можно сказать, был подобен ангелу».
Алексей Федорович Адашев, ложничий царский, был человек очень незначительного происхождения: его отец только в следующем году был произведен в окольничьи. Сам Иоанн говорит об нем следующее: «Не знаю, каким образом вышед из батожников, устроился он при нашем дворе. Видя одну измену в наших вельможах, я взял его от гноища и поставил наряду с вельможами, ожидая от него прямой службы». Адашев был одним из тех простых худородных людей, которых Иоанн начал возвышать назло старинным боярским родам. Он уже прежде был известен Иоанну, случайно попав в число тех молодых людей, которых последний приближал к себе ради забавы.
«Что же полезного эти два мужа (то есть Сильвестр и Адашев) делают для земли своей, впрямь опустошенной и постигнутой горькою бедою? Приклони ухо и слушай со вниманием. Вот что они делают: они утверждают царя, и какого царя? – юного, воспитанного без отца, в злых страстях и в самовольстве. А важнее всего – они прежних злых его доброхотов или отделяют от него, или обуздывают. Названный нами священник учит его молитвам, посту и воздержанию и отгоняет от него всех свирепых людей, то есть ласкателей, человекоугодников, которые хуже смертоносной язвы в царстве; а быть себе помощником он уговаривает и архиерея великого города Москвы, Макария, и других добрых мужей из священства. Так они собирают около него (то есть царя) разумных людей, бывших уже в маститой старости или хотя и в среднем возрасте, но добрых и храбрых, искусных и в военном деле, и в земском. Они до того скрепляют приязнь и дружбу этих людей с государем, что он без их совета ничего не устраивает и не мыслит. А тунеядцев, то есть блюдолизов, товарищей трапез, которые живут шутовством, тогда не только не награждали, но и прогоняли вместе со скоморохами и другими, им подобными». Сильвестр и Адашев подобрали людей, более других отличавшихся широким взглядом и любовью к общему делу. Кроме митрополита Макария, которого мы везде встречаем ходатаем за опальных бояр, и Андрея Курбского, самого образованного из тогдашних воевод, к этому кругу принадлежали князья: Димитрий Курлятов, Палецкий, Петр Шуйский, Александр Горбатый-Шуйский, Микулинский, Морозов, Мстиславский, Шереметев, Серебряный, Воротынский и другие. Но этот круг состоял не из одних только людей знатных родов: Сильвестр и Адашев стали извлекать из толпы людей незнатных, но честных и поверяли им разные должности. Таким образом, из детей боярских возвышались люди, какие были нужны Сильвестру и Адашеву. Несмотря на то, что среди людей, окружавших тогда царя, были знатные потомки удельных князей, возвышение новых людей вначале не оскорбляло их гордости.
И вот государство стало управляться этим кругом близких к царю людей, который Курбский называет избранною радою (думою). Без совета с людьми этой избранной рады Иоанн не только ничего не устраивал, но даже не смел и мыслить. Но опекуны его старались по возможности вести дело так, чтобы он не чувствовал тягости опеки. Впоследствии, когда Иоанн сбросил с себя власть этих людей, он так жаловался на ограничение своего самодержавия: «Я принял попа Сильвестра ради духовного совета и спасения души своей, а он попрал священные обеты и хиротонию, сперва как будто хорошо начал, следуя Божественному писанию; а я, видя в Божественном писании, что следует покоряться благим наставникам без рассуждения, ради духовного совета, повиновался ему в колебании и неведении. Потом Сильвестр сдружился с Адашевым, и начали держать совет тайно от нас, считая нас неразумными; и так вместо духовных дел начали рассуждать о мирских, и так мало-помалу всех вас, бояр, приводить в самовольство, снимая с нас власть и вас, подстрекая противоречить нам и почти равняя вас честью с нами, а молодых детей боярских уподобляя честью с вами. И так мало помалу утвердилась эта злоба, и вам стали давать города, и села, и те вотчины, которые еще по распоряжению деда нашего у вас отняты, которых вам не следовало давать, роздали: все пошло по ветру, нарушили распоряжение деда нашего и тем склонили на свою сторону многих. Потом Сильвестр ввел к нам в синклит единомышленника своего, князя Дмитрия Курлятева, обольщая нас лукавым обычаем, будто все это делает ради спасения души нашей, и так с этим своим единомышленником утвердили свой злой совет, не оставили ни одной власти, где бы не поместили своих угодников, и с тем своим единомышленником отняли от нас власть, данную нам от прародителей, назначать бояр и давать им честь председания по нашему жалованью: все это положили на свою и на вашу волю, чтоб все было, как вам угодно; и утвердились дружбою; все делали по-своему, а нас и не спрашивали, как будто нас вовсе не было; все устроения и утверждения творили по воле своей и своих советников. Мы же, если что и доброе советовали, им все это казалось непотребным. Во всякой мелочи, до обувания и спанья, я не имел своей воли: все делал по их желанию, словно младенец».
Как бы то ни было, к этому времени – времени господства Сильвестра и Адашева – относятся самые важные и самые блистательные дела царствования Иоанна Грозного: издание Судебника и Стоглава, установление губных грамот, излюбленных старост и целовальников, освобождение народа от произвола наместников и волостелей, дарование ему льгот самоуправления, завоевание Казани и Астрахани.
XII
Вразумленный и просветленный московским пожаром и грозною речью Сильвестра, Иоанн захотел окончательно порешить с прошедшим, сильно тяготившим его. На 20-м году своего возраста, видя государство в великой тоске и печали от насилия сильных и от неправд, молодой царь умыслил привести всех в любовь. Посоветовавшись с митрополитом, как бы уничтожить крамолы, разорить неправды, утолить вражду, он приказал собрать земский собор, или земскую думу из выборных людей всей Русской земли. К большому сожалению, мы не знаем не только подробностей, но даже главных черт этого знаменитого события, этого необычайного веча. Мы не знаем, как избирали выборных, кого выбирали, с каким полномочием посылали.
Было это в один из воскресных дней. После обедни царь с митрополитом и духовенством вышел с крестами на Красную площадь, покрытую съехавшимися со всей земли людьми, взошел на Лобное место и после молебна начал говорить митрополиту:
«Молю тебя, святый владыко! Будь мне помощник и любви поборник. Знаю, что ты добрых дел и любви желатель. Знаешь сам, что я после отца своего остался четырех лет, после матери – восьми. Родственники о мне небрегли, а сильные мои бояре и вельможи обо мне не радели и самовластны были, сами себе саны и почести похитили моим именем и во многих корыстях, хищениях и обидах упражнялись. Аз же яко глух не слышах и не имей во устах своих обличения, по молодости моей и беспомощности, – а они властвовали. О неправедные лихоимцы и хищники, и судьи неправедные! Какой теперь дадите нам ответ, что многие слезы воздвигли на себя? Я же чист от крови сей, – ожидайте воздаяния своего!»
Поклонившись на все стороны, Иоанн продолжал:
«Люди Божии и нам дарованные Богом! Молю вашу веру к Богу и к нам любовь. Теперь нам ваших обид – разорений и налогов – исправить нельзя вследствие продолжительного моего несовершеннолетия, пустоты и беспомощности, вследствие неправды бояр моих и властей, бессудства неправедного, лихоимства и сребролюбия. Молю вас: оставьте друг другу вражды и тягости, кроме разве очень больших дел. В этих делах и в новых я сам буду вам, сколько возможно, судья и оборона, буду неправды разорять и похищенное возвращать».
В тот самый день, как произнесена была эта речь к народу, Иоанн пожаловал Алексея Адашева в окольничие и при этом сказал ему: «Алексей, взял я тебя из нищих и самых незначительных людей. Слышал я о твоих добрых делах и теперь взыскал тебя выше меры твоей, для помощи души моей. Хотя твоего желания и нет на это, но я тебя пожелал, и ни одного тебя, но и других таких же, кто б печаль мою утолил и на людей, врученных мне Богом, призрел. Поручаю тебе принимать челобитные от бедных и обиженных и разбирать их внимательно. Не бойся сильных и славных, похитивших почести и губящих своим насилием бедных и немощных; не смотри и на ложные слезы бедного, клевещущего на богатых, ложными слезами хотящего быть правым; но все рассматривай внимательно и приноси к нам истину, боясь суда Божия. Избери судей правдивых от бояр и вельмож». С этих пор он начал сам судить многие суды и разыскивать праведно. Правление боярское кончилось.
Достопамятный день искреннего покаяния и очищения перед народом был едва ли не самым светлым днем царствования Иоанна.

Церковь русская, в продолжение пяти с лишком веков своего существования, воспитала уже весьма много угодников Божиих. Но почти все они чествуемы были доселе только в тех местах, где подвизались и покоились по смерти, а не по всей России. Да и эти местные чествования, как не утвержденные высшею властью в русской Церкви – властью митрополита и собора, не могли иметь полной законности и полной обязательности для православных. Если же иногда учреждаемы были церковною властью повсеместные празднества в честь того или другого святого, например, в XI веке – в честь святых мучеников Бориса и Глеба, в начале XII века – в честь преподобного Феодосия Печерского, в XIV – в честь святителя Петра, митрополита московского, в XV – в честь святого митрополита Алексия, то подобные события были крайне редки и совершались отдельно одно от другого. Митрополиту Макарию пришла мысль собрать по возможности сведения о всех русских святых, об их подвигах и чудесах, рассмотреть эти сведения на соборе и затем определить, каким из угодников Божиих установить праздники во всей отечественной Церкви, если таковые еще не были установлены, и каким установить или только утвердить праздники местные.
И вот, по повелению царя и великого князя Иоанна Васильевича, в 1547 году состоялся в Москве собор, на котором под председательством митрополита Макария находилось семь святителей, кроме прочего духовенства: Алексий Ростовский, Иона Суздальский, Иона Рязанский, Акакий Тверской, Феодосий Коломенский, Савва Сарский и Киприан Пермский. На этом соборе, после предварительных исследований и рассуждений, определено было – двенадцати святым «петь и праздновать повсюду» в русской Церкви, а девяти – только местно.
По всей вероятности, собор установил празднества исчисленным святым не потому, что их одних признал достойными чествования и прославления, а потому, что об них только имел под руками необходимые данные, на основании которых мог утвердить свой приговор. Поэтому, по благословению этого же самого собора, молодой царь обратился с просьбою ко всем святителям Русской земли, чтобы они позаботились, каждый в пределах своей епархии, «известно пытати и обыскивати о великих новых чудотворцах» в городах, весях, монастырях и пустынях, пользуясь показаниями князей, бояр, иноков и вообще богобоязненных людей. Святители отозвались на предложение государя с сердечною радостью и вскоре, каждый в своем приделе, собрали «каноны, жития и чудеса» новых чудотворцев на самых местах, где каждый из них просиял добрыми делами и чудесами, по свидетельству местных жителей всякого рода и звания.
В 1549 году, по воле государя и митрополита Макария состоялся новый собор в Москве, пред которым святители и «положили» собранные ими сведения. Собор «свидетельствовал эти каноны, жития и чудеса и предал Божиим церквам петь и славить, и праздновать» новым чудотворцам, как то совершалось прочим святым, Богу угодившим, во дни их преставления и открытия мощей их. Каким именно чудотворцам положено на этом соборе праздновать, сведений не сохранилось; но судя по тому, что собору были представлены сведения по возможности о всех местных чудотворцах каждой епархии, можно думать, что теперь установлено было чествование весьма многим, если даже не всем русским святым, какие подвизались до половины XVI века и которым не было еще установлено такого чествования, за исключением, разумеется, тех, о ком не было представлено собору сведений. По крайней мере, другого времени, когда могло быть учреждено чествование весьма многих из этих святых, которые, однако ж, доселе чтутся не местно только, а во всей русской Церкви, мы указать не можем: таковы, например, Киприан и Фотий, святители московские, Никита, Евфимий и Иона – новгородские, Леонтий, Исайя, Игнатий и Иаков – ростовские, Стефан Пермский, Михаил, князь черниговский, с боярином Феодором, преподобные Авраамий и Исидор Ростовские, Варлаам Хутынский, Кирилл Белозерский, Никита Переяславский и другие. Достойно замечания, что почти все эти святые упоминаются вскоре после собора 1549 года самим царем Иоанном Васильевичем и митрополитом Макарием как угодники Божии и молитвенники пред Богом наравне с святителями Петром, Алексием и Ионою московскими и преподобным Сергием Радонежским, а многие внесены и в месяцесловы того времени.
Воздав таким образом подобающее чествование угодникам Божиим, которых признавал ближайшими заступниками и ходатаями на небеси за себя и за всю землю Русскую и «молитвами» которых, по его собственным словам, он «начал править царство свое», юный государь приступил к делу земского или гражданского благоустроения и еще на соборе 1549 года благословился у митрополита и прочих святителей пересмотреть и исправить Судебник, чтобы впредь суд был праведный и всякие дела совершались законно.
XIV
Не только Иоанн жаловался на неправду, укоренившуюся в управлении, о том же свидетельствуют и летописцы того времени. Поэтому первой заботой советников юного царя было: восстановить суд и правду, умиротворить народ, потерявший терпение от бессудия, неправды и всяческих насилий во время злосчастного боярского правления.
В 1550 году царь и великий князь Иоанн Васильевич со своими братьями и боярами уложил Судебник: как судить боярам, окольничим, дворецким, казначеям, дьякам и всяким приказным людям, по городам наместникам, по волостям волостелям, их тиунам и всяким судьям. Рассмотрен и дополнен был прежний великокняжеский Судебник Иоанна III и составлен новый, более подробный царский Судебник. Кроме того, впоследствии были изданы «Уставные грамоты», дополнившие Судебник.
Так как в то время явилась сильная потребность в мерах против злоупотреблений лиц правительственных и судей, то эта потребность и не могла не высказаться в новом Судебнике. Подобно Судебнику Иоанна III, новый Судебник запрещал судьям дружить, и мстить, и брать посулы (взятки), но не ограничивал одним общим запрещением, а грозил определенным наказанием в случае ослушания: «Если судья просудится, обвинит кого-нибудь не по суду без хитрости и обыщется-то вправду, то судье пени нет; но если судья посул возьмет и обвинит кого не по суду и обыщется-то вправду, то на судье взять истцов иск (стоимость иска), царские пошлины втрое, а в пене, что государь укажет. Если дьяк, взявши посул, список нарядит или дело запишет не по суду, то взять с него перед боярином вполовину да кинуть в тюрьму. Если же подьячий запишет дело не по суду за посул, то бить его кнутом (подвергнуть торговой казни)». «Если виновный солжет на судью, то бить его кнутом и посадить в тюрьму». Поставлены предосторожности против злоупотреблении дьяков и подьячих и наказания в случае их обнаружения: «Дела нерешенные дьяк держит у себя за своею печатью, пока дело кончится. Дьяки, отдавая подьячим дела переписывать с черна начисто, должны к жалобницам (прошениям) и делам прикладывать руки по склейкам, и когда подьячий перепишет, то дьяк сверяет сам переписанное с подлинником, прикладывает руку и держит дела у себя, за своею печатью. Подьячие не должны держать у себя никаких дел». Государственное правосудие и управление сосредоточивалось в столице, где существовали чети, или приказы, к которым были приписаны русские земли. В них судили бояре или окольничьи, дьяки вели дела, а под ведомством дьяков состояли подьячие. В областях мы видим судебное и административное деление на города и волости. При городах были обыкновенно посады (города в нынешнем смысле), иногда и без города существовали посады, составлявшие до известной степени особое управление, так как посадские люди, занимавшиеся ремеслами, промыслами и торговлей, отличались от волостных. Волости были собранием земледельческих сел. Город с волостями составлял уезд, разделявшийся в полицейском отношении на станы. Уезд заменил старинное понятие о земле: как прежде городу нельзя было быть без земли, так теперь городу нельзя было быть без уезда, подобно тому как деревне нельзя быть без полей и угодий. В городах и волостях управляли наместники и волостели, которые могли быть и с боярским судом (с правом судить подведомственных им людей, подобно боярам в своих вотчинах) или без боярского суда. Они получали города и волости себе «в кормление», то есть в пользование. Суд был для них доходною статьею, но это был собственно доход государя, который передавал его своим слугам вместо жалованья за службу. Там, где они сами не могли управлять, они посылали своих доверенных и тиунов. На суде наместников были дьяки и разные судебные приставы с названиями – праветчиков (взыскателей), доводчиков (звавших к суду и также производивших следствие), приставов (которые стерегли обвиненных) и недельщиков (посылаемых от суда с разными поручениями).
Рядом с этим государевым судебным механизмом существовал другой – выборный народный. Представителями последнего были: в городах – городовые приказчики и дворские, а в волостях – старосты и целовальники. Старосты были двоякого рода: выборные полицейские и выборные судебные. Общества были разделены на сотни и десятки и выбирали себе блюстителей порядка: старост, сотских и десятских. Они распоряжались раскладкою денежных и натуральных повинностей и вели разметные книги, где записаны были все жители с дворами и имуществами. Старосты и целовальники, которые должны были сидеть на суде наместников и волостелей, выбирались волостями или же вместе с ними и теми городами, где не было дворского. Всякое дело, производившееся в суде, писалось в двух экземплярах и в случае надобности поверялось тождество между ними. Как у наместников и волостелей были свои дьяки, так у старост – свои земские дьяки, занимавшиеся письмоводством, а у этих дьяков – свои земские подьячие.
Важные уголовные дела подлежали особым лицам – губным старостам, избранным всем уездом из детей боярских; в описываемое время их суду подлежали только разбойники. Это учреждение явилось в некоторых местах еще в малолетство Иоанна и вызвано было усилившимися разбоями. В некоторых уездах было по два губных старосты. Власть их была велика: все равно должны были подчиняться их суду.
Судебник заботился об ограждении народа от тягости государственного суда и от произвола наместников и волостелей: последние, в случае жалоб на них, подвергались строгому суду. Выборные судьи могли посылать приставов за людьми наместников и волостелей; и если бы наместники и волостели взяли кого-либо под стражу и заковали, не заявив о том выборным судьям, то последние имели право силой освободить арестованных. Только служилые государевы люди подлежали одному суду наместников и волостелей.
При желании обезопасить народ от произвола законодатели, составляя Судебник, уже имели в виду постепенно устранить земство от суда наместников и волостелей и заменить чем-нибудь другим отдачу им в кормление городов и волостей. Это отчасти видно из того, что в 1550 году раздавали во множестве детям боярским земли в поместья, разделяя их на три статьи и принимая во внимание, чтобы получали поместья те, которые не имели своих отчин. Это делалось именно с целью заменить доходы кормления наместников и волостелей дачею им земельных угодий. Эта мера, принятая в то время, значительно увеличила военную силу. К этому времени относится и образование стрельцов из прежних пищальников. Они составляли особый военный класс, жили при городах слободами, разделялись на приказы и вооружены были огнестрельным оружием и бердышами.
Что намечено было Судебником, то продолжали и доканчивали уставные грамоты того времени, давшие перевес в суде выборному началу. Это доказывается историей уставных грамот. По одной из них – устюженской – видно, что прежде наместники и волостели судили-рядили произвольно. При Василии Иоанновиче дана уставная грамота, определяющая обязанности волостелей; в 1539 году при боярском управлении дана другая грамота, где доходы волостелей определены несколько точнее; а в 1551 году, сообразно Судебнику, волостелям запрещалось творить без участия старосты и целовальников. Мало-помалу управление наместников и волостелей совершенно заменялось предоставлением жителям права самим управляться и судиться посредством выборных лиц за взносимую в царскую казну как бы откупную сумму оброка. В 1552 году дана грамота Важской земле. Нужно заметить, что в этом крае древнее понятие о выборном праве могло укорениться более, чем во многих других местах, так как это была исстари новгородская земля. Жители сами подали об этом челобитную, жалуясь на тягости, которые они терпели от наместников и волостелей. Последние изображаются в этой челобитной покровителями воров и разбойников. Многие из жителей, находя невозможным сносить такое управление, разбегались, а на оставшихся ложилось все бремя налогов, в которых уже не участвовали убежавшие. Жители просили дозволить им избрать 10 человек излюбленных судей, которые бы вместо наместников судили у них как уголовные дела (в душегубстве, и татьбе, и в разбое с поличным и костырем [13] , так и земские; а за это жители будут ежегодно вносить в царскую казну оброка полторы тысячи рублей за все судные наместничьи пошлины, не отказываясь вместе с тем от исполнения государственных повинностей и взносов (посошной службы, то есть обязанности идти в рать, городского ела, то есть постройки укреплений денег полоняночных, на выкуп пленных и ямских, на содержание почт). Правительство дало согласие на такую перемену управления с тем, что весь валовой сбор оброка будет разложен по имуществу и по промыслам жителей. Вместо наместников явились излюбленные головы, или земские старосты, имевшие право суда и смертной казни; а для предотвращения злоупотреблений должны были выбираться целовальники, заседавшие в суде, – свидетели и участники суда. Управление в крае поручалось сотским, пятидесятским и десятским, которые обязаны были наблюдать за благочинием, хватать подозреваемых и отдавать суду излюбленных судей или голов. Вслед за тем одни уезды за другими стали получать подобные грамоты. Наконец в 1555 году эта мера сделалась всеобщею. Выборное право суда и управления развивало общественные сходбища, которые по закону отправлялись в уездах с целью принятия мер общей безопасности. Все сословия – князья, дети боярские, крестьяне всех ведомств – присылали из своей среды выборных на сходбища, где председательствовал губной староста. Каждый мог и должен был говорить на этих сходбищах, указывать на лихих людей и предлагать меры к их обузданию. Дьяк записывал такие речи, которые принимались в руководство при поисках и следствиях. Все члены общества обязаны были принимать деятельное участие в благоустройстве и содействовать своим выборным лицам в отправлении их должности. Очень важное значение получил тогда обыск. От него зависел способ суда над подсудимым. Если по обыску показывали, что подсудимый – человек дурного поведения, то его подвергали пытке; также показание преступника о соучастии с ним в преступлении какого-нибудь лица проверялось обыском и обвиняемый предавался пытке в таком случае, если по обыску оказывался худым человеком, а в противном случае речам преступника не давали веры. В сомнительных случаях, когда не было ни сознания, ни улик, дело, по жалобе истца, решалось в его пользу тогда, когда обыск давал неудовлетворительный отзыв о поведении ответчика.
Судебник допускал поле, или судебный поединок; но обыск в значительной степени вытеснял его из судопроизводства, так как во многих случаях, когда прежде прибегали к полю, теперь решали дело посредством обыска. Несмотря, однако, на уважение к форме обыска, законодатели сознавали, что обыск будет зачастую производиться с злоупотреблениями; а потому, для предотвращения этих злоупотреблений, установлено было жестокое наказание – наравне с разбойниками (следовательно, смертная казнь [14] ) тем, которые окажутся солгавшими по обыску; самим старостам и целовальникам угрожалось наказанием, если они окажутся нерадивыми в преследовании и открытии такого рода преступления. Впоследствии, когда уже минуло господство Сильвестра и Адашева, значение обыска совершенно упало, хотя форма его не уничтожилась: отзывы, собранные по обыску, не служили уже главною нитью для избрания способов суда и почти не имели значения, так как одобренных по обыску можно было предавать пытке и казнить на основании показаний, вынужденных пыткою. Пытка допускалась единственно только в том случае, когда приговор по обыску признавал подсудимого худым человеком, если не причислять к пытке (так как он не причислялся к пытке в свое время) правежа – обычая, возникшего в татарские времена, по которому неоплатного должника в определенное время всенародно били палками по ногам, чтоб истребовать лежащий на нем долг. По Судебнику самый высший срок держания на правеже мог продолжаться месяц за сто рублей долга; а по истечении этого срока должник выдавался заимодавцу головою и должен был отслуживать свой долг работою. Вскоре вместо месяца за сто рублей долга назначено было два месяца правежа. В выборном судопроизводстве не существовало никаких судных пошлин: правосудие уделялось прибегавшим к нему безденежно.
По Судебнику, кроме духовных, все прочие составляли два отдела: служилых и неслужилых. Первые делились на два разряда: высших и низших. К высшим принадлежали князья, бояре, окольничьи, дьяки и дети боярские; ко вторым – простые ратные люди, ямщики и все казенные служители разных наименований (пушкари, воротники, кузнецы и т. п.).
К неслужилым, или земским, причислялись: купцы, посадские и волостные крестьяне, жившие как на казенных землях (черносошные), так и на дворцовых и на частных землях. Служилые первого разряда пользовались явными преимуществами. Они занимали видные места и должности, владели поземельною собственностью, имели преимущество в судебных процессах: так, если кто в суде ссылался на их свидетельство, то оно считалось сильнее свидетельства простых людей. Бояре, окольничьи и дьяки освобождались от позорной торговой казни. Оттенки сословий изображались установленными размерами «бесчестия» за оскорбление: боярин получал 600 рублей, дьяк – 200; дети боярские – сообразно получаемому на службе доходу. Из торговых людей гость (первостатейный купец) считался вдесятеро выше обыкновенного торговца и получал 50 рублей, тогда как всякий посадский получал только 5 рублей. Волостной человек, крестьянин, был поставлен в пять раз ниже посадского, получая «бесчестия» всего один рубль; но, находясь на должности, получал наравне с посадским. Женщине платилось «бесчестие» вдвое против мужчины ее звания.
Относительно холопства в это время сделано было несколько распоряжений, видимо, клонившихся к уменьшению числа холопов. Отменялось древнее правило, что поступивший в должность к хозяину без ряда делался его холопом. Детям боярским запрещалось продаваться в холопство не только во время службы, но и ранее. Судебник запрещал отдаваться в холопство за рост, предотвращая, таким образом, случаи, когда человек в нужде делался рабом. Впрочем, неоплатный должник после правежа отдавался головою заимодавцу; но, чтобы таких случаев было менее, постановлено было давать на себя кабалы не более, как на 15 рублей. При всякой отдаче головою излюбленные судьи должны были делать особый доклад государю. Наконец, беглый кабальный холоп не был возвращаем прямо хозяину, а ему предлагали прежде заплатить долг, и только в случае решительной несостоятельности выдавали его головою.
Относительно военной службы было установлено, чтобы каждый помещик приводил по требованию известное число ратников, смотря по количеству населенной земли в его поместье (обыкновенно со 100 четвертей один конный воин); при этом определялось, как должны быть вооружены ратники.
Каждый прибывший на службу помещик должен был явиться к воеводе своего города на смотр. Воевода отмечал в списке, кто и как приходил на службу. Тех, которые являлись в исправности – «конны, людны и оружны», записывали в высший разряд. Исправным выдавались от царя награды – прибавка поместий. У неисправных уменьшали земли. «Нети», или «нетчики», то есть вовсе не явившиеся на службу, наказывались еще строже, если они не могли представить уважительных причин своей неявки. Для заведования службою помещиков учрежден был Разряд, или Разрядный приказ, то есть присутственное место, где вели дело обыкновенно боярин и дьяк с подьячими, которым царь приказывал ведать то дело. Каждый помещик, достигнув совершеннолетия, являлся или к воеводе своего города записаться в служилый список, или отправлялся в Москву, в Разрядный приказ, и при этом объявлял, с чего он будет служить, владеет ли он вотчинами и поместьями или нуждается в новом наделе. В последнем случае ему давалось поместье и он назывался новик.