Three

I USED TO BE SO TALL, BUT SUDDENLY I’M SMALL

    Неделю спустя мне удалось добиться от Альфреда и Мариэтты оглашения диагноза, в фатальности которого сомневаться не приходилось: стенки сосудов головного мозга Алоизы истончились до предела, следовательно, могут лопнуть в любой момент. Невролог Элоха Вахоб, регулярно консультирующая моего отца, страдающего мигренями и выдающая ему рецепт на приобретение облегчающего боль сиропа в аптеке, в свойственной ей безапелляционной манере заявила, что напрягаться девочке нельзя, посему мистер и миссис Гиммлер запретили мне навещать bel amie, ведь, испытывая сильные эмоции, Иззи рискует умереть от геморрагического инсульта, не подлежащего лечению. Родители моей подруги предполагали, что, оградив малышку от окружающего мира и заперев  в четырех стенах, продлят ее vida хотя бы на десятилетие, но я с таким решением согласен не был и, готов поспорит, amiga также не в восторге от перспективы провести бесчисленное количество часов в тотальном одиночестве и мирно скончаться на своем ложе двадцатитрехлетней девушкой со взглядом древней старухи, утратившим интерес к чему-либо.
    Мне до скрипа зубов хотелось увидеть подругу, сжать в ладонях ее кукольную кисть, дивясь на крошечные ноготочки, покрытые прозрачным лаком. Я возненавидел госпожу Вахоб за то, что она посмела нас разлучить, и в среду, когда сия женщина, как всегда, заявилась в наш дом со своим саквояжиком, я впервые пренебрег правилами хорошего тона и, столкнувшись с Элохой в гостиной, лишь сдержанно кивнул и, выскочив на крыльцо, сжал руки в кулаки, ощущая, как натягивается потерявшая эластичность из-за резких перепадов температур кожа в области костяшек, покрываясь сеточкой мелких трещин, кровоточащих и доставляющих приличный дискомфорт. Меня переполняла злость на крайне самоуверенную, возомнившую себя невесть кем врачиху, так просто воздвигшую terrible wall between us. Следовать рекомендациям сей дамы я не собирался вовсе и, подгадав время, когда супруги Гиммлер покинули наш городок до вечера, уехав на ежегодно проводящуюся в Рондоне ярмарку, я, предвидя полную беспомощность Вэлленс и Клеманс перед своим обаянием, уговорил старших сестер Иззи giving me opportunity буквально на секундочку заскочить к best friend и переброситься несколькими фразами.
    - Mother will kill us, - смахнув катящиеся по щекам слезы, прошептала сентиментальная Клеманс, грезившая выйти замуж за прекрасного герцога и родить ему кучу детишек. - Поспеши же, она, кажется, заснула. Ничего ведь не случится, если ты проведаешь our little sister, пока бедняжка дремлет, одурманенная опиатами.
    Сдерживаясь, чтобы не ускорить шаг, я, беспощадно давя painful воспоминания о том, как Алоиза точно фарфоровая куколка лежала on the floor, почти целиком умещаясь на полуметровом белом квадрате, соседствующим с черным.  Начищенный до блеска пол, выложенный сравнительно недорогим кафелем, напоминал шахматную доску, и мы с Иззи планировали устроить здесь настоящее сражение, как только her parents удастся найти подходящие по размеру фигуры. Легонько надавив на ручку, юркнул в образовавшуюся щель и с удивлением обнаружил bel amie откинувшейся на подушки с томиком страшных историй Говарда Лавкрафта. Держу пари, моя своенравная подруга пропустила мимо ушей наказ мисс Вахоб медитировать, бездумно смотреть в окно, прислушиваясь к шелесту крадущегося like a thief дождя и предаваться утомительному dolce far niente. Я бы точно спятил, коль every day, тянущийся до бесконечности долго, похожий на предыдущий аки близнец, нагонял непроходимую печаль, лишая приносящих веселье мгновений. Алоизе не нужно было объяснять мне, что она предпочтет короткую, но насыщенную впечатлениями жизнь унылому существованию в запертой клетке и потому пренебрегающей doctor’s instructions. I didn’t know, как выкарабкаюсь из пропасти, когда my girl оставит меня навсегда, но я однозначно не пожелал бы ей участи узника, отняв право распоряжаться собственным досугом. Настоящая любовь, думается мне, это полное отсутствие эгоизма и принятие человека, какой бы путь он не избрал.
    Просторная спальня утопала в полумраке: сквозь плотные портьеры внутрь не просачивался faint light пасмурного утра, а светильник в форме лилии, вмонтированный в стену near her bed, помимо того, что горел неярко из-за своих размеров, был предусмотрительно накрыт салфеткой, чтобы проходящие мимо домочадцы не уличили плутовку в обмане и считали, что тяжелобольная, накрывшись одеялом, видит расчудесные сновидения. Едва достающие до плеч волосы, заправленные за уши, изгибались буквой «s», отброшенная назад челка топорщилась, придавая ей сходство с ежом, и даже сейчас, утопающая в бесформенной сорочке с пышными кружевами, растрепанная, донельзя ослабшая, Иззи выглядела невероятно, and her beauty не шла ни в какое сравнение с вульгарно раскрашенными девицами наподобие Кары Риордан, Рашель Уитлок и Зафрины Лавендер, рьяно следящими за тем, чтобы на их блузочках, пошитых по индивидуальному заказу, не образовалось - упаси всевышний - ни складочки, безобразно искажающей вычурный принт в виде павлиньего хвоста, весьма неумело присобаченного, пардон за мой французский, к задней части раскрашенной в невообразимые цвета курице.
    - Во всем Глиттершире это единственная вещь, - кудахтала, хлопая синими ресницами, заядлая модница. - Я не потерплю в своем гардеробе даже нижнего платья, если его аналог носит somebody else in our country. Индивидуальность следует подчеркивать!
    Именно из-за обилия столь недалеких особ, с серьезной миной обсуждающих тряпье, фасоны ридикюлей и зацикленные на том, как впечатлить своих кавалеров и вызвать завистливые вздохи у соперниц, заказав в ателье супермодную шляпку с вуалью, большинство мужчин полагает, что женщины - все без исключения - пустоголовые капризницы, не разбирающиеся в политике и экономике. Глядя на то, как морщат лбы мои одноклассницы, чьи интересы вращаются вокруг Майкла Лефевра, забывшего заправить рубашку после посещения уборной, пытаясь разобраться с контрольной работой пониженной сложности, я отчасти солидарен с теми, кто считает их глупыми, но запихивать всех под одну гребенку, по моему разумению, проявление невежества и демонстрация бессилия в построении логических связей. It’s true, that women prefer to be useless for society dummies, однако это не означает, что их нужно без зазрения совести провозгласить людьми второго сорта и посадить в правительство гендерных узурпаторов, упивающихся безграничной властью лишь потому, что their brains, согласно новейшим исследованиям бриттанских ученых, на целых пятнадцать грамм тяжелее, и ведь ни одного из этих умников не посетила очевидная мысль, что, как правило, джентельмены крупнее среднестатистических дам и, соответственно, внутренние органы у более миниатюрных ladies гораздо меньше. Коль уж возводить в абсолют столь абсурдное утверждение, то получается, моя Алоиза является непроходимой имбецилкой с развитием шестилетки и, стало быть, гроссмейстра она обыграла по чистой случайности, ведь ее мозг едва ли весит пятьсот грамм.
    - Ты снова забыл взять зонт, - констатировала Иззи, пряча книгу в верхний ящик тисового комода. - Не бережешь совсем себя, мой милый Ти.
    - А для кого? - с горечью проронил я и, плюхнувшись на низенькую скамеечку у постели возлюбленной, уткнулся лбом в накрытые пледом голени. - Пообещай вернуться за мной. Не говори банальностей вроде того, что я обязан терпеть, living without you.
    - Мне и самой интересно выяснить, что ждет нас за гранью de la vie, - утешающе погладила меня по затылку моя визави, не разделяющая моей веры в единого бога и причисляющая себя к агностикам. - Ежели вскроется, что я заблуждалась, and post mortem нас выбрасывает на иной уровень бытия, а сознание, отделившись от бренной оболочки, не угасает in our bodies, а отделяется и продолжает свое путешествие, я клянусь прорваться из того, названья чему пока не ведаю, из этого запределья, где не действуют существующие законы, and I will call you, мой славный, милый Ти.
     Внимая тихому голосу Алоизы Гиммлер, так спокойно размышляющей о вызывающих оторопь things, я давился соплями, смаргивал мешающие лицезреть собеседницу tears и не мог внятно сформулировать мысли, ибо они, претерпевая метаморфозы, теряли очертания, оплывали кляксами расплавленного стеарина, капающего в cup with a cold water, застывающих на поверхности невнятными clouds с проступающими сквозь них отпечатками пальцев - крохотными лабиринтами, выхода из которых не найти даже если всматриваться в узор через увеличительное стекло. И все-таки мне стало чуточку легче, как только я услышал her pledge. Прямолинейная и собранная, Иззи, вместо того, чтобы толкать пресыщенные фальшивым благородством речи, мерзопакостные в своей клишированности, повела себя не как картонная героиня from stupid love story for teenagers, лопоча маловразумительную чушь о целебных свойствах времени и необходимости отпустить уходящего, как ни в чем не бывало продолжать строить castle of life на руинах покореженной Вселенной, точно это - единственно верное decision. Именно она заразила меня бациллами нестандартного мышления, расширив кругозор до невообразимых масштабов и доказав, что мы, по существу, сами себе враги, а установленные пращурами rules - препятствие, перестающее казаться неодолимыми заборами из железобетона, стоит лишь набраться смелости и с разбегу впечататься в одно из гигантских сооружений, что преграждают the way и уразуметь, что surrounding us boundaries - фантомны, и можно, сродни электронам разнести в пух и прах фундамент классической механики, и при столкновении с барьером не отразиться, а преодолеть его, даже если кинетическая энергия меньше максимума потенциала, поскольку при взаимодействии квантовых систем рождается так называемая «запутанность», ошеломительная в своей нелогичности.
    Сознавая, что меня, здорового, полного сил парня утешает находящаяся - горестный вздох - одной ногой в могиле девушка, храбро борющаяся с родными, вознамерившимися упрятать ее under glass cover, я, почувствовал себя чуточку менее разбитым. Расспросить ее подробно о самочувствии я не успел и, подталкиваемый в спину грозно шипящей Вэлленс, убежденной, что Альфред и Мариэтта возвратятся в течении получаса, побрел, омываемый льющейся с небес влагой к себе. Я и предположить не смел, что рок, довлеющий над нами, окажется стремительно жестоким, и сегодняшняя встреча не повторится ни завтра, ни через месяц, ни год спустя. Учитывая, что господин Гиммлер перебрался в Клисст из Цверинга и разбогател благодаря предназначенному для диабетиков лекарству, устраняющему тягу к сладкому и пользующемуся огромной популярностью среди сидящих на диетах оперных певиц и танцовщиц, разрекламировавших свойства волшебных пилюль всем знакомым, я пребывал в уверенности: этот мужчина задействует все свои связи и отыщет способ спасти младшую дочь, проведет рискованную операцию, в конце концов сделает что угодно, а не будет пассивно надеяться на то, что изоляция защитит Алоизу от треволнений, и она продержится еще немного. Восемнадцатого октября, в выдавшееся на редкость ясным утро Клеманс, маявшаяся от бессонницы, приготовила овсяную кашу, остудив на подоконнике, насыпала сверху горсточку грецких орехов и, водрузив угощение на поднос, вошла в покои больной, чтобы, нащупав в полумраке свесившуюся с кровати головку и подметающие floor волосы, закрывающие прелестное личико недавно справившей четырнадцатилетие малышки, хлопнуться в обморок, вызвав дичайший переполох в доме.
    К своему ужасу, about her death я узнал не сразу, поскольку маменька, сочтя, что прощание с покойницей отразится на психике единственного сына, поставила меня перед фактом, что Иззи Гиммлер уже трое суток как лежит в склепе, рядом со своим мертворожденным братиком, и отпевали ее в католическом соборе невзирая на то, что little girl оставила записку с просьбой не проводить над телом никаких служб. Смерив заламывающую руки мать злобным sight, я, не потрудившись набросить хотя бы пиджак, оседлал велосипед и, крутанув педали, отправился куда глаза глядят, трясясь не то от возмущения, не то от холода. Притормозив возле пустоши, где еще в сентябре цвел вереск, я, таращась на носящихся с гоготом туда-сюда мальчишек, просунувших между бедер шест с деревянной лошадиной головой, присел на корточки и принялся катать по промерзлой земле комья грязи. Горечь от потери, с которой не свыкнуться даже при наличии крепких нервов вкупе с моральной подготовкой к soledad, не шла ни в какое сравнение с болью, разросшейся до размеров исполинского спрута, обвившего своими желеобразными щупальцами спинной мозг. Pain, накатывающая волнами, оглушала похлеще хлопков от выстрелов из охотничьего ружья, а барабанные перепонки лопнули, и звуки извне более не могли помешать сотворению бездны, всматриваться в которую предстоит моим родителям при каждом взаимодействии с Кристианом Доджсоном.