Four

BUT YOU’RE RIGHT HERE, AND NOTHING COULD BE BETTER

    В половине одиннадцатого Мирта, как правило, выключает люстру в living room, встав на табурет, чтобы дотянуться до свисающей вниз цепочки и, велев своей помощнице Энни задуть свечу, что заключена в фонаре, висящем снаружи над входом в house, и особняк, погруженный в dead silence, оживает только с наступлением рассвета. Раньше я засыпал как убитый задолго до того, как родители уходили в свою спальню, но теперь меня донимала бессонница: ноги, словно обладая собственной волей, ерзали туда-сюда, отчего наволочка скомкалась, а углы, прикрепленные для верности булавками, обвились вокруг my legs. Согнув колени, я минуты две колошматил пятками по матрасу, а затем, выпутавшись из кокона, набросил поверх ночного костюма шлафрок, затянул пояс так, что талия без проблем обхватывалась руками с двух сторон, и ужом проскользнул в darkness of the corridor. Из щели под дверью parents bedroom, подсвеченная снопом искусственного deep orange light, выполз, завиваясь, бледный дымок - матушка, como siempre, зажгла способствующие засыпанию благовония в керамической курильнице, привезенной из путешествия по Индии  нашей дальней родственницей Джейн Вачовски, увлекающейся спиритизмом, гадающей на картах Таро и носящей жуткий парик, потому что лишилась шевелюры в отрочестве, когда в нее якобы вселился Вельзевул, и тетушка Джейн, корчась в очередном припадке (лично я подозреваю, то был приступ эпилепсии), выдрала себе все волосы подчистую, и теперь ее голова, по заверениям всезнающей госпожи Крейн, покрыта цыплячьим пушком, едва достигающим двух сантиметров в длину.
    Прикрыв рукавом нос, чтобы не вдыхать тошнотворное амбре (складывалось впечатление, что жгутся не засушенные цветы и древесная стружка, а вымоченный в спирте с добавлением сахара трупик хомячка), я, нащупав перила, скатился вниз, раздвинул плотные шторы, и проступившая из темноты кухня обрела нечеткие контуры, словно художник, работавший над натюрмортом, в досаде провел по поверхности своего творения ладонью, размазывая графит, покрывающий толстым слоем почти каждый предмет, различаемый лишь благодаря призрачным бликам, сочащимся из окна.
    Пропажу бренди из графина заметят завтра же, а ежели я достану заныканный Энни на самую верхнюю полочку бара бутылек с виски из кукурузы, к которому father так и не притронулся за последние пять лет, no one noticed my little fraud. Отвинтив крышечку, хлебнул прямо из горла и, закашлявшись с непривычки, согнулся пополам и выплюнул все прямо на ковер. Какого черта взрослые цедят это пойло с таким выражением on their faces, будто это амброзия, коей питаются олимпийские божества? Либо я еще юн, чтобы понимать истинную прелесть горячительных напитков, либо джентельмены морочат всех, притворяясь, что жидкость, более чем наполовину состоящая из этанола, такая же вкусная, как холодный чай с кусочками засушенной малины, который Мирта готвила для меня при малейших признаках простуды. Подумав, я схватил стоящий на разделочном столике граненный стакан, плеснул в него воды, добавил немного бурбона, сделал аккуратный глоток и, довольный своей находчивостью, приоткрыл форточку, чтобы fresh air выветрил smell of whiskey, и вышел на крыльцо, лелея надежду, что небо расчистилось, и я, разлегшись на сырой лавочке, смогу полюбоваться на звезды, ловя кайф оттого, что my head плавно отделяется от туловища и едет куда-то, а расфокусированный взгляд блуждает рассыпанным в cielo синим крупинкам, многие из которых превосходят по размерам наше Солнце, хотя некоторые на полном серьезе утверждают, что это ерунда, и луна намного крупнее былинок, мерцающих в вышине.
    Шаркая тапочками, я доплелся до main entrance. Рассеянная Энни не позаботилась about latern: язычок пламени тянулся вверх, старательнее вскинувшей ножку у балетного станка танцовщицы, а на дощатом, пятнистом из-за недавно пронесшегося ливня корчились коричневые жучки, обжегшие крошечные лапки о раскалившееся стекло, разрисованное узорами, имитирующими снежинки. Кажется, автором идеи была миссис Вачовски, поведавшая как-то за ужином, что в Гомерике, где она провела последние пять месяцев, разъезжая по штатам, фонарики разрисованы специальными красками, и maman, вручив мисс Крейн свой старый лак для ногтей, велела намалевать on the glass что-то эдакое, и фантазии нашей экономки хватило на непропорционально огромные snowflakes, неимоверно похожие на букву «джэ» из элозийского алфавита.
    Я собрал еще живых насекомых и выпустил в ночной сад. Один жук, видимо, не оправившийся окончательно от удара, перевернулся на бок и затих. Я долго всматривался в чуть трепещущие усики бедолаги, пока до меня не дошло - он умер, and his tendrils колышет ветер, дуновения которого я, разгоряченный от выпитого алкоголя, не замечал, однако стоило мне размахнуться и отшвырнуть его от себя, он, расправив крылышки, с жужжанием улетел в ночь, а мой воспаленный мозг подбросил замечательную идею: что, если Алоиза не умерла, и ее замуровали in the marble box заживо? Столько историй, опубликованных в «Daily Mail» и «The Morning Post» сообщали о задохнувшихся under ground people, которых похоронили, посчитав отошедшими в мир иной. Есть вероятность, что констатировавшая death of my close friend мадемуазель Вахоб, в чьей компетентности я сомневался, допустила ошибку, и девочка, очнувшись, пребывает в шоковом состоянии, судорожно молотит кулачками по обитому изнутри сафьяном гробу и умоляет выпустить ее.
    Стакан с недопитым виски остался стоять на перилах. Освещая себе путь фонарем, я, шлепая по лужам, пробрался в сарай, отыскал на верстаке гвоздодер, после чего растолкал папиного жеребца по кличке Катон и, скормив ему половину упаковки рафинада, надел уздечку, кое-как приладил седло и вывел полусонное животное из конюшни, следя за тем, чтобы он шел по траве и не вздумал поднять шум, ступив на украшенную мозайкой бетонную дорожку, тянущуюся от дома до iron gates. Мокрое железо обожгло ладонь огненным холодом, тихонько скрипнули давно не смазываемые петли, лошадь, приняв правила игры, беззвучно миновала опасный участок и, уже не опасаясь, что разбужу любопытную Энни, обожающую распускать сплетни, я взобрался на спину Катона, понял, что тапочки слишком большие и не влезают в стремена, стянул их и тронул поводья, скомандовав громким шепотом «go», and clever horse, прядая ушами, помчался на север по пустынным улочкам, и цоканье подков гармонично разбивало тишину, не нарушая покоя спящего городка.
    Кладбище Хэсмингтон, единственное на юго-западную часть графства, располагалось между Клисстом и Кардингемом. Если мы ускоримся как следует, то доберемся за два часа, и вероятность застать Иззи дышащей увеличится, ведь крышка мраморного саркофага прилегает неплотно, значит, немного кислорода внутрь попадает, а ma amie вряд ли поддастся панике и задохнется. Главное, вызволить ее до того, как она погибнет из-за переохлаждения, - ночью температура падает до минус пяти, and in the tomb наверняка зябко как в нашем погребе, куда Мирта скрупулезно складирует полулитровые банки с соленьями и клубничным конфитюром. Wind отбросил лезущую в глаза челку, ударил в ноздри, вызывая головокружение. Я обхватил обеими руками шею Катона, прислонился скулой к его горячей шее и задремал секунд на двадцать, затем, взбодрившись, выпрямился, и вот уже перед нами возникла табличка, оповещающая, что до Hasmington-road осталось всего ничего.
    Привязав своего верного сообщника к стволу акации, напоминающей в потемках выпростанную из почвы костлявую кисть исполинского голема, чей указующий перст жаждал проделать дыру в стратосфере, я, поплутав между печальными серафимами, стерегущими тех, кто навечно застыл under ground, и - хвала пречистой деве Веронике - очутился в той части cemetry, где на отдалении друг от друга находились постройки without windows, с плоскими крышами, в которых те, кто не хотел, чтобы их близких post mortem пожирали черви, прятали почивших в огромные коробы из высокопрочных каменных пород с примесью минералов. Усыпальница Гиммлеров, увитая с трех сторон диким шиповником, отличалась от остальных тем, что представляла из себя увенчанный конусом параллелепипед, причем острие украшал прозрачный шар, из которого во все стороны торчали острые прутья, придавая инсталляции сходство с дикобразом, хотя, надо полагать, по задумке Альфреда, фамильный склеп пытались облагородить искусственным soleil, в светлое время суток отражающее sunlight.
    Навалившись плечом на плотно прилегающую к проему створку, я, сдвинув тяжеленную дверь приблизительно на двадцать сантиметров, протиснулся внутрь и, скатившись со ступенек, практически лег на эллиптический саркофаг и позвал подругу сдавленным полушепотом, боясь потревожить ее безымянного братика, которым злоупотребляющая кофеином Мариэтта разродилась, когда Алоизе минуло одиннадцать. Отчетливо услышав тихий скрежет, я, просунув изогнутый наконечник инструмента в щель, навалился сверху, пыхтя от натуги, и весящая около тысячи футов крышка, сместившись, секунд пять пробалансировала на краю и с неимоверным грохотом рухнув на пол, раскололась на несколько частей, а слой пыли, взметнувшись сизым облаком, осел на моих плечах. По виску скатилось что-то теплое - отброшенный инерцией гвоздодер по касательной задел меня и слегка рассек кожу. I didn’t feel cold and pain, адреналин, бурлящий в крови и сдобренный спиртом, сделал меня неуязвимым, that’s why когда гроб разлетелся в щепки, и из него вылезла зареванная Иззи, тянущая ко мне свои arms, я без колебаний подхватил легкую аки перышко малышку, краем глаза отметив, что понурый Бим остался сиротливо валяться на дне мраморного короба.
    Прижимая к груди сдавленно хнычущую крошку, я, высоко вскидывая ноги, перепрыгнул сразу через несколько ступеней и в потемках налетел на сторожа, выпучившего eyes так, точно перед ним стоял не юноша со вздрагивающей от озноба девочкой, а восставший из ада василиск, собравшийся отведать человеческой плоти. Объяснениями с испуганным мужчиной я решил себя не утруждать. Вскочив на вороного жеребца, покорно ожидавшего нас метрах в пяти от центральных ворот, я, завернув свою спутницу в шлафрок, завязал рукава на своем животе, не уверенный, что Иззи в состоянии держаться за меня самостоятельно и, надавив на бока Катона, хлопнул его по крупу, и лошадь, развернувшись, помчалась выпущенной из лука стрелой по авеню, освещаемой сине-газовым свечением уличных лампад, развешанных по указке властей специально для безопасности ночных путешественников, because horses в темноте ориентироваться, увы, не приспособлены. Сердце колотилось о ребра, душа моя ликовала, и было так радостно, что я, лопаясь от переполнявшего меня счастья, громко продекламировал четверостишие из сборника поэзии 1881 года, где автор, чья фамилия не отложилась в памяти, воспевал любовь, которой небо по ключицы.
    Вернулись мы в предрассветных сумерках, когда на горизонте только обозначилась узкая полоса, возвещающая о скором sunrise. Чмокнув неимоверно послушного питомца, оказавшего мне бесценнейшую из услуг в теплый влажный нос, я подбросил в стойло взмыленного Катона охапку свежего сена, задвинул щеколду и, придерживая за туловище стучащую зубами Алоизу, прошмыгнул в холл, убедился, что госпожа Крейн и Энни моего исчезновения не заметили и, ступая на носочках, ужом прошмыгнул in my room, усадил окоченевшую girl в кресло, накрыл одеялом, и только теперь узрел, что Иззи по непонятной мне причине коротко постриглась и с открывающей уши стрижкой и топорщащимися на макушке прядями стала похожа на эльфа из сказки про мальчика, который никогда не взрослел. Сунув в скрюченные пальцы подруги одну из печенек, лежащих в вазе на подоконнике, я закрылся в санузле и, раздевшись, склонился над унитазом. Желудок, подпрыгнув как резиновый мячик, сжался, from my mouth извергся поток желчи, и я внезапно ощутил такую усталость, будто на мои плечи взвалили тридцатипудовый мешок с углем.
    Проблевавшись, я набрал полную купель прохладной воды (горячую давали только по субботам и воскресеньям) и, выдавив на затылок побольше шампуня, принялся ожесточенно тереть hair, после чего, приподнявшись, распределил густую пену по всему телу и несколько раз окунулся с головой, надеясь, что cold water взбодрит меня хотя бы на треть. Насухо вытеревшись полотенцем, облачился в чистую рубашку, подвязал каким-то шнурком спадающие кальсоны и, промокнув запотевшую поверхность of the mirror пачкой скомканных салфеток, едва признал в насупленном брюнете with mad blue eyes себя. Наверное, я слишком похудел, - острые скулы и синева век прибавили мне года четыре, ведь после нашей последней встречи с Иззи в особняке Гиммлеров я потерял аппетит.
    Придерживаясь за стену, я, зевая, доволочился до кровати и хотел уже было рухнуть и, зарывшись лицом в подушки, отключиться, когда ведущая в мою комнату door приоткрылась, и внутрь вломилась заспанная Энни, очевидно с целью собрать грязную посуду и задернуть портьеры. Зрачки помощницы по хозяйству расширились, стоило ей увидеть прикорнувшую in armchair мадемуазель Гиммлер. Замотав косматой головой, она попятилась, зацепилась фартуком за дверную ручку и, грохнувшись на паркет, завизжала на весь Глиттершир, затарабанив каблуками по паркету аки капризное дитя, которому суровые родители отказали в покупке сладостей.