Ночь и туман. Официальное подтверждение. Часть 2

Андре Толле выглядел лет на десять старше своего возраста, что было совершенно не удивительно – четырнадцать месяцев любой тюрьмы могут дать ещё и не такой эффект… а условия в Фреснес были, мягко говоря, не райскими. Приемлемыми, да – но далеко не райскими.

Колокольцев показал коммунисту своё служебное удостоверение, в котором была указана его основная должность. Андре Толле удивлённо покачал головой и ещё более удивлённо осведомился:

«И чем же заинтересовала моя скромная персона личного помощника самого рейхсфюрера СС – ведь вы же здесь по его поручению?»

Колокольцев кивнул – а месье Толле продолжил: «Я действительно не понимаю – ибо не строю иллюзий о своей способности нанести вашему рейху даже минимальный вред…»

Колокольцев спокойно объявил: «Моё предложение следующее. Я гарантирую Вам хорошее обращение, питание и так далее… и, самое главное, защиту от попадания в расстрельные списки. Вы же знаете, что после каждого террористического акта, совершённого Вашими товарищами по партии, в первую очередь расстреливают именно коммунистов – особенно руководящий состав…»

Андре Толле кивнул: «Я в курсе». И добавил: «Я никогда ни в чём подобном не участвовал – я профсоюзный активист и партийный организатор, а не боевик и тем более, не убийца… и вообще я категорически против таких методов…»

«Я знаю» – улыбнулся Колокольцев. Он действительно знал, что на состоявшемся 24 июля 1940 года подпольном сборище под председательством бывшего депутата Национального собрания Франции от ФКП Жана Кателаса было принято единогласное решение воздерживаться от действий, в качестве возмездия за которые будут расстреляны их же товарищи… или мирные жители.

Однако уже через год – под давлением кремлёвских хозяев ФКП про это решение благополучно забыли… точнее, его проигнорировали. Как это нередко бывает, одной из первых жертв этого предательства французского народа – давайте называть вещи своими именами – стал именно Жан Кателас.

Его арестовали тринадцатого мая 1941 года – однако он практически наверняка до сих пор находился бы в тюрьме (как Андре Толле) или вообще сбежал (как Эжен Энафф и его сокамерники) … если бы у некоего Пьера Жоржа – и без того больного на всю голову ветерана Гражданской войны в Испании и заместителя командира боевой организации французских комсомольцев – начисто не снесло крышу.

21 августа 1941 года Пьер Жорж, и его товарищ Жильбер Брюстлен (такой же психопат) при поддержке двух других больных на всю голову боевиков Сопротивления (те ещё упыри, прости Господи) застрелили курсанта Кригсмарине, когда тот садился в поезд на станции парижского метро.

Убийство было совершено в отместку за расстрел некоего Самуэля Тисельмана за участие в антинемецкой демонстрации. По слухам, его расстреляли вовсе не за это, а лишь потому, что он был евреем…, впрочем, это было уже неважно.

Важным было лишь то, что Пьер Жорж и его подельники-психопаты начисто забыли совершенно справедливое изречение великого Конфуция: Идёшь мстить – вырой две могилы… и в результате вырыли аж полтысячи. Ибо в результате взаимной мести были расстреляны пятьсот (!!) коммунистов, евреев и французов. Не имевших никакого отношения ни к каким терактам… да и к Сопротивлению.

Одной из первых жертв этого взаимного безумия (давайте называть вещи своими именами) стал Жан Кателас. Правда, он попал в жернова совсем другой машины – с большими (и не соответствовавшими реальности) претензиями на правосудие.

Ровно через месяц после ареста он был (вместе с двумя другими коммунистами) признан виновным в государственной измене, приговорён к смертной казни и спустя три дня гильотинирован во дворе тюрьмы Ла Санте.

Всё это было, разумеется, постыднейшим фарсом, ибо на самом деле он был убит (это было именно государственное убийство – ничем не лучше «подвига» Пьера Жоржа), ибо Кателасу отрубили голову по требованию оккупационных властей в качестве акта воздействия за теракт, совершённый этим психопатом.

Колокольцев бесстрастно продолжал: «Через некоторое время Вас переведут в какой-нибудь местный концлагерь с настолько разгильдяйской охраной, что вы оттуда быстренько сбежите, как Ваш товарищ Эжен Энафф…»

«И что Вы от меня хотите в обмен на такое царское предложение?» – удивился Андре Толле. Колокольцев улыбнулся: «Мне нужно задать Вашему товарищу Эжену Энаффу один-единственный вопрос. Мне нужно, чтобы Вы организовали мне такую возможность…»

«Вы хотите с ним встретиться?» – изумился коммунист. Колокольцев покачал головой: «Чтобы задать ему один-единственный вопрос? Мне будет достаточно, чтобы он позвонил мне на работу из таксофона. Пара минут – и он свободен…»

«Я могу узнать, что это за вопрос?» – осторожно осведомился Толле. «Хотя бы в самых общих чертах?»

«В общих можете» – улыбнулся Колокольцев. «В Париже я выполняю приказ даже не рейхсфюрера – а личный приказ фюрера…»

Коммунист изумлённо уставился на него. Полковник СС объяснил: «Меня направили в Париж раскрыть дело Потрошителей и обезвредить этих… наследников Лондонского Джека…»

Сделал многозначительную паузу – и продолжил: «Дело раскрыто. Мы знаем, кто они, где они обитают… и в ближайшие пару дней они будут ликвидированы. Убийств больше не будет…»

«Поздравляю» – с уважением кивнул Толле. И предсказуемо добавил: «Вам и вашим коллегам – всем, кто раскрыл это дело – будут благодарны все французы, вне зависимости от того, на чьей они стороне…»

«Спасибо» – улыбнулся Колокольцев. И продолжил:

«Ответ на вопрос, который мне необходимо задать месье Энаффу, необходим для того, чтобы предотвратить преступление, несопоставимо большее по масштабу, чем все художества Потрошителей, вместе взятые. И тем самым спасти сотни… а возможно, и тысячи жизней. Тысячи французских жизней…»

«И этот вопрос имеет отношение к делу Потрошителей?»

Колокольцев кивнул: «Самое прямое». Коммунист задумался, затем кивнул:

«Хорошо, я помогу Вам». Усмехнулся, грустно вздохнул и задумчиво произнёс: «Жалко, конечно, расставаться – но чего не сделаешь для Франции…»

Перехватил удивлённый взгляд Колокольцева – и неожиданно попросил: «Дайте блокнот… и карандаш». Колокольцев добыл из кармана и то, и другое – и протянул коммунисту.

Тот написал на листке парижский телефонный номер, вернул своему визави оба предмета и объяснил: «Наберёте этот номер – Вам ответят. Сошлитесь на месье Моро, попросите к телефону Этьена и сообщите свой номер. Эжен Вам перезвонит минут через десять. Лучше звоните из телефона-автомата – лишние уши Вам тоже не нужны…»

Колокольцев удивлённо посмотрел на него. Андре Толле осведомился: «Этой встречи никогда не было… да и Вы эту обитель никогда не посещали?»

«Приятно иметь дело с проницательным человеком» – улыбнулся Колокольцев. «Как догадались?»

Коммунист пожал плечами: «Полковник СС в штатском во французской тюрьме – нонсенс; ваши так не работают. Мы встречаемся в комнате для секретных встреч…»

«Понятно» – усмехнулся Колокольцев. Его визави задумчиво продолжил: «Здесь много священников… я от Церкви далёк, но с отцом Фабианом подружился – он очень начитанный, образованный и вообще отличный собеседник…»

Сделал многозначительную паузу и ещё более задумчиво продолжил: «Он хорошо разбирается в демонологии… даже сеансы экзорцизма проводил… вроде»

«Наш человек» – подумал Колокольцев. Коммунист вздохнул – и закончил:

«Ну так вот, он как-то мне сказал, что от дела Потрошителей за версту несёт серой. А такие дела обычно расследуют в глубокой тайне… да и офицера СС в Вашей должности не отправили бы расследовать обычную серию убийств…»

«Вы верите в сверхъестественное?» – удивился Колокольцев. Его визави пожал плечами: «До общения с отцом Фабианом я был отпетым материалистом, но сейчас…». Он задумчиво пожал плечами.

«Спасибо» – улыбнулся Колокольцев. И нажал кнопку звонка, вызывая начальника тюрьмы, который всё это время покорно ждал в соседней комнате.

Когда тот материализовался, полковник СС отдал боевой приказ: «Поместите месье Толле в хорошую камеру и обеспечьте комфортные условия…»

«Но не слишком комфортные» – усмехнулся коммунист. «А то меня мои же товарищи грохнут по обвинению в коллаборационизме…»

Колокольцев кивнул – и продолжил: «С этого момента месье Толле под моей защитой. Он не должен попасть ни в какие расстрельные списки. Если у кого будут вопросы…»

Он протянул начальнику тюрьмы свою визитную карточку.

Когда какое-то особо доверенное лицо начальника тюрьмы забрало коммуниста (с которым Колокольцев весьма тепло попрощался) для возвращения в камеру, полковник СС осведомился: «Сколько у Вас сейчас женщин-политических?»

«Тридцать одна» – мгновенно ответил начальник.

Колокольцев распорядился: «Прикажите принести мне их дела прямо сюда прямо сейчас. И никуда не уходите – Вы мне ещё понадобитесь…»

«Женские дела», видимо, хранились в каком-то отдельном и легко доступном архиве, ибо они материализовались менее, чем через четверть часа.

Колокольцев быстро просмотрел дела, отобрал двадцать три, составил список и протянул начальнику тюрьмы: «Этих освободить немедленно. Вы знаете, у меня есть на это полномочия…»

Перехватил изумлённый взгляд начальника – и объяснил:

«За художества Охотника вот-вот будут расстреляны… или уже расстреляны восемьдесят человек…»

Это было лютым враньём – на самом деле они уже ехали кто в Палестину, кто в Германию – но начальник тюрьмы об этом узнать никак не мог.

«… поэтому городу срочно нужны хорошие новости из Вашей тюрьмы. Это мелкая рыбёшка, вреда от них ровно ноль… но всё равно перед освобождением проведите с ними разъяснительную беседу – и объясните, что в следующий раз они так легко не отделаются…»

Начальник тюрьмы (явно бывший военный), щёлкнул каблуками и кивнул: «Слушаюсь, господин полковник…»

Колокольцев позвонил по указанному Толле номеру сразу же после того, как начальник тюрьмы доставил его к безжалостно отжатому им у Специальных бригад Ситроену.

Когда мужской голос ответил, Колокольцев спокойно произнёс: «Этот номер мне дал месье Моро. Мне нужно срочно поговорить с Этьеном. Очень срочно…»

«Сообщите свой номер» – бесстрастно ответил связной. «Этьен Вам перезвонит в ближайшие четверть часа…»

Эжен Энафф перезвонил ровно через одиннадцать минут. Судя по тяжёлому прерывистому дыханию, у него со здоровьем было действительно не ахти.

«Это Этьен» – представился Энафф. И несколько неожиданно осведомился:

«Как там наш общий знакомый?»

«В безопасности» – уверенно ответил Колокольцев. И добавил: «Ему ничего не угрожает, условия комфортные… а в ближайший месяц или около того он их сменит на ещё лучшие…»

«Вы в этом уверены?» – удивлённо спросил Эжен.

«Абсолютно» – подтвердил Колокольцев.

«У вас ко мне какое-то срочное дело?» – осведомился Денис.

«Всего лишь один вопрос» – спокойно ответил Колокольцев. «У меня есть подозрение… на самом деле, практически уверенность, что один очень, очень опасный человек выдаёт себя за одного из Ваших людей…»

«Вот как?» – удивился Энафф. «И кто же он?»

«Среди ваших кураторов… определённых групп есть тот, кто называет себя капитан Ален?» – осведомился Колокольцев. Уже зная, каким будет ответ.

«Нет» – очень быстро и очень уверенно ответил Денис. «Совершенно точно нет»

«Спасибо» – вздохнул Колокольцев. «Это всё, что мне нужно было узнать»

И добавил: «Это наш общий враг. Очень серьёзный – и очень опасный – враг. Поэтому даже и не думайте о том, чтобы его выследить и обезвредить. В лучшем случае просто спугнёте, а в худшем ещё и своих людей потеряете…»

Сделал многозначительную паузу – и продолжил: «Его выследят и нейтрализуют специально обученные опытные люди. Через неделю-две он будет обезврежен»

«Я могу узнать, почему он наш общий враг?» – осторожно осведомился Эжен Энафф. «И в чём его опасность?»

«Если мы его не нейтрализуем» – уверенно ответил Колокольцев, «или вы его спугнёте, погибнут тысячи французов. Ни в чём не повинных французов…»

«Я понял Вас» – вздохнул Денис. И добавил: «Желаю удачи – она Вам точно понадобится…»

«Спасибо» – ответил Колокольцев.

Повесил трубку – и направился обратно в штаб-квартиру Специальных бригад.