Заяц с красным носом

          В глухозимье за деревней в заброшенных огородах, густо заросших высокой  полынью, прижился заяц.
         Совершая лыжные прогулки, я часто видел его следы после ночной кормежки в березово-осиновом лесу и примыкающим к нему кустарникам, ведущим в заросли полыни на дневную лежку. Там он находился весь день, а ночью вновь выходил на кормежку по проторенной им тропе, проходившей через редкий кустарник.
          Мне захотелось подкормить «косого» - и я принес туда охапку сена, сверху набросал свежих веток осины и обильно посыпал солью. Большого интереса к такой еде он не проявлял, хотя, судя по наличию помета, все же задерживался возле нее.
          Жена, слушая мои рассказы о зайце, предложила отнести ему в коробке подмороженную морковь и свеклу. Я так и сделал. Когда на следующее утро пришел к кормушке, снег вокруг нее был истоптан, моркови поубавилось, а свекла лежала не тронутая. Почти каждый день я пополнял содержимое кормушки, благо от дома до нее было метров триста. Заяц морковь съедал.
          Вскоре завьюжило, и только спустя несколько дней я пришел к заметенной снегом кормушке: моркови в ней не оказалось, а в свекле была выедена середина.
          До весны заяц жил оседло. Его пробежки были, в основном, не более нескольких сот метров в стороны от места обитания, и лишь изредка следы уходили в соседний лес и обратно. Иногда ночами деревенские собаки поднимали лай, а утром я обнаруживал заячий след вблизи дворовых построек.
          За зиму я скормил зайцу больше ведра мелкой моркови и свеклы, при этом старался не тревожить его, обходя стороной заросли полыни, где он скрывался.           Когда ненароком поднимал его с лежки, в глаза бросался красно-бордовый нос и кончик мордочки, подкрашенные морковью и свеклой, и я с улыбкой наблюдал за его бегом по искрящемуся снегу, иногда он останавливался и, присев, поворачивал голову в мою сторону.
          Ближе к весне длина его пробежек заметно увеличилась. Однажды после небольшой пороши, идя по его следу, увидел еще след с отпечатками лап молодого зайца или зайчихи. Бегая друг за другом, словно играя в догонялки, они, скользя по снегу, истоптали  большой гладкий бугор.
          …В начале следующей зимы за огородами опять появились крупные заячьи следы, видимо, на место зимнего обитания вернулся тот же зверек, и я вновь стал подкармливать его. 
          Иногда, бродя с ружьем, распутывая заячьи петли, мне удавалось подойти к нему на расстояние верного выстрела. Заяц пускался наутек, я вскидывал ружье, прицеливался в него, но даже мысли не возникало нажать на спусковой крючок.
          Получая удовольствие от встреч с зайцем, я подумал: «Какая необходимость охотникам в нынешнее время убивать этих зверьков, не приносящих никому вреда, тем более обитающих вблизи деревень и дорог, если можно хоть каждый день наслаждаться их выслеживанием, удовлетворяя свой охотничий азарт?»
          Печально становиться на душе, когда во время поездки в город, за окном машины на протяжении сотни километров проплывают прекрасные сибирские пейзажи, присыпанные снегом поля, на которых редко увидишь заячий или лисий след.