Самодуров и Битлз

Рассказ основан на реальных событиях, произошедших с другом автора в 1976, 1977 годах на Кавказе.

Посвящается музыке


САМОДУРОВ и "БИТЛЗ"


1977 год

     - Давай! Давай быстрее! - громким шепотом взывал ко мне Саша Симоненко, распахнув окно в коридоре и встав перед ним как перед гандбольными воротами, которые он защищал в сборной. - Давай же, Игорь!
     Свесив ноги с подоконника, я не предполагал, что меня ждет. Казалось, что на крыше перехода в столовую большой слой снега, и приземляться будет не больно. Шум и крики у соседей нарастали, и выбора не было — если меня застанут в номере, то всех  его обитателей на следующий же день выгонят с турбазы, так как у меня не было ни путевки, ни пропуска.
     Я оттолкнулся и полетел вниз. Время «полета» показалось мне подозрительно больше расчетного и, вместо того, чтобы сгруппироваться, согнуть ноги в коленях и наклониться вперед, я от страха выпрямил их и встретил снег как столб, а не как пружина. Снег тоже не «оправдал» моих ожиданий и оценок моих «проводников», открывавших окно — от перепадов температуры он превратился в плотный погребённый наст. Удар пришелся на пятки, но в горячке я не почувствовал боли, добрался до края крыши и тут уже легко соскочил на северо-западную, снежную, сторону перехода в столовую, где не было маховских постов, и быстро зашагал к поселку, в котором снимал комнату в двухкомнатной квартире вместе со своим однокурсником Сергеем Пашкевичем.
     Выйдя за забор турбазы и оглянувшись, я с ужасом понял, что прыгал не с 3-го, как предполагал, а с 4-го этажа! «Так можно было и ноги сломать», - подумал я.
     - Пить надо меньше! - крикнул кто-то из темноты.
     Я огляделся вокруг — никого не было. «И в самом деле», - согласился я с невидимым советчиком и на всякий случай ускорил шаг, не переставая в то же время спорить со своим «оппонентом»:
     - Да мы немного и выпили. Бутылку коньяка дагестанского да бутылку местной чачи на четверых. Разве это много? Правда, Симон, мы так звали Сашу Симоненко, не пил, он настоящий спортсмен, но разве это меняет дело?
     С каждым шагом идти мне было всё труднее — заболели пятки, как будто в них попали стрелы Париса.
     - Тем более, нам было что отметить. Победа 3:0 в волейбол над командой инструкторов много значит, в которой я один целую партию выиграл на подаче. И всё потому, что мы привезли с собой чешский мяч «Гала», и инструкторы, среди которых был и Муса, не понимали, как его принимать — летит, летит над самой сеткой вроде тебе в руки, а потом раз - и в сторону! Ходили они злые, ругались друг на друга. Может, из-за этого облавы сегодня?
     - Нет, - сказал кто-то невидимый. - Это у них так постоянно теперь. Махов, наверно, в начальники готовится.
     Я опять посмотрел вокруг. Какая-то тень мелькнула за домом, но «тень» потом гавкнула.
     - Инструкторы жалели, конечно, что не проверили, есть ли у нас карточки туристов. Они решили, раз эти парни в спортзале, кем же им еще быть? А карточка была только у Симона, а мы с Пашкевичем прилетели наудачу, путевки в Москве нам приобрести не удалось, так как главный доставала Вася Бойко в этот раз в горы не поехал. А Симон — вратарь сборной академии по ручному мячу, Пашкевич же — член сборной по волейболу, я тоже кое-что умею, иногда даже в первую линию ударить — вот они и продули с позором.
     - Ну продули и продули, и что? - сказал «оппонент», на этот раз махнув хвостом черного кота.
     - Так Кавказ же. Гордость! Понимать надо, - разъяснил я.
     - Ну так и получайте! Гордость. Музыку не надо было врубать. И вовремя из номера уходить. Вот как я, - и Серега Пашкевич, обхватив меня своими сильными руками нападающего, втащил в подъезд. Хорошо хоть квартира была на первом этаже. Горы у них есть, а лифтов нет.
     - Пашкевич, - бормотал я, направляемый Сергеем, - где твои зубы?
- Держись за меня, - весело говорил Пашкевич, - а то и у тебя их не будет.

     Сергей, веселый, стройный, красивый парень, каким мы его знали, однажды вечером заявился в буфет общежития академии без зубов! Вчера они были, а сегодня их уже нет! Две молодые буфетчицы, обожавшие Сергея, долго не могли придти в себя, увидев его без зубов. Но ему, казалось, это было всё равно. Когда-то в поздней юности или ранней взрослости он потерял все зубы, а по какой причине, не рассказывал. И в тот день, когда он пришел в буфет, его протезы были на ремонте.

     Сергей дотащил меня до кровати, снял ботинки, раздел и уложил в постель. Я еще пытался что-то сказать и даже спеть:
     - Свит леди старлайт...!
     Но он приложил указательный палец к губам:
     - Тсс! Тише, Брайан! Хозяйка может услышать.
     - Не Брайан, а Энди, - сказал я, но послушался Сергея и уснул.

     Утром в кафе я шел на цыпочках. Местные жители оборачивались и думали, наверно, что приехал артист балета, который таким образом тренируется. На турбазе «Терскол» я больше не показывался и еще два месяца после возвращения в Москву проходил на цыпочках. Но ходить — это всё же не лежать. С Сашей Симоненко мы встречались вечером в том же кафе, где мы завтракали и обедали с Пашкевичем, и за шашлыком и пивом он нам рассказывал, как уже на другой день после моего злополучного прыжка в кабинет Мусы Махова стали приводить всех «подозрительных», встречавшихся на территории турбазы, а в самых «сложных» случаях к Махову приходил разбираться даже сам начальник турбазы Самодуров. Чаще всего его приход означал, что вскоре из громкоговорителей послышится объявление: «За грубое нарушение установленного порядка <имярек> досрочно отчисляется с турбазы без возмещения понесенных им (ею) финансовых затрат», или что-нибудь в этом роде.
     - Да! Невесело, - говорил я. - В прошлом году всё же было веселее.
     И рассказывал им, как было в прошлом году.

1976 год

      Лес лежал как скошенная трава, будто невидимая рука бросила его ниц:
     - На землю! Кланяться! Туристы идут! Они гости! Гости — это самое дорогое на нашей земле! Есть гости — будут деньги, нет гостей — останемся без денег.
     Мы тоже так считали. Молодые, успешно сдавшие зимнюю сессию, первый раз приехавшие на настоящий, с высокими горами, Кавказ, ласкаемые теплом солнца и девушек! Несчастье, постигшее Терскол накануне, 18 января, нами глубоко не воспринималось. Гибель детей на краю поселка и туристов из турбазы «Иткол» от сошедшей лавины казались нам событием невозможным, не имевшим место, далеким от нашей жизни и не имеющим к ней никакого отношения. Баксанское ущелье, Эльбрус, Донгуз-Орун — ну какие могут быть несчастья, когда вокруг такая красота!
     И люди казались нам красивыми, необычными, хорошими, добрыми, приветливыми, а горнолыжники в приталенных куртках, обтягивающих и расширяющихся к низу брюках, очках «Carrera», ботинках «Alpina» и с лыжами «Atomic» или «Fischer» - вообще суперменами. Некоторые из них и впрямь были суперменами — летали по склонам Чегета, не говоря уже о «Мире», как будто у них крылья за спиной росли. 
     Инструкторы тоже не меняли картину происходящего вокруг. Многие из них были приезжими, но авторитетными горнолыжниками , имевшими соответствующую квалификацию и время, чтобы поруководить группами туристов разной степени подготовки.
     Начальник турбазы вначале показался нам номинальной фигурой: ну есть он, и хорошо, нет — еще лучше. Настораживала, правда, его фамилия — Самодуров, но мы посчитали, что фамилия никак не может быть связана с характером человека.
     С виду Борис Викторович Самодуров был симпатичным мужчиной средних лет с двумя большими звездами на погонах и усами — Кавказ же. Ходил он в парадной шинели и сапогах, во всяком случае в январе-феврале 1976 года. Кто скажет, что турбаза Министерства обороны СССР «Терскол» была тёпленьким местечком для офицера, будет не совсем прав, потому что при таком количестве отдыхающих военных и гражданских надо было обеспечить их безопасность, ведь порой они носились по горам как угорелые, да и лавины не спрашивают, где им сойти.
     Насторожила уже вступительная беседа. Проходила она в кинозале, который, при необходимости, использовался как актовый, и проводил ее сам начальник турбазы. Молодой, свободный и раскрепощенный, в основном, московский в дни зимних студенческих каникул народ — блат же у всех — вначале был настроен благодушно и слушал «оратора» со вниманием, но когда прошло больше двух часов и беседа стала затягиваться, а плоские шутки повторяться, люди зароптали, а Самодуров начал сердиться. Было такое впечатление, что он соскучился по общению и хотел бы, чтобы туристы задержались подольше, несмотря на то, что темы беседы были исчерпаны. Дошло до того, что нескольких человек он даже выгнал из зала.

     Но мы всё равно не унывали. Вася Бойко где-то раздобыл гитару, а я вез с собой новый магнитофон «Маяк-203» для подарка старшему брату на день рождения — и битловская музыка теперь лилась из нашего номера почти каждый вечер. Если к бардовской песне на турбазе давно привыкли, то песни «Битлз» обожали, но слышали их не так уж часто. Номер набивался — негде было яблоку упасть, и дым от сигарет висел коромыслом. Сначала слушали Васю. Его «Йестудей», «Герл», «Мишел» заставляли замирать молодые сердца, а иные девчонки украдкой смахивали слезы умиления. Когда же наступал мой черед «выступать», я включал магнитофон и чувствовал себя пятым из «Битлз». Я привез с собой не только магнитофон, но и три любимых мною альбома, записанных на пленку - «Сержанта Пеппера», «Эбби Роуд» и «Лет Ит Би», и любой из них можно было слушать бесконечно, особенно если кто-либо из гостей приносил с собой коньяк.
     На второй день после нашего «концерта», когда все стали расходиться, в номере задержался парень наших лет и сказал:
     - Слушайте, ребята. Меня зовут Чора…
     - Как? - перебили его мы. - Жора?
     - Чо-ра, - спокойно повторил парень.
     - А! Очень приятно, Чора, - сказали мы.
     - Так вот, ребята. Я радиомеханик на турбазе и отвечаю за музыку на танцах и еще кое за что здесь. Я, конечно, слышал раньше битлов, но чтобы так много — никогда. А завтра танцы. Предлагаю крутануть один альбом на пробу, - выдохнул он и посмотрел на Васю.
     - Это вон Игорь, - сказал Вася, показав на меня.
     - Я, конечно, согласен, Чора, - обрадовался я.
     - Тогда подходи завтра к восьми вечера к радиорубке. Знаешь, где она? И возьми с собой катушку с записью альбома, - сказал Чора.
     - Какого? - спросил я.
     - Всё равно, - ответил Чора. - Какой тебе нравится. До завтра, -  и он исчез.   
    
     На следующий день мы больше думали не о лыжах и плуге, которому нас обучал инструктор Женя, а о предстоящих танцах.
     Володя Быховец успел нашептать  девочкам, которые приходили к нам в номер слушать музыку, что вечером, на танцах, их ждет сюрприз, и, когда я шел в радиорубку с катушкой, они уже стояли в холле, где проходили танцы, и о чем-то весело болтали с ним и Васей. В динамиках звучала Марыля Родович с ее «Разноцветными ярмарками», и, когда я поднимался в радиорубку, успел подумать, что Чора таким образом, наверно, разогревает и подготавливает публику, потому что до сегодняшнего вечера пели только «Лейся, песня» и «Синяя птица» да Юрий Антонов с Софией Ротару, а не из «наших» - Сальваторе Адамо и Джо Дассен.
     Дверь в радиорубку была приоткрыта — Чора ждал меня, и, когда я вошел, сказал мне, едва кивнув головой:
     - Опаздываешь, Игорь. У самого сегодня выходной, Муса ушел домой, а дежурный инструктор — мой друг. Что принес? - спросил он.
     - «Сержанта» и «Эбби Роуд», - ответил я.
     - Что предлагаешь вначале? - Чора стал вытаскивать катушку из коробки.
     - Они на одной катушке. «Эбби Роуд» больше знают, наверно, и он более заметен, резче. Его можно завтра поставить. Давай начнем с «Сержанта», - ответил я.
     - Да, правильно. А то в «О, дарлинг» Пол орёт, всех напугает, - сказал Чора.
     Мы засмеялись.
     - Ладно. Ты иди в зал. А то Муса может вернуться, он так иногда делает, - Чора взял катушку и отвернулся. Муса Махов был старшим инструктором на турбазе, и о его амбициях я был уже наслышан.
     Марыля Родович допевала свою «Ярмарку», когда я спускался из радиорубки в танцхолл. Веселость ее песни совпадала с нашим настроением и ожиданием праздника музыки.

     И здесь — всё изменилось! Чора врубил «Сержанта».
     Только что звенела хорошая песня Марыли, и вдруг она оборвалась, пары с сожалением остановились, а когда заскрежетали струнные и завыли духовые и, как на трибунах, зашумели фанаты, когда забивают гол, все присутствующие на танцах обратили свои взоры на радиорубку, думая, что радиомеханик Чора что-нибудь напутал. Но в это время где-то уже звучавшие ранее голоса запели в какой-то незнакомой тональности, почти крике:

     Ит вос твенти иез эгоу тудей
     Саджент Пеппер тоот зе бэнд ту плей
     Зейв биин гоинг ин энд аут ов стайл
     Бат зейр гарантиид ту рейз э смайл…

     Через минуту народ понял, что это не ошибка, а когда раздалась знакомая, хоть однажды слышанная и исполняемая каким-то родным голосом:

     Вис э литл хелп фром май френдс,

     то просто стал танцевать, некоторые даже вальс, и радоваться музыке.
     Васе нравилась песня «Вен ай'м сиксти фоо» с Полом, и он целый час после танцев не давал нам спать, наигрывая ее на гитаре. Мне же больше была по душе «Лавли Рита», и, когда я пригласил танцевать  худенькую стройную девушку с роскошными волосами, в джинсах с вышитым на них узором, похожим на латинскую S, и спросил, как её зовут, а она ответила: «Рита», я, несколько опешив, очень удивленно, наверно, на нее посмотрел, так что она засмеялась:
     - А что вас так удивило в моем имени?
     Я ответил, вглядываясь в девушку и не очень-то веря, что она не знает перевода слов «лавли Рита»:
     - То, что в этой песне, под которую мы с вами сейчас танцуем, поется о Рите. Очаровательной девушке, как и вы.
     Рита снова улыбнулась:
     - Вот не знала.
     Чего не знала «лавли» Рита — что песня о Рите или что она очаровательна, мы не успели уточнить — танец закончился, и я проводил ее к стоящему в сторонке не старому, но уже седому мужчине. «Э дей ин зе лайф» она танцевала  уже с ним, и я пожалел, что это был он, а не я — песне как будто не было конца.
     На следующий день мы катались с утроенным энтузиазмом, ведь вечером нас ждал «Эбби Роуд», и мне даже удалось первый раз повернуть на параллельных лыжах.

     Из столовой мы вышли с радостным настроением, но у выхода увидели мрачную фигуру Чоры, видимо, давно поджидавшего нас:
     - Привет, джигиты, - невесело сказал Чора.
     - Здравствуй, Чора, - не видя причин грустить, сказал Быховец. - Какие мы джигиты? Мы твои пленники. Это Жилин, - и он показал на меня, - а это Костылин, - и показал на Васю. - Или наоборот.
     Чора шутки не понял, повернулся, махнул рукой, мол, идите за мной, и повел в радиорубку.
     - Послушайте, ребята, - сказал Чора, когда мы затворили за собой дверь, - кина больше не будет. - И как-то грустно посмотрел на нас и развел руками.
     - Какого кина, Чора? - удивились мы. - Ты о чем?
     Чора немного замялся, а потом, широко открыв свои черные красивые глаза, твердо сказал:
     - У меня сегодня забрали ваших битлов …
     - Как забрали? - накинулись мы на Чору. - Кто?
     - Утром, когда я пришел на работу, мне позвонил Муса Махов и сказал взять катушку с записями «Битлз», которую я крутил вечером, и зайти в кабинет к самому.
     - К самому — это к Самодурову? - спросил я.
     - Ну да, - ответил Чора.
     - Чора, что было дальше, говори, не тяни резину, - сказал Вася.
     - Когда я зашел к нему в кабинет, там был Махов и какой-то седой мужчина лет 40-45, который почти всё время молчал, но Самодуров, когда говорил, всё время поворачивался к нему лицом и подчеркнуто уважительно называл его «товарищ генерал».
     - И что же он говорил? - спросил я.
     - Сказал, что я, - и Чора показал на себя, - нахожусь на передовой турбазе Министерства обороны СССР, на переднем крае, а позволяю себе включать музыку стран НАТО, наших врагов, из списка запрещенных Главным политическим управлением Советской Армии и Военно-Морского Флота, и всё такое. Когда я ответил, что это всего лишь «Битлз», Самодуров резко спросил меня: «А почему там лошади?». Я вначале не понял, о чем он говорит, и при чем здесь лошади, а потом догадался — там же в одной песне есть и петухи, и собаки, и куры, и лошади!
     - А-а, это «Гуд монинг, гуд монинг», - сказал Вася.
     - Ха-ха-ха, - расхохотались мы.
     - Вобщем, - продолжил Чора, - сам приказал мне больше эту музыку не ставить, а катушку отдать ему. Временно. Он вернет через неделю.
     - Хитро. Каждый из этих дисков стоил мне сто рублей. Иштван с других и больше брал, - сказал я. - А Самодуров переписать, наверно, взял.
     - Я тоже так подумал, - сказал Вася.
     Все немного помолчали.
     - Но я не зря учился на матфаке университета, - гордо сказал Чора. - Когда я уже шел к выходу из кабинета, я вспомнил!
     - Что, что ты вспомнил? - придвинулись мы к нему.
     - Я вспомнил и спросил их: «А как же фильм «Веселые ребята»? Там же Леонид Утесов песню поет с козами и баранами, - с одушевлением сказал Чора. - И еще я спросил их: «А как же «Герл»? Когда я заканчивал школу, вышла пластинка фирмы «Мелодия» с этой песней. А ведь это тоже битлы.
     Мы одобрительно закивали и стали хлопать Чору по плечу, молодец, мол, Чора, ну, чувак:
     - И что они ответили?
     - Они переглянулись, заулыбались, и генерал, нарушив свое молчание, сказал мне: «Это было давно, молодой человек. Сейчас другое время». Вот что он сказал, генерал этот, - и Чора добавил. - А еще я сказал им, что, вроде, и тогда, и сейчас Леонид Ильич главный руководитель. Как же тогда другое время-то? И вышел из кабинета. Вот так дело было.
     Я спросил Чору:
     - А ты правда на матфаке учился?
     - Да, - ответил он. - В Нальчике.
     - И что, тебя отчислили? - спросил Быховец.
     - Нет, почему? - обиделся Чора. - Академ взял. Болел. Врачи и папа прописали мне горный воздух.
     Я не стал уточнять у Чоры, чем он болел и кто у него папа, а сказал только, что мы все трое учимся в академии имени Жуковского в Москве.
     - Да-а? Ну-у! - изумился Чора. - Там, где Юрий Гагарин учился?
     - Точно, - сказали мы. - И Гагарин, и Титов, и Николаев, и Попович. И даже Терешкова.
     Чора встал и стал обнимать каждого из нас, как будто мы только что прилетели из космоса.
     После этого мы снова занялись «музыкальными» вопросами.
     - Так что завтра будем делать, под что танцевать-то теперь будем? - спросил Володя Быховец.
     - Мы на танцах не танцуем, - сказал Вася. - Мы музыку слушаем. Положив голову на плечо девушки. А теперь нечего будет слушать.
     - Как же нечего? - сказал я. - У меня же еще один записанный альбом есть. «Лет Ит Би» называется.
     - Что же ты молчал?! - обрадованно воскликнул Вася.
     - Я и не молчал, - сказал я. - Вы просто не поняли. Чора же отдал Самодурову только одну катушку, на ней записано два альбома - «Сержант Пеппер» и «Эбби Роуд», а вторая катушка осталась у меня.
     - Ура-а! - обрадовался Вася и подтолкнул Быховца в бок.
     - Какой «ура»? - сказал Чора. - Вы что, забыли, что мне запретили «Битлз» крутить?
     - Тебе «Битлз» запретили крутить, а ты и не говори, что это они, а объявляй, что будет петь и играть, например, квартет «Жуки», - сказал Вася.
     - Ха-ха-ха! Точно! - снова обрадовались мы.
     - Меня уволят, - сказал Чора.
     - Не уволят, - сказал Вова Быховец. - Ты же намекал, что у тебя папа большой человек. И ты крути не весь альбом сразу, а перемежай, там, э-э, с «Поющими гитарами», например. С Пугачевой, Ротару.
     - Точно! - сказал я. - Прекрасная идея. Так и надо сделать.

     Утром следующего дня у нас было хорошее настроение. Солнце светило, не жалея своего тепла, а на иссиня-голубом небе не было ни облачка.
     В этот раз наша группа ехала на Чегет, но не кататься - там не место чайникам, они только мешают настоящим горнолыжникам - а в кафе «Ай». Чтобы поближе познакомиться, попить глинтвейна, поесть шашлыков, посидеть, полюбоваться вершинами и просто позагорать.
     Попив вместо глинтвейна водки напополам с шампанским, - он любил такой «коктейль» - Володя Быховец разболтал всей группе о наших «музыкальных» приключениях и истории с битлами. Как обычно бывает в горах на отдыхе, все чувствовали себя героями и договорились держаться вместе на танцах, стать у прохода в радиорубку и, если во время исполнения песен битлов туда пойдет кто-нибудь из начальства или дежурных инструкторов, то отвлекать их всеми возможными способами, включая стриптиз (девушки) и атлетизм (парни). Вобщем, до чего только не договоришься, находясь на высоте 2750 метров над уровнем моря и в состоянии  легкой нетрезвости.

     Вечером изрядное число возбужденных туристов и туристок сгрудились у лестницы, ведущей в радиорубку — в основном это были ребята и девушки из нашей группы. Когда наступило время танцев, этот народ стал напряженно всматриваться в идущих в сторону лестницы людей, как бы ища в них недругов и готовясь к прыжку, как рыси.
     Но прыгать ни на кого не пришлось и раздеваться тоже. В развешанных по периметру танцевальной «площадки», а попросту холла, колонках вначале раздалось какое-то стучание, потом «раз-раз-раз» и только через несколько секунд после этого голосом, похожим на голос Чоры, было произнесено:
     - Звучит песня ВИА «Цветы» «Скажи мне да».
     У меня даже мурашки по коже пошли — это были мои любимые песня и группа. Да и солист ее Александр Лосев давал фору другим. И, видимо, не только мои любимые, потому что многие, в том числе и из наших «защитников радиорубки», побежали танцевать.
     Дальше Чора объявил в такой же манере:
     - Вашему вниманию предлагается песня ВИА «АББА» «Ватерлоо».
     После «АББА» стали объявляться песни «ВИА «Тич Ин», и почему-то их было много: «Динь-динь-донг, динь-динь-донг» - как в детском саду пели эти члены НАТО голландцы и, когда уже из нашей защитной «стены» никого не осталось, и почти все разбежались, в динамиках раздалось:
     - Звучит песня «Вернись» в исполнении квартета под управлением Джорджа Мартина.
     Ха! Я всё понял! Чора точно учился в универе. Сейчас зазвучит «Гет Бэк». И я не ошибся:

     Джоджо вос э мэн ху зус хи вос э ланэ
     Бат хи нью ит кудн'т ласт ...

     И всё, можно не ложиться спать, а всю ночь смаковать исполнение этой песни под «управлением» некоего Джорджа Мартина, известного немногим в то время. Если бы Чора объявил «под управлением Фила Спектора», то я бы все равно понял, что Чора говорил нам меньше, чем знал, и имел больше, чем мы думали.
     Дальше Чора стал объявлять песни Юрия Антонова «Нет тебя прекрасней», «Ну что с ним делать», «У берез и сосен», которые и сами по себе хороши, а не только как прикрытие песен «Битлз».
     Когда маховский дежурный инструктор совсем расслабился, Чора под занавес снова объявил песни «квартета Джорджа Мартина», но их названия он не решился переводить. Мы просто слушали и танцевали под них. Их было всего две. И мы правда боялись, что их прервут, не дадут исполнить, потому что Пол и Джон  их «орали» так, что это было не похоже на песни предыдущих ВИА:

     Ай'в гот э филинг, э филинг дип энсайд
     О е, о е, зет'с райт
     Ай'в гот э филинг, э филинг ай кэн'т хайд
     Но, но, но, о но, о но, е, е, ай'в гот э филинг, е ...
     …

     … Утром следующего дня на планерке собрались все, кроме инструктора, дежурившего вчера вечером.
     - А где Кагазежев? - спросил Самодуров.
     - Заболел что-то, Борис Викторович, - сказал Махов.
     - Ну, бывает, - благодушно сказал Самодуров. - Зайдите к нему вечером, Муса Султанович.
     - Обязательно, Борис  Викторович, - сказал Махов.
     - Как там вчера на танцах, всё нормально было? - также благодушно поинтересовался начальник турбазы.
     - Да, Борис Викторович. Хасан сказал, что ВИА играли и пели. Всё спокойно, - ответил Махов.
     - Ну, и слава Богу, - сказал Самодуров …

… Хасан Кагазежев проснулся, открыл глаза и долго смотрел, недоуменно поворачивая голову то в одну, то в другую сторону. Наконец, он резко встал:
     - Где это я?!
     - Не бойся, Хасан, ты у нас в номере, - сказал Володя Быховец. - Наверно, вчера я немного переборщил с шампанским, когда мы отмечали Татьянин день.
     - Меня Махов убьет, - сказал Хасан.
     - Не убьет, - весело сказал Быховец. - Чора обо всём позаботился. А Махов с сыном секретаря республиканского ЦК КПСС ссориться точно не будет.

     Так «Битлз» победили Самодурова и самодурство.

     … «Лавли» Рита, как я звал эту девушку, думая о ней, стояла в сторонке, одна, в серо-коричневой то ли песцовой, то ли лисьей шапке, скрывающей волосы и закрывавшей уши, что было удивительно, так как в холле, где проходили танцы, было тепло.
     - Позвольте вас пригласить на танец, - обратился я, подойдя к ней, когда зазвучал очередной ВИА.
     Мы вышли на середину холла, и кроме нас никто больше не танцевал — народ еще не «раздухарился», да и «Нашто бабе агарод, кали баба стара» не всех располагал к лирическому настроению.
     - Как ваши дела, Рита? - спросил я, лишь бы не молчать.
     - Всё хорошо, спасибо, - ответила девушка. - Вот только не помню, как вас зовут.
     - Игорь, - сказал я.
     - Игорь, - повторила девушка, поправляя шапку. - Сегодня на склоне продуло, теперь вот уши болят.
     - А, ясно, - сказал я. - Без шапки, наверно, катались? С вашими волосами.
     - Да, - жалостливо ответила Рита, как будто уколола пальчик.
     - А где же ваш приятель? - спросил я. - Такой, седоватый. С которым вы танцевали в прошлый раз.
     - Кто? - сначала не поняла девушка. - А! Алексей? Он улетел сегодня в Москву. Это мой муж.
     - Что? Му-уж?!- с таким неподдельным удивлением, даже ужасом уставился я на свою знакомую, что она засмеялась:
     - Да, представляете. Так иногда случается, - улыбнулась «лавли» Рита, как-то участливо смотря на меня.
     - Так он же, наверно …, - не мог отойти я от шока и не знал, что сказать.
     - Да, правильно, - подсказала девушка, - на двадцать лет. Но так получилось, Игорь, - сказала она, как бы немного оправдываясь.
     - Да нет, Маргарита, я ничего. Это же ваше дело, - грустно сказал я. - Но как-то мало отдыхал ваш супруг.
     - Вызвали в Москву! Гречко приказал! - не рисуясь, перекрикивая песню, громко, почти на ухо мне сказала девушка.
     Я, разумеется, знал кто такой Гречко, но только не знал, удивляться мне или благоразумно промолчать. Министра обороны СССР Андрея Антоновича Гречко я видел воочию на парадах на Красной площади и репетициях на Ходынском поле.
     В этот момент «Песняры» закончили петь «разрешенные» им Чорой песни и, провожая «лавли» Риту, я спросил ее:
     - Он, наверно, важный человек, ваш муж, раз его сам Гречко вызвал?
     - Не был бы важным, не был бы моим мужем, - загадочно произнесла эти слова девушка и, повернувшись, добавила:
     - Он главный политработник в Советской армии и на флоте. Что-то там случилось … Какой-то Саблин* …
     Я почти ничего не понял и, немного растерявшись, неуверенно спросил молодую жену немолодого генерала:
     - Мы с вами еще увидимся, Рита?
     Рита подошла ко мне поближе, дотронулась до моей руки и сказала:
     - Увидимся, Игорь. Если вы придете или когда-нибудь попадете на прием в Главное политическое управление Советской Армии и Военно-Морского Флота. Я там секретарь. А завтра я тоже улетаю.
     Она сняла шапку, откинула голову, тряхнула своими замечательными вьющимися волосами, улыбнулась и пошла. Стройная, высокая, легкая. Блеснул на свету узор на ее джинсах, похожий на латинскую букву S. «Как доллар», - подумал я, хоть видел его всего раза два в жизни, и проводил ее глазами. Больше мы с Ритой, «лавли» Ритой, не виделись.

     Катушку Чора вернул мне перед самым отъездом. Мы пожали друг другу руки как мужчины, ставшие за короткий срок друзьями.
     - Приезжай в Москву, Чора, - сказал я. - Сходим на концерт. Группы "Москва", хочешь? "Нам с тобою будет скоро двадцать три плюс двадцать девять...".
     - "Но хочу я верить", - подхватил Чора. - Обязательно приеду. Вот только поправлю здоровье. И ты приезжай ко мне в Нальчик, Игорь".
     Мы обнялись. И Чора ушел, не оборачиваясь и насвистывая: "Ай'м бэк ин ЮССР...".
     Воистину, "Битлз" непобедим.


* Саблин В.М. (1939-1976) - офицер ВМФ, капитан 3 ранга.

12 декабря 2023 г.

Фото автора.