Скуф и альтушка

Скуф и альтушка

И от тебя одной лишь дани просит: Любви, приветливости, послушанья...
Шекспир, «The Taming of the Shrew» (1590)

Пока я думаю о своих отношениях с немцем, подруга – лучшая! – выхватывает из рукава стилет и втыкает мне в живот, как в арбуз, – липкая влага струится по фиолетовым колготкам…
Стоп, хватит ужасов, начнём по порядку. Первый кадр: новосибирская деревня Погорелка, мне исполняется шестнадцать; в прошлом поселение славилось разбойниками, а сейчас ради моей днюхи тут режут свиноту: страшенный зверь размером с бочку бьётся головой о заграждения, предчувствуя ужасное.
«Зовите Федосея, – по-офицерски говорит дед, – у него три судимости!»
«Не трогайте животное!» – протестую я со слезами.
Но меня никто не слушает: Федосей уже бьёт хряка поленом, а дед душит шлангом - зверь вырывается и с визгом отчаяния летит сквозь гущу одного огорода, затем ныряет в следующий, потом выбегает на дорогу и хлюпает, хрюкает, тонет в непролазной грязи...
И тут хряка задавил трактором наш сосед... Игорь Шварц-Зиндер!
Этот тридцатилетний «лесной грешник» (так переводится его фамилия с немецкого) казался полноватым и неухоженным и при этом по-своему красивым: крепко сбитый, с властными тигриными глазами, он мог играть сельского Тора, но «взрослые» книги, вроде «Гендера и власти», мешали мне поверить в сказку:
– Ты Гумберт из старых типОв, а я ломаю «старео-типы», – шепчу ему с хитрецой и убираю его мозолистую ладонь со своего колена. –  И «взамуж», как говорят в деревне, не пойду, но кое-что могу дать!..
В этот момент дедушка вместе с соседями уже запивал свиной шашлык алкоголем, поэтому я могла наслаждаться вниманием взрослого мужчины и флиртовать с ним сколько угодно, но даже мой флирт обрастал цитатами, которыми я стремилась подавить собеседника...
– Ты получишь меня, Шварц, - киваю на шахматную доску на столе, – но докажи, что умнее! Принцессы в сказках дают женихам невыполнимые задания. Шахматы как вариант. Обыграешь – заберёшь, что ты хотел... Готов сразиться? (Подмигнула.) Я буду играть строго за цветных!
«Лесной грешник» молчал и выжидал – и вдруг  выдвинул вперёд белую фигуру! Он начал с издевательского флангового хода «f4» – Дебют Птицы, – и сначала я подумала, что смогу поставить белым «дурацкий мат», однако Игорь ответил неведомой Защитой Лужина, выстроив пешки в одну линию:
1 . f4 e5 2. e4 c6 3. d4 g6 4. e5 f6 5. Bd3 Bg7 6. Be3 O-O 7. Nf3 d5 8. Nc3 Bg4 9  9. exf6 exf6...
Партия развивалась безумно – моя пешка, первая жертва схватки, слетела с доски, и я с нервами затыкала уши, чтобы не слышать советы пьяных мужиков, столпившихся вокруг, и уже начинала злиться, злиться...
– Доиграем потом! – наконец выпалила я, достала блокнот и начала нервно чертить фигуры в клеточках, чтобы сохранить партию во времени и когда-нибудь отыграться.
– Как скажешь, – просто сказал Игорь. – Подрасти, а там...
Ночью я оставила на столе записку: «Твои действия вчера можно по праву назвать домагательством. (Допустила ошибку: проверочное слово „мОчь“.) Свои проблемы и нужды нельзя решать за счёт других, особенно без взаимного словесного согласия. А в шахматы я тебя сделаю - подожди!»
Вскоре он передал передал через деревенских пацанов ответный «прогон»: «Оля, ты прострелила мне сердце волыной! Твой Игрь Швц...»
С тех событий прошло несколько лет. Дедушка, единственный близкий мне родственник, умер, и я поехала учиться в русский Берлин – Новосибирск. Почему Новосибирск – Берлин?
Во-первых, военное прошлое; во-вторых, серость и растянутость пространства,  бетонные здания-сейфы, в которых прячутся закрытые клубы с красотками в кожанках; наконец, оба города роднит болотный холод и туман. По одной из версий, само название «Берлин» близко славянскому «болоту», «блондинке» и «блужданию»...
К счастью, в новом городе мне, сиротливой студентке, долго блуждать не пришлось – я нашла своё постоянное место для общения – Книжный клуб под названием  «VALAR.RU», <b>ссылка битая, проверяла</b>.
Клуб располагался на улице, названной в честь марксисткой феминистки Дуси Ковалевской, и представлял собой чердак без вывески. «Зачем тебе Вселенная, если у тебя есть Новосибирск?» – увидела я однажды на пачке пельменей; иначе говоря: «Зачем тебе Новосиб, если у тебя есть Клуб?»
Я так полюбила это уютное место, что со временем нарисовала собственную вывеску:
=======================================|
|ЗАХОДИ К НАМ, САПИОСЕКСУАЛ!     ^ ^   |
| UN CLUB DE LECTURA           (“*~*”) |
=======================================
Цивилов текст пугал развратной неоднозначностью, поэтому  в Книжном собиралось мало гостей, кроме единственной памятной ночи, конечно, о которой стоит рассказать подробнее...
Тогда легион ролевиков читал по очереди Толкина среди запахов книг, дыма и алкоголя: «Пипин подумал о Фродо. Он не знал, что Фродо смотрит сейчас из дальнего далёка на ту же луну…»
После чтения – «автор-пати»: мы жжём во внутреннем дворе черновики своих курсовых и плакаты с «Монстрации», кидаемся влажным снегом и по-горлумски пляшем под фолк. Я щеголяю корсетом, из которого выползают самые соблазнительные части меня, но только-только тянутся ко мне чьи-то руки, пищу, как сигнализация: «При-ста-ют!»
Поэт Йосик, наречённый моим мужчиной (по факту, просто отверженный поклонник), расправив худые плечи, заказывает пристающим выпивку и отвлекает разговорами, а я, чтобы ещё больше озадачить Йосика, стремлюсь познакомиться сразу со всеми, спрашивая: «Что и кто круче – Библия или „Сильмариллион“, Саломея или Дейнерис?..»
Утомившись разговорами, гости постепенно уходят. Сонливое утро едва наклёвывается, а нас в Клубе осталось, как всегда, трое: дремлю в обнимку с подругой Белюстиген, прижавшись к её платью в стиле напялила-на-себя-мамино; измученный Йосик картавит Бродского под пледом: «Свобода – это когда забываешь отчество у тирана...»
Белюстиген слушает его и размеренно вставляет в паузах «вау», как вдруг осеклась – входная дверь скрип-хлоп и внутрь прошумел тяжёлыми шагами старый знакомый – деревенский герой-шахматист, а ныне новосибирский «селеб»...
И-И-Игорь Шварц-Зиндер!
Что ему здесь нужно? Пришёл сообщить что-то важное, похитить меня или... В сознании за секунду промелькнула его биография – Топ-Шесть противоречивых фактов:
1 > Шварц происходил из русских немцев и любил дисциплину. В девяностых вернулся из армии (говорят, с орденами), но денег не хватало даже на одежду. Тогда он перебрался в город и пошёл в милицию, потому что там давали сапоги, форму и приказы.
2 > Доберман Игоря, по кличке Норд, тоже служил как надо – по приказу хозяина драл кошек и мелких собак. Соседи мстили: входная едва не убила пса током – кто-то подсоединил провода из трансформатора!..
3 > Однажды Игорь отскоблил с тротуара мозг прапорщика-самоубийцы, прыгнувшего с крыши, – работа, от которой отказались даже дворники, – но смельчак из шпаны назвал его за это «zombie d..ksucker», за что был обруган Игорем («сам йди з...х...р!») и искусан Нордом на глазах безучастных товарищей.
4 > Игорь вытащил свою цыганку Галатею из коллектора, когда работал патрульным. Я раз покупала у неё овощи на рынке, и мы друг другу не понравились. «Отравлю, сучка», – вот что она мне сказала. Я смолчала и овощей у неё больше не брала.
5 > Когда Шварц узнал об её измене с заезжим цыганом, он оставил бабёнке квартиру, решив, как Овод у Войнич, что «любить человека нашего племени она никогда не будет», и ушёл жить в палаточный лагерь у мэрии, за что в итоге был взят на цугундер в «красную» зону, ибо «красно-коричневой» пока не существует.
6 > Малолетние инфлюэнсеры утверждали в своих расследованиях, что Игорь часто оставлял на сайтах интимной направленности поэтические отзывы в духе: «Позитивная пышка получает пятёрку, ушёл с ощущением влюблённости...»
Ну нет! Насчёт последних двух слухов, про тюрьму и массажисток, я не уверена. Но и первые четыре факта могли бы встревожить...
Особенно сейчас, когда этот удивительный человек с неясными намерениями нависал в нашем Книжном клубе: щёки в грязевых разводах, огромный живот из-под майки и неприкаянный взгляд – на мне!
– Чай, кофе? – любезно предлагает ему Белюстиген, подойдя к столу. – Добро пожаловать в Книжный клуб!
Но его слова звучат только для меня – скупые, как хокку:
– Пришёл проститься с тобой.
Давно не виделись, Оля.
У меня СПИД...
(Белюстиген чуть вскрикнула,                                          
Йосик напряжённо нахмурился,                                           
а я – в раздражении...)
– Жена? – заполняю тишину.
– От фей...
– Шварц, что ты говоришь! Зачем ты ходил к НИМ?
– Чистенькие девочки шугались меня. – Губы едва шевелятся, в голосе горечь. – Вернулся из ада и считал себя героем, а окружающие видели во мне отмороженного психа. Вокруг мёртвое поколение. Я никому не нужен, Олька, вот в чём дело!
– Никто никому не нужен, Игорь, хотя... ты кое-что заслужил! – Открыв приложение, я протянула ему телефон с шахматной доской на дисплее. – Это сайт «Lichess», тут точная копия нашей, помнишь, деревенской партии? Готов забрать приз?..
На секунду я даже представила эту сцену:  (|) > ({}) – немного возбудилась, а Игорь поморщился и сделал ход королевой – слабый ход сильной фигурой. Отчаянный ход. Кажется, в нем проснулся осторожный азарт или, может... надежда? Мои друзья по Клубу наблюдали с тревогой – продолжалась давняя игра...
Если верить базе данных на том же «Lichess», то наши прошлые бездумные ходы, записанный мной в блокноте, создали жизнь из неживой материи – точный аналог позиции 1991-го года из партии Лалики Сюзан и Анды Шафранской – женщин-гроссмейстеров, между прочим!
Это вдохновило меня, и я готовилась к реваншу. Как и следовало ожидать, через пять минут фигуры Шварц-Зиндера исчезли с доски, открыв короля для прострела:
... 10. Qe2 Re8 11. O-O-O Nf5 12. Bxf5 Bxf5 13. Rhe1 Nd7 14. Nh4 Be4 15. Nxe4 Rxe4 16. g4 Qa5 17. a3 Bf8 18. Qd2 Qa4 19. g5 f5 20. Qd3 b5 21. b4 a5 22. Qb3 axb4 23. axb4 Bxb4 24. Qxa4 Rxa4 25. Re2 Ra1+ 26. Kb2 Rxd1 27. Kb3 Bd6 28. c3 Bxf4 29. Bxf4 Rxe2 30. h3 Rb1+ 31. Ka3 Nb6 32. Nxf5 Nc4#
«Мат», – констатирую я, – в ответ проигравший Игорь раздражённо МАТерится:
– Предательство в стране происходит, ...., а вы в игры играете, ......!
– При дамах прошу не выражаться! – вмешался Йосик из-за книжного стеллажа (он будто готовился к атаке из засады).
– Йос, молчи!  – заволновалась Белюстиген.
Игорь, что камень, не обратил на них внимания и снова взглядом прошёлся по мне:
– Издеваешься?
– А что ты сделаешь, Игорь, ударишь меня? – На секунду мне действительно захотелось проснуться в реанимации.
Игорь, однако, бросает на стол мой телефон и уходит, думая, наверное:
«Чего мне делить с этими идиотами? Они не производят материального и читают книги, созданные врагами. А увлёк бы их, как меня в нарядах, Семенихин с его „Лётчиками“? И мужчины у него – мужчины, и женщины - галстук развязывают, еду готовят, сами самолёты из снега толкают - преданные, верные, молодые!
Но нет, эти скажут, что жёны в романе – функции, что язык искусственный, что действительность лакированная и хорошее против лучшего – разве конфликт? Кто-то брякнет из примирения, что „понравилось“, но что там понравилось? Боль человеческая понравилась?!..»
Я не знаю, так ли думал Игорь на самом деле или я приукрашиваю его мысли, но поделиться ими уже было не с кем – Йосик и Белюстиген смотрят на меня с отторжением:
– У него глаза добрые, – гладким голосом говорит Белюстиген, – а ты так страшно: «Никто не любит!»
– Да пошли вы! – взвизгнула я. – Ополчились на меня! Вот и оставайтесь вдвоём...
Демонстративно вышла. Шаркаю кедами вдоль незнакомой улицы и постоянно узнаю Игоря за стёклами проносящихся мимо авто... Игорь, Игорь, везде один Игорь!
Ведь он мне нравился, даже снился, но отпугивал заскорузлыми убеждениями и возрастом. Кроме того, у него явно не было «Sex Education» – и как бы он, ещё и с инфекцией, обошёлся со мной, девственницей? А обойтись надо было – девственность мне остоЧЕРТела!
«Сегодня или никогда», – повторяла я себе в необъяснимо сладком стрессе. Предвкушая грехопадение и уходя всё дальше от Клуба, я ныряла в адские недра отдалённых баров – заказывала там пиво, потом коньяк, водку и, земляя терю под ногами, летела-ла, сама не зная куда, в поисках нового клуба, где мне будут рады, пока не почувствовала выпуклые буквы под пальцами:
«GRAUSAM VERLIEREN, – гласила афиша на входе, – германская гот. группа на гастролях».
Эти четыре «г» подходили мне по стилю и настроению, и я с любопытством заглянула внутрь: на танцполе мрачнели доверчивые готические девочки, а огромный чёрт, весь в извёстке и с поролоновыми рогами, вещал проклятья на псевдотевтонском...
«Поцелуй как горячий перец – ты мой самый любимый немец!» – продолжала я горланить после концерта, протиснувшись к «чёрту Верлирену» в гримёрку. Там он выглядел симпатичнее: светленький Иван Драко, артист из русской провинции, ростом два метра, – в общем, не урод! Правда, не смелый – вздрогнул от поцелуя...
Я подбодрила, как будто у меня это не в первый раз, сама развязала корсет и отдалась ему, туц-туц, прямо в гримёрке, но ничего не почувствовала. Он шепнул, нависая надо мной, что я его первая настоящая фанатка и он меня никогда не забудет.
Пусть так! Теперь я тоже готова найти своего фаната, но мне нужно торопиться, потому что время ускоряется (схватила его за руку) – вдох, вдох, вдох...
... и выдох – февраль превратился в июнь. Тогда у меня случился уже настоящий роман с настоящим немцем, бородатым студентом Шутзеном, приехавшим на лето по обмену. Он хотел серьёзных отношений, но мне быстро наскучило: не нравились его душные объятья, колючие поцелуи и списки планов на жизнь...
«Приезжай на пенсии посмотреть десять моих кошек», – сказала я  на прощание в аэропорту; даже всплакнула.
«Я верю в Россию, но больше не в тебя», – ответил Шутзен по-русски, вынул паспорт из кармана и ушёл на берлинский рейс. Навсегда ушёл – без прикосновения, без улыбки. И снова вдох...
... и выдох; вот уже лето отцвело, перешло в ещё одно лето, жёлтое и осеннее. Мы с Белюстиген бредём по раскалённым зарослям в Академгородке. Пока я плыву в задумчивости и вспоминаю своего немца, подруга – лучшая! – выхватывает из рукава стилет и втыкает мне в живот, как в арбуз…
Кожей чувствую, стилет согнулся вдвое, а сок, по запаху, клубничный. Белюстиген любит ерунду из магазина приколов.
– Ты убиль меня, шэнщина! – пародирует она Шутзена.
– Потаскуха поролоновая! – кричу я в ответ голосом Игоря, набрасываюсь на подругу, и мы с хрустом катимся по сухим листьям. Дальше путь в сторону пляжа – отмываться...
Сели в бунгало. Влажные волосы липнут к щекам. Белюстиген сообщила без единого «вау» (теперь она следит за речью), что поступит в какой-то СПбГАТИ и, ах, с Йосиком поженятся уже в Питере!
– Как я счастлива, Оля, – розовеет будущая звезда от вина и горячих бутербродов, – а тебя с днём рождения! Двадцать два – дерзай... Кстати, что значит «Белюстиген»? Почему ты меня ЭТИМ называешь – в Германию хочешь?
– «Забавная» по-немецки. А поеду я в Китай – там сейчас и сила, и деньги...
Пьём, смотрим на профессора с книгой. Страницы выскальзывают на ветру и летят по пляжу, пока их не ловит молодой шашлычник, накалывает на палку-хваталку, потом – в мангал. Рядом лавирует гордый доберман...
– Это Норд? – прищурилась я.
– Игорь уехал и не вернулся, – с участием объясняет Белюстиген, – может, погиб уже... а вот Норд так и охраняет пляж, думает, таков приказ. Утопающих вытаскивает! Шашлычник его прикармливает...
Шашлычник сразу понимает, о ком речь, подбегает и кладёт на столик два шампура с куриным мясом. Наш заказ!
– Райские птицы! – пропел он на кавказский манер.
– Кто, голуби? – теряюсь я.
– Или шашлыки? – с подозрением добавляет Белюстиген.
И тут мы с ней сообразили, что это комплимент нам, и от души смеёмся...
Мы так бы и ели и смеялись бесконечно, но окружающий мир  темнеет, гаснет – от былого тепла не остаётся следа; на пляже загораются шумные и пьяные студенческие костры. Это развлечение нам уже не по статусу, поэтому мы с подругой идём прочь от костров, в сторону лесной парковки.
Вскоре мы поднимаемся на опушку, где тоже свет, но иной: хаотично натыканы фонари всех цветов радуги – чаща из мармеладных фонарей! Они горят несообразным калейдоскопом и привлекают сотни лесных мошек.
– Кому они здесь нужны, если вокруг ни души? – не понимаю я.
– Это мишка насадил звёзды на штыри, чтобы нас заманить, – странно шутит Белюстиген и плутает туда-сюда между столбов, будто она и есть этот «мишка».
Следую за ней. Заросли вокруг нас окуривает яркий холодный туман, в его недрах чирикают неведомые птички. Мы обнимаемся, чтобы согреться. Абсурд наполняет чувством лёгкости.
Я ищу в себе слова: «Мы умирали внутри фонарных столбов, мы все...» – «О чём ты?» – «Не важно...»
К утру фонари погасли, как будто их и не было.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
[18.08.2018 | 15:10] Josik: Олька, здрям! чё у тя там в Китае? сам супер: открыл издательский бизнес в Питере, а жена аниматор! помнишь, ты называла её как-ир на Бэ? короче, правило 34 с эльсой и снегурочкой, а дочурку назовём гермионой... + немец твой, говорят, на полячке женился! такие дела.
[18.08.2018 | 15:15] Fechten-Olya: POZDRAVLAJU! ja ne chitaju bol'she. moj onlajn blog ogon', a otnoshenia... chestno, ne interesno! vse ot menja chto-to choteli. ja cenju odinochestvo v penthause (zvuchit neodnoznachno, da?). blin, tut net russkoj klaviatury!
[18.08.2018 | 15:16] Josik: и ладно, что нет! хочешь, в шахматы сыграем «блиц», как ты тогда с тем мужиком, mmm? я тебя заматую быстро – глядишь, приз заберу))
[18.08.2018 | 15:30] Josik: ну вот, теперь я один в чате и говорю сам с собой... Олька, ты что, заблочила меня? ну ладно... пока-пока!