Три метра под землей

 Он не мог пошевелить ни рукой, ни ногой. Сначала это показалось ему забавным: не заметил яму, да еще свалился в нее. Обычно был осторожным, аккуратным, расчетливым, а тут попал в такую нелепую ситуацию, что становилось смешно. Но рассмеяться он не смог. С его губ сорвался звук, больше похожий на мычание. Положение, в котором он оказался, напомнило ему один случай, когда он перебрал с приятелями в баре «Одноглазый попугай». Изрядно захмелев, он отправился домой, зашел в темную подворотню, поскользнулся на заледеневшем асфальте, и свалился в кучу мусора. Он долго валялся, выдавливая из прокуренных легких что-то нечленораздельное и безуспешно старался подняться, хватаясь руками за грязные ящики, что в беспорядке были нагромождены в узком переулке.

Он попробовал подняться, но испытал странное чувство. Нет, не то, знакомое, когда пьяное тело плохо подчинялось остаткам трезвого разума. В данный момент тело полностью не слушалось его. Только левая рука отвечала позывам его мозга. Он смог слегка сжать кулак, и немного подвинул руку в сторону, ощущая под ней холодную, сырую землю. Было странно, что холод он ощущал только левой ладонью, да затылком. Слева в голове стучала боль: пока он кубарем падал вниз, то где-то сильно приложился головой: или об камень, или об торчащий корень дерева.

Не глубокая была яма, а так неудачно упал. Веселого в его положении становилось все меньше. Он расположился в яме так, что лицо его было обращено вверх. Он видел, что яма была метра три глубиной. Он видел голубое, отсюда казавшееся еще более далеким, чем обычно, небо. Легкие, пушистые облака, иногда медленно проплывали мимо и им было совершенно наплевать на мужчину, который недоумевающим взглядом смотрел на них. Они были так далеки, так легки, так свободны… А он лежал на дне сырой, пахнущей гнилью, грязью и еще непонятно чем ямы. Облакам, если бы они были разумны, он бы наверняка казался самым ничтожным существом на земле.

Постепенно до него начала доходить весь ужас положения, в котором он оказался. Он упал и, возможно, сломал себе позвоночник. Получается, хруст, который он слышал при падении, прозвучал в его теле. Эта мысль возникла неожиданно, и как-то легко, словно он подумал о светильнике в квартире, который забыл выключить. С этой мыслью пришел и страх, который был под стать обстановке в яме – мерзкий, холодный, угнетающий, темный.

А как хорошо все начиналось. Вчера он узнал, что баба Таня, это старая ведьма, наконец, умерла. Он не преувеличивал, когда называл ее ведьмой. Многие в городе считали, что она промышляет темными делами. Ходили слухи, что она любила купаться нагишом лунными, летними ночами в лесном, заброшенном озере. Иногда жители слышали ужасные вопли, да безумный смех из глубин леса, куда бабка иногда отправлялась туда одна, прихватив с собой бутыль с козьей кровью. Словом, все были рады, что избавились от нее. Соседки говорили, что видели, как бабу Таню накануне ночью хоронили прямо во дворе, у ее домика, то ли бесы, то ли карлики, чьи глаза светились во тьме. У него это вызвало смех, даже несмотря на то, что ее тело действительно бесследно исчезло. И все ее немногочисленные знакомые разводили руками, не находя объяснения неожиданной пропаже. Но никто не стал долго разбираться в этом странном деле. Как уже было сказано, бабку не любили и боялись.

Но кое-что интересное он знал о ней – у бабки было много золотых вещей, которые, по слухам, достались ей от таинственных, могущественных предков. И именно за этими вещами он решил проникнуть к ней в дом. Пьяные дружки рассказали ему, что родственников у нее не было, поэтому все вещи остались на месте, а это означало, что ее вещам нужен был новый хозяин, который сможет их выгодно продать.

Он залез во двор, огляделся, прислушался, и мягко, не слышно, как кошка, двинулся к дому. Вот только он умудрился не заметить эту чертову яму.

Раздался едва уловимый, короткий звук. Он вынырнул из размышлений. Он чувствовал, как левая ладонь потеет, а по руке, вверх, побежали мурашки. Может показалось? Он прислушался. Снова этот звук. Он знал, чему, а точнее кому звук мог принадлежать. Очень долго он прожил в старом, прогнившем отцовском доме, где мать частенько кочергой пугала крыс, что постоянно лезли в дом. Они издавали точно такие же звуки, как и тот, что он слышал сейчас — это был крысиный писк. Он хорошо был знаком с крысами, он знал, на что они были способны. Они способны сгрызть все, до чего смогут добраться, и что не будет сопротивляться им.

Он попытался вглядеться в темноту, что легла на дно ямы. Зрение у него было острое, он часто замечал плохо лежащие кошельки в карманах прохожих, и это было сейчас практически единственным его оружием.

Что-то шевельнулось, в дальнем углу, что-то маленькое. Это что-то словно почувствовало, как пристально смотрит на него мужчина, и сместилось чуть в сторону, на секунду чем-то сверкнув. Он легко определил, что это были два маленьких глаза. Он попытался сглотнуть, но горло пересохло. Страх становился все ощутимее и осязаемей, хватал его за шею, сдавливал ее. Казалось, еще чуть-чуть и острые, холодные лапы страха поднимут его и будут трясти, как мягкую игрушку, пока он совсем не потеряет рассудок.

«Проклятье! - подумал он. - Кто вырыл эту чертову яму!»

Снова писк, но уже не такой робкий. Он был какой-то злобный, предупреждающий. Он не видел ее, но он чувствовал ее присутствие, ее внимательный взгляд. Безумная, оголодавшая крыса была способна на многое при виде валяющегося куска мяса. Он старался смотреть в ее сторону, шевелить головой, чтобы осторожный грызун видел, что он жив, что он опасен.

Темнело. В яму попадал все более тусклый свет, в котором терялись очертания далекого, чернеющего неба. Это тревожило его все больше. Он не был пугливым, часто влезал в драки, даже когда противников было больше. Мог спокойно залезть в дом в поисках наживы, не опасаясь быть застигнутым врасплох. Он знал, что в его кулаках и мышцах есть сила, которая всегда его выручала. Его могли порезать ножом, о чем напоминали шрамы на лице. Его могли сильно избить в тюрьме и сломать кости - эта боль до сих пор отдавалась в ноющих ногах. Он никогда не отступал и не сдавался.

И сейчас он не сдастся. Он знал, что крыса ждет, когда совсем стемнеет, тогда она незаметно сможет проскользнуть к человеку, застать врасплох. Но он будет готов, он зло улыбнулся в темноту, там, где, по его мнению, сидела крыса. Затем он слегка сжал пальцы левой ладони, с облегчением осознавая, что хотя бы одна рука его слушается. В тревожном ожидании, он не заметил, как задремал.

Вниз посыпались песок и мелкие камни. Один из них ударил его в лоб, отчего он сразу очнулся. Было совсем темно, в яму заглядывал серебряный полумесяц и россыпь таких же серебряных звезд. Посмотрев вверх, он увидел чей-то силуэт. Незнакомец стоял у края ямы и заглядывал внутрь. Незнакомец смотрел на него. Он почувствовал невероятный душевный подъем. Вот оно, спасение. Захотелось закричать, окликнуть незнакомца, но из горла вырвался едва различимый хрип.

Незнакомец наклонился немного ниже, словно улавливая и прислушиваясь к звукам и он смог разобрать некоторые черты незнакомца. Он видел силуэты маленького тельца, небольшой головы и ручек, похожих на ручки куклы. Размеры незнакомца указывали на то, что он был ребенком.

«А может он карлик?» - пронеслась мысль. Стены ямы словно заходили ходуном, он стал будто проваливаться куда-то ниже, глубже, звездное небо становилось все дальше. И только силуэт не удалялся, он становился ближе, хотя такого и не могло быть. Их разделяло три метра, но он чувствовал горячее, неприятное дыхание незнакомца. Он почти видел его лицо – осунувшееся, морщинистое, с длинным, скрюченным носом, под которым сидела огромная бородавка. Тонкие, обгрызенные губы растянулись в хищном оскале, обнажая осколки гнилых зубов. Незнакомец коротко, противно хихикнул, а затем исчез.

«Бред», - первое, что пришло в голову. Это на него так давили яма, ночь, его безвыходное положение. Близкая опасность тревожила его сознание, создавая нереальные иллюзии. Он вспомнил о крысе и посмотрел в сторону, где она должна была прятаться.

Она не пряталась. Она взгромоздилась на небольшой камень в его ногах и стояла на задних лапках, вытянув вверх толстое, серое тельце. Он видел длинные, торчащие в разные стороны усы, видел розовый кончик острого носа, которым она принюхивалась, пытаясь уловить запах. Его запах. Он видел ее маленькие передние, слегка скрюченные, лапки. Она словно потирала в воздухе длинными пальцами с острыми коготками, предвкушая что-то интересное. Мерзкий, огромный хвост стелился по земле рядом с ней, и почти касался его ноги. Ужас сковал его от того, как он четко смог разглядеть крысу на дне ямы. Вместе с осознанием того, что он мог ее хорошо разглядеть, пришло и чувство омерзения. Он хотел отодвинуться подальше от этого серого, мокрого комка безобразно взлохмаченной шерсти. Но не мог.

 Крыса начала понимать, что он ей не опасен. Она спрыгнула с камня и расположилась напротив него, а он никак не реагировал. Кажется, она даже немного прищурила глаза, и они говорили: «Что-то с тобой не так, парень».

 Она медленно, вальяжно подбежала ближе к человеку. Ее толстый бок коснулся его брючины. Он продолжал следить за ней. Какой-то огонь загорелась в ее черных глазках-бусинках. Морда вытянулась и можно было подумать, что она улыбнулась. Может она уже предвкушала, как острыми зубками вцепится в его шею, как ощутит горячую кровь, как кровь хлынет на ее грязную шерсть, а он будет кричать и звать на помощь.

 Она запрыгнула на его ногу. Ему показалось, что он ощущает прикосновения ее мерзких лапок, он хотел в это верить, но ноги продолжали быть бесчувственными.

«Давай, - хотел сказать он ей, расплываясь в злобной ухмылке. - Иди ко мне ближе, вот он я».

Но он молчал, он должен был ждать, до самого последнего момента. Этот момент был, как единственный патрон в пустом барабане револьвера – он мог выстрелить только один раз.

Она громко пискнула, подняв морду к небу, к луне, а потом бросилась по ноге вверх, смотря прямо ему в лицо. Пару секунд и ее зубы вцепятся в его нос, наверняка своими лапками она захочет выцарапать ему глаза.  Возможно, человеческие глаза были для крыс деликатесом.

Она достигла живота и на секунду замерла, словно что-то понимая, словно ощущая опасность от взгляда мужчины, от его бездвижной фигуры. Но она была либо глупа, либо голод был сильнее любой опасности, и она побежала дальше. Он собрал все силы, что еще оставались в нем, и протянул к ней левую руку. Движение было быстрым. Один знакомый показывал ему, как надо ловить змей рукой, как надо было правильно это делать. И у него получилось, у него всегда все получалось. А что крыса по сравнению со змеей? Она не успела сообразить, как оказалась в его руке.

Нельзя было терять время, это была еще не победа, это был удачный маневр. Он тут же сжал руку, изо всех сил, как только мог. Крыса запищала еще громче, да так, что ему пришлось сжать зубы от этого противного, громкого звука. Он почувствовал, как ее маленькие зубы впились в его ладонь, кровь показалась из раны, она вцепилась в руку сильнее. Но она была обречена, наверное, и она это понимала. Хватка его не ослабевала, становилась сильнее. Он чувствовал, как пульсировало под ладонью ее волосатое тельце, как сильно билось ее сердце. Снова прыснула кровь, но это уже была не его кровь. Она потекла из глаз крысы, из ее мерзкой пасти. Ее тельце не выдержало, и кровь хлынула в разные стороны, как молоко из лопнувшего пакета. Несколько капель крови попали и на его лицо.

Но он их не замечал, он чувствовал эйфорию. Как чувствовал ее всегда, когда побеждал, ради этого он жил. Это было ни с чем несравнимое чувство. Он снова победил. Улыбка появилась на его губах, он рассмеялся. Был на волосок от смерти, но снова ее перехитрил.

Крыса больше не билась и не шевелилась. Ее тело обмякло в его ладони, ее морда больше не выглядела грозно. Он отбросил ее в сторону, как что-то неинтересное. А как он боялся ее!

Он снова улыбнулся, переводя дыхание и посмотрел вверх.  Кусок луны заглядывал в яму, словно она наблюдала за смертельным боем человека и крысы. Возможно, думал он, за всю свою многомиллионную жизнь луна не видела ничего интереснее. Теперь он точно должен выжить. Каких-то три метра отделяли его от жизни.

Есть левая рука, он посмотрел на нее и поднял. В ней еще достаточно сил, можно было попробовать зацепиться за стены и поднять себя вверх. Он видел корень, о который наверняка ударился головой. Если он постарается, то сможет дотянуться до него рукой. Надо было только передохнуть.

Снова послышался шорох. Но не такой, какой создавала крыса, этот звук был сильнее и громче. Прислушавшись, он определил, что звук шел из-под земли. Звук нарастал, как гул приближающегося поезда. Сомнений не было, он точно понял, откуда шел звук.

Одна из стен ямы начала осыпаться. Из нее показались чьи-то руки, они выталкивали землю наружу. Руки замерли, когда почувствовали, что земли больше нет.  Он видел длинные, худые руки, костлявые пальцы с обломанными ногтями, некоторые ногти были вырваны. Руки уперлись в стены ямы и напряглись, стараясь вытащить все остальное, что ползло за ними. Вот появилась голова с серыми, похожими на солому волосами. Когда он понял, кому принадлежала это голова, волосы встали дыбом на его голове. Это была баба Таня. Она посмотрела в его сторону, и он увидел, что на него смотрят два совершенно черных глаза, в который не было видно зрачков. Цвет лица был мертвенно-бледным, но она была не мертва. Она улыбнулась ему самой омерзительной улыбкой, какую он видел в жизни.

- Привет, мой сладенький, - проворковала она, и сделав усилие, она, как улитка, начала затаскивать свое теле в яму. От нее пахло как от крысы: сыростью, землей и смерть. Тело неестественно плюхнулось на землю, как тряпичная кукла, руки и ноги приняли невообразимое для живого человека положение. Но затем она, выворачивая конечности, встала на четвереньки, как животное, и начала медленно приближаться к мужчине, облизывая губы. – А вот и мой ужин.

Он понял, что в этот раз ему точно не удастся спастись.