О том, как у нас с ней ничего не было

                Георгий Юрков

                О том, как у нас с ней ничего не было
                рассказ

У нас с ней ничего не было. Да и быть не могло – этому препятствовали разного рода обстоятельства. Мы виделись раз в полгода, от сессии к сессии, как студенты-заочники бухгалтерского факультета.
Несомненно, она привлекала стройной фигурой и внешностью, не яркой, эффектной, а безыскусной ухоженностью уверенной в своей красоте женщины.
Её муж привозил её на занятия, и сразу же после занятий увозил, в своем большом дорогом авто.
Сам же я, вопреки своему свободному образу жизни, твердо следовал жизненному правилу: никогда не связываться с замужними. Если у них в семейной паре что-то там не ладится – пусть разбираются сами. Не моё это дело, влезать третьим в чужую историю. Семья для меня, разведенного холостяка со стажем, по-прежнему оставалась чем-то святым, и точка.
Поэтому никаких, даже дежурных ничего не значащих поползновений в её сторону я не обозначал, и не помышлял об этом. Вокруг находилось достаточно одиноких женщин, мне хватало с избытком. Я не сторонился её, но и не приближался к ней. В многолюдной студенческой сутолоке это происходило как бы само собой.
После первой, ничем не примечательной осенней сессии, наступила вторая, весенняя. Солнечное тепло и цветение зеленого университетского дворика, в перерывах между парами. Как-то так случилось, что между мной и ней стало происходить что-то подспудное, невидимое.
Нечаянно мы встретились взглядами. Потом ещё раз, и ещё, уже вблизи. Мы не заговорили и не познакомились, просто улыбнулись друг другу и остались стоять рядом, в обоюдном невыразимом присутствии.
Она не поднимала глаз, словно боялась, или не желала, снова посмотреть мне в глаза. Я почувствовал волну легкой дрожи во всем теле. Что это было? Не знаю.
Перерыв закончился, мы вернулись в аудиторию, к своим местам. Я располагался за партой впереди. Она сидела на несколько рядов сзади. Я невольно оглянулся, нашел её среди сидящих и... обомлел! Она помахала мне рукой, приглашая сесть рядом на свободное место! Мои жизненные правила вмиг улетучились, и я в два школьных прыжка оказался на указанном мне месте.
С этого дня и до конца сессии мы сидели рядом. Премудрости бухучета стали доходить до меня с трудом, как в тумане. Про себя я начал понимать, а про неё лишь догадывался, что мы оба чрезмерно старательно конспектируем лекции, с завышенным вниманием участвуем в семинарских занятиях, а на самом деле... Что, на самом деле?
Ответом мне была мелкая дрожь, бьющая меня в её присутствии. Меня корёжило. Моя жизненная энергия стремилась прорваться к ней, но мои жизненные установки, как цепи, сковывали меня, я не мог позволить себе ничего. В результате я дрожал, как в состоянии грогги, как если бы меня ударили мешком с песком по голове, мягко, но сильно.
Вдобавок, сама она наконец решилась, и в один из перерывов посмотрела мне долго и прямо в глаза. Я испытал на себе всю силу чар её глаз. Большие, голубые, потусторонние, они притягивали в никуда, в рай, в бездну.
Разительный цветовой контраст к её глазам составляли её вьющиеся до плеч волосы. Они переливались цветами от тёмно-медного до светло-медного. Всё вместе производило впечатление близкой сладостной тайны и магической глубины.
Я был подавлен отсутствием перспектив к нашему дальнейшему общению. Мы почти не разговаривали, только по молчаливому уговору прогуливались в перерывах. Что мне оставалось делать? Только вырвать в отчаянии, как из сердца, клетчатый листок из тетрадки, написать на нём сочиненное накануне ночью стихотворение и вручить ей украдкой, как школьную записочку:

Нам с тобой
До утра не гудеть.
Нам с тобой
Не грустить и не петь.
Нам с тобой
Не цвести, не стареть.
Нам с тобой
До звезды не лететь.

Нам не выпал
Ни нечет ни чёт.
Нам с тобой
Лишь зубрить бухучет!

Она внимательно прочитала написанное, сложила листок вчетверо и спрятала в сумочку. Смею надеяться, ей понравилось.
Я пробовал не сидеть рядом с ней. Намеренно опаздывал на лекции, чтобы сесть вдалеке, с краю. Но она неизменно отыскивала меня глазами и грациозным движением руки приглашала меня занять своё место.
Противиться я не мог, как, впрочем, и не мог смело смотреть в её большие голубые глаза. Не то что бы я трусил, но опасался. Помимо женского обаяния, слишком много было в них безвозвратного магического притяжения.
Иногда она походила на природную колдунью, не ведающую о своём даре, использующую его для мелочей, для кокетливого властвования над мужчинами. Наверно, со мной она отвлекалась от монотонных семейных будней.
Близилось окончание очередного месяца учебы. Ещё несколько раз я передавал ей записочки с посвященными ей стихами. Но, видимо, они не нравились ей, она оставляла записочки на парте.
В последний день этой сессии мы как будто чувствовали, что видимся в последний раз. В перерыве, повинуясь внезапному импульсу, мы зашли в студенческую столовую, как бы на совместное прощальное застолье. Я давился борщом, ложка дрожала у меня в руках. Она пила чай, и сочувственно, потерянно смотрела на меня.
Прекратив неуместные мучения с борщом, я преподнёс ей своё последнее стихотворное воздыхание. После внимательного прочтения… оно было удостоено признания быть спрятанным в сумочку!

Этой встречи
Гроздья хмельные
Не удержит витая лоза.
Я боюсь заглянуть в голубые
Колдовские твои глаза.

Многих женщин
Взоры прямые
Не влекут. Кто ж меня наказал?
И зачем, сердце просит взглянуть в голубые
Колдовские твои глаза?

Душу рвут пополам
Облака дождевые
Это – ливень,
              это – гроза,
                это – смерть!
Заглянуть в голубые
Колдовские
           твои
                глаза…

Твой полет
Окольцованной птицы
Мне туманит шальная слеза.
В новой жизни мне надо родиться,
Чтоб взорвать эти будни слепые,
Чтоб посметь заглянуть в голубые
Колдовские твои глаза!...

Мы оба так и не доучились. Ей на всю семью подоспела виза в Израиль. А я подался на заработки в Штаты.
Больше мы с ней не виделись.