Мемуары Арамиса Часть 200

Глава 200

Девятого марта 1661 года кардинал Мазарини почил. До этого он долго и мучительно болел, а Королева самоотверженно ухаживала за ним и пребывала в отчаянии от осознания того, что дни его сочтены. Следует признать, что она любила его, и даже, пожалуй, любила впервые всерьёз, не так, как своего первого законного супруга Короля Людовика XIII, и не так, как своё первое и, быть может, последнее безумное увлечение, герцога Бекингема. Она любила Мазарини как человека, которому полностью и во всём доверяла, на которого могла положиться всецело, от которого никогда не ожидала ничего плохого, и всегда видела лишь одно хорошее. Даже злейшие враги Мазарини не смогли бы этого отрицать: он был отличным подданным, верным другом и, видит Бог, супругом Королевы, а также и первым министром королевства. Он, разумеется, не забывал собственных интересов и интересов своей многочисленной семьи, в особенности – племянниц, которых нежно обожал. Но он был прежде всего слугой и опорой Королевы-матери, наставником Короля и хозяином страны.
Д'Артаньян лишился своего непосредственного хозяина, которому служил не за страх, а за совесть. Верная и эффективная служба д’Артаньяна казалась неоценённой этим кардиналом, но это лишь казалось. Кардинал именно потому не возвысил д’Артаньяна до того высокого уровня грандов, который мог бы ему предложить от своих щедрот, что боялся лишиться такого умелого и преданного слуги. Мазарини видел, что герцоги, принцы, пэры и маршалы легко предавали его, как и Короля с Королевой. Они считали себя самодостаточной ценностью, и из этого происходило их недовольство тем уровнем показного признания их значимости, тем уровнем даров, чаще всего незаслуженных, и тем обилием должностей и синекур, который считали бы для себя справедливым. Им всегда всего было мало, их ненасытность могла бы войти в поговорки, если бы кто-то с острым умом, потрудился это подметить и не побоялся бы это озвучить. Д’Артаньян, конечно, был не таков, но кардинал не хотел рисковать. И всё же он делал для него не мало. Должность капитан-лейтенанта королевских мушкетёров, на которую положил глаз Жан-Батист Кольбер, всё же досталась д’Артаньяну. Служебная квартира в Лувре, служебное место в королевской конюшне для его двух коней, некоторые поблажки и привилегии, которые были не настолько значительными, чтобы о них говорить всерьёз, но в совокупности всё это было не так уж мало. Доходы д’Артаньяна были ещё не такими, чтобы он мог приравнять себя к какому-нибудь графу или маркизу, но высокая должность его при дворе, личное частое общение с Королём и дружеское к нему расположение со стороны Его Величества ставили его на один уровень с маршалами, которые отнюдь не чурались знакомства с ним, искали с ним дружбы и справедливо опасались вражды с этим уже весьма влиятельным офицером. Д’Артаньян выполнял самые важные, деликатные и сложные поручения Мазарини, который рекомендовал его в этом качестве Королю. Но, кроме того, Мазарини рекомендовал Его Величеству Жана-Батиста Кольбера, как надёжную опору в финансовых, государственных и военных делах, а также завещал не назначать первого министра, вместо этого уделяя лично своё пристальное внимание ко всем вопросам, которые ранее решал сам Мазарини.
Перед уходом в мир иной, кардинал намекнул Королю, что Никола Фуке нуждается в пристальном наблюдении, его действия необходимо всесторонне контролировать, и именно в этом он рекомендовал опираться на ум Кольбера и на шпагу д’Артаньяна.
— Опасайтесь Конде и его семьи, Ваше Величество, — сказал Мазарини. — Принцев следует уважать, но им не следует доверять. А всего больше опасайтесь того, что эти принцы приобретут влияние на Вашего брата, Филиппа Орлеанского. В противовес принцам я оставляю вам Фуке.
— Благодарю вас за совет, Ваше Преосвященство, — ответил Людовик.
— Я ещё не закончил, Ваше Величество, — продолжал Мазарини. — Опасайтесь также и Фуке, с его братьями, с его клиентами и клевретами. Против Фуке я вам оставляю Кольбера.
— Благодарю, кардинал, — ответил Король.
— Опасайтесь также и Кольбера, не давайте ему слишком много власти, — продолжал кардинал.
— Против Кольбера вы оставляете мне д’Артаньяна? — с улыбкой спросил Король.
— Д’Артаньяна я оставляю вам и против Кольбера, и против Фуке, и против Принцев, и против Короля Испании, и против кого угодно будет Вашему Величеству, — ответил Мазарини. — Он поможет вам в любом деле.
— А кого же вы оставляете мне против д’Артаньяна? — спросил Людовик.
— Против него вам никто не понадобится, — ответил Мазарини. — Не совершайте против него несправедливости, и он будет служить вам верой и правдой, а если понадобится, отдаст за вас жизнь.
— А если он сочтёт, что я несправедлив к нему? — спросил Король.
— Он не сочтёт этого даже и в том случае, если Ваше Величество, действительно, будет несправедливым к нему, он всё равно останется преданным вам, — ответил Мазарини. — Несправедливостью к себе он сочтёт несправедливость к его друзьям. Их у него, кажется, трое или четверо. Во всяком случае трое из них наиболее важны для него. Это епископ Ваннский д’Эрбле, затворник граф де Ла Фер и живой геркулес во плоти по имени барон дю Валон. Нынешний его сослуживиц де Безмо также причисляет себя к его друзьям, но таковым он, насколько я понимаю, не является. Он всего лишь приятель, товарищ по оружию, каких у него превеликое множество и помимо этого пройдохи. Де Безмо, кажется, мечтал стать комендантом Бастилии, и, получив эту должность, он с удовольствием добровольно запер себя в этих четырёх стенах, вместе со своей дражайшей супругой, которую ревнует ужасно, и потому никуда не отпускает от себя. Узнав об этом, д’Артаньян решительно охладел к нему, поскольку должность коменданта любой военной крепости он считал бы почётной, но коменданта крепости, которая служит тюрьмой для государственных преступников, он считает презренной. Впрочем, быть может, это только лишь поза, ведь Безмо добился звания генерала и стал маркизом, так что вполне допускаю, что д’Артаньян попросту завидует ему. Но могу поручиться, что доведись ему получить назначение коменданта какой-нибудь крепости, даже и такой, как Бастилия, он будет выполнять эти обязанности со всем прилежанием, гармонично сочетая инициативу с послушанием, предприимчивость с осторожностью и хитрость с правдивостью, как это он делает при выполнении любых поручений. Этого человека можно испортить лишь одним – недостаточно значительными поручениями, то есть слишком лёгкой службой, не требующей всех тех лучших качеств, которые он в себе развил.
— Благодарю, кардинал, за столь подробную характеристику некоторых моих слуг, — ответил Король.
— И я благодарю Вас, Ваше Величество, за терпение, с которым вы меня выслушиваете, — ответил Мазарини. — К этому я хотел бы добавить, чтобы вы опасались интриг герцогини де Шеврёз. В молодости она много куролесила, но и сейчас ещё не утратила страсти ко всевозможным интригам. Если она примет сторону Принцев, Принцы вновь могут стать опасными. Если она поддержит Фуке, этот клан сосредоточит слишком много влияния в своих руках. Если она сойдётся с Кольбером, эта парочка приберёт Вас к рукам.
— Почему бы мне не избавиться от неё? — спросил Людовик.
— Ваша августейшая матушка, Королева, питает слабость к этой интриганке, — ответил со вздохом кардинал. — Она сама уже сторонится её общества, но не хочет показаться мстительной, так что заботится о том, чтобы не наносить ей обиды. Кроме того, герцогиня способна оказывать влияние на вашего дядю и тестя, Короля Испании Филиппа IV, с коим, несомненно, была чрезвычайно близка, настолько, насколько дозволительно сближаться по законам Божьим лишь супругам. Эта её лёгкость в общении сблизила их настолько, что она влияла и до сих пор влияет на его решения даже сильней, чем Ваша августейшая матушка Королева Анна, и сильней, чем ваша августейшая супруга Королева Мария Терезия. Эту даму не следует сердить. Она знает слишком много, гораздо больше, чем ей следовало бы знать. Право, намного лучше было бы, если бы Господь прибрал её к себе. Я бы сказал, что спокойствие и мир во Франции возможен только тогда, когда герцогиня де Шеврёз находится вне её пределов. Но нам приходится уважать чувства Королевы-матери. Если она не хочет причинять ей зла, вопреки всему тому злу, которое герцогиня принесла Королеве, это её право. Я не знаю, чего в будущем можно ожидать от этой интриганки. Но даже Ришельё не решился посадить её в Бастилию, хотя ему она доставляла гораздо больше хлопот, чем мне. Точнее сказать, он упустил эту возможность.
— Неужели власти первого министра не хватило, чтобы посадить всего-то лишь герцогиню? — удивился Король.
— Скажу вам по секрету, Ваше Величество, за неё в ту пору заступился сам Ваш августейший батюшка, Король Людовик XIII, поскольку и на него она оказывала влияние своим обаянием.
— Но ведь мой отец, кажется, не любил женщин, и, в особенности, кокеток? — удивился Людовик.
— Всё так, но и он делал исключения для некоторых дам, и герцогиня была первой в этом списке, — сказал со вздохом кардинал. — В молодости они неплохо развлекались, Ваш батюшка, Ваша матушка, герцогиня и её первый супруг, герцог де Люинь. Все они некоторым образом сдружились, и симпатии Короля в герцогини позволяли некоторым образом сгладить некоторые трения между вашим батюшкой и вашей матушкой. Скажем так, герцогиня весьма неплохо и умело их примиряла, правда, после того, как сама же перед этим послужила причиной их раздора. Тема это весьма запутана, и нам не дано судить их, да мы, собственно, и не знаем ничего из того, чего знать нам не следует. Иными словами, я лишь рекомендую остерегаться, как бы герцогиня не использовала какие-нибудь свои старые связи или какую-нибудь известную только ей тайну во вред Вашему Величеству. Поэтому рекомендую относиться к ней в меру благосклонно и никогда не доверять ей ни в чём.
— Ваше Преосвященство, я вижу, вы очень утомились столь подробной и длительной беседой, я опасаюсь за ваше здоровье, — спохватился Король.
— О, не беспокойтесь, Ваше Величество, моё здоровье уже не имеет никакого значения, ибо я скоро предстану перед Создателем, и единственное, что меня беспокоит в настоящее время, это ваше будущее.
— Вас, вероятно, также беспокоит и будущее ваших племянниц, — сказал Король, слегка краснея, поскольку продолжал любить некоторых из обворожительных мазаринеток, которые и вправду были хороши, и ещё достаточно свежи.
— Ничуть! — ответил кардинал. — Ведь я совершенно убеждён, что вы не позволите никому их обидеть!
—  Вы правы, кардинал, ваши племянницы для меня совершенно как родные сёстры, и даже больше, —ответил со вздохом Людовик.
И он не покривил душой, поскольку почти половину из них он знал слишком хорошо, сблизившись с ними в своё время ничуть не менее тесно, нежели герцогиня де Шеврёз сблизилась в своё время с Филиппом IV, а ранее – с графом Холландом, с герцогом Бекингемом, с Карлом Лотарингским, с герцогом де Ларошфуко, с коадъютором парижским Пьером де Гонди, и со многими прочими, не говоря уже обо мне и об её двух мужьях, герцоге де Люине и герцоге де Шеврёзе.
Кардинал тогда ещё не подозревал, что герцогиня де Шеврёз умудрится сблизиться с Жаном-Батистом Кольбером, женив своего внука на дочери Кольбера. Благодаря этому браку, герцогиня стала союзницей Кольбера, что позволило ему свалить Фуке и добиться полной победы над всеми его сторонниками.
Перед смертью Мазарини передал Королеве-матери записи своих советов для неё и для юного Короля, которые он настоятельно рекомендовал никогда не публиковать и никому не показывать, кроме тех двух персон, которым они были адресованы. К счастью для меня, я по своим каналам ознакомился с этими записями и даже сделал с них интересные выписки. Впрочем, память моя хранит их почти дословно. Быть может, кое-что я ещё процитирую здесь, в этих моих мемуарах.
После всех утомительных процедур, которые обязательны для католиков и тем более настоятельно необходимы для медленно умирающего от неизлечимой болезни кардинала, он приготовился нравственно и физически предстать перед Господом и в скором времени отправился на эту встречу. Уход его вызвал у многих вопросы о том, кому теперь будет принадлежать власть и место первого министра, но Король строго придерживался рекомендации Мазарини, и первым министром не был назначен никто. Это была уже вторая высокая должность, которая осталась вакантной и была фактически ликвидирована, несмотря на высокую стоимость, за которую её можно было бы продать. Первой такой должностью была должность второго суперинтенданта финансов, ликвидированная после смерти одного из двух суперинтендантов финансов Шарля де ла Вьёвиля.
Юному Людовику XIV было интересно оставить за собой должность капитана своих мушкетёров, поэтому номинально именно он являлся их командиром. Командовать ими, проводить учения и формировать эскадроны было его любимым развлечением, но поскольку сам он был не в достаточной мере офицером, он осуществлял это командование через д’Артаньяна, что способствовало сближению нашего друга с Королём, и содействовало его дальнейшей карьере.
Благодаря ежедневному общению с мушкетерами Король узнал его лучше, оценил по достоинству и стал доверять ему наиболее важные щекотливые поручения. В марте 1661 года, спустя несколько дней после смерти своего покровителя, д'Артаньян, все более и более занятый службой при Людовике XIV, решил покинуть гвардейский полк и продал свою должность по явно заниженной цене.

(Продолжение следует)