Эпизод Первый Непридуманная История. Глава 4

Молочная дева

 Но, вернувшись к герою нашему Григорию Александровичу во время настоящее, мы сможем застать его на небольшой кухоньке его съемной квартиры, застать уже сытого и переодетого в домашний наряд. Тем не менее, он будет занят, как и прежде, только нынче ум его поглотят недописанные договора, которые герой наш задумал прихватить с рабочего места и «прикончить» в условиях домашних. Тут же, рядышком с ним, и Виктория Олеговна, тоже занята делом: она стояла над раковиной и старательно натирала старенькую алюминиевую кастрюльку щёткой с металлическими зубчиками. Иногда женщина, как бы невзначай оборачиваясь, глядела на мужа, а после возвращалась к своему муторному занятию.
 Но обстановка к работе не располагала, и мысли Григория Александровича постоянно уходили в иное русло, бросая в одиночестве ряды цифр, выстроившихся в проклятых договорах. Молодым человеком время от времени овладевало волнение, которое дремало уж не первый день, а давеча за ужином было разбужено ангелом Викторией Олеговной. Признаться, всё случилось внезапно и без какого-либо плохого намерения. Я бы даже сказал, случилось с искренностью. Виктория Олеговна просто так, как бы между делом, рассказала мужу, что накануне видела сон, повергший несчастную в некоторое смятение. Ангел наш Виктория видела сон совершенно необычный и даже пугающий: во сне она явилась в эту самую кухоньку, на которой они с мужем и сидели, только особенностью сна было то, что весь пол был залит тёмной липкой кровью. Откуда кровь взялась, Виктория не знала, да и проснувшись, то осталось для женщины загадкой. Но, не теряя ни секунды времени, Наволоцкая схватила мокрую тряпку и принялась собирать всё это непотребство, которое во сне вызвало у неё страх. Но крови было столько, что за раз вытереть её не представлялось возможным, а потому всё, что Виктория сделала, – размазала и разогнала жидкость по всему полу. Но что самое непонятное было в давешнем сне, так это мухи, которые кружили в воздухе и неприятно, по-своему, по мушиному жужжали и всячески норовили вляпаться в густую вишневую субстанцию. Во сне Виктория старалась отогнать насекомых от себя запачканной в крови тряпкой, но мухи оказались до невозможной степени приставучи и, миновав смертоносное оружие в руках женщины, подобно бомбордировщикам-камикадзе, пикировали в кровь.
 Надо заметить, Виктория рассказывала всю эту фантастическую сцену с большим воодушевлением, иногда задыхаясь, словно женщине не хватало воздуха. Попутно она размахивала своими прелестными ручками, как бы обозначая масштабы сна. Виктория Олеговна, когда кончила рассказ, принялась за объяснение увиденного: сообщила, якобы кровь, виденная во сне непременно к болезням родственников, а мухи – неизвестно к чему... Может быть, к деньгам. Тараканы ведь к деньгам, а те и другие насекомые, так почему и мухам к деньгам не присниться?
 Казалось бы, что тут удивительного, но рассказ жены волей-неволей растормошил внутри Григория Александровича и его собственный сон, увиденный не далее как три дня назад. Но, в отличие от Виктории Олеговны, ни кровь, ни мухи с тараканами героя нашего ночами не тревожили. Зато под покровительством Гипноса явился некто другой, надо заметить, совершенно неожиданный.
 Во сне Григорий Александрович оказался в опустевшей больнице (потом он вспомнил, что, может, это и не больница была вовсе, но по тогдашнему первому впечатлению показалось именно так, что то была именно больница). Потолки там были высоки, а сверху, если приглядеться хорошенько – угадывались красивые барельефы. У больницы имелся и второй этаж, на который вела красивая, белого мрамора лестница. Что делал он, Григорий, в таком причудливом и брошенном людьми месте, не было сознанию понятно, и потому герой наш потопал в другой конец этого готического госпиталя с намерением покинуть его. Стоит сказать, что помещение было окутано молочным туманом, придающим покинутому месту ещё большей таинственности. И в один момент пред глазами Григория Александровича, словно рождаясь из клубов этой мглы, возникает фигура человеческая: сначала лишь неясные очертания, потом чётче, а в итоге пред ним уже девушка, на первый взгляд хрупкая и беззащитная. По плечам её рассыпались тёмные густые волосы, закрывая лик гостьи так, что невозможно было угадать черт этого женского существа. Мраморная кожа идеально гармонировала с белизной этого места и была будто соткана из воздушных клочков того самого тумана молочного. Григорий же испытал чувство двойственное от увиденного: сначала он хотел подойти и заглянуть в лицо девушке, возникшей прямо пред ним, но потом что-то мнительное заполонило его душу, и ему захотелось бежать отсюда, бежать как можно дальше. Но то был сон совершенно неуправляемый, и настоящий Григорий Наволоцкий был лишь безвольным наблюдателем сцены. Его протеже в сновидении протянул руку в незнакомке, дабы убрать пряди тёмных волос с лица её и обнаружить черты, которая та скрывала. И когда рука отодвинула волосы, то взору его предстало лицо совершенно знакомое! «Так и быть, в этот раз уйдешь» – прозвучал откуда-то из молочных клубов мерзкий шелестящий голос, расползаясь в хаотичном ритме по коре спящего головного мозга Наволоцкого. Что-то тёмное и липкое потекло по стержню души Григория Александровича, сковывая все внутренние органы и сдавливая особенно сердце, не позволяя ему стучать с прежней силой. А между тем, на молочном личике растянулась сладкая улыбка, но во сне Григорий не обнаружил в себе приятных чувств, лишь наоборот, сжался сильнее, не в силах отойти от девушки. Серо-зеленые глаза её в приглушённом освещении казались чересчур тёмными, и отличались от тех, что помнил Григорий Александрович. Тут, во сне, они имели удивительное влияние, словно проникая в самую душу и вытягивая из неё свет и тепло... Но испугался Наволоцкий ещё больше, когда за спиной у обнажённой гостьи он увидел проступающие сквозь туман очертания другой девушки. Он хотел было приблизиться ко второй незнакомке, дабы разглядеть поближе, но «молочная дева» схватила Григория за руку, и потянула к себе ближе. Всё, что ему оставалось – подчиниться воле красавицы из тумана. Но глаза Наволоцкого всё еще глядели на второе женское существо, и когда всё-таки удалось разглядеть его, то самый настоящий ужас поразил всё естество нашего героя: то была Виктория, любимая жена его и свет всей жизни. В ту минуту обнаруженного неприличия Виктория Олеговна из сна смотрела надменно на своего мужа и то было с некоторой долей презрения. Лицо её было покойно, но глаза полны чувств. Они словно были единственным живым местом на теле этого фантома.
 Григорий попытался освободиться от хватки молочной красавицы, но всё было тщетно, и тогда фантом Виктории начал таять в воздухе, словно растворяясь в тишине этого места. Свободной рукой Наволоцкий потянулся к таявшей иллюзии, но та окончательно растворилась под его пальцами, которые теперь так же были белы, как и кожа туманной красавицы, что сжимала его руку…
 На этом моменте Григорий Александрович, как ему помнилось, и проснулся, сел в кровати, которую делил с Викторией, и уставился в темноту ночной комнаты. Сон таял скоропостижно в мыслях, оставляя неприятный липкий осадок в сознании и ощущение того, что Виктории более нет с ним рядом. Наволоцкий перепугался, бросил взгляд к стене и, узрев спокойно спящую жену свою, без раздумий поцеловал её в горячую щеку. Виктория Олеговна от того еле заметно улыбнулась, томно вздохнула, но не проснулась окончательно. И теперь, сидя на кухоньке и слушая повествование о мухах и тараканах, Григорию Александровичу припомнились те давешние чувства, с которыми он вернулся в мир реальный, вырвавшись из оков Гипноса и его наваждения. От одного лишь воспоминания об увиденном стало не по себе, и Григорий старался побольше глядеть в глаза своей Виктории, ибо эти голубые глаза всегда могли успокоить его в минуту душевной тревоги, открывая пред ним дали чистоты, залитые светом души этой женщины.
 Но беспокоил Григория Александровича не столько сон увиденный, сколько событие одно, свершившееся сразу после этого видения. Так всё ещё подозрительно совпало, что от того в голове нарождались мысли таинственные. Григорий был человеком не суеверным (ну разве лишь в небольшой степени) однако же с пустым мусорным ведром по улице не ходил, а с зеркалами обращался особо бережно, боясь надколоть или, того хуже, разбить. И вот теперь, связав сон увиденный и встречу, о которой читателям я сейчас поведаю, Григорий Александрович порешил у себя в голове, что совпадения в жизни случаются гораздо в меньшей степени, нежели события таинственные и неподдающиеся объяснению. Может быть, Наволоцкий был в душе самым настоящим мистиком и просто хотел верить в силы высшие, гораздо более могущественные, нежели человек обыкновенный, человек, который на завтрак ест бутерброд с сыром, а на работе получает периодические подзатыльники от начальства. Многие и без того предпочитают, чтобы ими управляли, указывали, что сделать, ибо самим им это не нужно в большей степени потому, что сознание их скованно определёнными рамками, за которые люди эти выходить не собираются. В мыслях они ясно и понятно определяют собственное занятое место и называют себя словом «исполнитель», а некто другой, обозначенный как «указатель», указывает пальцем, куда идти и что сделать. И люди такие не стремятся к действиям самостоятельным, ибо для них хорошо, чтобы существовал «указатель», который без лишних слов тыкнет этим своим пальцем и скажет, что именно делать. Так проще существовать среди остальных, когда каждому известно его положение. Как собака, которой хозяин кричит «Место!», и которая знать не знает, где это самое «место», но, тем не менее, куда-то идёт с глаз долой, чтобы, не приведи Господь, не получить тапком по голове. Вот и герой наш, Григорий Александрович Наволоцкий, был из таких людей, простых «исполнителей» которые забьются в свой собственный угол и не показывают носа оттуда, ибо всё и так их устраивает. А если всё приемлемо, так зачем выпрыгивать из последних штанов и перешагивать черту, за которой одна сплошная неизвестность?
 Но оставим, и перейдем к рассказу о той самой встрече, которая и вселила тревогу в сердце Григория Александровича. И, может быть, не случись той встречи, и мою хронику не пришлось бы писать. Но ещё раз говорю, друзья мои: случай слеп и не способен произвести разумных действий! Так что всё происходит лишь так, как хочет Господь Вседержитель, по его одной лишь воле. И потому покорно склоняю голову и начинаю рассказ, ибо такова моя роль во всей этой истории.
 Произошла роковая встреча не далее как два дня назад. Произошла случайно, нисколько не преднамеренно и, стоит заметить, поразила героя нашего Григория Александровича в самое сердце. Тот день был, кажется, вторник, день совершенно рабочий, и Наволоцкий возвращался после отработанной смены в «Кредитории». На пути к дому Григорий заглянул в магазинчик с целью купить что-нибудь такого, от чего желудок будет потом стонать и проливать слезы (бывало у нашего героя такое настроение, чтобы похрустеть после работы чем-нибудь зловредным, тут уж ничего с собой не поделаешь). И на свою голову, уже на самой кассе глазами Григорий Александрович встретился с другими глазами, очень хорошо ему знакомыми. Обладательницей тех серо-зеленых глаз оказалась девушка, чьё имя не смог бы герой наш забыть, даже если бы сильно того захотел. Анна Евгеньевна Гурьева было её имя.
 Следует подробнее описать читателю эту самую Анну Евгеньевну, девушку, которую он никогда доселе не видел и ничего о ней не слышал. Точнее, описать её такой, какой запомнилась она Григорию Александровичу в прошлом. То было женское существо, в которое можно было с первого взгляда и влюбиться: роста невысокого, сложения аккуратного, словно рука мастера была приложена к этому творению; с очень милым личиком, с которого на Вас глядели два очаровательных серо-зелёных глаза, глядели так, словно зазывали к себе, манили, предлагая что-то нежное и многообещающее; аккуратные розовые губы её выпрашивали внимания, а если расплывались в лёгкой очаровательной улыбке, то приковывали к себе внимание безвозвратно. Всю эту прелесть обрамляли густые тёмные волосы, подобные ночному небу, сжимающему в своих объятиях белоснежную сияющую луну.
 Вот кого увидел Григорий Александрович тем вечером возле дома своего и почему-то сразу испугался. Подождите округлять глаза, дайте герою нашему оправдаться, ведь и его испуг можно объяснить. Всё произошло по причине того, что, возвращаясь дорожкой проторенной, Григорий Александрович допускал встречу практически с кем угодно, даже с ненавистным ему Таланкиным, но уж никак не с Анной Гурьевой! Это было настолько маловероятно, что Григорий еще секунд десять стоял и глупо моргал, думая, что мираж рассеется. Но тот мираж не только не рассеялся, но и подошёл к Наволоцкому с улыбкой, даже что-то сказал. Мираж по имени Анна Евгеньевна, заметив замешательство старого знакомого, взял инициативу в свои хрупкие женские ручки и разъяснил, что встреча их состоялась лишь по причине того, что мираж оказался в местах этих по чрезвычайным обстоятельствам (и обстоятельства те носили характер временный). После случились ещё вопросы о личной жизни, о работе и о здоровье Арины Юрьевны. Григорий отвечал на всё с трудом, так как был под большим впечатлением от увиденного и от услышанного. В конце их туманного диалога мираж попросил номер телефона у Григория по причине того, что «старый давно не отвечает». Можно сказать, неосознанно наш герой продиктовал по памяти необходимые цифры (а Гурьева их записала), даже не задавшись вопросом о необходимости их для Анны Евгеньевны. Впрочем, девушка после того не ушла, и Григорию пришлось идти с ней практически до самого своего дома, продолжая отвечать на сыпавшееся ему на голову вопросы. Ещё он думал о том, чтобы Виктория ненароком не задумала выглянуть в окно (окна-то их квартиры выходили во двор!) и увидеть их вдвоём, ибо это породило бы интересные вопросы, ответы на которые были бы при любом раскладе приняты с недоверием.
   Но, отступая от части повествовательной, я сделаю вывод, что, очевидно, читатели мои в раздумьях: что за дама такая эта Гурьева и почему появление её могло расстроить Григория Александровича и в некоторой степени оскорбить Викторию Олеговну? Дорогие мои, придётся дать вам разъяснения, ибо тут они необходимы, как глоток воды. Дело в том, что Анна Евгеньевна, наша новая знакомая, приходилась до определённого времени Григорию Александровичу невестой, и даже казалось, что этих двоих связывает что-то крепкое и светлое. Скажу по секрету, дело шло к самой свадьбе. Наверное, эти два человека подходили друг другу как нельзя кстати: тихий и смиренный Григорий и эта бойкая девица Гурьева, которая привыкла всё хватать своими крепкими ручками. По крайней мере, так бы сказали люди постарше, кто повидал на своём веку немало. Что до чувств между этими «голубками», то была загадка совершенно неразрешимая: Анна Евгеньевна своего избранника вроде как и любила, но ходил слух (ходил он исключительно в голове Григория, ибо сор в их семейной избе всегда оставался там же), что девица как-то раз гульнула куда не следует и нисколько в том не раскаялась. Григорий же испытывал чувства приятные к барышне (по крайней мере, до того, как та гульнула) но не более того. По моему мнению, Наволоцкий не был слишком избирателен в представительницах «слабого» пола и готов был жениться на первой, кто выкажет ему симпатию. Готов даже был потерпеть взрывной характер избранницы, готов был уступить ей главенствующее место в их будущей семье. Вот такой он был человек.
 И вот в какой-то момент, одному Богу известный, подпорки треснули, и всё их сооружённое семейное счастье накренилось, угрожая рухнуть в любую минуту. Наверное, то был момент, когда нужно лишь перетерпеть невзгоды, и всё плохое растает, как снег на солнце, оставив пред глазами одно хорошее и волшебное. Григорий Александрович так думал и молча сносил всё то, что высыпалось им на голову. Сносил сразу за двоих. Даже в ссорах (которые раньше у них случались довольно часто), он более не участвовал, всегда замолкая и уходя заниматься своими делами.
 Ко всему прочему, старался как можно чаще куда-нибудь «пропасть»: то намеренно брал дополнительные смены (еще на старой работе в одной небезызвестной столичной кафешке, которая была у него чем-то вроде подработки), то уходил «в разнос» с уже упомянутым Александром Алексеевичем, другом своим. В один из таких «попойных» вечеров, Гурьева в отсутствие жениха поколотила дома практически всю посуду, чем спровоцировала гнев со стороны Григория Александровича, который к моменту возвращения уже плохо контролировал себя. 
 И в тот момент, когда мысли потонули в тёмных водах отчаяния (так представлял герой наш себе собственную жизнь: огромное чёрное море с холодной и мрачной водой) Бог послал на путь Григория Александровича другую девушку, которая своей чистотой и добротой обязалась спасти падшую душу и выволочь её на свет. Звали то доброе существо Викторией Корниловой. Сразу оговорюсь, что та история их знакомства довольно продолжительная и со своими особенностями, посему подробности её будут открыты несколько позже и к назначенному часу. Пока же ограничусь заявлением, что подобные стечения обстоятельств в нашем мире случаются, как бы то удивительно не звучало! И я, ваш верный рассказчик, люблю подмечать такое, ибо для души моей они как целебный раствор выступают. И каждый раз я испытываю некий моральный подъем от знания такого, что в мире нашем способны свершаться чудеса, и не нужно для того великих поводов!
 Но, возвращаясь к рассказу своему, скажу, что не выйдет описать всеми благими словами то состояние Наволоцкого, когда его душа, захлебнувшаяся в тёмных водах пороков и собственного бессилия, схваченная внезапно хрупкими ручками добродетельницы, была вырвана на свет и, ослеплённая, полетела за ней, не желая следовать ни за кем другим. Именно Виктория помогла осознать нашему Григорию, всё, что творилось до того, было лишь порочным существованием и теперь достойно лишь того, чтобы быть уничтоженным и навсегда забытым. И это будет трудно любому человеку: осознать, что прошлое нужно забыть, ибо в настоящем рядом находится тот, кто готов отдать тебе свою собственную жизнь, соединить с тобой душу и продолжать путь дальнейшей в гармонии и с добрыми намерениями.

Сколько можно молчать?
Сколько можно страдать?
Не пора ли начать
Новый день создавать.
За старьё не держись —
Прошлый бег отпусти.
С добротою свяжись,
Благодать подпусти.

 И Григорий Александрович решил отпустить. Разорвав холст, на котором яркими красками пытался нарисовать собственное будущее, и выкинув обрывки этого неудавшегося творения на землю, он растоптал их ногами, ибо всё, что было в том творении, было греховно и порочно. И он знал, что однажды и второй художник этого полотна придёт к тому же самому. По крайней мере, герой наш на это надеялся. Но на тот момент художник дошёл лишь до оскорблений и в пылу скандала даже хотел стукнуть Григория Александровича. Благо, последний уклонился и, как говорят наши медики: «отделался лишь лёгким испугом». Анна Евгеньевна была дама горячая, под влиянием эмоций наговорила бы такого, о чём потом пожалела бы и проклинала бы свой язык. Вот и тогда, когда Наволоцкий совсем уж покидал свою бывшую невесту, она умоляла остаться его и кричала, что «всё ещё любит». Но, как Григорий помнил до сих пор, он ушёл, даже не обернувшись, хоть и сильно хотелось напоследок глянуть в серо-зеленые глаза Анны Гурьевой. Но герой наш того не сделал, ибо был уверен, что «тот, кто уходит, должен делать то, не оборачиваясь, ибо посмеет обернуться –  уж и уйти более не сможет».
 Наверное, на этом слове и следует кончить историю, в которой два сердца не смогли слиться воедино и обрести счастье. О подробностях того дела лучше бы и совсем умолчать, но что рассказано, того уж обратно в рот не воротишь. Теперь читатель способен вообразить себе чувства, которые испытал Григорий Александрович тем вечером, когда увидел пред собой Анну Евгеньевну Гурьеву. И самое важное было то, что героя нашего не покидало ощущение, что встреча та знаменовала собой лишь начало чего-то неясного и крайне мучительного.