Профсоюз

Один год я был профоргом поликлиники. Уже всколыхнул чувства людей Чернобыль. Но еще крепко и нерушимо стоял на ногах Советский Союз. И никто даже в мыслях не мог себе представить, что через несколько лет он рассыпется в прах, и только в сердцах людей он сохранится как что-то более светлое, чем современная эпоха. Права трудящихся для меня это не пустой звук, советское воспитание укоренились крепко, а происхождение укрепляли эти представления, как цемент . Небольшой организаторский опыт и хорошее знание законодательства о трудовых отношениях тех лет тоже лежали в основе тех событий. К тому же одной из волн перестройки, раскачивающих людей в те годы была роль трудового коллектива, вплоть до выбора руководителя организации. Но эти соображения совсем не для меня. К этому времени в моем представлении  уже сложилась и укрепилась мысль о том, что чем больше шагов по карьерной лестнице вверх, тем меньше остается совести и  человечности. Вначале эти качества ослабевают в непрерывных конфликтах, чаще всего заканчивающихся компромиссами не в пользу  гуманизма.  Ну а дальше и говорить не стоит. Поэтому я решил не подниматься выше уровня заведующего отделением. Тут ты еще можешь защитить, тех, кто ниже, тех, кто делает настоящую работу. И ты можешь помогать им реально, улучшая организацию труда,  а если необходимо, то просто взять их работу на себя.  Именно это оправдывает те периодические несправедливости, которые вынужденно допускаешь уже на этой ступеньке. Конечно справедливость это субъективный фактор. Но моя эмпатия позволяет мне посмотреть и с другой стороны, поэтому это и ощущается. Изложенное выше -это попытка объяснить мои внутренние мотивы к последующим событиям.
   Я умею слушать людей, профессионально наработанное качество. Да и вне профессии я очень ценю общение, правда больше как пассивная сторона.  И ко мне пошли люди с проблемами. Оплата сверхурочных, сверхнормативная нагрузка и целый ряд  неурегулированных вопросов в работе врачей поликлиники. Но главным вопросом стали ночные дежурства в стационаре. Они не оплачивались вообще, Врач работал во вторую смену, уходил на ночное дежурство, утром выходил на первую смену. Можно сказать, что хирурги работают так всегда. Да, и продолжительность их жизни меньше, чем у терапевтов. Но дежурства у них были оплачиваемые.  Обращение к главному врачу по поводу поднятых вопросов не дало результатов. После повторного обращения было назначено профсоюзное собрание. За те 2 недели, что прошли до собрания я почувствовал, что иду против течения. На пятиминутках и производственных собраниях моя фамилия стала звучать слишком часто, и всегда в отрицательном контексте, Изменились и сотрудники. Для некоторых я стал нерукопожатым. Да и остальные чурались меня, стараясь разговор со мной свести к минимуму, особенно на глазах у начальства. Холодом повело от большинства людей, пропали улыбки при встречах. Это слегка цепляло, несмотря на мою любимую поговорку для таких случаев – “Ну что поделаешь, люди бывают разные”.
    На собрание приехала сотрудник ЦК профсоюза медработников. В своем выступлении она говорила о высокой моральной ответственности врачей за свою работу, о клятве Гиппократа и врача Советского Cоюза. О той помощи, которую оказывает профсоюз администрации больницы, о льготах. Завершила свое выступление тем, что в больнице явных нарушений трудового законодательства нет, коллектив хороший. Мое выступление было очень сухим, без эмоций. Я зачитывал статью и пункт Кодекса законов о труде с указанием номера, потом описывал ситуацию у нас, потом делал вывод, статья и пункт такие-то нарушаются. И так по всем вопросам.  Спасибо курсам по организации здравоохранения во Львове, которые привили мне уважение к КЗОТУ. Закончил внезапно и сел на место. Женщина-представитель ЦК профсоюза покрылась пунцовыми пятнами на щеках. Но говорила выдержано, что ситуация ей ясна, у них будет разбор ситуации и о результатах доложат коллективу. Меня зачем-то позвали к главному в кабинет, где профсоюзная босс нервно курила, на меня старалась не смотреть вообще, и вкратце повторила главному то. что говорила на собрании. Мне сказали, что я свободен. 
Три года тому назад мы приехали в этот город по лимиту. Получили временную прописку. И как раз через две недели мне позвонили из области, сказали, что пришел срок решать вопрос с постоянной пропиской, и нужно привезти документы, в том числе характеристику с места работы. Я пошел к главному врачу. Разумеется, услышал в ответ, что никакой характеристики не будет.  Я кивнул головой, ничего не сказал, повернулся и вышел. Вечером сказал жене, что нам, наверное,  прийдется уезжать. Она хотела что-то сказать, но посмотрела на меня и промолчала. Я не знаю, заметила ли она блеск навернувшихся слез, которые я старательно сдерживал. Мы посидели молча, держась за руки.
       В область я поехал с документами без характеристики. Начальник отдела, решающий мой вопрос, просмотрел документы и спросил где характеристика. Я ответил, что главный врач мне ее не дал. Он внимательно и заинтересованно посмотрел на меня и спросил –Почему?  Я кратко  рассказал мою историю. Он встал, с моими документами в руке, подошел к окну, постоял немного, вернулся и бросил мои документы на стол:
-Ну что же, обойдемся без характеристики. Можешь идти.
Дома рассказал супруге. На работе ничего никому не говорил. Еще через неделю поликлиника загудела, все вопросы поставленные на собрании были решены именно так как положено было по закону. Даже более того, поскольку число коек в стационаре превышало норму для дежурного врача  вдвое, оплата за ночное дежурство была установлена двойной. Я оставался в подвешенном состоянии еще две недели. А потом меня вызвал главный врач:
- Я Вас поздравляю, Вы получили постоянную прописку- и он широко улыбнулся и пожал мне руку. Я назвал его по имени отчеству и искренне поблагодарил. Наверное, за рукопожатие, за улыбку, но и за надежду на будущую спокойную работу.  На следующем профсобрании меня в списках кандидатов на должность профорга не было. Меня никто  не спрашивал и не предупреждал. Но я был и  рад этому. Через несколько лет главный врач ушел работать рядовым врачом. Лечиться он ходил ко мне, а я с удовольствием решал все его проблемы, радуясь, в том числе и тому, что могу сделать добро человеку, который когда-то не так поступил со мной. Но потом мои мысли изменились. После того как он участвовал в  моей брюшной операции, пусть и как ассистент. Потом, когда он приходил ко мне, я думал, что я в неоплатном долгу перед этим человеком. 
Теперь, по прошествии многих лет, я думаю, что бы я посоветовал моим детям и внукам, окажись они в подобной ситуации. И я прихожу к выводу, что так поступать нельзя. Ставить общественное благо выше интересов семьи, тем более в наше время, нельзя. И еще – моя любимая покойная теща любила говорить:
 –Чем больше чин, тем больше сволочь.
 Мой жизненный опыт говорит мне, что большинство людей- хорошие. Но и среди тех, кто встречался мне и был выше меня по чину, должности, пусть и намного выше, слава Богу и ангелу-хранителю тоже больше хороших.