Евгений и Евгения

Январь1941 года выдался морозным, снежным. В маленькой комнатушке с выходящим в соседний двор подслеповатым окошком на грубо сколоченном табурете худенький черноглазый семиклассник Володя Кучеренко делал уроки. Вся обстановка комнаты состояла из старинного «гардероба» (так еще на моей памяти называли вместительные бельевые шкафы), узкой железной кровати, небольшого сундучка и табуретки, заменявщей стол. Скоро прийдет  домой его мама Ольга Владимировна, недавно поступившая на работу в библиотеку, и тогда  ее золовка  Валентина принесет на подносе два судочка- в одном жидкий супчик, в другом какая-то каша, и не забудет напомнить, какую сумму задолжала ей недавно поступившая на работу и не успевшая еще получить первое мизерное жалованье сестра ее мужа за то, что они с сыном у нее «берут обеды». Скоро стемнеет, Володя сложит в портфель все необходимое, подставит табуретку к сундучку, на котором он спит. Удивительно, как в таких условиях Володя учится на одни пятерки и в ставшей родной 15-й железнодорожной школе на стенде «ими гордится школа» есть и его фото...

В октябре 1937 года отца Володи, моего деда Афанасия Антоновича Кучеренко, которому исполнилось на тот момент уже 63 года, ночью увез «черный ворон». Предъявленное обвинение долго не укладывалось в голове плачущей жены- оказался он... бельгийским шпионом. На Макеевском металлургическом заводе дед проработал почти сорок лет, стоял у истоков производства, а почти все ведущие специалисты тогда были французами или бельгийцами. До суда он не дожил- через месяц скончался в тюремной больничке. Семью «врага народа» выселили из квартиры, и бабушка, распродав за копейки вещи, попросила разрешения у занимавшего к тому времени родительский дом брата Евгения переехать с сыном из Макеевки в Таганрог. Вообще-то наследниками жилья были и она сама, и сестры Александра и Анна, и  братья Василий и Валентин (это без пропавших без вести в гражданскую Николая и Владимира), но почему-то только Евгений, а точнее его жена Валентина Иосифовна, распоряжались родительским подворьем. Вот и разрешили Ольге Владимировне с Володей занять восьмиметровую комнатушку, служившую кладовкой для ненужного хлама...

...В далеком 1911 году на вакантное место в Азово-Донском Земельном банке поступил  выпускник Таганрогского Коммерческого училища (ныне в этом здании находится общеобразовательная школа №10) Евгений Овечкин, старший из сыновей служащего в этом банке уже три десятка лет Владимира Васильевича Овечкина, моего прадеда. Евгений вскоре зарекомендовал себя с наилучшей стороны- исполнительный, аккуратный, внимательный.

Лето 1914 года было тревожным. Началась мобилизация,открывались военные предприятия,  учебные заведения ускоренно готовили командный состав для грядущих военных дел. Евгений подлежал призыву, но после медицинского обследования был комиссован «по причине слабого сердца». После этого он некоторое время «восстанавливал здоровье» у дяди по матери в селе Ханжонково  неподалеку от Таганрога, где у того было большое хозяйство (выращивали пшеницу, имели скот и птицу), затем вернулся на прежнюю работу в банк.

По соседству с Овечкиными во дворе дома №48 по бывшему Ярмарочному (сейчас это Гоголевский, 36), принадлежавшему купцу Анохину, снимала флигель семья обрусевших немцев по фамилии Шух. Отец семейства, горный инженер, работал управляющим на шахте под Харцызском, а его жена с дочерьми Алисой и Валентиной вели домашнее хозяйство в ожидании редких приездов вечно занятого мужа и отца.

Вот как раз с Валентиной Шух у застенчивого в делах амурных Евгения завязались отношения, а в октябре 1918 года в Митрофаниевской церкви прошло их венчание. Шафером на свадьбе Евгения и Валентины был приехавший ненадолго в Таганрог проездом из Бакинской летной школы его брат Николай. Первенец супругов, тоже Валентина, умерла в младенчестве (могилка на Старом городском кладбище цела), а ее сестра Женя прожила долгую жизнь и закончила свои дни в далеком Казахстане.

В октябре 1941 года немецкие войска приблизились к городу, стал привычным гул орудий, готовились к эвакуации предприятия и городские организации, грузилось в эшелоны оборудование. Но далеко не все удалось вывезти, не все эвакуировались- немцы под Вареновкой перекрыли железную дорогу, а 17 октября началась почти двухгодичная жизнь «под немцем».

И только немногие, в том числе жена Евгения Валентина Иосифовна, откровенно радовались наступившей перемене. Через несколько дней, принарядившись, под руку с мужем и с восемнадцатилетней дочерью - красавицей и комсомолкой, тоже Евгенией, отправилась она в комендатуру, откуда семья вернулась с новенькими «аусвайсами». С этого момента семья Евгения Овечкина стала семьей Евгения Шуха. Не забыла Валентина Шух своего происхождения, да и немецким языком владела. Нашлась бухгалтерская работа для Евгения, а дочь Женя, хорошо знавшая немецкий язык, поступила на работу на биржу труда.

Старый двухэтажный дом, в котором находилась биржа труда (сейчас ул. Греческая,88) находился в старом центре города, и элегантно одетая Женечка Шух, постукивая каблучками, каждое утро отправлялась туда на службу. А в городе по ночам гремели выстрелы, прошли расстрелы евреев, позже подпольщиков, отправлялась на работу в Германию молодежь... В октябре 1942 года в набитой до отказа «теплушке» покинул Таганрог и мой папа,  шестнадцатилетний двоюродный брат Жени. Накануне она посоветовала ему «хорошо себя вести». К счастью, папе повезло- их эшелон высадили под Сталино, где спешно строился немецкий аэродром, а вскоре во время налета наших бомбардировщиков ему удалось бежать.

Весь 1942 год в квартире Шухов вечерами играл патефон, немецкие офицеры с дамами устраивали танцы и застолье, а улыбающаяся Валентина Иосифовна им прислуживала. Но в начале 1943 года бои приблизились к городу, «кавалеры» были отправлены на фронт, а семья Шухов стала упаковывать скарб, готовиться к отъезду, а затем покинула город. Правда, освободив Ростов-на-Дону в феврале, наши войска остановили наступление и еще долгих полгода Таганрог ждал своего освождения.

Уезжая из города, Шухи милостиво предложили Ольге Владимировне перебраться в освободившиеся 2 комнаты окнами на улицу и по своему усмотрению использовать оставленные ими вещи. Стояла лютая зима, и мебель пошла на растопку «буржуйки», а мелкие вещички ушли в обмен на продукты.

Только в начале 60-х, когда из Кокчетавской области Казахстана стали приходить письма от Евгении, моя бабушка узнала дальнейшую судьбу брата и его семьи.

Шухи, тщетно мечтавшие перебраться в Германию, временно осели в каком-то небольшом населенном пункте, вскоре освожденном нашими войсками.  «Разобрались» и с «беженцами».

Евгений Овечкин оказался в лагере под городом Онега, где и скончался в 1947 году. Его супругу Валентину Иосифовну отправили с эшелоном переселенцев на постоянное жительство в глухую деревню в Северном Казахстане, куда потом перебралась к ней ее няня Мария Анохина, Машенька, как ее все называли в семье, одинокая женщина, вынянчившая когда-то и саму Валентину, и Женечку.

Евгения получила 10 лет лагерей (комсомолка, работавшая у оккупантов). По дороге к месту отбывания наказания, во время длительной стоянки эшелона на какой- то станции, она познакомилась с молодым мужчиной из вагона с депортируемыми поволжскими немцами. Рихард Бришкевич влюбился в красавицу Женю, как говорят, «с первого взгляда» и долгих 10 лет ждал ее освобождения. В лагере Женя, к счастью, не попала на тяжелые работы, а помогала бухгалтеру, а потом и сама стала бухгалтером. Пригодились и ее музыкальные способности (она прекрасно играла на фортепиано и аккордеоне). После освобождения ей разрешили воссоединиться с женихом Рихардом, вскоре ставшим ее мужем. Поволжские немцы в Казахстане жили дружной колонией в большом селе, где были и школа, и больница. Рихард преподавал  немецкий язык, а вскоре стал директором школы. А Евгения преподавала там же музыку, пение и домоводство. Валентина Иосифовна с Машенькой перебрались к дочери. Обе они оказались долгожителями- Машенька прожила почти 100 лет, Валентина чуть меньше. В 90-е переписка с Казахстаном прекратилась. К тому времени Евгения почти ослепла, Рихард, десятью годами старше ее, тоже нуждался в помощи, которую оказывали его племянники, живущие поблизости. Много семей, имеющих немецкие корни, выехали из их поселка на постоянное жительство в Германию. Детей у Евгении с Рихардом не было.

В конце 60-х годов переселенцам разрешили выезжать из Казахстана, и Евгения по дороге из санатория заезжала на несколько дней в Таганрог. Я, подросток, не знала тогда всей этой истории, а бабушка вела себя как радушная хозяйка и тему военного времени обходила стороной, хотя Евгения интересовалась сохранностью оставленных когда-то вещей. Бабушка отдала ей несколько папок с нотами и какие-то книги на немецком языке. Еще в сарае у нас долго стояли старый комод и буфет, которые бабушка называла «шуховскими»...