Гаррис Т. 2. Гл. 13. Принц Эдуард... Ч. 2

В перерывах между речами, произнесенными после обеда, он признался, что, если я помню, он является главой Благочестивой компании кордвейнеров25, и пригласил меня на их ежегодный обед, который должен был состояться через  месяц. Обращался он со мною как с членом королевской семьи.
______________________
25 Благочестивая компания кордвейнеров — одна из 110 компаний, образовавших в свое время Лондонское Сити. Все эти компании называются благочестивыми и уходят корнями в феодальные ремесленные цеха, объединявшие людей одной профессии. Их признают ливрейными компаниями, т.е. обслуживавшими аристократию. Кордвейнеры — специалисты, обрабатывавшие тонкую кожу (преимущественно козью из Кордовы, Испания) и производившие из нее различные изделия, в частности, перчатки, сапоги, женские сумочки и стильные мужские и женские ремни и пояса.

— Вы едите и пьете не так, как следовало бы, — заключил мой сосед. — На земле нет большего удовольствия, чем вкусно поесть и выпить. В отличие от всех других удовольствий, чем старше ты становишься, тем острее понимаешь это удовольствие!

Такова была его философия. При этом я все же нашел Уильяма Смита добрым хозяином и не удивился, услышав, что он хорошо относится ко всем своим знакомым.

— Его слово — слово чести, — говорили о Смите. — И чем больше вы в нем нуждаетесь, с тем большим сочувствием он к вам относится. Отличный парень Билл и настоящий голубой26 консерватор. В общем, образцовый англичанин.
______________________________
26 Каждая парламентская партия Великобритании имеет свой политический цвет, в который раскрашивает свои флаги, плакаты, бантики на одежде в период выборов. У либералов — желтый, у консерваторов — голубой. После того, как голубой цвет стал символом гомосексуалистов, цвет консерваторов предпочитают переводить как синий. Воспоминания написаны Гаррисом до столь существенных изменений в понимании цветов.

Я помню, как позднее, на другом банкете у меня была небольшая стычка с соседом. Он, казалось, чувствовал себя неловко, и я не мог понять, почему парень все время дергается, пока не заметил, что у него между ног стоит огромная бутылка.

— Что это? — удивился я.

— Иеровоам27 «О-Брион» 78-го года, — пробормотал он. — Лучшее вино в мире.
_____________________________
27 Согласно сложившейся мировой традиции стеклянные винные бутылки в зависимости от их объёма носят имена библейских царей. Иеровоам — первый царь Северного Израильского царства. Его именем названы бутылки объемом от 3 до 4,5 л.

— Где, черт возьми, вы раздобыли такую огромную бутылку? — поинтересовался я. — Она размером с добрых шесть обычных бутылок.

— Чушь! — сказал он. — Магнум28 — это две бутылки, вот эта иеровоам — четыре бутылки, а ровоам29 — восемь. Но ровоам мне не осилить.
________________________
28 Объём магнума — 1,5 л.
29 Ровоам — библейский царь Иудеи; бутылка ровоам вмешает 4,5 л.

— Не хотите ли вы сказать, что намерены опорожнить иеровоам в одиночку?

— В одиночку — не в одиночку, не знаю, — последовал раздраженный ответ. — Слава Богу, я могу пить как и сколько хочу. Мне вашего разрешения не требуется.

— Это действительно лучшее вино в мире? — У меня не было настроения для скандала. — Я был бы не прочь попробовать! Это ваша собственность?

— Извольте, стакан налью, — последовал ответ. — Но не больше. Иначе для самого останется всего ничего.

Я продолжил распивать ранее заказанную бутылку шампанского, а когда прикончил ее, напомнил соседу об обещанном бокале.

— Не следовало мне давать такое обещание, — проворчал тот. — Вы курили, а после сигареты никто не может ощутить истинный вкус прекрасного вина. Но, — добавил он, удерживая бутылку, — ради Бога, очистите свой рот от табака, прежде чем попробуете это вино!

— Каким образом? — смутился я.

— Съешьте кусок хлеба с солью. Но впредь помните: пока вы курите, никогда не насладитесь настоящим букетом и теплом вина.

С этими словами он наполнил мой бокал благородным бордо, себе же налил остаток, опустошив иеровоам, и сказал, смакуя:

— Отличное вино. Филлоксера30 уничтожила лучшие виноградники. Лафит31 в Шато пришлось пересаживать американскими лозами. Никто никогда больше не будет пить «Шато-Лафит», каким его знали наши отцы, но этот «О-Брион» — следующий по качеству. Как вы думаете, сколько я заплатил за его иеровоам?
_________________________
30 Филлоксера — насекомое-вредитель, распространена во всем мире. Внешне это мошки длиной около 1 мм. Поедают корни виноградной лозы.
31 Лафит — сорт винограда, из которого изготавливают вина Бордо. Шато — местность, где его выращивают.


— Даже не представляю. Возможно, три или четыре фунта.

Он снисходительно улыбнулся.

— Почти десять фунтов. Но через десять лет такая бутыль будет стоить вдвое дороже, попомните мои слова. Я знаю, о чем говорю.

«Любопытный маленький человечек», — подумал я про себя, когда увидел, как он пьет портвейн, а потом старый коньяк вместо кофе.

— Французы называют коньяк — кофе, — сказал он, постукивая пальцем по бокалу с коньяком. — Уж они-то знают, что хорошо, а что…

Когда банкет закончился, он попросил меня помочь ему добраться до кареты, так как алкоголь ударил ему в голову.

— Единственная часть меня, которая когда-либо чувствовала вино — это ноги, — признался он, ухмыляясь.

Мне пришлось почти нести его на руках. На улице джентльмена стошнило. Очевидно, ноги были не единственной частью его тела, которая взбунтовалась в ту ночь.

То, как эти люди ели и пили, жрали и обжирались, было отвратительно. Но прежде я видел, как блевали перепившие пива немецкие студенты, а затем вновь возвращались в пивнушку, радуясь своему скотству. «Это одна и та же раса, — повторял я себе снова и снова. — Та же раса со зверством и жестокостью в качестве преобладающих черт!».

Однажды вечером я вышел из зала еще до начала выступлений и, как назло, встретил в дверях Джорджа Уиндема32.
____________________________
32 Джордж Уиндем (1863 — 1913) — британский консервативный политик, государственный деятель, литератор, член элитарной группы «Души».

— Вы здесь! — радостно воскликнул он. — Что вы думаете об английском обществе?

— Вы имеете в виду английских скотов? — возразил я.

— Скотов? — повторил он. — Не уловил ход вашей мысли.

— Выйдем, — предложил я. — А теперь, — продолжил я, когда мы оказались на улице, — понюхайте, чем пахнет, когда я открою дверь в зал. Тогда поймете, что я имею в виду!

Когда я открыл дверь, изнутри шибанула невыносимая вонь.

— Боже милостивый! — воскликнул Уиндхэм. — Почему я не замечал этого раньше?

— Вы, член правящей партии, сидите внизу, по правую сторону от спикера, — объяснил я, — и поэтому страдаете меньше, чем мы, журналисты, на галерее второго яруса.

— Боже милостивый! — повторил он. — Какое откровение!

Думаю, что именно в тот вечер лорд Солсбери, тогдашний премьер-министр и главный гость, произнес действительно замечательную речь. Он напомнил своим слушателям, что в прошлом году, выступая в том же самом зале, он полагал возможным пообещать, что мир будет сохранен.

— Некоторые могут подумать, что я ошибся, — продолжал он, — когда прочитают в утренних газетах о кампаниях на Черной горе33 и других боях на нашей северо-западной границе в Индии, но подобные бои не следует называть войной и вряд ли они являются нарушением мира. Если смотреть на них с позиций здравого смысла, то они представляют собою не что иное, как кровавую пену на очередной волне постоянно наступающего прилива английской цивилизации.
______________________________
33 Ныне Черная гора (Тор Гар) находится на территории Пакистана. В эпоху английского владычества племена, проживавшие вокруг Черной горы, никогда не были полностью покорены англичанами. Против них были организованы 5 военных кампаний, но все оказались неудачными. Здесь речь идет о двух Хазарских экспедициях 1888 и 1891 гг.

Прекрасный образ был выведен в самой обычной манере премьер-министра, в голосе его не чувствовалось никакого волнения, отчего слова производили гораздо больший эффект.

Но если я хочу представить правдивый образ Лондона моего времени, я должен пойти дальше. В тот год сэр Роберт Фаулер был избран лордом-мэром Лондона во второй раз, что является почти уникальным событием. В связи с нападками недоброжелателей по поводу расходования городского бюджета и попытками демократизации городских учреждений муниципалитет столицы сделал все возможное, чтобы посадить в кресло лорда-мэра своего человека. Сэр Роберт Фаулер был не только отъявленным консерватором и богатеем, но и убежденным сторонником всех городских привилегий и, что самое удивительное, талантливым ученым, получившим высокие университетские награды, знатоком древнегреческого языка!

Я познакомился с этим джентльменом на ужине у сэра Уильяма Марриотта34, члена парламента от Брайтона.
____________________________
34 Сэр Уильям Теккерей Марриотт (1834 — 1903) — британский адвокат, консервативный политик. Заседал в Палате общин с 1880 по 1893 г.

На приглашение Марриотта я дал согласие довольно неохотно. Его супруга была измученной, чопорной маленькой женщиной, доброй, но ничем не примечательной, а сам Марриотт к тому времени мне порядком наскучил. Трапезная в его доме была маленькая, так что собралось с полдюжины скучных и нудных городских магнатов. Внезапно вошел Фаулер, крупный мужчина, ростом не меньше пяти футов десяти дюймов и гораздо больше в обхвате.

Вскоре мы уже обедали, и то, как гости ели, пили, комментировали все съестное и оценивали вина, было своего рода школой знатоков.

Один из гостей рассуждал о сравнительных достоинствах вальдшнепа и куропатки и позабавил меня, заявив, что поэт решил этот вопрос.

— Какого поэта вы имеете ввиду?

Я рассмеялся, поскольку поэзия и обжорство представлялись мне тогда противоположными полюсами.

— Не помню его имени, — ответил оратор, — зато помню стихотворение. — И он начал декламировать:

Если бы у куропатки было бедро вальдшнепа,
Это была бы лучшая птица, которая когда-либо летала35.
____________________________
35 Английская народная поговорка.

Если бы у вальдшнепа была грудка куропатки,
Это была бы самая нарядная птица.

Другой собутыльник заявил, что французы ничего не понимают в шампанском, хотя, впрочем:

— …мы, англичане, их кое-чему научили. Я помню времена, когда они даже не задумывались о годе производства шампанского, чтобы предпочесть один особый винтаж всем остальным. Мы объясняли им, что «Перье-Жуэ» 1875 года — лучшее шампанское, которое когда-либо было произведено на свет. А французы все еще думают, что «Вдова Клико» — лучшее шампанское в мире. Да у них нет вкуса! Они ничего не знают об игристых винах…

Я едва успел проглотить ложку прозрачного супа, как в ноздри мне ударил резкий, ни на что не похожий запах. Я украдкой взглянул на маленького румяного человечка рядом со мною, но он как ни в чем не бывало продолжал пить шампанское бокал за бокалом, словно держал пари. Я сидел по левую руку от леди Марриотт, напротив сэра Роберта Фаулера, который, конечно же, восседал справа от нее. К тому времени, когда мы насладились жареным мясом и приступили к следующему блюду, атмосфера в комнате была совершенно ужасающей. Куропатки были так переварены, что разваливались при первом же прикосновении. У меня никогда не было особой тяги к гниющему мясу, посему я предпочитал жевать хлеб и наблюдал за собутыльниками.

Сэр Роберт Фаулер немного поговорил со мной и леди Марриотт, но после того, как подали ростбиф, он больше не разговаривал с нами, а молча ел, как людоед. Никогда еще я не видел, чтобы мужчина пил с такой жадностью. Для начала он съел порцию говядины, потом йоркширский пудинг и снова говядину. Уже после первого глотка он крикнул хозяину:

— Превосходная шотландская говядина, мой дорогой Марриотт. Где вы ее берете? Она у вас идеально хранится.

— Семейная тайна, — с улыбкой ответил Марриотт.

Он отлично знал, что как только ужин закончится, мэр забудет обо всем, что наговорил за столом.

Когда я склонился было над своей тарелкой, мой огромный визави причмокнул и стал нарезать себе здоровенный кусок мяса. На лбу у него выступили вены, похожие на узловатые шнурки, капли пота стекали по его большому красному лицу… Я посмотрел на леди Марриотт и заметил, как брезгливо сморщилось ее лицо. Мы с нею испытывали одинаковое отвращение. Едва я отвернулся от этого омерзительного зрелища, как у меня за спиной раздался громкий, безошибочно узнаваемый хлопок,  и почти сразу распространился знакомый запах. Я уставился на всецело поглощенного едой обжору, но тот уже прикончил третью тарелку изысканной шотландской говядины и теперь вытирал лоб салфеткой в безмятежном неведении о том, что сделал нечто из ряда вон выходящее.

Я украдкой взглянул на леди Марриотт: она была бледна, как привидение, и ее первая порция мяса все еще лежала нетронутой на тарелке. Тихая дама избегала моего взгляда и явно намеревалась терпеть до конца.

Однако атмосфера в зале становилась все хуже и хуже, запахи — все сильнее и сильнее. Я уже радовался всякий раз, когда слуга открывал дверь, чтобы выйти или войти. Все гости ели так, словно от их аппетита зависела их жизнь. Дворецкого Марриоттов и четырех слуг было явно недостаточно, чтобы удовлетворять желания полудюжины их гостей.

Никогда в жизни не видел я больших чревоугодников, чем эти люди. Но самое любопытное, что по мере того, как одно блюдо сменялось другим, их аппетит, казалось, усиливался, а запахи в зале становились все гаже и гаже. Когда к столу подали закуску из мягкой селедочной икры на тостах, оргия переросла в безумие. Еще один смрадный взрыв. Я вновь посмотрел украдкой на хозяйку дома: она была бледна как смерть. Наши глаза встретились, леди Марриотт беззвучно молила о спасении.

— Я не очень хорошо себя чувствую, — тихо сказала она. — Вы не могли бы проводить меня?

— Конечно! — откликнулся я, вставая. — Пойдемте наверх. Здесь нас явно никто не хватится!

Мы тихо встали и вышли из зала. Нас и вправду никто не хватился. Как только леди Марриотт вдохнула чистый воздух холла, она начала оживать. На лестнице стало окончательно понятно, какой душной и отвратительной била атмосфера в зале.

— Это мой первый в жизни торжественный прием, — сказала леди Марриотт, глубоко вздохнув. Мы сидели в гостиной. — Я искренне надеюсь, что он станет последним. Какими ужасными могут быть мужчины!

— Так это и есть сэр Роберт Фаулер? — спросил я. — Лучший лорд-мэр, единственный ученый лорд-мэр? В Лондоне таких лорд-мэров еще никогда не было?