Коды гениев ч. 2 Братья Ван Гога

Часть 2
Братья Ван Гога.

   Когда налили ещё кофейку, красный, зевнув, постучал чашкой по блюдцу, привлекая внимание. Ещё раз зевнул и начал рассказывать.
— Винсент отсылал все картины младшему брату, своему благодетелю и маршану*. У них был договор. Оба брата знали толк в продажах картин. Винсент ведь тоже начинал продавцом картин и был успешен в этом бизнесе. Общение с искусством и развило его вкус и заставило бросить работу дилера. Ван Гог захотел рисовать. Тео нелегально выставлял его картины на продажу! Но их не покупали — Винсент, как художник, отставал от модных течений времени.
— На самом деле Винсент в конце своей жизни понемногу приобретал известность и продавался. “Красные виноградники в Арне, 1888” считается первой проданной его картиной и всего за 80 долларов. Это большая картина, 75х93см. Сейчас она в Москве, в Пушкинском музее. Стоит баснословные деньги!
— Да и вообще, если бы не брат, Винсент бы помер с голоду. Он каждый месяц получал от Тео по тем временам двойную зарплату почтальона.
—И краски с холстами заказывал. На еду не оставалось. Но он сознательно на это шёл, истязая себя и брата в том числе, да и всю свою семью!
— Да уж и не знаю, сознательно или бессознательно!
— А вообще, на художественном рынке Франции, Англии, Нидерландов, Голландии его родственники Ван Гоги были известными коммерсантами и крупными фигурами…
— Но, об этом не сегодня!
— Ну, почему же? Не прошло и десяти лет после смерти, как он стал продаваться за миллионы долларов. Этот автопортрет с трубкой продался в конце концов за 80–90 миллионов. А вот кто продавал? Тот же брат, наверно! — настаивал розовый.
— А куда бы ты эти деньги дел? Ты же нарисованный! — ухмыльнулся жёлтый.
— У Тео тоже был печальный конец, — продолжил второй розовый, — после смерти брата захандрил и тоже попал в психбольницу, и умер через полгода, от сифилиса. Оставил жену и годовалого ребёнка! Младший брат прожил даже на четыре года меньше, чем старший! На четыре года! Что за жизнь! Теперь один ползучий плющ обвивает надгробия двух могилок! Винсент, между прочим, приехал к нему в Париж уже больной сифилисом. Может не долечился и заразил брата. Какое раньше лечение было — одни тёплые ножные ванны.
— Детей в семье Ван Гогов было шестеро. Три брата и три сестры. Самый старший брат, тоже Винсент, умер при рождении. А наш Винсент был вторым и родился ровно через год, в тот же день, что и первый. И детей часто водили на эту могилку! Как бы ты себя чувствовал, видя своё имя и день своего рождения на надгробной плите?
— Да… Думаю, что не очень. Фантасмагория какая-то! Возможно, что в этом и есть начало всех бед Винсента.
— Хотел бы я быть подсолнухом. Они у него чудесные! Ярко-жёлтые такие, сильные, мощные, радостные ребята! Мы бы сейчас сидели на солнышке на грядках у музея. Хотя, он и завядшие подсолнухи тоже рисовал. Печальное зрелище! — жёлтый украдкой бросил быстрый взгляд на картину.
— Говорят, что подсолнухи тоже символичны, так он написал свою жизнь, — вздохнув, подтвердил завядший.
— Это он экспериментировал с оттенками, с выразительностью! У него даже была коробка с шерстяными клубками разного цвета. Он их прикладывал друг к другу, подбирая цвета. И надо заметить, писал он очень быстро. Спешил жить!
— Да и мы шедевры, не хуже подсолнухов! Не вздыхай! Вообще, если мозгами пораскинуть, ему много в чём повезло.
— И в чём же? — пропищала белая хризантема, почти не видная из-за чашки кофе.
— Его матушка хорошо рисовала, передала ему свой талант. Он легко комбинировал разные техники — карандаш с тушью, карандаш с акварелью... И начальное образование ему дали. И говорил он легко на трёх языках — английском, французском, немецком! И дядя с работой помог… и ему и Тео. И ездил по Европе!
— И ещё он родился, когда изобрели… Да, вот это важно! В 1841 изобрели металлические тюбики для краски. Это изменило всё для реалистов.
— Кажется, что это мелочь, но это не так! Раньше картины писали в салонах, по наброскам! С тех пор на плэнере с краской нет проблем!
— Он был сверхтребовательным к себе и много своих работ выбрасывал, если не был ими доволен. Ну, кроме тех, которые оставлял хозяевам, когда переезжал куда-нибудь. А они продавали их как холсты, пачками, по десять центов за штуку или просто сжигали!
— Он писал большие картины. Я вообще не представляю, как он управлялся с этими холстами! Сколько метровых холстов можно унести в руках! Из мешковины!
— Он скручивал их. Прикинь! Сейчас бы найти, пусть даже несколько, пусть даже карандашные наброски! Миллионером можно было бы стать! — разволновался розовый.
— Ага! Еще один путешественник во времени нашёлся, — хохотнул жёлтый.
— Да, спешил жить! Разве вы не знали, что кипарис — это дерево жизни и символ бессмертия? Посмотрите — на картине он соединяет землю и небо! — вздохнул увядший.
— Да, это тоже символично — его уже сто тридцать лет нет с нами, а он как будто где-то здесь, в соседнем зале!
— Мы тут кофе попиваем, на людей любуемся, — красный холодно посмотрел на жёлтого, — значит, писал он нас не под Стюарт! Писал не для смерти, а для жизни!
— Конечно для жизни! Кто спорит?! Мы продолжение его жизни, можно даже сказать - мы код его жизни! Да, перед нами всегда стоит толпа его почитателей, пытаясь расшифровать этот код!
— Вчера вечером одна девушка простояла два часа, любуясь мной, и я ей подмигнул, — у красного даже макушка расцвела, — и она сказала, что вернётся! И не одна!
— Шутишь?! Как ты ей подмигнул!
— Да, очень просто. Я поменял оттенок, когда включили освещение, и стал ярко-красным. И девушка улыбнулась! — он поперхнулся от удовольствия.
— Ну, ты хитрец! И я сделаю такой же трюк. Стану жёлто-серебристым на мгновение! Но подмигивать всем подряд не буду. Хорошо бы, чтобы какая-нибудь красавица подошла бы и ко мне, и тоже бы восхитилась, глядя на меня! Мною!
— Почему только к вам? Они подходят ко всем нам! Завядший тоже наш! И поломанный! И хризантемы! Мы же все единый шедевр, не забывайте! — одновременно заговорили все розовые.
— Так что? И вы все будете дружно подмигивать? Нет, так не пойдёт! Давайте договариваться.

   Музейный смотритель с шумом раздвинул шторы и утренний яркий лучик пронизал пространство зала, ослепив говорящих. От неожиданности они даже засеребрились и едва успели вернуться в свою вазу, в свою знаменитую картину. А в коридорах музея уже раздавались тихие голоса первых посетителей и слышалось шуршание по полу их войлочных тапок.
— А вы знали, что оригинал автопортрета с перебинтованной головой без трубки висит в музее в Лондоне? — только и успел спросить красный, не получив ответа.

   В этот момент к картине подошла девушка, которая накануне разглядывала картину, в сопровождении парня с двумя мольбертами через плечо. Они быстро разложили мольберты и краски, поставили холсты, загрунтованные сине-голубым, пододвинули кресла, на которых только что сидели красный и жёлтый, и взяли в руки кисти.
А что гладиолусы? Договориться сразу не получилось, и разговор отложен до ночи.
Но что такое день или ночь, если впереди целая вечность восхищения?

* Маршан — посредник между покупателем и художником.

Конец части 2 (Братья Ван Гога)


Рецензии