Шубка

     Зачем в сердцах, способных знать
     Высоких чувств переживанья,
     Так мало силы выживанья,
     Так много силы умирать?
     (Павел Кашин)

Небольшой, но богатый сибирский город окутала плотная серая вата, сочившаяся моросью и туманом. В пятидесяти шагах предметы сливались с висящей повсюду водой. В это время года подобные капризы погоды не были редкостью, поэтому с подачи синоптиков аэропорт закрыли сразу до семи утра. Несколько сотен желающих попасть на Большую Землю внимательно слушали объявления и вглядывались в электронные расписания рейсов, испещренные удручающим «отложен». Основная масса неудавшихся пассажиров погрузились в автобусы и отправилась поближе к домашнему меню под теплый бок супругов. Сотне оставшихся бесприютных гостей уставшие, но вежливые представители авиакомпаний бойко раздавали ваучеры на размещение в отелях.

Когда подошла моя очередь, девушка объявила, что в аэропортовской гостинице остались только номера для двоих, и по одному никого не селят. Ехать обратно в чистенький, но скучный город не хотелось. Я растерянно оглянулся по сторонам, будто подмога могла прийти от таких же узников погоды. Взгляд непроизвольно остановился на стоящем за мной мужчине, на вид немного за пятьдесят. Мгновенно оценив ситуацию и мой молчаливый крик о помощи, он с вежливой улыбкой произнес: «Я не храплю». Вопрос ночлега в удобной локации оперативно решился.

По пути в стоящую через площадь гостиницу представились друг другу. Я по обыкновению тут же забыл его имя-отчество. Новых-то коллег мне удается с трудом запомнить только за несколько дней, а тут вообще никакой надобности напрягать память не было. Кажется, его звали Алексей. Но это не точно. Войдя в номер новоиспеченный сосед предоставил мне выбрать место, вежливо поинтересовался, не нужен ли мне столик у зеркала, раскрыл на нем ноутбук и погрузился в работу. Выглянув в окно, за которым в серой пелене с нашего этажа с трудом угадывались очертания парковки, я устроился в кресле в другом углу и погрузился в чтение. Что бы ни говорили пуристы, электронная книга в телефоне – отличное изобретение. Особенно незаменима в дороге при непредвиденных задержках или вынужденном ожидании.

Несколько раз мне звонили. Сначала начальник узнавал, все ли удалось успеть, потом дважды тревожилась жена. Первый раз – узнать, буду ли ужинать. Ответил, что буду, но в лучшем случае только завтра. От такой новости был осыпан валом вопросов по бытовому устройству, которые так важны для женщин, вторичны для мужчин, но в конечном счете создают атмосферу счастливой семейной жизни. Беседовать выходил в коридор, но начало разговоров сосед наверняка мог слышать, если вообще обращал на них внимание. На взгляд со стороны, он был с головой погружен в работу.

Спустя пару часов он удовлетворенно закрыл компьютер, сопроводив действие репликой: «Теперь выходные свободны… Нам, кажется, полагается бесплатный ужин. Вы пойдете?» Захватив необходимое отправились к ресторану. Проходя по коридору в направлении лифта, встретили проскользнувшую в номер парочку. Оба настороженно озирались, у кавалера в руках блеснула бутылка шампанского. Когда дверь за ними закрылась, я пошутил, что люди время зря не теряют. Мой сосед неопределенно отозвался. Тихую реплику я не расслышал и даже не вполне уловил настроение сказанного.

Ужин оказался весьма недурным, особенно с учетом его бесплатности. За едой мы немного поболтали о профессиональных делах. Неспешный разговор ладился, и сосед предложил продолжить в баре: «За ночь еще успеем надышать в номере.» Я заказал пиво, собеседник остановился на виски. Опять позвонила жена с очередной кучкой вопросов. Я поленился вылезать из-за уютного столика, поэтому отвечал по возможности односложно. Визави из вежливости отвернулся и разглядывал джазовое трио, создававшее уют негромкой спокойной музыкой. Пряча телефон в карман, я извинился:

– Супруга. Волнуется.

– С тех пор как мать умерла, обо мне так никто не заботился.

– А семья?

– Я одинок.

– Дети? – Мне подумалось, что он просто разведен.

– Тоже нет… Старый холостяк.

– Бывает. У меня много знакомых. Кто-то не доверяет женщинам, кому-то любовь не встретилась.

– У меня третье. Из-за большой любви, – он улыбнулся и перехватил мой удивленный взгляд. – Долгая история, но если хотите…

– Если не нарушим ваше privacy.

– Имен не будет. Женщин мы не обидим, а мне уже всё равно. Только обещайте, когда наскучит, сразу дайте знать. Я лучше о чем-нибудь веселом поведаю. Забавных историй за жизнь накопилась прорва. Или Вас послушаю.

– Обещаю.

Он еще раз внимательно заглянул мне в глаза, дабы убедиться в искренности моего слушательского намерения.

– Впервые я влюбился в детском саду. Нужных слов и понятий тогда, разумеется, еще не знал. Имя и лица девочки тоже не помню. Но ее синтетическую леопардовую шубку забыть не смог. Тайно прикоснуться к меху рукой было очень-очень приятно. Зачем это делал, не понимал совсем. Зато отчетливо сознавал, что гладить шубку нравилось только когда в ней была хозяйка.

– Вероятно, у многих найдутся воспоминания из раннего детства, но ваши милы и оригинальны, – попытался я неуклюже обозначить внимание к теме, хотя про себя ничего подобного припомнить не сумел.

– Почему начал издалека, станет ясно по ходу дела, – как бы извиняясь, заметил рассказчик и продолжил. – Несмотря на интеллигентных родителей, я плотно общался с улицей. В те годы детей не в теплицах воспитывали. Да Вы и сами помните. Рос любознательным ребенком и, естественно, меня не миновало знакомство с лекциями ДворСексПросвета и с подпольным рынком фотокопий познавательных иллюстраций по женской анатомии. Мы не упускали случая заглянуть на школьной лестнице девчонкам под юбку или в приоткрытую дверь банным днем в пионерском лагере. Но девочки по понятным причинам смотрели на сверстников свысока, предпочитая более старших и самостоятельных.

Была у нас в классе отличница. По иронии судьбы она оказалась моей второй первой любовью. Романтической, лишенной эротической составляющей, но от отсутствия четкой цели еще более изматывающей. Был совершен взаимный обмен верительными грамотами, материализованными в письмах. Самоцензура вычеркнула из записок опасное «люблю», оставив лишь осторожное «нравишься». Формально я с честью прошел испытание. Но что конкретно следует делать дальше не придумал. Даже не поцеловал, ибо мое уважение и пиетет к ней были запредельными. Зато странная дружба дворового разгильдяя с правильной девочкой привила умение ценить в женщинах ум и научила правильно с такими дамами обходиться. Они не менее других, может и более, нуждаются в нашем внимании… Не скучно?

Собеседник заметил мое «отсутствие». Водится за мной свойство выглядеть некстати отстраненным, как раз когда услышанное задело. Поток наведенных чужим рассказом мыслей и воспоминаний вечно уносит в дали или глубины. Я извинился и пояснил о себе. Он понимающе кивнул, заказал еще виски и вернулся к повествованию.

– В университете, уже четко знал, куда следует вести дело. Но мне не везло. Видок у меня тогда был непрезентабельный. Череда бессистемных попыток найти свое место в игре полов не увенчалась успехом. Казалось, что литература, которую в те годы – спасибо школе – ненавидел всем существом, ко всему прочему еще и врала: не интересны мы девушкам. К счастью, вовремя сообразил: моя инициатива сейчас не уместна. И стал ждать. События последующих десятилетий подтвердили – на заре туманной юности просто не умел самостоятельно делать правильный выбор. Совсем. Обидный, но полезный урок.

Вскоре тактика ожидания сработала. Удача наконец улыбнулась, и на меня обратила внимание весьма фигуристая и симпатичная девушка с потока. Приятная лицом и в общении, но в одиночку воспитанная мамой в крайних пуританских традициях, весьма распространенных тогда на территории Союза. Я познал прекрасное тело, но так толком в него и не проник. Она была холодна от панической боязни залететь. Помучавшись годик понял, что красота всегда и обязательно должна дополняться другими качествами, полный список которых тогда еще не представлял себе. Но благодаря ей научился получать удовольствие от разговоров с барышней на самые разные темы. И не только удовольствие. Женский взгляд на жизнь иной и, будучи дополненный собственным, делает представление о мире объемным. Что скрывать, все простые, но действительно работающие приемы и тонкости общения с людьми я почерпнул у женщин, начиная с бабушек. И до сих пор усердно учусь.

После универа уже почти смирился, что вообще никому не понадоблюсь. По-прежнему мечтал о настоящих отношениях, читал тематический самиздат, фантазировал, сублимировал бешенную тестостероновую активность в работу и спорт. До КМС поднялся. Почти уже превратился в мечтателя, но качели судьбы неизбежно понеслись в обратную сторону. Поехал разок с друзьями на море и там сошелся с обычной девушкой, серенькой на вид и в поведении на людях. Но страсти в ней кипели и переливались через край. Меня захлестнуло. Это был гормональный фейерверк! Примитивный, но чудесный. Даже катался потом к ней на Волгу. Она тоже в Москву приезжала. Но любая сильная химия недолговечна и отягощена похмельем. Расстались мы быстро и незаметно. Тогда я понял, насколько сильна в нас природа, как ее не сдерживай и не маскируй. И что это великолепно и вовсе не заслуживает стеснения!

Потягивая пиво и поминутно срываясь в собственные мысли, я старался внимательно слушать. Чертовски редко взрослые мужчины делятся столь интимными подробностями своей жизни. Даже – и особенно – близкие друзья не разболтают и сотой доли. Подобное можно услышать лишь от случайных попутчиков, знающих, что назавтра их дороги разойдутся навсегда. Не оставалось ни малейшего сомнения в правдивости повествования. Подкупал спокойный ритм изложения и насколько тепло собеседник отзывался о своих подругах, которые очевидно дарили ему не одни лишь приятные мгновения. Но все разочарования, непонимание и трудности он оставлял за кадром и, похоже, не держал в памяти сердца.

– Когда немного пришел в себя, познакомился с кооператоршей. Тогда вся Москва, да и страна, ринулась в кооперативное движение. У нее было что-то швейное. Новые бизнесмены считали себя элитой, так что мне пришлось немало постараться, чтобы ее покорить. Гордую, уверенную, невозмутимую, обеспеченную. Зато выучился флирту и ощутил его вкус и прелесть. Она же отучила меня от детской брезгливости и тем открыла невероятные горизонты в долинах смятых простыней. И вишенка на торте: в один прекрасный день пригласила в гости, где объявила, что выходит замуж, и познакомила с будущим мужем. Отличный мужик, кстати. Я оценил разумность ее выбора. Но меня впервые так цинично бросили, что стало полезнейшим психологическим тренингом. Было невероятно тяжело и больно, но именно ей более всех благодарен за науки… Не надоел?

– Что Вы! Очень занимательно. Не обращайте на меня внимание, тоже немного вспоминаю. В чем-то все мы похожи. Продолжайте, пожалуйста!

– Я тогда так устал от заумности и чопорности, что решил плюнуть на социальные статусы и поискать среди дам попроще. Хотя бы без высшего образования. В результате встретил учительницу младших классов. После какого-то училища. Очень веселую и заботливую. Она была невероятно добра и к ученикам, и ко мне. Причем от всего сердца. Даже подумывал жениться. Из нее вышла бы идеальная мать и хозяйка. А остальным премудростям научил бы. Школа любви у меня за плечами уже приличная была. Но чего-то недоставало. И я понял: шубки. Как в детском саду. Не той что на плечах, а ощущения, которое должно жить здесь, – он указал себе на грудь. – Чувствуя это, потихоньку свернул отношения, чтобы не питала иллюзий и пока не поздно нашла себе мужа. С тех пор шубка стала для меня главным и единственным критерием искренности и ценности отношений. Без нее и продолжать не стоило. Она одна только и важна оказалась. Остальной трагикомичный маскарад жизни – лишь тернистый путь к ней.

Рассказчик покрутил в руке стакан и помолчал. В баре становилось теснее. Всё новые посетители спускались из номеров зарядиться на ночь. Но в целом публика вела себя на удивление спокойно, только за дальним столиком что-то бурно праздновала компания разновозрастных женщин. Оглянувшись на шумную команду, собеседник неодобрительно покачал головой, сел прямо и продолжил рассказ, который мне до тех пор казался весьма банальным, но привлекал откровенностью.

– Мне тогда чуток за сорок было. На какой-то большой недельной конференции в Ярославле встретил женщину. Лишь только взглянул в ее глаза, беспомощно утонул в них. Глаза и взгляд для меня – главный источник представления о человеке. В них легко в одно мгновение узреть душу. И ничего невозможно утаить.

Как коренной москвич, в молодости испытывал сложные чувства к Северной столице с ее капризными погодами и анемичными красавицами. Ну, какие там сложные! Всё просто, если оставаться честным: ревность. В нашем московском денежно-бытовом раю, вечно не хватает естественной царственности Петербурга, которая неискоренима там и в самые лихие годы. И Нева. Огромная, своенравная. На ее берегах величественные дворцы смотрятся дачным заборчиком. Разумеется, моя новая знакомая могла родиться и жить только в городе Святого Петра. Стройная, заметная, увенчанная в моих глазах ангельской короной, как шпиль Петропавловки крестом; интеллектуально возвышающаяся над конференц-сбродом, как Исаакий над пестрыми питерскими крышами; колоннадой Казанского раскрывающая объятия души; страстная как праздничное наводнение, когда факелы Ростральных колонн отражаются в бушующей стихии волн и ее глазах; наполненная нежностью белых ночей; разнообразная и изысканная во всём подобно Спасу на Крови… Я пропал в считанные часы.

Когда в субботу толпа отправилась на какой-то мегапикник по поводу окончания официальной части, мы закрылись в номере и целый день не отлеплялись друг от друга, перемежая действие разговором. Вернувшись в Москву, с некоторым ущербом карьере перевелся на другую должность, требующую чуть ли не еженедельных поездок в Петербург. В отпуск приезжал на берега Невы на машине. Но главное, весь этот невероятный, доставлявший столько восторга и удовольствия букет расцвечивался искрами мириад волосков шубки, которая неотступно теперь пребывала со мной.

Он надолго замолчал, немного нервно втягивая аромат виски чуть подрагивающими ноздрями. Я не знал, что сказать, ибо подобного опыта и близко не имел. Только догадывался, что продолжение истории тяжело для рассказчика. Как подбодрить его, не обидев, на ум не приходило, но уже с нетерпением и любопытством ждал развязки. Наконец он собрался с духом:

– Чувство оказалось прекрасным, всепоглощающим и взаимным. Но она была замужем. Редко говорила о муже, чаще о сыне. И всегда отзывалась о семье с огромной любовью при том, что со мной была предельно откровенна. Я был абсолютно убежден, что ее муж – прекрасный человек и мужчина. Случись ему застукать нас или бы вдруг я сам решился на разговор, почти уверен: через час мы бы с ним сидели пьяные и придумывали на пару как поступить, чтобы она была счастлива. Но я не пошел. Не пошел из-за сына. Сам из полной семьи и, поверьте, знаю ценность такого, казалось бы, естественного подарка судьбы. Никакое счастье взрослых не может стоить загубленного детства.

– Разные варианты случаются.

– В жизни чего только не бывает. Оценка зависит от горизонта рассмотрения последствий. Понятно становится лишь спустя многие годы. Собой я бы рискнул не раздумывая, но ее ребенком – нет. И так себя виноватым ощущал. Боюсь представить, что пережила она.

Я не стал спорить. Не столько от отсутствия аргументов и личного опыта в столь щепетильном и пугающем разнообразием мнений вопросе, но пуще опасался направить беседу по ложному руслу.

– Наш роман продолжался года три и даже не думал иссякать. Но я с болью замечал, как у нее кончаются силы. Поэтому, наступив себе на горло, сыграл охлаждение. Наверняка, она не поверила, так как видела меня насквозь. Но все поняла, благородно и благодарно приняла. Ко времени подоспел и мой неожиданный карьерный взлет – почти не осталось времени на поездки. Мы оборвали связывавшую нас золотую нить. С того времени я один. Один в огромной и пустой Москве. А она где-то под низким небом близкого с тех пор города, выжить в котором можно только любовью.

Тогда-то я понял, чему учился всю жизнь. Очаровать и влюбить – дело природы. А вот достойно расстаться – человеческое. Мужчине, конечно, проще уйти не оглядываясь. Одним махом разрубить запутавшийся узел. Достаточно сменить вектор внимания, и выпавшее из кадра перестает существовать. Женщина всё происходящее с ней и вокруг переживает собой целиком – от кончика мизинца до самых потаенных мыслей, скрываемых даже от себя. Неожиданно зацепившая фраза или шальная фантазия волной пронизывают ее насквозь. К мелким встряскам привыкает, но события неординарные способны серьезно навредить рассудку. Даже приятные. А уж расставание… Хуже только смерть близкого. И то не факт. Чем сильнее привязанность и выше вознесли чувства, тем больнее потом падать. Смягчить стресс от перелома судьбы – самое малое, что мог для нее сделать. Не знаю насколько у меня получилось, но до сих пор встречаемся, когда судьба и дела заносят в Петербург. Уже не в номере, а в ресторане. И неизменно после каждого свидания меня по-прежнему накрывает шубкой на несколько недель.

Рассказчик смолк, глядя на свой опустевший стакан. Потом поднял на меня удивительно глубокий и светлый взгляд. Уловив мое недоумение попытался пояснить:

– Вас, вероятно, смущает слово. Извините, затрудняюсь найти подходящее. Начало лестницы, ступенька за ступенькой, мне давно и вполне ясны. Сначала влюбился в свою фантазию, потом во внешность, потом в наслаждения. Повзрослев полюбил уже конкретную живую женщину. Это всегда сложно. Устал и искусился покоем и уютом. Но что было – да и продолжается – с моей петербургской королевой так до конца и не осознал. Да, я был переполнен чувством к ней, но буквально с первых мгновений сквозь земную женщину чувствовал касание чего-то гораздо более возвышенного. Порой с ужасом задавал себе вопрос, что мне важнее. Как икона для верующего – портал к богу, так и она для меня стала проводником к шубке. Аллюзия очень личная, но вернее у меня, увы, нет.

Я молча кивнул, хотя его слова мало что прояснили. Вероятно, через подобный опыт надо пройти лично. Если в человеке нет отзвука воспоминаний, любые красочные слова не информативнее объяснения эскимосу вкуса свежих тропических фруктов. Собеседник немедленно заметил это, и поспешил загладить мою неловкость:

– Похоже, несколько разочаровал Вас. Не слишком увлекательная история вышла. Но весьма признателен, что выслушали до конца.

Мне стало его жаль. Я решительно не понимал. Суперуспешный профессионал, рассекающий по столице на новенькой заряженной «М5»; имеющий доход, позволяющий при желании непринужденно содержать пару любовниц модельной внешности. Умный, воспитанный, еще полный сил мужчина, за право быть не то что женой, но подругой которого, наверняка, прямо сейчас соперничают полдюжины достойнейших дам. Считающий женщин своей путеводной звездой, но заведенный ими в пустыню одиночества, он ни словом не винит дульсиней за исход. Напротив, продолжает боготворить их. И весь добровольный аскетический кошмар ради выдуманного эфемерного чудачества, для которого он даже не смог подобрать подходящего слова в богатейшем русском языке. Шубка… Смешно, право же…

Наутро, когда я проснулся, соседа уже не было. Московский самолет со вчера стоял на перроне, поэтому рейс первым выскользнул из погодной западни, лишь только диспетчер открыл небо. За менее везучими пассажирами из разных концов необъятной страны в направлении затерянного среди тайги и болот города неслись лайнеры, белым маркером нарезая холст Пятого океана на голубые ленты. Аэропорт ожил и гудел моторами техники. По полю деловито сновали люди в ярких жилетах. Автобусы с легковушками подвозили новые порции пассажиров и встречающих, пополнявших бурлящий в просторных холлах аэровокзала людской рой.

Запивая чаем утренний бутерброд, я перебирал в памяти знакомых: жен, подруг, дочерей моих друзей и коллег. Даже на беглый взгляд среди них не находил идеальных. Умело, и не очень, скрываемые несовершенства лиц и фигур, ожерелье неблаговидных особенностей поведения и удручающие черты характера щедро прилагались к каждой. Вчерашний собеседник жил в том же мире, и его женщины не прилетели со сказочной планеты. Но по рассказу их всех объединяла какая-то удивительная душевная щедрость. Быть может, его странный взгляд явился следствием романтического ослепления? Вряд ли. В таком случае после расставания обязан бы случиться приступ ненависти. Скорее, он непостижимым образом умел отбрасывать, как банановую кожуру, всё могущее составить ему неприятное впечатление. Бережно сохранял полученное от женщин, недрогнувшей рукой списывая им долги. Очарованный искренностью и обаянием случайного соседа, я почти не сомневался, что он видел в каждой собственное отражение – мягкого, предупредительного, всё прощающего прекрасному полу человека. А что если всему причиной волшебная шубка? Но почему он говорил о шубке и избегал слова «любовь»? Нет, вовсе не избегал. Прямо с любви и начал. Шубка появилась как отдельное новое понятие. Неуловимое, нездешнее, много тоньше по смыслу привычного затертого слова… От непродуктивных размышлений отвлекло объявление о начале посадки на рейс.

Вскорости Airbus уже мчал меня над облаками. Обожаю полет за чувство свободы! Он выбивает из привычной колеи – да и вообще из любой: в небе произвольно выбранная траектория превращается в дорогу. Приникнув к иллюминатору, я любовался игрой солнца на серой матовой плоскости крыла и вновь вспоминал случайного соседа. Сочувствие к нему сменилось сегодня неожиданной ревностью. Завидовал я вовсе не обилию и разнообразию его непростых романов. Отчего-то живо представлял, что мы снова мнемся в очереди, но за стойкой не девушка в форме авиакомпании, а Святой Пётр, от скуки тысячелетнего однообразия крутящий на пальце связку ключей от рая. Ежели бородатый страж сочтет мою общественно «нормальную» жизнь праведной, он едва укажет глазами на ворота и займется следующей душой. Но даже окажись стоящий за мной мужчина совсем не его клиентом, Пётр наверняка с удовольствием побеседует с ним.

Нет, нет, не так! Конечно же, все будет буднично и прозаично, но от того стократ ужаснее. Апостол смерит меня усталым взглядом и задаст вопрос из единственного невыученного билета, о существовании которого я не подозревал до вчерашнего вечера: «Ты прикоснулся к шубке?»

***

     Дары романов нежных восхвалив,
     В мир томных ласк тяжелым падал градом.
     Пронесся щегольским души парадом
     По краю жизни весел и ретив.
    
     Меж Сциллой и Харибдой испытаний
     Изранил сердце стрелами Амура.
     Пил горький яд своей судьбы сумбура,
     Любовь, как дар, храня от поруганий.
    
     Упругость тела, нежность теплых рук,
     Ресницы милой, смех в них или слезы,
     И лета жар, и осени три розы…
     К чему всё, если взгляд ее потух.
    
     Сгорая в страсти и сплетеньи тел,
     В том взгляде не искал он отраженья,
     Но ждал, что вспыхнет ангела круженье,
     С которым единения хотел.
    
     Безропотно принявший свой удел,
     С тоской взирая в сладкое былое,
     Но лишь одно сочтя за дорогое,
     Осколки сердца шубкою согрел.

                EuMo. Июнь 2023.