Оторваться от берега

Пока у человека есть мечты,
у него есть всё.

Девушка в красном пальто. Маленькая, звенящая точка в пространстве белоснежных листов зимних полей. Звук, разорвавший тишину.
Было холодное утро, последний вздох ослабевшей зимы, когда в бесконечно белом мире она увидела тонкую полосу моря. Как будто кто-то прочертил линию, разделяя небо и землю. Чем ближе она подходила, тем яснее видела маленький городок, что стоял на скалах, храбро подставляя всего себя холодному северному морю.
Вода была спокойна в то утро. Светло-серое небо сплошным покрывалом расстелилось на много километров вперёд.

***

–Кто тот широкоплечий мужчина?¬ –  спросила она у хозяина таверны, взглядом указывая на единственную фигуру среди пустых столов.
Рыжебородый хозяин только нахмурил брови и ничего не ответил.
–Это бывший моряк, – пробормотала юная улыбчивая официантка. – Мы стараемся оставлять его в покое. Когда-то у него было судно, целый корабль…
–Хватит тебе болтать, иди, работай, – подал голос рыжебородый хозяин, прорвав сдерживаемое молчание. – А вы, уважаемая, не тревожьте человека почём зря. Всё, что ему нужно – тарелка супа и кружка пива с солёной рыбой. Вы ведь здесь проездом. Это я давно понял. Всё у вас хорошо, и пальто и шляпа. А у него вот, всё плохо, понимаете? Его корабль разбился в шторм лет пять назад. И худшее, что вы можете для него сделать – это пожалеть. Мужчины здешних краёв не нуждаются в жалости.
– Мне, пожалуйста, кофе и кусок шарлотки.
–К кофе молока нет, только сахар.
–Ничего, сойдёт. Я сяду у окна, там, где цветёт кактус.
–Без проблем, уважаемая.
Она села за столик. Мужчина и женщина – единственные посетители таверны, оказались спиной друг к другу.
–Не верьте всему, что плетут в тавернах, – сказал мужчина через плечо, поворачиваясь к серому пейзажу за окном.
–У меня нет причин не доверять хозяину, но, похоже, вы не так нелюдимы, как о вас говорят. Где вы живёте?
– 304 дом на 2-ой береговой линии. А зачем вы спросили?
–Ну, вы ведь уже ответили, значит, это не тайна. Мне негде ночевать.
–Вы знаете адрес.
–Вы ведь ни разу не посмотрели на меня.
–Я слышал ваш голос, – сказал он, затем встал и вышел из таверны.
Солнце медленно закатывалось за горизонт. Бывший моряк шёл по лестнице, спускаясь ко 2-ой береговой линии. Он не знал об этой женщине ровным счётом ничего, но всё, что ему хотелось на сегодня – это услышать её голос хотя бы ещё раз. Его дом пуст, так пускай ночует. Холодный солёный ветер пронизывал его старый вязаный свитер, бросая в лицо случайные капли волн, разбивающихся о скалы.
Он шёл домой, и ни о чём не думал. Она могла прийти, а могла не прийти.

*** 

Не слишком раннее утро. Широкоплечий мужчина стоял около рыбного прилавка.
–Да, килька в томатном соусе. Спасибо.
Вдруг, его взгляд заметил красивую девушку. Она весело улыбалась рядом с женой пекаря, которая активно махала руками, расплёскивая все свои эмоции во все стороны:
–Я всегда знала, что моряки – народ порядочный, - басила толстушка. – Представьте, прихожу в пекарню, а там несколько буханок пропало. Ну, думаю, что?
–Воры?
Ему показалось, что у девушки были карие глаза, но затем солнце осветило их зелёный оттенок.
–Конечно, воры! Первая мысль! А потом огляделась, и, вдруг, вижу, на столике лежат дохлые, но свеженькие скумбрия и две килечки.
–Без сдачи? –, засмеялась девушка.
–Ровно, как по ценнику.
«Красивая улыбка», - подумал бывший моряк и пошёл дальше.

***

Он видел её у причала сегодня утром. Да, это была она. Видела ли она его тогда, или заметила только в таверне? Зачем она спросила, где он живёт?
Солнце последними часами освещало кухню. Он поставил чайник, сел в кресло. Всеми силами, стараясь не ждать, он изредка поглядывал на дверь. И зачем ей, такой утончённой женщине, с кожей, как у фарфоровой статуэтки, приходить к нему, такому обветренному человеку. Она могла бы подумать, что это даже опасно. Но была ли в её вызывающем вопросе «где вы живёте?», хотя бы тень страха? Здесь было что-то другое, что-то, чего он никак не мог поймать сетями своих мыслей, и он ждал.
В дверь постучали. На пороге стояла она. На секунду ему показалось, что она не собирается входить в его старый, тёмный дом, тихо плесневевший у моря.
–Проходите, - неуверенно сказал он, и она прошла.
Невольно взгляд ее зацепился за маленький, скромный туалетный столик со старомодным круглым зеркалом. На нем лежала деревянная расческа ручной работы, с вырезанным вензелем "А".
–Я поставил чайник. Так что вы во время. У вас совсем нет вещей. Знаете, вы выглядите так, как будто бежите.
–Это я называю «проницательность»! А вы скорее приросли к берегу, и покрываетесь мхом.
–Вы умны.
На верхней полке шкафа пылилась широкополая женская шляпа черного цвета.
–Скажите, у вас на веранде можно посмотреть на закат?
–Да, конечно. Вы голодны? Чайник вскипел, но из угощений у меня только килька в томатном соусе.
–Это прекрасное угощение. Я принесла клубнику.
Мужчина удивлённо поднял брови, но ничего не сказал. Клубника с килькой не имели ничего общего, кроме буквы «к», и не обещали лучшее вкусовое сочетание. За неимением ничего другого, он пожал плечами, как человек, привыкший отвечать самому себе.
–Я люблю зелёный чай с сахаром, – сказал он. – А вы?
–Мне чёрный, без.
На веранде стояло несколько кресел и небольшой круглый столик. Она помогла ему принести всё необходимое, и была занята тем, что переставляла предметы так, как ей казалось, будет лучше.
–Я принёс пледы, а то ветер сегодня прохладный.
–Это же северное море, – улыбнулась она
Они сидели близко друг к другу и пили чай. Он – чёрный, а она – зелёный. Он никак не мог понять, зачем она пришла. Неужели в городе не было другого места, чтобы переночевать? Спрашивать ему не хотелось. В конце концов, не всё ли равно, и он сказал:
–Расскажите, чем вы занимаетесь в жизни.
–Я учительница музыки, а вы?
–А я бывший моряк. Раньше вырезал из дерева игрушки для детей, всякие вещи для души, а теперь только этим и занимаюсь. Знаете, если вам когда-нибудь надо будет сделать кресло-качалку, это будет самая удобная вещь на свете, если вы обратитесь ко мне. Но я хотел бы снова выйти в море.
–Что вам мешает?
–Страх, – просто сказал он.
–Когда-то у меня был ученик. Очень талантливый, надо сказать. Мы занимались с ним с утра до вечера. Мы мечтали о большой сцене. И всё получилось. Годы тренировки не прошли даром. Он играл на лучших сценах больших городов, расхаживая во фраке, пил лучшее шампанское этого мира, и самые удивительные дамы дарили ему цветы и просили автограф.
Она замолчала, он не торопил её, но продолжал вопросительно смотреть :«А потом?».
–А потом он вернулся домой. Никогда не забуду тот день. Он принёс мне коробку конфет, пригласил на концерт, и вечером, когда он провожал меня домой, он сказал, что достиг всего, чего хотел. Я рисовала перед ним планы будущих концертов в разных уголках мира, поклонников, славу. Он сказал, что в том мире больше денег и тщеславия, чем музыки, и он не хочет больше грызться за место под солнцем, не хочет быть игрушкой в чужих руках. Он сказал, что больше не будет заниматься музыкой, женится на простой девушке и уедет от всего этого шума преподавать в частную школу маленького городка.
–Какая-то сказочная история. На пике славы? Да, не поверю. Никто так не уходит.
–Тем не менее. Представьте, какого мне. Я посвятила ему около десяти лет жизни, и теперь всё. Что мне говорить ученикам? Он мог сломать руку, попасть в автомобильную катастрофу – всё, что угодно. Но он столкнулся с властью и конкуренцией, столкнулся с алчностью и капиталом. И отказался. Отказался от мечты тысяч.
Маленькие воробьи прыгали на перилах веранды, чирикая и суетясь. Кто-то из них нашёл кусочек хлеба, и каждый норовил отщипнуть от него хоть крошку. Они дрались и крикливо щебетали.
–Знаете, – продолжила она. – Я всегда хотела славы. Но его жизнь – только его, и как бы я не боялась, что со следующим учеником может быть также. Ведь может и не быть. Ведь может, он будет нести своё искусство людям, и будет счастлив, видеть их глаза, полные благодарности и самых возвышенных эмоций. Музыка может помочь чувствовать мир, звуки вокруг, так, как ни что другое. Понимаете, к чему я? Чтобы ни случилось, это не значит, что я должна опускать руки. Если вы хотите выйти в море, ничто не должно останавливать вас.
–И все-таки, есть причина, почему я больше не плаваю. На том корабле, я потерял всех.
Она посмотрела в его светло-серые глаза так глубоко, что казалось, понимала его насквозь.
"И её?", – не спрашивала она.
"И её", – не отвечал он.
– И все - таки, - продолжил он. – Море для меня значит очень многое. Знаете, иногда, мне снится, как я дежурю в ночную вахту. Тишина... редкая рыбёшка выпрыгнет ближе к звёздам и снова уйдет на морскую глубину. А, иногда, мне снится, как я борюсь с парусами во время шторма. Только представьте, есть ты и бушующий океан. Кто кого?
– Знаете, я чувствовала нечто похожее, когда выступала перед публикой. Только моим морем была безудержная толпа, шумных гуляк. Кто кого? Либо они будут слушать меня, либо моя флейта будет задушена их криками.
– И было такое?
– Конечно. Но это не значит, что я никогда больше не выйду на сцену!
– Вы правы, вы ведь не можете контролировать ни ученика, ни стихию толпы. Я могу лишь пытаться управлять кораблём, но море всегда сильней.
Он помолчал. Ему так хотелось рассказать ей всё о своей жизни, но в то же время, он чувствовал какое-то непреодолимое препятствие.
–Прислушайтесь к звукам, – говорила она. – Что вы слышите?
–Шум моря, ветер стучит пустой жестяной банкой, привязанной к забору.
–А ещё?
–Где-то плачет ребёнок.
–Ещё. Ну, скажите то, что никто никогда не замечает.
–Птицы?
–Да! –, она с нежностью посмотрела на него, а он просто улыбался.
Всё было просто.
–Знаете, я очень любил…–, начал он, но, вдруг остановился.
"Свою супругу", – подумала она.
Он не продолжал фразу, она не торопила.
–Я любил когда-то смотреть на закат.
–И я люблю, – задумчиво сказала она совсем не про закат.
Он посмотрел на неё, как мальчишка, у которого только что нашли фантики съеденных конфет из бабушкиного шкафа: "Неужели она всё понимает? "
"Такой, как есть, но мой, – подумала она. – Так глупо рушить семью, рушить карьеру из-за ученика, который всего лишь пошёл своим путём".
Его рука коснулась ее белоснежной кожи, она осторожно и мягко убрала его руку и прерывисто сказала:
–  Прошу вас. Не надо этого. Завтра утром мне придется уехать.
–  Жизнь - странная штука, –  задумчиво сказал он, разламывая хлеб руками.
– Зачем вы крошите? Вот ведь лежит нож.
– А ведь знаете, в какой-то момент я подумал, что вы могли бы остаться со мной надолго, –  сказал он, взгляд его был направлен куда-то глубоко.
Затем он встал к ней спиной, наливая из старого, ржавого чайника ещё горячего кипятка.
–  Вы прекрасный человек, сильный, мудрый, проницательный...
Она замолчала. Пар от кипятка тихо взвивался над кружкой.
– А толку то? –, он не мог смотреть ей в глаза.
 И она неожиданно сказала:
–  Если хотите, прогоните меня. И я уйду.
Он молчал. Она сделала неуверенное движение в сторону выхода, неловко скрипнув деревянным стулом. Не поворачиваясь к ней, он сказал:
– Останьтесь. Не спать же вам на улице.
Она начала рассматривать предметы на веранде. В углу, в паутине и пыли лежал на боку большой подвесной фонарь. Вокруг него, спутанной россыпью валялись деревянные птицы, привязанные бичевой одна к другой.
–В городе много кораблей, – задумчиво сказала она, но нет маяка. Скажите, а ваш фонарь, наверное, уже не починить?
–Каждый дом зажигает фонарь, когда моряк уходит в море, – обернулся он. – Корабли не ориентируются на один большой свет, они плывут на зарево от сотен огней.
Он подошёл к старому фонарю и поднял его. Спутанные верёвки повисли в воздухе, и деревянные птицы закачались на ветру.
–Всё можно починить. Хотите?
–Хочу! А давайте повесим его на вершину скалы для всех?
–Давайте. Пойдём, пока солнце совсем не село.
По старым каменным ступеням они поднялись на самую высокую часть города. Здесь стоял храм, дул сильный ветер и открывался прекрасный вид. На горизонте со стороны моря сгущались тучи. «Будет гроза, - подумал он. - Надеюсь, в море не окажется наших ребят». Пока она искала длинную палку вокруг храма, он возился с маслом, чем-то стучал и что-то прикручивал.
–Там, за тем кустом лежит длинное бревно, – сказала она, указывая в сторону.
–То, что надо! –, сказал он.
Он притащил бревно, вкопал его в землю и повесил на него свой фонарь.
–Хотите поджечь?
–Очень хочу!
И она подожгла фитиль, чиркнув спичкой. По тонкой верёвочке огонёк за секунды подобрался к самому фонарю, и масло ярко вспыхнуло. Солнце догорело последней искрой, и окончательно исчезло за горизонт.
«Свет слабый, - подумал он. – Вряд ли кому-то поможет».
–Ведь это католический храм?-, спросила она.
–Когда-то был. Там даже есть орган. Хотите взглянуть? На органе, конечно, играть нельзя, но там есть одно пианино.
–Я бы зашла,– и они вошли в храм.
– Вы, правда, верите, что всё можно починить?
Он кивнул. Её голос плавно разошёлся по всему пространству, касаясь сводов. Множество труб органа, как десятки бескровных артерий возвышались над всем. Казалось, это был молчаливый монолит, неспособный издавать звуки. Она стояла в самом центре, почувствовав, всем своим существом, что починить можно всё что угодно, всё, что угодно можно заставить звучать. Даже такую глыбу.
–Идите сюда, - позвал он из бокового нефа. Там под бархатом стояло чёрное пианино с пожелтевшими клавишами.
Она подошла, открыла крышку, начала играть, но тут же сморщилась и отскочила, как будто обжёгшись:
–Оно ведь расстроено! Я не могу ничего сыграть.
Он улыбнулся, сел за пианино и начал играть. Он сыграл несколько произведений от начала до конца. Когда последние звуки растворились в храме, он сказал:
–Знаете, ещё в детстве меня учили играть, но выходило всегда ужасно. Я нервничал, переживал, что постоянно ошибаюсь. Иногда, я прихожу сюда. Если бы пианино было хорошо настроено, все мои ошибки резали бы слух. Здесь всё наоборот. Слух радуется правильным нотам, когда может расслышать что-то похожее на мелодию. И это доставляет мне огромное удовольствие.
Она не смогла сказать ни слова. Только улыбалась и смотрела ему в глаза, а он улыбался ей в ответ. Они провели в храме много часов. Разговор стал живым, открытым и чистым. Когда они выходили их встретили звёзды, но небо уже начало светать. Трава была мокрая, некоторые деревья поломаны. Казалось, прошла настоящая буря, но на небе не было, ни единого признака.
–Подумать только, пара часов и уже рассвет, – сказала она.
–Летом так всегда. Не люблю короткие ночи, – грустно сказал он.
Они вернулись в его дом. Выпили ещё несколько чашек чая, но тут, она встала и сказала:
– Спасибо вам. Вы вернули меня к жизни. Но мне, правда, нужно отправляться в путь.
– Наверное, у вас муж и трое детей, – пошутил он, но не заметив ее улыбки, перестал улыбаться сам. – Я понимаю. Вы ведь тоже мне очень помогли.
Она улыбнулась, ее лицо медленно приближалось к нему.
Он крепко обнял её, еле сдерживая дрожь в своем теле... Ещё секунда и...
В самый последний момент он уткнулся в плечо ее красного пальто:
– Вы не хотели этого делать. Вы не должны жалеть о нашей встрече.
Не слыша своего голоса, она сказала какую-то глупость, даже не подумав, вроде бы: "Мое ребячество".
Он посмотрел ей в глаза:
"Конечно, я этого хочу. Но ещё больше я хочу, чтобы ты была счастлива, чтобы не мучила себя из чувства вины, понимаешь?"
Она видела в его глазах, как светало небо:
"Понимаю. Ты четко знаешь, что из чего вытекает и к чему всё должно привести".
"Для меня твое душевное состояние стало важнее желаний".
"Нам не хватило чайника на двоих, времени до рассвета и ночной темноты".
"Нам не хватило времени до рассвета".
–Возьмите, пожалуйста, – он сунул ей в руки деревянную ракушку, вырезанную и отшлифованную, как видимо, его руками. – На память.
Она даже не спросила его имени. И может быть, надо было оставить всё так, как было, но он не выдержал и окликнул её прежде, чем она вышла за порог его дома:
–А как вас зовут?
–Надежда.
Он ушел в дом, как только она вышла за калитку. Она ехала в тот день на поезде, абсолютно не слушая соседку в купе, которая болтала без умолку. Она смотрела, как одни лавандовые поля, сменяют другие. Хотя, наверное, это была совсем не лаванда, ей нравился этот насыщенный фиолетовый цвет и редкие жёлтые цветы. В ее руках была красивая ракушка, которая никогда не была на дне северного моря. С каждой секундой она уезжала все дальше.

С начала, он не хотел ничего о ней знать, но о чем бы он не думал, все мысли возвращались к ней. Он видел её улыбку, видел её глаза, мысленно касался ее кожи.
Тогда он решил спросить о ней у хозяина таверны. Тот всегда знал все обо всех.
-Женщина тут вчера была, в красном пальто. Она ведь здесь проездом, но может, вы что то о ней знаете?
-Да, уж проездом. Уже, как несколько месяцев, наверное, проезжает. Где-то с зимы. Сегодня, вот первый день, как ее нет. Уехала, наконец-то.
-С зимы… А не знаете, где она жила?
-Да, у пекаря. У них там и так места нет, ребятишек полон дом, а тут ещё и она никак не уезжает. Пекарь каждое утро жаловался, живёт и живёт. Всё ждёт чего-то.
-Чего ждала?
 -Да,  кто её знает? Уже не спросишь. Поезд ушёл, - развёл руками бармен, смеясь своей остроумной шутке. – Ушёл поезд то.
-И чем я помог ей? -, сказал моряк самому себе.
-Чего, дружище?
-Да, это я так, мысли вслух. Привык уже.
-А я так рад, что мы с тобой сегодня поговорили. Ты, как зайдёшь, подходи сразу к бару, пропустим по стаканчику, поболтаем. Давненько с тобой в бильярд не играли, а помнится, ты был ещё тем чемпионом.
-Да, и не говори. Обязательно зайду, сыграем партию.
Он выкупил добрый корабль. Вскоре он набрал команду храбрых матросов, готовых идти с ним на любую рыбу северного моря.
Холодный солёный бриз приносил шум волн, разбивающихся о камни. Его дело простое – свистеть в водосточных трубах, качать старые пришвартованные лодки, выражающие своё возмущение кряхтящим скрипом. Солнце не успело оторваться от горизонта, как его корабль расправил паруса и подгоняемый попутным ветром, направился в открытое море.
Два человека, движущихся с разной скоростью, на разных транспортных средствах пересеклись. Он стоял у штурвала в далёких мыслях, которые уходили за горизонт. Их корабль возвращался домой. Боцман подошёл к нему и неожиданно сказал:
-А недавно мы точно также возвращались домой, но начиналась гроза. Нам казалось, что мы никогда не найдём берег.
-И как вы выбрались? -, спросил он.
-Чудом, капитан! Нам казалось, что небо растрескалось и пошло расползаться по швам, прямо оттуда, - он указал в направлении берега. – Там на вершине, прямо от храма в разные стороны, освещая землю, расходились пучки света. Что это было, одному Богу известно! Ребята уверяли меня, что около храма видели огромный маяк. Я поднялся туда потом, и нашёл только старый фонарь со свечёй. Фитиль совсем слабый. Ерунда, да и только. Это было чудо! Настоящее чудо, капитан!
-Действительно, чудо, - задумчиво сказал он. 

Конец.