Выключатель

Дилан Раск, миллиардер и филантроп, принял его в небольшом и уютном кабинете, располагавшемся на третьем этаже штаб-квартиры одной из принадлежавших Раску компаний, которая специализировалась в области имплантируемых нейрокомпьютерных интерфейсов.

- Проходите, мистер Роббинс, присаживайтесь, чувствуйте себя как дома. - Раск блеснул своей фирменной, известной на весь мир улыбкой. - Мы ведь, кажется, уже встречались, не так ли?
 
Он привстал из-за стола и дружелюбно протянул руку для рукопожатия, показав при этом неожиданно упитанный живот, который весьма портил его импозантную и в высшей степени привлекательную внешность. Раск был без привычного, всегда идеально сидящего на нем пиджака, а белоснежная сорочка только еще больше подчеркивала тщательно скрываемую на публике некрасивость так некстати начавшего полнеть тела.

- Спасибо, мистер Раск, - сказал Роббинс, улыбаясь в ответ. – Да, мы мельком виделись пару лет назад на приеме в Белом доме. Если не ошибаюсь, прием был по случаю очередной годовщины принятия Закона о защите пациентов и доступном здравоохранении.

- Да-да, конечно, я начинаю припоминать.
 
Они уселись, и Роббинс с интересом оглядел кабинет.

- У вас тут прямо как в театре перед премьерой. Не хватает только оркестровой ямы с доносящимися оттуда звуками настраиваемых инструментов.

- Мы здесь регулярно устраиваем демонстрации наших прототипов для потенциальных инвесторов, - сказал Раск, - отсюда и весь этот антураж.

Стены кабинета, кроме той, в которой находилась входная дверь, были красиво задрапированы тяжелыми темно-синими портьерами, мягко подсвечиваемыми откуда-то снизу. От левой стены почти до середины кабинета тянулось небольшое возвышение наподобие авансцены, огороженное блестящими стойками, соединенными черными провисающими канатами. С потолка, освещая центр этого возвышения, отвесно вниз падал столб яркого света от круглого люминесцентного светильника. Все это в совокупности создавало в кабинете необычную таинственно-театральную атмосферу, которая по замыслу его хозяина должна была с первых секунд погружать посетителей в состояние легкого, приятного транса. Сам Раск восседал у дальней от двери стены во главе длинного стола для совещаний, уставленного креслами с суперэргономичным дизайном. Стол был пуст, за исключением небольшого сенсорного монитора, стоявшего перед Раском. Единственная не завешенная стена представляла собой два больших разделенных дверью экрана, на которых крупным планом красовался марсианский пейзаж.

- Предлагаю без излишних церемоний, - сказал Раск, - не против, Джейк?

- С удовольствием, Дилан.

- Отлично. Кофе?

- Чуть позже, если можно.

- Конечно. Только напомни, когда захочешь.

Раск провел пальцем по экрану монитора, очевидно, открыв какой-то файл, несколько секунд, поджав губы, изучал его, потом с улыбкой посмотрел на Роббинса.

- Итак, Джейкоб Роббинс, журналист, тридцать восемь лет, не женат. Член Международного консорциума журналистов-расследователей, обладатель премии имени Дэниэла Перла за выдающиеся международные журналистские расследования. Широкую известность получил благодаря серии публикаций о незаконных опытах по использованию человеческого тела, а именно, мозговых волн и выделяемого телом тепла, в целях майнинга в системах криптовалют. В результате разразившегося скандала основатель и бессменный руководитель одной из крупнейших транснациональных корпораций, на тот момент, кстати, самый богатый человек на планете, был вынужден сложить полномочия, а впоследствии - продать свою долю в компании. Что ж, впечатляет. А, Джейк?

Раск сделал паузу и в упор посмотрел на собеседника, продолжая при этом лучисто улыбаться.

- Ну, это далеко не весь мой послужной список, - Роббинс спокойно выдержал его взгляд, который, казалось, пронзал насквозь, - были и другие расследования…

- Знаю-знаю, - со смехом перебил Раск, - под раздачу чуть, было, не попала и моя строительная компания из-за якобы имевшегося сговора между ее руководством и городскими властями при постройке скоростного тоннеля под Лас-Вегасом.

- К счастью для вас, тогда нам не удалось собрать достаточно веские доказательства для возбуждения дела, - сказал Роббинс.

- Да-да, все верно, - Раск неожиданно перестал улыбаться, и его лицо тут же сделалось абсолютно непроницаемым, как у восковой фигуры. Он по-прежнему буравил Роббинса своим взглядом. – Кричащая претенциозность в подаче материала и бережное, почти трепетное обращение с фактами. Ни одного слова неправды или даже полуправды. Это, безусловно, талант, Джейк. Как у тебя получается совмещать несовместимое?

Роббинс артистично развел руками на манер того, как это делают иллюзионисты, когда восхищенные трюком зрители восклицают «Вау!».

- Тебе, полагаю, не терпится поскорее узнать, ради какого дела я тебя пригласил? – спросил Раск.

- Наверное, хочешь предложить мне работу, - усмехнулся Роббинс, - ну, скажем, главного PR-менеджера.

- И что, откажешься?

- Разумеется.

- А между тем, Джейк, я уверен, что ты уже у меня в кармане, - вновь заулыбался Раск, на этот раз с каким-то оттенком загадочности, - у меня действительно для тебя есть работа, и она сугубо по твоему профилю. Тебе захочется сделать ее сразу же, как только ты узнаешь кое-какие обстоятельства, о которых я намерен сейчас сообщить.
 
Роббинс промолчал, забарабанив пальцами по столу.

- Окей, не буду испытывать твое терпение, - после паузы сказал Раск и пристально, но уже безо всякого нажима посмотрел на него. - Как тебе известно, моя компания занимается разработкой мозговых имплантатов – миниатюрных электронных устройств, вживляемых в мозг с той или иной целью, главным образом,  для лечения различных церебральных патологий и психических расстройств.

В рамках одного из наших проектов мы имплантировали в череп добровольца датчики, которые считывали электрическое поле его мозга. По сути, это - то же самое, что и банальная электроэнцефалография, только в более продвинутой реализации – датчиков значительно больше, и информация снимается не с поверхности головы, а непосредственно с коры больших полушарий. Мы получили очень чувствительный малоинвазивный метод, позволяющий с высоким разрешением и практически без искажений отслеживать биоэлектрическую активность всех отделов мозга. При этом испытуемый находился в естественных условиях жизнедеятельности – ел, пил, спал, гулял и так далее. С помощью специально разработанного софта нам удалось существенно упростить используемые для локализации источников поля градиентные вычисления, одновременно в несколько раз повысив их точность. В результате мы смогли зарегистрировать и записать на внешний носитель полный паттерн мозговой активности человека.

Раск ткнул пальцем в монитор и показал взглядом на настенные экраны. Марсианский пейзаж на экранах сменился компьютерной графикой, изображавшей в разных проекциях контуры головного мозга человека. Эти контуры медленно вращались в разных плоскостях, а по ним бежали, пульсируя и искрясь, белые стрелы и вихри, окрашивая то одну, то другую область мозга в желтый, оранжевый и малиновый цвета.
 
- Выглядит красиво, - хмыкнул Роббинс. – Но что все это значит?
 
- Это анатомически реалистичная 3D-модель десинхронизированной постсинаптической  активности кортикальных нейронов в режиме реального времени.

- Оу! А можно попроще? Я в этом ни черта не смыслю.

- Если простыми словами, то это закодированный в виде электрических потенциалов внутренний мир человека – его мысли, чувства, желания, все то, что он видит, слышит, представляет, вспоминает. А если уж совсем просто, то это - душа человека, Джейк.

Раск с видом победителя откинулся на спинку кресла и, не сводя глаз с собеседника, внимательно изучал его реакцию, очевидно, ожидая восхищения. Однако Роббинс лишь насмешливо присвистнул.

- Ого! Душа? Не больше и не меньше?

- Ты напрасно иронизируешь. Это, между прочим, самый что ни на есть передний край науки. Различные методы нейровизуализации существуют уже достаточно давно, однако добиться почти стопроцентной аутентичности с реальным электрическим полем мозга, насколько нам известно, пока не удавалось никому.

- И как, билеты в Стокгольм уже заказал?

Раск укоризненно посмотрел на него, и Роббинс наигранно изобразив виноватый вид, прикрыл рот ладонью.

- Окрыленные успехом, мы решили пойти дальше, - продолжил Раск. – Раз уж мы научились считывать и записывать в мельчайших подробностях работу мозга, включая его высшие функции, связанные с сознанием, то почему бы не попытаться воспроизвести записанное, подумали мы и разработали эмулятор электрического поля мозга. Основная идея заключалась в том, чтобы воздействовать полем здорового человека на мозг больного, страдающего психической патологией без явных органических нарушений, например, такой, как шизофрения, с целью достижения устойчивой ремиссии заболевания.

Раск извлек откуда-то из-под стола черный резиновый обруч. Он был примерно в два пальца толщиной, со слегка рифленой поверхностью, его размер соответствовал окружности головы. В целом обруч был абсолютно ничем не примечателен и издалека напоминал шину от колеса садовой тележки.

- Это оконечное устройство эмулятора, которое надевается на голову. Его начинка достаточно сложна и является ноу-хау компании. Подобного в мире тоже пока еще никто не делал, поэтому вся эта штука охраняется почти также тщательно, как Мона Лиза в Лувре. Компьютерное «железо», обеспечивающее работу эмулятора занимает площадь размером с несколько таких кабинетов, как этот. Быстродействие используемого процессора – более четырехсот квадриллионов операций в секунду. Управляется с помощью интуитивно понятного трехмерного графического интерфейса, доступ к которому есть только у меня и у дежурного инженера.
 
Результат первого же нагрузочного тестирования нас просто ошеломил. Испытуемый сообщил о полной амнезии, охватывающий по времени весь сеанс эмуляции, при этом данные объективного контроля свидетельствовали о его поведенческой адекватности в указанный период. То есть, в ходе опыта испытуемый продолжал жить своей обычной жизнью, но ничего не смог вспомнить об этом, после того, как эмуляция закончилась.
 
Поначалу мы решили, что наше устройство действует как стиратель кратковременной памяти. Однако после нескольких экспериментов выяснилось, что его включение даже на одну-две секунды приводит к провалу в сознании, из чего был сделан вывод, что эмулятор функционирует, в первую очередь, именно как выключатель сознания. Амнезия возникает только как реакция отмены в случае прекращения воздействия.

Раск перевел дух и уже без прежнего пафоса осторожно спросил:

- Ну а такое как тебе, Джейк?

- Даже не знаю, что сказать, – Роббинс тактично кашлянул, - то есть ты утверждаешь, что вы здесь научились запросто превращать людей в зомби?

- Именно! – воскликнул Раск, и к нему тут же вернулось воодушевление. – Только не в тех зомби с пустыми глазами и кровавыми оскалами, которых обычно показывают в ужастиках, а в зомби философских!

Роббинс молчал, борясь с искушением вновь начать стебаться над этим чудаковатым миллиардером.

-  Философский зомби, если ты не в курсе, - сказал Раск, - это такое существо, которое ничем не отличается от обычного человека, за исключением того, что у него отсутствует сознание. Например, если философский зомби уколет палец иголкой, то он также как и обычный человек ойкнет и одернет руку, но боли при этом не почувствует. Концепция философского зомби возникла как результат мысленного эксперимента, призванного доказать неполноту материалистического понимания природы сознания. Как видишь, то, что философы допускали лишь умозрительно, мы здесь у себя сделали абсолютной реальностью.

Раск встал из-за стола, подошел к сидевшему Роббинсу и протянул ему обруч.

- Попробуй - весь твой скепсис тут же как рукой снимет.

- Что? – Роббинс рассмеялся. – Ты шутишь? Нет, спасибо.

- Я бы мог продемонстрировать действие эмулятора на себе, - сказал Раск, - но так ты ничего не поймешь. Внешне на мне это никак не отразится. Надо прочувствовать самому. Не бойся, возникнет лишь мимолетное странное ощущение, которое сразу же пройдет, и больше ничего.

Роббинс заколебался.

- Ну же, Джейк, смелее! – Раск улыбался, но глаза его оставались серьезными. - В конце концов, это всего лишь большая магнитная катушка.

- А, черт с тобой, давай! – сказал Роббинс.
 
Раск торжественно и осторожно, как корону, надел ему обруч на голову и, подойдя к монитору, нажал на какую-то кнопку. В голове у Роббинса от уха до уха словно пробежал электрический разряд, на мгновенье все вокруг и внутри исчезло, а потом появилось вновь.

- Ну, вот и все, снимай, - сказал Раск. Он стоял, нависая над Роббинсом, его лоб слегка лоснился от проступившего пота.

Роббинс поморщился, словно от головной боли, однако голова у него, как ни странно, наоборот, была легкая и свежая, как после полноценного восьмичасового сна.

- Да, действительно странное ощущение, - растерянно проговорил он.

- С тобой все в порядке? – спросил Раск, заглядывая ему в лицо. – Как ты себя чувствуешь?

Роббинс сделал неопределенный жест.

- Никогда ничего подобного не испытывал. Я как будто на секунду куда-то провалился и тут же вынырнул. Похоже на наркоз, но слишком уж быстрое пробуждение.

- Это называется «трудно вербализуемое переживание», - сказал Раск, - так бывает, когда сталкиваешься с чем-то крайне необычным, что сложно описать словами. А теперь посмотри на экран, Джейк.

На экране демонстрировалась запись, очевидно, с одной из камер видеонаблюдения, висевшей под потолком. Роббинс увидел себя, сидящим в кресле, а Раск, стоя рядом, надевал ему обруч на голову. Некоторое время после этого Роббинс оставался неподвижным, потом улыбнулся и что-то спросил у Раска. Что именно, разобрать было нельзя, поскольку звук у записи отсутствовал. Тот в ответ показал пальцем на снимавшую их камеру. Роббинс помахал в камеру рукой, встал со своего места, прошелся по кабинету и, улыбаясь, зачем-то сделал несколько приседаний. Раск тоже улыбался, поглядывая то на Роббинса, то куда-то в сторону.

- Ну, а теперь что скажешь, Джейк? – спросил Раск.

Роббинс, остолбенело, смотрел на экран, не в силах поверить своим глазам.

- Что за… Черт! Это я?

Раск облегченно вздохнул - тот эффект, к которому он так стремился с самого начала их беседы, наконец-то, был достигнут.

- Ничего не понимаю, - в крайнем замешательстве пробормотал Роббинс, - я ровным счетом ничего этого не помню!

- Все, кто испытал эмулятор на себе, реагировали примерно так же, как ты. Джейк, ты не исключение, - сказал Раск, усаживаясь в кресло. - К сожалению, у нас нет ответа на вопрос, как и почему это происходит. Эффект был открыт совершенно случайно, а мы в компании, как ты понимаешь, - все люди сугубо технические. Здесь же явное поле деятельности для академических умов, как экспериментаторов, так и теоретиков.

Раск  задумчиво постучал карандашом по своим ослепительно белым зубам, не сводя взгляда с Роббинса.

- Ты слышал что-нибудь про так называемую «трудную проблему сознания», Джейк?
 
- Нет, - машинально ответил тот, все еще никак не придя в себя. - Что за проблема?

- Трудная проблема сознания заключается в том, что наука на сегодняшний день не в состоянии дать удовлетворительного объяснения, каким образом физическая система, пусть даже такая чрезвычайно сложная, как человеческий мозг, порождает субъективные переживания. Возможно, занимаясь своими разработками, мы, сами того не желая, приблизились к решению этой проблемы.

Раск опять встал и энергично заходил по кабинету.

- В самом деле, Джейк, только задумайся на секунду! Мозг состоит из нейронов, нейроны - из молекул, молекулы - из атомов, и так далее вплоть до самых элементарных, далее неделимых частиц. Но если в своей основе мозг – это только частицы и окружающие их поля, то где же тогда красный цвет, соленый вкус, нота ля первой октавы? Где чудесный запах свежескошенной травы на газоне или ласковое прикосновение любимой женщины? Согласись, как-то нелепо приписывать наши ощущения и самые сокровенные чувства тем или иным физическим объектам. Значит, должно существовать что-то еще, какая-то дополнительная субстанция, такая же фундаментальная и вездесущая, как тот же электромагнетизм или, скажем, гравитация. И эта субстанция, взаимодействуя с электрическим полем мозга, как раз и становится нашим сознательным опытом. По-другому объяснить феномен сознания просто невозможно!

- Тогда и тостер должен обладать сознанием, – сказал Роббинс, - ведь вокруг него тоже есть электрическое поле.

- Может статься, что любая информация во Вселенной имеет, как физическую, так и ментальную сторону. Поэтому некий аналог субъективного опыта возможен у чего угодно, но в случае с тостером это, разумеется, будет далеко не то же самое, что сознание человека.

Раск помолчал, потом продолжил:

- В последнее время я много размышлял обо всем этом. Человек, желая познать окружающую действительность, устремляет свой взор к бесконечно далеким звездам, пытается проникнуть в микромир и создает компьютерные программы, на многие порядки превосходящие возможности его собственного интеллекта. А, между тем, одна из тайн бытия, быть может, самая значительная, - это мы сами, наша способность отражать реальность в своем сознании. Но мы упорно не желаем замечать эту тайну. Иметь субъективный опыт – так привычно и естественно для нас. Кажется, что иначе и быть не может. Но если всерьез задуматься над этим, то вопросов возникает больше, чем ответов.
 
Иногда я думаю, что если бог существует, то он, возможно, смотрит на свои творения нашими глазами. Тогда получается, что в своем эксперименте мы немного его обманули. Воздействуя на функционирующий мозг дубликатом поля другого мозга, мы как будто поместили два мозга в один объем пространства и, тем самым, привели в замешательство ту таинственную субстанцию, о которой я тебе говорил. Она просто самоустранилась, не зная как реагировать на такую противоестественную ситуацию.
 
В общем, философам и ученым будет над чем поразмыслить после того, как мы опубликуем доклад с результатами нашей работы. А что ты думаешь насчет всего этого, Джейк?

- Я думаю, что сейчас бы с удовольствием выпил, - вяло сказал Роббинс, - и лучше бы не кофе, а чего покрепче.

- Увы, покрепче не получится. У нас здесь сухой закон, спиртного не держим.

- Ну, тогда кофе. А на счет открытого вами метода превращать людей в зомби я думаю следующее. Ты напал на золотую жилу, Дилан. Это будет продаваться и очень хорошо продаваться.

- Вот как? – усмехнулся Раск. – И как же, по-твоему, это можно продать?

- Начать можно с самого простого - как аттракцион для любителей острых ощущений, - сказал Роббинс. - Это развлечение, я уверен, тут же сделается весьма популярным во всем мире, как только технология станет массовой.

- Наладить серийное производство эмуляторов в ближайшем будущем абсолютно нереально. Это будет слишком дорогое удовольствие. К тому же, существует масса еще не решенных технических проблем.

- Ерунда, справитесь. Вопрос только во времени.

- Предположим, - сказал Раск. - Ну, а дальше?

- А дальше, когда ажиотаж немного поутихнет, неожиданно выяснится, что твой метод - это еще и очень простое и эффективное средство для избавления от физических и нравственных страданий. Надел колечко на голову – и прощай тяжелая депрессия, неизлечимая онкология, старческое слабоумие. Своего рода психическая эвтаназия, не нарушающая ни моральных, ни уголовных законов. Полагаю, в наше время найдется достаточно желающих воспользоваться подобной услугой. Опять же, поскольку процедура обратима, то любой человек, попавший в тяжелую жизненную ситуацию, может безболезненно пережить ее, на время, выключив свое сознание, а затем и вовсе стереть это событие из памяти. В общем, коммерческий успех твоему изобретению, вне всякого сомнения, обеспечен.

- Прекрасно. А что еще? – спросил Раск.

- Заработать очередные несколько миллиардов для тебя недостаточно? – усмехнулся Роббинс. - Ну, окей, тогда ты можешь заняться благотворительностью и сделать процедуру доступной для самых низших слоев общества. Нищие, просящие милостыню, бродяги, справляющие нужду в подворотне, конченые наркоманы наподобие тех, которыми кишит Кенсингтон-авеню в Филадельфии, – у всех у них появится выбор: продолжать претерпевать свое жалкое существование в этом несовершенном мире или исчезнуть, не преступая ни инстинкта самосохранения, ни запрета Всевышнего на самоубийство.

В конце концов, отключение сознания можно сделать не только благом, но и наказанием. Совершил какое-нибудь противоправное деяние – будь добр, отправляйся принудительно на годик-другой в ментальное небытие, лишенное всех твоих привычных удовольствий. Не соблюдаешь предписания властей – извини, нам придется отключить твое обоняние до тех пор, пока ты не исправишься. А если твой экологический вклад или что-то в этом роде и дальше будет снижаться, то мы отключим тебе еще и вкус. Именно по такому принципу, если не ошибаюсь, должна функционировать система социальных рейтингов, о которой грезят твои друзья глобалисты?

Раск от души расхохотался.

- Последний пункт – это, пожалуй, перебор! А вообще, если бы не твой строптивый характер, Джейк, тебя действительно стоило бы принять на работу!

- Брось, все это лежит на поверхности и, наверняка, уже детально расписано в каком-нибудь твоем бизнес-плане на среднесрочную перспективу. Но где же мой кофе, черт возьми?

- О, прости, - Раск нажал на кнопку на мониторе и обратился к одному из менеджеров. – Попроси, пожалуйста, кого-нибудь, кто не очень занят, принести два кофе в мой кабинет.

- Но здесь неизбежно возникает вполне резонный вопрос, – продолжил Роббинс. - А как нам, обычным людям, относиться к такому философскому зомби? Человек ли он?

- И каков ответ?

- Понятия не имею.

- С биологической точки зрения, - сказал Раск, - философский зомби – такой же стопроцентный человек, как и мы с тобой. Все информационные процессы, протекающие в мозгу, сосредоточены исключительно в нейронах и синаптических связях, а с ними у нашего зомби все в полном порядке. Единственное отличие заключается в видоизмененном электрическом поле мозга. Но это поле – скорее побочный эффект мозговой активности.

- Когда ты надел на меня эту штуку, то в психическом смысле я, должно быть, перестал существовать, - сказал Роббинс.

- Но твое тело оставалось неизменным, оно говорило твоим голосом и демонстрировало все характерные для тебя реакции. В этом-то и заключается весь парадокс философского зомби – доказать наличие или отсутствие сознательного опыта у другого человека по внешним признакам невозможно.
 
- Даже у домашнего животного, у той же собаки, например, мы предполагаем наличие сознания, - сказал Роббинс. - Весь моральный закон человечества построен на принципе: «Не делай другому того, чего не желаешь себе». Этот принцип подразумевает, что другой человек также способен испытывать боль, как и ты сам. Если же мы будем знать, что перед нами всего лишь тело, имитирующее то или иное чувство, а внутри у него пусто - нет ни боли, ни радости, ни любви - сможем ли мы считать его равным себе?

В этот момент дверь в кабинет открылась, и на пороге появилась девушка, державшая в руках поднос, на котором стояли два стаканчика с дымящимся ароматным кофе.

- Сейчас, возможно, ты сам ответишь на свой вопрос, Джейк, - загадочно произнес Раск.

Девушка подошла к столу и осторожно поставила поднос недалеко от хозяина кабинета.

- Знакомься, Джейк, это Саманта, - сказал Раск, - Саманта, это Джейк Роббинс. Он известный журналист.

- Здравствуйте, мистер Роббинс, - тонким детским голоском прощебетала Саманта, не поднимая глаз. Было видно, что она не частый гость в этом кабинете и ей неловко находиться здесь в присутствии шефа и незнакомого мужчины.

Роббинс уставился на девушку. На вид ей было около двадцати. Она была миниатюрной, ростом не более пяти футов и, насколько можно было судить, очень худенькой. Черты ее лица были заострившимися, а тоненькие кисти рук напоминали воробьиные лапки. На девушке был оранжевый вязаный свитер, на размер или два больше, чем требовалось, хипстерского покроя джинсы и кроссовки с зеленым матерчатым верхом. Длинные, ниже плеч, рыжеватые волосы были распущены и лежали на груди. Лоб у Саманты был очень высоким, пожалуй, даже через чур высоким, а нижняя челюсть - излишне массивной. И то, и другое несколько портили ее в целом симпатичное лицо.

Девушка почувствовала, что ее разглядывают, и от этого засмущалась еще больше. На скулах у нее проступил небольшой румянец, но она все же справилась с собой и, взмахнув длинными ресницами, коротко посмотрела Роббинсу прямо в глаза. Он тут же отвел свой взгляд в сторону, на секунду ощутив, как его горло сдавило чем-то вроде спазма.

Глаза у Саманты были огромные, бездонные и зеленые, как малахит. Они напомнили Роббинсу трагически-печальный взгляд главной героини одного японского аниме, которое он когда-то смотрел. Ему даже показалось, что в них, как и у девочки из мультфильма, стоят слезы, хотя он и знал, что это не так.

- Сэм, у тебя найдется немного времени пообщаться с нами, - спросил Раск.

- Да, мистер Раск, я сейчас свободна, - сказала девушка.

- Отлично. Тогда присаживайся. Если хочешь, можешь пить мой кофе.

- Спасибо, - Саманта осторожно присела на краешек кресла, даже не взглянув на поднос со стаканчиками.

- Ты не возражаешь, если я расскажу Джейку твою историю? – спросил Раск и незаметно подмигнул Роббинсу. – Он пишет большую обзорную статью о самых удивительных научных открытиях для «National Geographic», в которой будут упомянуты и наши исследования.

- Хорошо, рассказывайте, я не против, - тихо сказала Саманта, и Роббинс заметил, что при этом девушка едва уловимо поежилась, как от холода. Он нахмурился, но промолчал.

- Спасибо, Сэм, - сказал Раск и повернулся к Роббинсу. – Саманте девятнадцать лет, родом она из маленького городка Холбрук, штат Аризона. Три года назад, автомобиль, в котором ехала семья Саманты, попал в страшную аварию на шоссе Уилла Роджерса, на полном ходу врезавшись в огромный трак. Родители и младший брат девушки погибли на месте, а ее, чудом выжившую, в коме третей степени доставили в детский госпиталь Феникса. Состояние Саманты было критическим, у нее была тяжелая сочетанная черепно-мозговая травма, субарахноидальное кровоизлияние, ушиб и сдавление головного мозга. Медикам удалось ее стабилизировать, однако прогноз был неутешительным: сознание отсутствовало, возврат к полноценной жизни был практически исключен.
 
Саманта осталась на попечении престарелой бабушки, средств на оплату медицинских расходов, выделяемых по госпрограмме для малоимущих семей, не хватало. Когда примерно через полгода мои сотрудники впервые навестили Саманту в госпитале, ее состояние было крайне удручающим. У девочки развились многочисленные пролежни, к которым присоединилась синегнойная инфекция. Встал вопрос об отключении ее от системы искусственного жизнеобеспечения. По соглашению с руководством госпиталя и опекуншей мы забрали Саманту сюда, в Сан-Франциско и занялись ее лечением.

Помимо стандартных медицинских протоколов мы использовали кое-что из своих разработок, и Сэм быстро пошла на поправку. Однако почти сразу стало понятно, что ее память практически полностью утрачена вплоть до самых простейших навыков, которые есть даже у годовалого ребенка. Саманта не помнила ровным счетом ничего: ни кто она, ни что с ней произошло. Она никого и ничего не узнавала, не могла сама себя обслуживать, говорить и передвигаться. Даже сидеть без посторонней помощи она была не в состоянии. Было очевидно, что девушке предстоит очень длительный процесс реабилитации – годы тяжелейшей работы над собой безо всякой гарантии на успех.

Оценив перспективы, мы решили использовать эмулятор электрического поля мозга для стимуляции процессов восстановления. Под воздействием этой процедуры темпы, с которыми к Саманте стали возвращаться утраченные способности, превзошли все наши ожидания.
 
- Подожди, - перебил его Роббинс, - но, ведь если снять этот обруч с головы, то вся вновь полученная память исчезает, не так ли?

- Верно, - сказал Раск, - поэтому все необходимые компоненты эмулятора мы имплантировали Саманте в мозг.

- Ты хочешь сказать, - вытаращил глаза Роббинс, - что она постоянно находится под воздействием этой штуки? И сейчас?

- Да, - просто и со скромной улыбкой ответил Раск, - Сэм – первый человек в мире, полностью лишенный какого-либо субъективного опыта. Использовать термин «философский зомби» применительно к конкретному человеку нам показалось неэтичным, поэтому мы придумали специальное название для таких людей, как она. Мы предлагаем называть их «живущими в темноте».

Девушка неподвижно сидела, слегка опустив голову и не поднимая глаз.

- Сэм, покажи, пожалуйста, Джейку свои имплантаты, - попросил Раск.

Саманта послушно откинула волосы и приподняла их с правой стороны рукой. Начиная от виска и дальше над ухом, уходя к затылку, виднелась цепочка небольших, похожих на заклепки, металлических дисков. Под волосами они были почти незаметны, а если бы кто-нибудь их и рассмотрел, то, скорее всего, принял бы за обычный пирсинг. Девушка замерла в этой позе, ожидая, пока Роббинс все подробно разглядит. Тот и вправду подался, было, вперед, повинуясь непреодолимому любопытству, к которому примешивалось чувство внутреннего содрогания, однако Раск тут же его остановил.

- О, Джейк, будь добр, не наклоняй свою голову слишком близко к голове Саманты. Один раз мы уже допустили подобную ошибку с первым нашим испытуемым, в результате чего несколько месяцев эксперимента пошли, что называется, коту под хвост.

Роббинс недоуменно уставился на него.

- Дело в том, - пояснил Раск, - что электрическое поле мозга, хоть и является достаточно слабым, но не ограничивается только пространством, занимаемым мозгом, и распространяется на некоторое расстояние за пределы черепной коробки. Соответственно, если другой человек поднесет голову вплотную к голове Саманты, то ее электрическое поле пусть незначительно, но все же изменится, вследствие чего вся ее память будет полностью стерта, как это мы с тобой наблюдали при отключении эмулятора. Сама же она в этот момент получит кратковременный опыт субъективных переживаний.

- То есть? – Не понял Роббинс.
 
- То есть пока чужая голова будет находиться рядом с ее головой, сознание в некоторой степени вернется к ней.

- А потом?

- А потом она опять погрузится в темноту и превратится в овощ, каким была до начала эксперимента. Нам же всю свою долгую и кропотливую работу придется начинать заново.

Роббинс выпрямился и пристально посмотрел на Раска. Внезапно он почувствовал приближающийся приступ неукротимого бешенства, и, как всегда в такие моменты, у него начал страшно ломить левый висок.

- Дилан, я могу поговорить с тобой наедине? – еле сдерживая себя, спросил он.

Раск внешне оставался совершенно спокойным и наблюдал за Роббинсом внимательным и холодным взглядом. Он, казалось, только и ждал такой реакции.

- Разумеется, Джейк. Сэм, выйди, пожалуйста, и подожди в холле.

Когда за девушкой закрылась дверь, Роббинс прорычал:

- Надеюсь, ты отдаешь себе отчет в том, как называется все это, чем вы здесь занимаетесь?

- И как же? – спросил Раск, скрестив руки на груди.

- Твои люди разъезжают по госпиталям в поисках безнадежных больных! Вы пользуетесь их беспомощностью в своих целях! Эта несчастная девочка, она же совсем еще ребенок! Когда она попала к вам в лапы, ей не было и восемнадцати! - Роббинс буквально задыхался от гнева. Он понимал, что его выкрики бессвязны и почти нелепы, но охватившее его негодование мешало подбирать нужные слова.

- Уверяю тебя, Джейк, все документы о переводе Саманты в нашу лабораторию в полном порядке. У нас имеется лицензия на оказание медицинских услуг, девушка находится здесь на совершенно законных основаниях.

-  Содержание ваших экспериментов в этих документах тоже прописано? И подпись Саманты имеется, подтверждающая, что она согласна, как ты там сказал… «жить в темноте»?

- Она была в глубокой коме, когда поступила к нам.

- Тогда, может быть, ее бабушка или главный врач госпиталя поставили свои подписи под этим пунктом?

- Джейк, ну ты же понимаешь, что в такие нюансы мы никого не посвящали.

- Тогда я еще раз задам тебе вопрос! - вскричал Роббинс. - Ты отдаешь себе отчет в том, чем вы здесь занимаетесь?

- Мы спасли девушку от неминуемой гибели. Использование эмулятора было продиктовано медицинской необходимостью.

- Что за необходимость такая? Ее можно было лечить традиционными способами!

- Но тогда она вряд ли бы восстановилась до нормального уровня. Сидела бы сейчас, скрючившись, в инвалидной коляске и пускала пузыри носом.

Неожиданно Роббинс почувствовал, что его приступ гнева начинает стихать. Решение было принято и обжалованию не подлежало, оставалось только воплотить его в жизнь.
 
- Что бы ты сейчас ни говорил, Дилан, мне понятно одно - ты украл ее душу. И ты за это ответишь, – тихо сказал он, глядя Раску в глаза. - Проблемы мистера Бейтса с его незаконным майнингом криптовалюты покажутся детским лепетом по сравнению с теми, что я устрою тебе. Я закопаю тебя, Дилан, спущу на тебя всех собак. Я задействую все свои связи в Конгрессе. Обещаю, ты предстанешь перед судом, чего бы мне это ни стоило.

- Остынь, Джейк, не горячись, - примирительным тоном сказал Раск. - Нам действительно нужен небольшой скандал, который мы намереваемся организовать с твоей помощью. В сущности, это будет банальный вброс, только выполненный на очень высоком профессиональном уровне. Ведь ты признанный мастер своего дела, не так ли? Этакий стресс-тест для целевой аудитории: кликбейт в заголовках, интрига, кульминация, развязка - все как полагается. Нам важно понять, как отреагируют люди, готовы ли они воспринять наше открытие, или его время еще не пришло. Могу сразу сказать, что мы будем воздерживаться от любых комментариев по данному вопросу до тех пор, пока не станет ясна реакция общества. Если дело примет неблагоприятный для нас оборот, мы будем все отрицать. Но, в любом случае, ты знаешь, что делать, не мне тебя учить.

Раск поднялся, давая понять, что беседа окончена.

Роббинс, не прощаясь, стремительно вышел из кабинета, напоследок, что есть силы, хлопнув дверью. У колонны напротив, прислонившись к ней спиной, одиноко стояла Саманта. Голова у нее была опущена, тонкие пальчики беспокойно теребили не по росту длинные рукава свитера. Роббинс подошел к девушке и попытался заглянуть ей в глаза.

- Не нужно так близко, мистер Роббинс, - сказала Саманта.

- Черт, забыл, - Роббинс поспешно отпрянул. - Послушай меня, Сэм, я обязательно вытащу тебя отсюда, даю слово.

Девушка вспыхнула и, пряча глаза, еще сильнее наклонила голову.

- Можно я провожу вас до выхода, мистер Роббинс? - чуть слышно спросила она.

- Джейк. Меня зовут Джейк.

- Хорошо… Джейк.

- Пойдем.

Они быстро спустились по лестнице и оказались в просторном, ярко освещенном холле первого этажа.

- Нужно выиграть время, - на ходу торопливо говорил ей Роббинс, - в документах ты, наверняка, значишься, как недееспособная. Это можно оспорить в суде, провести экспертизу. Отказывайся от любых процедур, поднимай шум, объявляй голодовку. Сделать с тобой что-то совсем плохое они вряд ли решатся, но вот накачать тебя лекарствами…

- Мне дальше нельзя, - сказала Саманта, остановившись перед рамкой металлодетектора, за которой виднелась платформа вращающейся двери. - Могу я вас попросить, мистер… Джейк?

Роббинс тоже остановился и внимательно вгляделся в лицо девушки. Его взору неожиданно открылись все мельчайшие детали и движения этого совсем еще юного и милого личика, которые он раньше почему-то никогда не замечал у других людей: и беспокойное метание глаз под сенью ресниц, и чуть заметный трепет ноздрей, и подрагивание уголков губ, как у ребенка, готового вот-вот заплакать. Поверить в то, что внутри у Саманты нет всех этих чувств, которые сейчас так красноречиво выражало ее лицо, было совершенно невозможно. Его разум категорически отказывался это делать.

- Помоги, мне Джейк, - сказала Саманта.

- Помочь, что?

- Узнать, каково это…

Кровь прилила к лицу Роббинса, когда он понял, о чем она его просит.

- Сэм, ты хочешь, чтобы я…

- Да.

- Но тогда ты…

- Пожалуйста.

- Нет, Саманта.

- Прошу тебя, Джейк. Я хочу это испытать, - в огромных, бездонных и зеленых, как малахит, глазах Саманты теперь и вправду стояли слезы, точь-в-точь как у той нарисованной девочки из японского аниме.

Спазм опять сдавил горло Роббинсу, и он никак не мог проглотить этот комок, мешавший ему дышать. Десятки пар глаз сейчас, наверняка, следили за ними через вездесущие камеры. «Плевать, - пронеслось у него в голове. - Что они мне сделают? А ее я обязательно спасу!»

Он шагнул к Саманте, взял ее за плечи и надолго приник своими губами к ее губам. Потом отстранился, успев заметить, как зрачки девушки начали безудержно расширяться, резко развернулся и, не оглядываясь, вышел вон.

***

Раск, не отрываясь от экрана, напряженно наблюдал за Роббинсом и Самантой. Система внутреннего мониторинга, зафиксировав объекты наблюдения, автоматически переключалась с камеры на камеру и выводила на экран нужную картинку, периодически наезжая оптическим зумом на их лица для лучшей детализации. Встроенные сверхчувствительные микрофоны передавали все оттенки мужественного баритона Роббинса и еле слышное щебетание Саманты.

Когда Роббинс заключил девушку в свои объятия, Раску стало не по себе. Такого он никак не ожидал. Пораженный, он закрыл окно программы, однако буквально через секунду оно самопроизвольно открылось, и в нем крупным планом появилась пухлая, с неопрятной рыжей бородой физиономия главного инженера компании Тима Сингера. Несмотря на свою фриковатость, Сингер был крутым профи и правой рукой Раска во всех его нейрокомпьютерных проектах последнего времени.

- Нет, ты видел, а? – бесцеремонно гаркнул он, давясь непрожеванным макчикеном. - Просто «Унесенные ветром» какие-то! Ретт Батлер и Скарлетт Йоханссон... тьфу, О’Хара. Вот тебе и Саманта, кто бы мог подумать! А в остальном все прошло, просто как по маслу. Пациент, хе-хе, в прямом смысле слова, даже чихнуть не успел. И парни из службы безопасности не подкачали, спеленали, как младенца! А уж как ты, Дилан, ловко его нашампурил...

- Что с имплантатами? – нахмурив брови, перебил его Раск.

- С ними все в порядке. Наши трансназально введенные шустрики штатно мигрируют вдоль твердой мозговой оболочки мистера Роббинса. Примерно через час они создадут нужную конфигурацию, и тогда можно будет протестировать всю систему. Если хочешь, я продублирую консоль управления на твой монитор, и ты все будешь видеть своими глазами.

- Нет, не нужно, - сказал Раск. – Слушай, а их точно нельзя будет обнаружить?

- Шутишь? Конечно, можно, - Сингер с шумом втянул через соломинку изрядную порцию колы из большого стакана и с трудом подавил подступившую отрыжку. – Даже обычная рентгенография покажет их, как на ладони. Но не побежит же этот писака прямо сейчас просвечивать голову? А уже совсем скоро он окажется под нашим телесуггестивным контролем, и такой мысли у него не возникнет даже при всем желании.

- Хорошо, - сказал Раск, немного успокоившись. - Когда планируешь первый сеанс?

- Да хоть сегодня, - Сингер, не удержавшись, громко икнул и поспешно прикрыл рот рукой.

«Животное, - с отвращением подумал Раск, - как я только проработал с ним все эти годы?»

- Нет, сегодня не пойдет, - сказал он. - Сначала мне нужно повидаться кое с кем.

- Окей, как скажешь. А как быть с Самантой?

- Ах, да, Саманта, - поморщился Раск. - Как она?

- В кататоническом ступоре. Охранники успели усадить ее в кресло, прежде чем ее всю перекосило.

- Так пошли к ней кого-нибудь, пусть окажут помощь!

- Уже послал, – Сингер с аппетитом принялся за недоеденный макчикен. - А дальше что? Жалко девчонку, я к ней уже успел привыкнуть.

Раску захотелось от души врезать по этой вечно жующей свиноподобной роже.

- Я думаю, ты и сам знаешь, что дальше, - процедил он, а потом, не в силах больше сдерживаться, рявкнул. - И прекрати, наконец, жрать!

Он выключил монитор и несколько минут сидел, бессмысленно уставившись на настенный экран, на котором отображалась безжизненная пустыня, запечатленная одним из марсоходов, запущенных к красной планете в рамках его, Раска, собственной космической программы.
 
До сих пор ему удавалось доводить до логического завершения все, даже казавшиеся поначалу совершенно фантастическими, проекты, каждый раз утирая нос конкурентам и упрочивая собственную славу и могущество. Однако сегодня непоколебимая вера в свои силы и удачливость как будто покинула его. В голове, непонятно по какой причине, пульсировала, то появляясь, то исчезая, произнесенная им же самим фраза: «Если бог существует, то он, возможно, смотрит на свои творения нашими глазами». Потом, словно кусочки льда от большой льдины, от этой фразы стали откалываться отдельные слова, пока не осталось только «бог существует» и «он смотрит». Раск затряс головой, отгоняя охватившее его наваждение. Привычным усилием воли он взял себя в руки и, пригладив растрепавшуюся челку, вызвал главного менеджера.

- Распорядись срочно подготовить «Гольфстрим». Я хочу вылететь в Нью-Йорк как можно скорее.

***

Примерно через пять часов он сидел, утопая в глубоком старинном кресле с высокими резными подлокотниками, посреди огромного, вытянутого в одном направлении полутемного зала. Помещение занимало весь 55-й этаж знаменитого на весь мир 70-этажного небоскреба, располагавшегося между 5-й и 7-й авеню в центральной части Манхэттена. Скоростные лифты проезжали этот этаж, не останавливаясь, как будто его не существовало вовсе. Те немногие избранные, кто удостаивался особенной чести, попадали сюда в сопровождении безмолвного служителя по небольшой винтовой лестнице из находившегося этажом ниже офиса известного благотворительного фонда.

Зал выглядел величественно и пугающе. Его дальние узкие стены и высокий потолок были затемнены, так что толком их рассмотреть было невозможно. Слева от Раска жарко пылал настоящий большой камин, сложенный из грубо отесанных камней. Языки оранжево-желтого пламени жадно лизали сухие потрескивающие поленья, притягивая взгляд и гипнотизируя. Над камином, поражая своими размерами, тянулось, уходя в тень, монументальное живописное панно, на котором в духе Иеронима Босха были изображены сцены из Страшного суда. На стене справа в отблесках огня сверкали металлические барельефы с обнаженными пышногрудыми дивами, замершими в разнообразных, кое-где не совсем пристойных позах. Пол под ногами был выложен большими, отполированными до блеска каменными плитами различных цветов и оттенков, очевидно, составлявшими в совокупности какой-то рисунок. По стенам зала, насколько хватало обзора, были развешаны небольшие, стилизованные под факелы светильники. В их тусклом свете то тут, то там отбрасывали прямоугольные тени узкие мраморные постаменты высотой примерно вполовину человеческого роста. На них стояли бюсты знаменитостей, изящные скульптуры животных и птиц и просто непонятные абстрактные фигуры.

Прямо перед Раском на квадратном ступенчатом возвышении располагалось еще одно кресло. Оно было гораздо внушительнее по размеру и больше походило на трон. В этом кресле, закинув ногу на ногу, неподвижно сидел человек в остроносых туфлях и старомодном смокинге. Его высохшая, в старческих прожилках рука сжимала золоченый набалдашник стоявшей рядом с ногой трости. Лицо сидевшего почти полностью скрывала тень, можно было разобрать только, что оно очень старое и больше похоже на лицо мумии, нежели живого человека.

Раск непроизвольно ерзал по неудобному креслу, ощущая себя школьником, плохо выучившим урок.

- Мы слишком давно и хорошо знаем друг друга, слишком многое нас связывает, чтобы я скрывал от вас свои планы, - голос Раска слегка подрагивал от волнения. – Я счел необходимым посетить вас лично и в очередной раз заручиться той неоценимой моральной поддержкой, которую вы так великодушно оказывали мне на протяжении всех этих лет.

Развитие нейрокомпьютерных технологий достигло такого уровня, что уже сейчас мы можем приступить к осуществлению своих самых смелых и грандиозных замыслов, еще совсем недавно казавшихся нам уделом далекого будущего.
 
Вам, наверняка, лучше других известно, что неконтролируемый рост населения, особенно в странах третьего мира, и связанное с этим безудержное, расточительное потребление природных ресурсов таят в себе колоссальную угрозу. Это угроза нависла над будущим всей человеческой цивилизации, а значит и тех ее немногочисленных групп, к которым мы причисляем себя и которые не без гордости называем мировой элитой.
 
По современным оценкам разведанных запасов нефти и газа при имеющихся темпах роста мировой экономики хватит на пятьдесят, максимум, шестьдесят лет. Расчеты показывают, что развитие альтернативной энергетики в обозримом будущем не позволит в полной мере покрыть их неуклонно возрастающий расход. Поэтому сейчас, как никогда, уместно задаться вопросом: «И что же дальше? Что будет, когда полезные ископаемые подойду к своему исчерпанию? Война всех со всеми? Ядерное испепеление планеты?»

В это судьбоносное время мы, как никто другие, сознаем всю шаткость и неопределенность будущего и, следовательно, ту огромную ответственность, которая лежит на нас в настоящем.
 
В создавшихся условиях только многократное снижение потребления способно остановить неумолимо надвигающуюся катастрофу. Этого снижения можно достичь двумя параллельными путями – существенно сократив численность населения Земли и также существенно ограничив возможность отдельно взятого человека удовлетворять свои достигшие поистине гомерических размеров потребности.
 
И то, и другое требует установление жесткого контроля над человеческим поведением. Разработанные нашей компанией методы имплантации микрочипов призваны обеспечить подобный контроль за счет дистанционного внушения эмоциональных и когнитивных поведенческих установок, направленных на отказ от деторождения и всестороннее самоограничение. Наше научное открытие делает возможным выключение сознания человека, низводя его до уровня неодушевленного предмета и, тем самым, снимая любые моральные ограничения в обращении с ним.

Многие могут возразить нам, назвав подобные планы бесчеловечными, а нас - извергами и исчадиями ада. Они с радостью заклеймят нас позором и обвинят во всех смертных грехах. Наши имена рискуют войти в историю наряду с именами самых жестоких правителей и тиранов. А, между тем, мы всего лишь нашли в себе мужество заявить во всеуслышание то, что вот уже более полувека вертится на языке у представителей так называемой прогрессивной общественности. Мы сказали: «Раз вы так думаете, давайте, наконец, сделаем это. Раз и навсегда решим эту проблему». Это как хирургическая операция, удаление раковой опухоли – сперва больно, но потом организм выздоравливает. Разве мы придумали что-то новое? Нет! Естественный отбор, существующий в живой природе с момента ее зарождения, никуда не делся, он просто приобрел другую форму. До тех пор, пока Земля вращается вокруг Солнца, будет существовать и борьба за выживание на ней. В этой извечной борьбе сильный побеждает слабого, умный – глупого, жестокий – мягкотелого. Уничтожение конкурентов – естественное и обыденное дело. Этот процесс идет всегда и повсюду, у него нет начала и нет конца. Это сама жизнь, ее отправная точка! Проигравшим остается только смириться и принять свою участь, как данность.

Раск умолк. От переполнявших его чувств глаза у него наполнились слезами. Человек с лицом мумии все также продолжал неподвижно сидеть в своем похожем на трон кресле, не проронив ни слова.