II

НА СКОРБНОЕ СЕРДЦЕ МОЕ ЗАРЕВОЕ ПРОЛЕЙ СМЕРТОНОСНУЮ ВЛАГУ СВОЮ

    Буквально со стопроцентной уверенностью я могла утверждать, что мертва, и в данный момент нахожусь на границе двух миров, невидимая для живых и игнорируемая божествами. Впрочем, ни с кем из mighty gods я пока еще не контактировала, но моя интуиция шептала: на нами внимательно наблюдают, посему, невзирая на страх застрять здесь навсегда и погрузиться в тоску, я не позволяла себе унывать, ибо, как писал один поэт, чье имя напрочь стерлось из памяти, если с вами происходит нечто удивительное, следовательно, кому-то это нужно, и есть вероятность, что этот кто-то - вы сам. Мне оставалось только надеяться на благополучный исход и не гневить присматривающих за мной существ бесконечными истериками. Кому понравится, что твой подопечный ведет себя как курица, которой отрубили голову, бегая по двору и натыкаясь на различные предметы? Являйся я, допустим, Афиной Палладой или Эрешкигаль, меня, разумеется, раздражала бы суетливость озабоченных несусветной чушью людей, снующих под ногами аки насекомые.
    I didn’t know, когда и почему я умерла, какой была vita mia. Есть все основания полагать, что post mortem информация about life размывается, трансформируется в расплывчатые пятна, и в конечном итоге мы забываем обо всем, что считали важным при жизни, because в ней уже нет острой необходимости. Я помнила лишь то, что зовут меня Мима, и изо всех членов семьи больше всех я любила свою бабушку: образ голубоглазой женщины с цветастым платком на голове не померк на фоне other memories, горя настолько ярко, что становилось странно: практически все knowledges обратились предрассветным туманом, истаяв с первыми лучами солнца, а маленькая девочка, сидящая под дубом на вершине холма с пожилой дамой, раскладывающая между страницами сборника сказок сорванные цветы, дабы увековечить их хрупкую красоту, всплывали на поверхность сознания так, словно эта картина выбита татуировкой on my brain, и никаким лазером ее не свести, потому что this picture - несущая конструкция, являющаяся костяком моей личности.
    - Ах какие голубые, голубые небеса! Ах, какие голубые у бабулечки глаза! - напевала малышка, прижимаясь щекой к боку старой женщины, и пахнущие парным молоком ладони со слегка шершавой кожей поглаживали внучкин лоб, а лицо, испещренное десятками глубоких морщин, недавно казавшееся строгим, претерпевало кардинальные изменения: исчезла складка между тонкими бровями, forehead разгладился, а похожие на два бездонных океана, искрящихся под летним солнцем grandmother’s eyes лучились теплотой. Помолодевшая женщина заправила за ухо девчушки выбившуюся прядь, и я, наверное, отдала бы - without doubts - все, чтобы оказаться внутри this little girl, взглянуть на все ее очами, а не довольствоваться ролью стороннего созерцателя, не смеющего ни приблизиться, ни отвернуться, дабы покончить с разрывающей corazon сладостной мукой, приносящей ту самую боль пополам с облегчением, которая ведет к искуплению и освобождает от тяжести, мешающей двигаться дальше.
    Получается, мне надлежит проработать this problem самостоятельно, без психолога, и тогда некто свыше предоставит шанс двигаться дальше. Что же такого натворила Мима, раз меня задержали в неком подобии лимба? Я поругалась с бабулечкой и не успела попросить прощения за свою глупую выходку? Нарушила данное ей слово, разочаровала выбором профессии, обосновав свое решение желанием заработать как можно больше денег? Насколько глубоко я должна нырнуть, чтобы emptiness расступилась, и я по крупинкам могла собрать драгоценные жемчужины прошлого, схватившего липкими щупальцами за горло, договориться с ним и вознестись to heaven. Имеется ли у меня хоть один шанс упросить память прекратить швыряться кусочками засохшего хлеба, словно я замерзающий на заснеженной детской площадке воробушек? Отыщу ли я достаточно веские аргументы, сумею ль четко обозначить причины даровать Миме долгожданный покой?
    Пейзаж, служивший фоном (зеленая трава, колыхающиеся на ветру васильки), истончался неумолимо, и если сосредоточить свой взор на мельтешащих в глубине перспективы деталях, обозначенных карандашными набросками, становилось понятно: рано или поздно данное испытание придет к завершению. Времени у меня, of course, вагон и маленькая тележка, но, полагаю, терпение богов не бесконечно, and even now, являясь сгустком нестабильной энергии, я должна устремить свой sight дальше снежно-белой пелены смерти, покрывающей корочкой льда моря, стволы деревьев, обращая их в прах все без исключения, ибо нет ничего under moon, способного противостоять мощи неумолимо текущего времени, в ногу с которым идет великая и беспристрастная госпожа La Mort, высвобождающая силу разрушения по мере необходимости.
    Я сидела на неудобном металлическом сидении в зале ожидания аэропорта, погруженная в свои думы и рисовала на вырванном из блокнота листе каракули, надеясь, что решение снизойдет потоком вдохновения, и я смогу наконец покинуть this place. Честно говоря, я не пробовала искать выход самостоятельно, пребывая в убежденности, что инициатива может быть наказуема, так что послушно сидела спиной к полуразрушенной части здания в напоминающем декорации из фильмов ужасов про зомби-апокалипсис аэропорту, не осмелившись даже обернуться и полюбоваться на панораму города за огромным окном, расположенным behind me.
    I didn’t remember, какой философии придерживалась, пока была alive. Чутье подсказывало, что Саннибанни in our family вряд ли поклонялись: in my head совершенно спонтанно возникло знание о телах, начиняемых самоцветами и золотыми слитками точно кексы - изюмом, поскольку приверженцы данной религии полагают, что прожорливая богиня охотнее поглотит мертвеца, дабы он возродился в ее чреве снова, когда придет срок, коль в нем будет дохрена драгоценностей. Правда, nowadays в утробу of dead people зашивают лишь пару колец и браслетов, поскольку ни изумрудов, ни рубинов не напасешься на всех членов семьи, однако представить себя с побрякушками in my belly я не могла, из чего следовало, что либо Мима отрицала наличие способных испепелять силой мысли демиургов, обитающих в иных измерениях, либо являлась агностиком. Представляю, в какой раж впала бы я, если мне довелось бы сохранить more information about past life. Ни один сценарист, to my mind, не способен вообразить неистовство атеиста, оказавшегося перед троном Самого Главного. Интересно, кто покровительствует мне, и ждет ли мою сущность реинкарнация, али я буду расщеплена в ничто и сольюсь воедино с первородным Хаосом?
    - Девушка, поторапливайся давай! - воскликнул ослепительной красоты мужчина с длинными светлыми волосами и загорелой кожей. - Отсюда до Карфагена путь неблизкий, а солнце уже в зените. Расселась как боярыня тут, треугольнички выводит!
    Дивясь, откуда ему известно, что узоры состоят из множества triangles, если между нами несколько метров, and this fellow, даже обладай он орлиным зрением, не сумел бы рассмотреть всего, я, уразумев, что он, скорее всего, мой проводник, безропотно поднялась на ноги, вытерла о шорты вспотевшие fingers и очутилась в полуденном зное июльского Сидона, который, как объяснил мне представившийся Гильгамешем юноша, находится в четырех часах езды от столицы Финикии, где нас ожидает девочка-смерть, намеревающаяся провести меня через испытание, которое определит дальнейшую судьбу Мимы.
    За рулем громадного внедорожника восседала устрашающей наружности дама, облаченная в меняющие цвет и форму каждые несколько минут платье, и ее руки, лежащие на рулевом колесе, больше походили на когти хищной птицы. Швырнув мне на колени инкрустированный рубинами и гранатами черный обруч, Геката велела впустить в себя насылаемые украшением видения, и по приезде в дом Камиллы ответить на один вопрос. Не смея ослушаться приказа курирующей меня богини, покровительствующей черномагам и ведьмам, обладающей чрезвычайно властным характером, судя по мифам древней Греции, где воспевались ее мудрость, граничащая с жестокостью, я интуитивно приложила аксессуар ко лбу, и он, обвившись around my head подобием венца, стиснул виски так, что меня моментально парализовало, а мелькающие за тонированным стеклом глиняные домишки Сидона и дающие скудную тень тополя сменили бешено пролистывающиеся кадры, повествующие о двух девушках из параллельных Вселенных.
    Одна рано потеряла любимую бабушку, прожила в роскошной вилле с индифферентными родителями, считающими единственную дочь чудачкой и покончила с собой после их смерти, так как не была приспособлена к самостоятельности и отдавала себе отчет, что лишь продлит агонию, транжиря наследство. Ее пугало все, не связанное с творчеством, - парящая буревестником средь грез, ежедневно сочиняющая страшные сказки, виртуозно придумывающая новые миры, населяющих его персонажей, эта девушка, заточившая себя в хрустальную башню и являющаяся, по сути, и принцессой, и охраняющей ее драконом, не желала спускаться на землю, заботиться о налогах и оплате счетов. Взобравшись на крышу шестидесятиэтажного небоскреба, Мима, подставив затылок ветру, перенесла вес назад и, раскинув arms в стороны, полетела вниз, and on her face застыло такое отчаяние, точно она жалела о принятом решении, но иначе поступать не хотела. Одинокая, никем не понятая, чурающаяся мужчин и боящаяся ответственности как огня, двадцатисемилетняя девушка самостоятельно оборвала her own life, переполненная гордостью и считающая morte достойным выходом из сложившейся situation.
    Другая fille, воспитанная grandmother, познала нужду, с ранних лет зарабатывала на карманные расходы, но встретила потрясающего человека во время стажировки за границей, вышла замуж за своего ненаглядного Робби, переехала в Конте-Марло, прожила долгую и счастливую vida, умерев в возрасте девяноста трех лет от остановки сердца в своей постели, окруженная детьми и внуками. Her destiny, бесспорно, сложилась как нельзя лучше, однако ассоциировать себя с добившейся исполнения all dreams Мимой мне отчего-то было сложно: окружающая ее обстановка вызывала у меня множество сомнений и выглядела менее реалистичной. Та девушка, что без колебаний сиганула с крыши башни, свои мечты не опошлила бы прозой бытия, - ей наверняка снились прогулки с любимым по побережью Эолова моря, и она довольствовалась целомудренными касаниями украдкой и томными вздохами. Second story чересчур приторна, чтобы принять ее за правду.
    - Передай Камиллочке, чтоб более меня не беспокоила, - процедила Геката, притормозив у небольшого домика, обнесенного заборчиком. - Я признаю ее превосходство над нами, но становиться девочкой на побегушках отказываюсь!
    Вынырнув из пучины иллюзий, я, кивком поблагодарив не удостоившую меня ответным взглядом goddes of night, вывалилась из машины и, ведомая предупредительным Гильгамешем, миновала сад, в котором расцветали мальвы, а вокруг пышных цветов сновали шмели и похожие на колибри бабочки, название которых, к сожалению, стерлось from my memory.
    - Издубар, какой сюрприз, - хлопнула себя по бедрам крошечная девочка, буравя моего спутника неодобрительным sight. - Тебя за смертью только посылать, mon chaton!
    Молодой человек, явно недовольный тем, что Камилла исковеркала его имя, пробормотал себе под нос, что приносит свои извинения и, дернув плечом, скрылся за приоткрытой дверью. Я, робея, сделала реверанс, демонстрируя готовность к сотрудничеству, and little girl, одобрительно улыбнувшись, ткнула указательным пальчиком в накрытый возле летней кухни стол, на котором громоздился самовар и коробка конфет, завернутых в серебристую фольгу.
    - Гильгамеш в долгу передо мной, так как я по его просьбе уничтожила особо ценные части глиняных табличек, дабы никто не узнал, о чем они шептались с Энкиду, прежде чем тот отправился в Иркаллу к моей бабусе, -  понизив голос, подмигнула мне девочка-смерть. - Пипл едва ли готов к откровению, что эти двое состояли в куда более тесных отношениях и были не просто друзьями. В обмен на сокрытие величайшей из тайн он согласился поработать моим помощником и справляется с поставленными задачами во сто крат лучше безалаберных Эффы и Луллу.
    - Это невозможно! - вырвалось у меня, потому что с шумеро-аккадским эпосом я ознакомилась еще на первом курсе университета. - Ой, простите, я не хотела оскорбить вас, подвергая сомнению your words.
    - Ерунда, - великодушно обронила Камилла. - Некоторые вещи стоит оставлять in the darkness, согласна?
    - Не в моем случае, - расправила плечи я и, набравшись смелости, заглянула в бесцветные, наполненные весельем очи своей собеседницы. - Я вспомнила абсолютно все, даже то, так мое разбитое всмятку тело отскребали от асфальта и везли в морг. И потом, даже при том, что grandma берегла печень и не пила таблетки от давления, следила за весом, она не смогла бы прожить сто двадцать восемь лет, бегать по утрам, печь пирожки с капустой и нянчить правнуков. Отличить обман от true story оказалось сущим пустяком.
    - Несравненная Мима, я и не сомневалась в тебе, - прожурчала, почти разлегшись on the table младшая госпожа La Mort и послала мне воздушный поцелуй. - Твоя интуиция достаточно сильна, чтобы ты недурно соображала, лишившись почти всех воспоминаний. Ты сделала правильный выбор! My congratulations, дорогая! Твой дар возвысит тебя средь обитателей Центра Притяжения, а вместе с бессмертием ты обретешь opportunity обнять свою милую старушку. Выпьем же за успешно выдержанный тобой экзамен крепкого чая с засушенными цветами. Не стесняйся и чувствуй себя как дома!
    Предвкушая встречу с самым дорогим человеком, я глотнула обжигающе морозной жидкости из темно-синей пиалы, повернулась на звук шагов и обнаружила себя в нашем с бабушкой секретном месте, на пригорке у кладбища. Травинки щекотали кожу ног, ветер зашелестел глянцевыми страницами сборника стихов Сильвии Плат, grandmother нанизывала на ниточку крупные бусины и щурилась на подернутое тучами небо, а я, повзрослевшая и счастливая до невозможности, легла на спину, чувствуя лопатками теплую влажность почвы, и хотя из моих глаз покатились ручейками горячие слезы, сделала вздох, набрав в грудь побольше воздуха и пропела:
    - The sky is you, is very blue, like your blue eyes, sweet granny…