Гаррис Т. 2. Гл. 13. Принц Эдуард... Ч. 3

Вот еще одна история о Фаулере, которая произошла некоторое время спустя. Достопочтенный Финч-Хаттон, сын лорда Уинчелси36, был избран в парламент от партии консерваторов. В одном из первых своих заседаний в Палате общин он случайно сидел рядом с Фаулером, который в тот день произнес длинную речь в пользу лондонского правительства и «великих учреждений величайшего города в мире». Под конец Фаулер заявил, что не выдвинет ни одного предложения, пока не услышит, что скажут ему в ответ его оппоненты; впрочем, он с трудом верит, что у оппонентов есть хотя бы какой-либо вразумительный ответ.
_____________________________
36 Джордж Уильям Финч-Хаттон, 10-й граф Уинчилси, 5-й граф Ноттингем (1791 — 1858) — английский политик, консерватор. Известен дуэлью с герцогом Веллингтоном.

Пока Фаулер говорил, Финч-Хаттон проявлял признаки беспокойства, а к концу речи встал и отошел от Фаулера на три ярда. Как только тот сел, Финч-Хаттон, прижимая к носу платок, воскликнул:

— Господин спикер!

Оратору немедленно дали слово, поскольку это была его первая речь в Палате общин, следовательно, согласно традиции Финч-Хаттон имел приоритет в выступлении.

— Я знаю, — продолжил новичок, — почему почтенный представитель Лондона не завершил свою речь. Единственным ее завершением могло бы стать дельное предложение, коего у предыдущего оратора, видимо, просто нет.

И Финч-Хаттон сел под злобные возгласы одних и злорадный смех других. Таким образом, новичок произнёс самую короткую и самую остроумную речь за всю историю британского парламента. Успех оказался столь грандиозным, что в дальнейшем Финч-Хаттон более не смог превзойти самого себя. До начала парламентской работы он жил в Австралии, лет шесть был скваттером37 в Квинсленде и, по досужим рассказам, стал единственным белым человеком, который научился бросать бумеранг так же хорошо, как и аборигены. Не знаю, как обстояли дела с настоящим бумерангом, но в Палате общин Финч-Хаттон бросил бумеранг с блестящим успехом. Одним крылатым выражением он уничтожил авторитет сэра Роберта Фаулера подчистую. С этого времени, как только упоминалось имя Фаулера, у присутствовавших начинался приступ неудержимого смеха.
__________________________
37 Скваттер в Великобритании XIX в. — человек, который присваивал жилые дома по легальной схеме. В современной России так называют мошенников, которые незаконно вселяются в пустующее жилье с целью его присвоения.

Поскольку я описал здесь английское чревоугодие и даже скотство, то дело чести обязывает меня признать, что в те же годы в лучших английских домах готовили лучшую в мире еду, которую благопристойно подавали и которой сотрапезники наслаждались в высококультурной манере. Я часто говорил и говорю, что английская метода приготовления пищи лучшая в мире. В ней сокрыт аристократический идеал, желание придать каждому блюду свой особый аромат.

Например, картофель лучше всего варить в кожуре, затем воду следует слить, а готовому овощу дать пару минут постоять. Тогда вы получите картофель в лучшем виде.

Говядину следует жарить на открытом огне и подавать слегка недожаренной. Баранину тоже следует жарить, но лучше прожарить. Телятину и свинину следует хорошо прожарить. Все светские люди, жившие в Лондоне в мои годы, знали, что куропатка, заранее слегка поджаренная и съеденная холодной с бокалом или двумя шампанского «брют», является пищей богов.

Французы считаются лучшими поварами мира. Но я ни разу не ел первоклассную еду ни в одном французском доме или ресторане. Французы придерживаются демократической идеи приготовления пищи и постоянно испытывают искушение стереть все социальные различия с помощью демократичного соуса. Они подадут вам картофель, приготовленный двадцатью способами, все блюда аппетитны и по-своему вкусны, но ни одно из них не дает истинного картофельного вкуса. На самом деле, вы не узнаете и половины из того, что едите во Франции, потому что все вкусы перебьет соус!

Пример. Куропатка aux choux (с тушеной капустой): весь изысканный аромат птицы потерян, затоплен, утонул в остром вкусе и запахе проклятой капусты! Сравните это жлобское месиво с ароматом английской куропатки, зажаренной на открытом огне поваром, который знает цену драгоценному мясу дичи. Гарниром к этому блюду может быть только рис или сердцевины латука под оливковым маслом из Ниццы. И ничто иное! Но в Англии так мало настоящих поваров, и почти все, кто заслуживает этого звания, — французы.

Поскольку я начал эту главу с рассказа о чудном застолье у генерала Диксона, то продолжить обязан рассказом о еще более запомнившемся пиршестве, устроенном Эрнестом Беккеттом (впоследствии лордом Гримторпом) на Пикадилли. Ведь оно тоже проливает свет на непревзойденную находчивость и доброту, которая обогащает английскую жизнь и отличает ее от жизни в любой другой стране.

Я познакомился с Беккеттом в конце 1887 года. Он слышал, как я рассказывал кое-какие байки, которые впоследствии опубликовал, и был в восторге от них. Эрнест всегда настаивал на том, чтобы я выставил свою кандидатуру на выборах в Палату общин.

— Ты можешь прекрасно писать, — говаривал он, — но ты никогда не будешь писать так же хорошо, как говоришь. Ты такой же блестящий актер, как и оратор.

Однажды вечером Беккетт пригласил меня на ужин. Гостями были Мэллок и профессор Доуден38 из Дублинского университета. Я немного знал обоих и многое читал о них, особенно о Мэллоке и о его романе «Новая Республика». Читал и его собственные нападки на социализм в защиту безудержного индивидуализма. Несмотря на взрывной характер Мэллока и манеру медленно говорить, я проникся искренним уважением к его весьма значительному таланту.
___________________________
38 Эдуард Доуден (1843—1913) — английский и ирландский поэт, историк литературы, критик, литературовед, профессор английской литературы Тринити-колледжа в Дублине, учёный-шекспировед.

Но более всего я был рад встрече с Доуденом. Его книга «Шекспир. Критическое исследование его мысли и его творчества» показалась мне пафосной. Мысли были взяты автором из того, что я называю «мешком с лоскутками», в котором англичане хранят все современные идеи о Шекспире — идеи по большей части ложные и нередко до смешного абсурдные. Девять из десяти английских посредственностей страдают желанием сделать из Шекспира бога по их собственному образу и подобию. Это необъяснимое идолопоклонство привело к всевозможным нелепым заблуждениям относительно гения.

Естественно, когда мы сели обедать, я понятия не имел, что Беккетт устроил эти посиделки только для того, чтобы выяснить, действительно ли мои познания о Шекспире были из ряда вон выходящими или нет. Еще меньше я предполагал, что Мэллок предложил себя в качестве, так сказать, главного инквизитора. К концу ужина Беккетт довольно ловко перевел разговор на Шекспира, и Мэллок заметил, что, хотя он читал его творения небрежно, «как и весь мир», он все же заметил, что некоторые из лучших выражений Шекспира — «жемчужины мысли», но никогда не цитировались. Более того, даже не были известны большинству профессионалов. Я кивнул в знак согласия.

— Приведите пример! — воскликнул Беккетт.

— Хорошо, — ответил Мэллок, — возьмите фразу «боязнь страха». Можно ли было бы выразить истину более великолепно? Фраза незабываемая и все же!

— Вы правы, — воскликнул Беккетт. — Должен признаться, что не знаю, из какого произведения эта цитата. А вы, Гаррис?

— Энобарб в «Антонии и Клеопатре», — ответил я. — Энобарб — он совесть пьесы. Данное выражение воин произносит, выбирая, с кем быть: с «великим Цезарем» или с альтер-эго Шекспира — любовником Антонием. Я думаю, что это единственный раз, когда Шекспир использовал такую абстракцию.

— Замечательная точка зрения, — поддержал меня Доуден. — Я понятия не имел, что вы такой любитель Шекспира. В Штатах, конечно, равных вам не так уж много?

— Полагаю, в мире равных вообще не так уж много, — со смехом ответил я.

Минуту или две спустя Мэллок сделал новый заход:

— Шекспира всегда хвалят за замечательный рисунок образов, но меня часто шокирует то, с каким пренебрежением он обращается с характерами. Представьте себе шута горохового, говорящего о «цветочной тропе» (Primrose Path)39.
____________________________
39 Т.е. о тропе, усыпанной цветами от поклонников. Другие варианты перевода: «стезя утех», «дорога, усыпанная цветами» и пр.

— Шут гороховый! — повторил я. — Вы имеете в виду привратника из «Макбета», не так ли?

— Конечно, привратник! — ответил Мэллок. — Настоящий шут гороховый!

— Любопытно, — рассмеялся я. — Я переспросил, потому что привратник, по-моему, говорит не «цветочная тропа», а «стезя утех».

— Вы уверены? — удивился Мэллок. — Я могу поклясться, что сказано «цветочная тропа».

— А я думаю, что «стезя» более точная трактовка выражения, чем «тропа».

— Насколько я помню, вы правы, мистер Мэллок, — вмешался Доуден. — Я уверен, что сказано «цветочная тропа», хотя «стезя», безусловно, звучит более поэтично.

— Да, — ответил я, — и, вероятно, поэтому Шекспир вложил слова «цветочная тропа» в уста сонного привратника и «цветочную тропу» как «стезю утех» — в уста Офелии. Помните, как она предупреждает своего брата Лаэрта о «стезе утех»?

— Думаю, вы правы! — воскликнул Мэллок. — Но какая у вас необыкновенная память.

— Человека одной книги40, знаете ли, всегда следует опасаться.
____________________________
40 Таково крылатое выражение в английском языке. Когда говорят о «человеке одной книги», подразумевают и «автора одного произведения».

— Мне кажется странным, что вы изучали Шекспира с такой тщательностью, — любезно заметил Доуден. — Судя по вашим статьям в «Зрителе», их показал мне наш общий друг Вершойл, я подумал, что вы скорее социальный реформатор в стиле Генри Джорджа41.
___________________________
41 Генри Джордж (1839—1897) — американский политэконом, публицист и политик; буржуазный радикал, левый либертарианец. Основоположник джорджизма — экономико-философского учения, в основе которого лежит идея, что каждый владеет созданным им продуктом, однако все природные блага, и прежде всего земля, принадлежат в равной степени всему человечеству.

— Боюсь, что да, — не стал отрицать я. — И все же я признаю справедливость большинства аргументов мистера Мэллока против социализма, хотя я не могу себе представить, как он может спорить с очевидным — земля должна принадлежать всем людям.

— Почему мы должны заботиться о других людях? — воскликнул Мэллок. — О великом немытом42? Они размножаются, умирают и лежат в бессчетном числе забытых могил. Обществу следует считаться только с великими. Hoi polloi43 не имеют значения для жизни общества.
_______________________
42 Идиома английского языка: означает широкую публику, т.е. низшие и средние классы общества.
43 Hoi polloi — простонародье (англ.).

Мэллок всегда выдвигал аристократическое кредо с еще большим напором, чем Артур Бальфур44, и все же я считал свою точку зрения более мудрой.
___________________________
44 Артур Бальфур (1848—1930) — британский политик, консерватор; с 1902 г. 50-ый премьер-министр Великобритании.

— Английский народ мельчает даже физически! — начал я. — Причина — нищета народных масс. В 1845 году только сто пять новобранцев из тысячи были ростом ниже пяти футов шести дюймов, в то время как в 1887 году пятьдесят процентов были ниже этого стандарта. Обхват груди также показывает аналогичное сокращение.

— Я потрясен, — издевательски усмехнулся Мэллок. — Разве это аргумент, обязывающий нас с вами заботиться о быте и здоровье других людей?

— Да, аргумент. Потому что гении и прочие великие люди происходят из общей человеческой массы. Ньютоны, Дарвины и Шекспиры рождаются из далеко не самых благородных чресл.

— Но и не из низших классов, — возразил Мэллок. — По крайней мере, от сытых классов…

— Тем больше оснований, — возразил я, — для создания массе людей нормальных условий жизни.

— Не будем ссориться, — вмешался Беккетт. — Если бы к массе народа относились так же, как аристократ относится к своим слугам, уже дело бы обстояло наилучшим образом. Но фабрикант относится к своим рабочим не как к слугам, а как к крепостным. Его интересует только одно — прибыль.

Разговор продолжался в том же духе, пока вдруг Доуден не повернулся ко мне и сказал:

— Одно вы должны признать: Шекспир был на стороне аристократии и сам всю жизнь оставался аристократом до кончиков пальцев. Конечно, ни один великий гений никогда не был так безразличен к социальным реформам или вообще к реформам любого рода. Его карикатура на Джека Кэда45 убедительна в этом отношении.
__________________________
45 Джек Кэд (1420—1450) — вождь народного восстания в Англии в 1450 году; выдавал себя за Джона Мортимера, побочного сына последнего графа Марчского. Здесь: персонаж исторической хроники Шекспира «Генрих VI».

— Совершенно верно! — воскликнул Мэллок. — Бесспорно, бесспорно, действительно.

— Вы заблуждаетесь, — вспылил я. — И готов доказать свою позицию! В каком возрасте Шекспир написал «Генриха VI»? Подумайте о молодом человеке, который только-только впервые пришел в столицу, едва вырвался из сонной, тупой деревенской жизни Стратфорда. И вдруг он оказался в пульсирующей многоцветной жизни Лондона, рядом с молодыми аристократами. Неудивительно, что он стал насмехаться над Джеком Кэдом. Но посмотрите на Шекспира двадцать лет спустя. Что уже тогда он думал об аристократах и суровых страданиях простого народа? Прямо противоположная личность! Главная и почти никем не замечаемая правда о Шекспире в том, что за двадцать лет он вырос из обычного юноши в мужа, вознесшегося на много голов выше всего своего поколения, стал священным вождем и поводырем англичан на тысячелетия…

— Очень интересно, — усмехнулся Мэллок, — и ново. Но где доказательства? Докажите, аргументируйте! Где Джек Кэд в последних произведениях Шекспира? Или, вернее, где мы найдем Эссекса46 и Саутгемптона47, презираемых Шекспиром, и где он увидел в Кэде великого реформатора и мученика за народное дело?
___________________________
46 Здесь: Генри Буршье, 5-й барон Буршье, 2-й граф Ес, 1-й виконт Буршье, 1-й граф Эссекс (ок. 1404-1406 — 1483) — влиятельный английский придворный феодал (со времени царствования Генриха VI), по материнской линии правнук короля Эдуарда III.
47 Здесь: Томас Риотесли, 1-ый граф Саутгемптон (1505 — 1550) — английский пэр, государственный секретарь, лорд-канцлер и лорд — верховный адмирал. Признан верным орудием короля Генриха VIII в его разрыве с католической церковью.

— Вы попались, Гаррис, — воскликнул Доуден.

— Неужели? Прежде всего, мистер Мэллок, вы должны признать, что Шекспир очень скоро увидел английского аристократа таким, каким тот был на самом деле. Ни в одной литературе нет лучшего или более горького портрета нашего аристократа, чем тот, который Порция дает своему английскому поклоннику в «Венецианском купце»: «портрет настоящего мужчины», но он не знает иностранного языка, и его манеры, как и его одежда, лишены всяких отличий. Вот тебе и «бедный Фоконбридж»48! Да, никакого превознесенного Джека Кэда в творчестве Шекспира нет. Ну, Леонат Постум в «Цимбелине» стал альтер-эго Шекспира, так же как Просперо в «Буре». И что говорит Постум в тюрьме, когда взывает к богам:
_______________________
48 Доподлинно Порция сказала служанке Нериссе о своем английском воздыхателе Фоконбридже: «Знаешь, ничего не могу ни о нем, ни ему сказать, потому что ни он меня не понимает, ни я его. Он не говорит ни по- латыни, пи по-французски, ни по-итальянски… Он — воплощение приличного человека; но, увы, кто может разговаривать с немой фигурой? И как странно он одевается! Я думаю, он купил свой камзол в Италии, широчайшие штаны — во Франции, шляпу — в Германии, а манеры — во всех странах мира». (Перевод Т.Л. Щепкиной-Куперник)


Я знаю, вы добрей ростовщиков,
Берущих с должников в уплату долга
Лишь четверть, треть или шестую часть.
Чтоб те могли, дела свои поправив,
Платить им вновь. Мне этого не нужно!49
________________________
49 Шекспир У. Цитата из «Цимбелина». Перевод П.В. Мелковой.

Что бы сказал Шекспир на закон о банкротстве Чемберлена? А ведь закон этот принят на многие годы вперед. Теперь они забирают все у сломленного должника и не освобождают его, но подвешивают в воздухе на всю жизнь, угрожая тюрьмой. В этом мы бесконечно гнуснее, чем ростовщики  Шекспира. Он не социальный реформатор! Если бы ваши законы были задуманы в духе зрелого Шекспира, была бы реализована тысячелетняя мечта человечества. Как мыслителя, я всегда ставил нашего земного гения рядом с Иисусом.

Мэллок рассмеялся, и я не стал развивать эту тему далее — сделал паузу. Мы перешли в гостиную и выпили по чашечке превосходного кофе. Беккетт угостился с величайшим удовольствием, но умерено. Все мы предпочитали умеренность в еде. Попивая кофе, Доуден сказал, что мне стоило бы написать книгу о творчестве Шекспира.

— Вы определенно дали мне пищу для размышлений, — вежливо добавил он.

— И мне тоже, — поддержал его Мэллок.

Они ушли. Беккетт попросил меня остаться.

— Ладно. Даже если вы станете думать обо мне черти что, мне все равно следует признаться. На днях я разговаривал о вас с Мэллоком, хвалил вашу необычайную ученость, знание Шекспира, вашу особую гениальность. Он сказал, что гениальность трудно измерить, но знание легко; почему бы не позволить ему проверить ваши знания творчества Шекспира. И поэтому я устроил этот обед. Если бы вы попали впросак, я бы промолчал. Но вы так блестяще справились с провокацией, что, думаю, вам следует знать о нашей выходке. Надеюсь, вы не станете сердиться на меня?

— Нет, — усмехнулся я. — Что случилось, то случилось.

— Я хотел бы предложить вам свою дружбу, — горячо возразил Беккетт. — Я хочу, чтобы вы относились ко мне как к другу, и в знак этого прошу называть меня Эрнестом50. Позвольте и мне обращаться к вам по имени Гарри.
_________________________
50 В русской традиции это означает обращаться на «ты», а не на «вы».

— Буду рад, — протянул я ему руку.

С того дня Эрнест Беккетт стал моим настоящим другом, и моя привязанность к нему только росла, пока он не ушел — увы! — слишком скоро в вечную тишину.

Еще одно слово о свободе слова в светском обществе Лондона в восьмидесятых и девяностых годах девятнадцатого века. Говорилось и писалось не так откровенно, как во французском или немецком обществе, но примерно так же, как у итальянцев или испанцев: все разрешалось, если было достаточно забавным или остроумным.

О принце Уэльском, в частности, можно было рассказать самую рискованную историю, при условии, что она была действительно забавной. И еженедельник «Пинк Ун», наша главная спортивная газета того времени, безусловно, подавал тому яркий пример.

Как раз накануне моего возвращения в Лондон баронесса Бердетт-Куттс51, любимица принца и королевы за ее доброту сердца и многочисленные благодеяния, будучи в возрасте далеко за шестьдесят, вышла замуж за молодого мистера Бартлетта52, американца, симпатичного мужчину двадцати шести — двадцати семи лет и ростом пять футов десять дюймов. Говорили, что королева попросила принца Эдуарда отговорить старую леди от столь опрометчивого решения. Но баронесса ответила принцу, что не может сделать своего дорогого мальчика несчастным.
___________________________
51 Анджела Джорджина Бердетт-Куттс (1814—1906) — известная британская благотворительница XIX века, участница множества филантропических проектов. Вышла замуж в возрасте 67 лет, отказавшись при этом от 4/5 своего состояния.
52 Уильям Леман Эшмид Бартлетт-Бердетт-Куттс (1851 — 1921) — британский политик американского происхождения, консерватор; был членом Палаты общин с 1885 по 1921 год. Брак его с баронессой Бердетт-Куттс был благополучным; после кончины супруги вдовец стал ее душеприказчиком и до собственной смерти продолжал ее благотворительные дела.

— Он по уши влюблен в меня, — сказала старушка.

Принц мог только улыбнуться и, возможно, повторил про себя старую английскую поговорку: «Нет большего дурака, чем старый дурак».

Через неделю после свадьбы «Пинк Ун» опубликовал такую заметку

АРИФМЕТИЧЕСКАЯ ЗАДАЧА

Сколько раз двадцать семь содержится в шестидесяти восьми, и чем это закончится?

Возможно, ничто и  никогда не вызывало такого бурного веселья в Лондоне. Одним словом, тон английского общества — это тон хорошо воспитанного светского человека, в то время как тон американского общества — это тон пуританского бакалейщика.