Инстинкт Убийцы 3. Глава 5. 4

4
Еще днем он чувствовал себя прекрасно, наблюдал, как мальчик носится по полю, гоняя мяч с друзьями, пока его няня и охранник – он старался быть незаметным, обыватель бы и не увидел его – терпеливо ждали на своих местах. Красивый, здоровый и, судя по всему, счастливый 10 летний мальчик, привыкший, что мама иногда уезжает по делам. Знал бы ты, что это за дела, подумал Пророк, изредка бросая быстрые осторожные взгляды на играющих детей, знал бы, что она может не вернуться.
Плохие мысли, отравляющие и неправильные, но он волновался. В этот раз она замахнулась на невозможное, решила покорить вершину, уходящую за облака. Он навел справки, Ада Терер была монстром, чудовищем в человеческом обличие. Она была убийцей, гораздо более жестокой и беспринципной, чем Фатима. И она была сказочно богата, а деньги – это он знал и по себе – в этом мире открывали поистине фантастические возможности. Ее остров – чудо, неприступный закрытый мир, и как Фатима собиралась проникнуть туда? Он понятия не имел, даже не пытался ломать над этим голову, знал он лишь одно: на этом острове смерть повсюду, а в центре этой адской паутины - та, кого люди не зря прозвали Паучихой.
- Ураган, - пробормотал он, сидя в густой тени деревьев парка, всего в нескольких метрах от него за оградой из сетки радостно смеялся и бегал за мячом мальчик – еще один трофей в ее блестящей карьере. – Ураган должен помочь.
Природа всегда была сильнее людей, может, и на этот раз она решит исход этой, в общем-то, неравной битвы, подумал он. Он знал, на что способна Фатима, он как никто другой знал ее послужной список, но остров Ады…
И теперь она снова уехала, оставила сына, чтобы рискнуть всем и снова сыграть в эту дьявольскую рулетку. И чем это закончится? Победой или смертью? Даже в лучшем случае – если она покорит эту вершину, что потом? Тихо уйдет на покой? Вот уж черт с два! Он многое узнал за свою жизнь, такая уж у него была работа, и его склонный к постоянному сбору и анализу данных мозг глубоко проникал в суть вещей и событий, давая им оценку и систематизируя реальность. И одним из основных объектов его изучения всегда были люди. «Садовники», терпеливо взращивающие свой сад; «паразиты», живущие за счет «хозяина»; «собиратели», хранящие и накапливающие всё, что входит в сферу их интересов; беззаботные «мотыльки», прожигающие свою короткую, но такую яркую жизнь. И «охотники». Неутомимые, не знающие покоя души, всегда преследующие новую цель, новую добычу, чтобы потом, когда вкус победы или горечь поражения еще не растаяли во рту, снова броситься в погоню. Победить или умереть в бесконечной борьбе.
Природа всегда сильнее людей, снова подумал он, с ней нельзя бороться, эту битву не выиграет ни один воин. Даже такой, как Фатима.
И как он мог ее винить? Мы не выбираем, какими родиться. Да, мы можем выбрать, какими нам быть… но обычно за этот выбор платишь счастьем, а он и сам был из тех, кто предпочел свою дорогу общепринятой.
Так что я тоже повинен в этом, думал он, глядя в планшет невидящим взглядом, я делаю документы, я добываю информацию, я – часть ее карьеры, всех этих игр со смертью. Но без него ее работа стала бы гораздо опаснее, возможно, она бы давно попалась в одну из сотен ловушек, расставляемых во всемирной сети ее врагами. Так что нет, винить себя не в чем, он не ответственен за то, кем она является, он лишь следует своей природе, делает свою работу и делает ее как можно лучше, потому что от этого зависит не только его репутация, но и жизнь женщины, которую он… да, которую он полюбил. К черту все эти уловки и отрицания, к черту вранье, его в мире итак слишком много, чтобы травить им самого себя. Больше 10 лет прошло, но для него ничего не изменилось. Как-то непохоже на легкое увлечение, да?
А самое пугающее, что он не представлял, что с этим делать. Обычные люди влюбляются, заводят роман, если всё идет отлично, женятся. Но как ведут себя особи противоположного пола в мире необычных людей? Когда вся жизнь идет против стандартов и правил? Этого он не знал и поэтому чувствовал себя беспомощным. Он не привык терять контроль, не видеть будущего, в его цифровой жизни всё было просчитано и четко, каждый ход имел строгие варианты последствий, а жизнь… в этой чертовой жизни, как в необычайно сложной программе, было слишком много прописанных вариантов, а человеческий мозг оказался слишком слабым процессором, чтобы просчитать хоть малую их часть.
Я хотел свободы, подумал Матвей, я ушел в параллельный мир, где нет правил и границ, где женщина может быть лучшим наемным убийцей, а бестелесный персонаж вроде Пророка – вершить судьбы настоящих людей. Все мы, обитатели этого волшебного мира, хотели сами творить свою судьбу и законы своей реальности, не жить по чужой указке и придуманным правилам. Но оказалось, что в некоторых ситуациях очень хочется опереться на что-то стандартное и незыблемое. А в этом мире необычных людей опереться не на что, здесь ты получаешь то, к чему стремился – полную свободу и полную ответственность. Здесь все дороги приходится прокладывать самому.
Мяч ушел от ноги какого-то мальчика и с громким звуком врезался в сетку прямо напротив Пророка, он инстинктивно зажмурился и выскочил из потока мыслей. Вокруг расцветал прекрасный летний день, деревья над головой шумели и пели страстную песню жизни, рядом с ним на лавочках вокруг огороженного поля сидели люди, наслаждающиеся кружевной тенью и запахом моря, который ветер всегда приносил в это время дня. Пенсионеры обмахивались веерами или просто газетами, мамаши с колясками жмурились, сонно поглядывая по сторонам и покачивая коляски, подростки сидели, уткнувшись в телефоны и планшеты, летний день в их кипящем мире не мог конкурировать с виртуальной реальностью. А светловолосый мальчик носился по полю, беззаботно смеясь в синее небо, уверенный, как и все дети, что взрослые знают лучше, что у них всё под контролем, что счастье будет вечным, как мама и солнце.
Что будет с ним, если она не вернется, задался вопросом Матвей. Наверняка она как-то позаботилась об этом, но деньги не заменят мальчику мать. Однажды он уже потерял семью, пусть и не помнит об этом. Значит, он должен обрести ее снова, вдруг пришел ответ, как будто какой-то холодный и чужой голос заговорил вдруг в его голове. Он чувствовал ответственность, сам не понимая, почему, может, потому что знал, знал правду обо всем, от момента появления маленького Яна в жизни Фатимы до сегодняшнего дня, когда она на другом конце страны пыталась покорить свой Эверест. А знание всегда налагает ответственность.
Нет, себя в роли родителя он даже не хотел представлять! Хакер, шатающийся по миру, как будто вся планета – его квартира, призрак, почти забывший свое имя, не имеющий ничего, кроме постоянно меняющихся пейзажей за окном, почти разучившийся общаться с людьми… Нет, какой из него родитель?! Он о себе-то позаботиться не может, а о ребенке, подростке?! От одной мысли об этом он чувствовал удушье, как будто жизнь незаметно накидывала ему на шею петлю и начинала стягивать. Это была паника в чистом виде, ему хотелось бежать, драться с невидимой силой до смерти, но не жить на привязи, это было страшнее и хуже, чем смерть.
Вот и ответ, подумал он, я полюбил женщину, я чувствую ответственность за ее ребенка… но я не могу быть частью ничьей жизни, я не могу быть нормальным человеком, семьянином или партнером. Я не могу.
Выходит, он гораздо более извращенная форма жизни, чем Фатима. Она-то сумела впустить хоть кого-то в свою жизнь, сумела стать, пусть хоть внешне, но нормальной частью нормального общества. А он и думать об этом не мог.
Ответственность – это ошейник с цепью, с того момента, как он защелкнется на тебе, ты уже не будешь принадлежать себе, кто-то или что-то будет управлять тобой и твоей жизнью. Ты будешь гулять, но на поводке, будешь делать всё в строго отведенное для этого время и ставить чьи-то желания выше своих, каждый твой шаг будет зависеть, но не от тебя, и каждый день твоей жизни будет похож на предыдущий. Вот что такое быть «нормальным» членом общества. Именно от этого он сбежал в параллельный мир много лет назад, и с тех пор его сущность не изменилась.
В обычном мире его давно осудили бы и порицали при каждом удобном случае… но в мире «свободных художников» не было правил, и никому не было дела до чужой жизни. Может, потому, что слишком часто приходилось опасаться за свою.
Лучше быть призраком, подумал он, чем рабом, лучше ходить по лезвию, чем жить по указке, лучше рисковать и устремляться в неизведанное, прокладывая свой путь, чем греметь цепями и смотреть лишь под ноги, медленно тащась по пыльной дроге, по которой прошли уже тысячи до тебя.
Несмотря на прекрасный день вокруг, на душе было тяжело. Он боялся за нее, впервые по-настоящему боялся. И впервые реально рассматривал возможность того, что она не вернется, погибнет на пути к своей непокоренной вершине, как миллионы неукротимых сердец до нее. И это всё равно было лучше, чем жить без мечты или отказываться от нее из страха. Противоречия разъедали душу, он понимал, что должен будет принять еще не одно слишком трудное решение, но это плата за свободу – необходимость решать, всегда, даже когда решать очень не хочется.
Сквозь темные очки он еще раз посмотрел на маленького Яна, потом глубоко вдохнул, позволяя мыслям обрести четкость в голове. Он знал, что будет делать в критическом случае, знал, что поступит именно так, а правильно это или нет – это решит сама жизнь. Если она не вернется, холодно проговорил голос его мыслей, я верну мальчика семье. Его настоящей семье, которую он потерял. Клан Ситко отчаялся найти мальчика, но, возможно, я явлю им настоящее чудо, как всегда, сделанное невидимыми человеческими руками. Да, вот и вся поганая суть мира – нет здесь никаких чудес, кроме тех, которые кто-то делает за твоей спиной, как фокусник, отвлекая внимание, прячет монетку в рукаве, а наивные дети думают, что она исчезает.
Он всё продумал за эти несколько дней, такая уж у него была натура – он всегда смотрел вперед и старался просчитать максимум возможных вариантов. И когда понял, что Фатима решила замахнуться на Аду Терер… тут начали возникать не самые приятные варианты будущего. Но тем сильные и отличаются от слабых: они могут посмотреть в лицо самой неприглядной правде. Посмотреть и принять меры.
И его неприятная правда состояла в том, что он не мог стать для мальчика семьей, он ни для кого не мог стать семьей или партнером. Это было горько, как будто он предавал Фатиму – хотя, почему он так чувствовал, он и сам не понимал – но это было правдой, он не мог и не стал бы брать на себя ответственность за другого человека. Но и не мог допустить, чтобы маленький Ян полетел по жизни, как выброшенная кем-то бумажка или пластиковый стаканчик, как принц, потерявший свое королевство. Нет, у мальчика была семья, он по рождению не был «человеческим мусором», и если вернуть его туда, откуда он пришел, где ему самое место, они уж точно обеспечат ему лучшую жизнь, проследят, чтобы он получил образование и занял свое место на вершине. Которой он, без сомнения, достоин, особенно после всего, что вытворила с ним жизнь. Да, у него будут деньги Фатимы, но деньги еще не всё, особенно, если ты ребенок, деньги скорее бремя, чем счастье – они всегда привлекают слишком много хищников, а маленький человек не способен защититься от них, даже взрослым это не всегда удается.
Что-то больно защемило в груди, он понял, что принял решение, и другого пути не будет. Душа тоже может болеть, подумал он, значит, она всё же есть. И ему было больно, он был противен сам себе, но, вместе с тем, твердо знал, что решение правильное. Больше он не мог смотреть на сына Фатимы, почему-то ему захотелось уйти, как будто он покидал место преступления. Жизнь – это тот же айсберг, подумал он, вставая с лавочки и пряча планшет в сумку, 10% видимого благополучия и счастья и 90% скрытого от посторонних глаз, 90% уродливой изнаночной стороны, грязи, которую кто-то должен разгребать. Все мы предстаем пред миром в лучшем виде: чистые, красивые и улыбающиеся, но это лишь на те несколько часов выхода в общество, а за всем этим – да, та самая изнанка. Никому не нужно видеть, как ты моешь зад, бреешь подмышки и ковыряешься в носу, мир любит лишь те 10% красоты, а остальное… пусть оно остается скрытым.
Покинув парк, Пророк еще несколько часов бродил по городу, не видя перед собой ничего, кроме смеющегося мальчика и черных глаз женщины, ставшей ему матерью. Тяжело терять, думал он, слушая гудение машин, шум ветра и долетающие из кафе звуки музыки – вечер вступал в свои права, окутывая город своей волшебной уютно атмосферой. И не так важно, теряешь ты человека, или мечту, или самого себя – всё это разрывает сердце, оставляет там раны размером с кратер на луне. И нет такого лекарства, которое приглушит эту боль. Даже само ожидание потери – уже боль, как и предвкушение праздника – уже радость. Он боялся того, что принесет ему жизнь, и злился на Фатиму, на судьбу и на самого себя. Да, на себя он злился больше всего. Какого черта он полез тогда искать эта «Диану»?! Неужели ему плохо жилось?! Или мало проблем было в его суматошной жизни?! Он забыл бы ее, как забывал всех женщин, едва они выходили за дверь. Ну, может, ее он забывал бы чуть дольше… Но теперь он попался, ошейник, от которого он бежал всю жизнь, всё же защелкнулся у его на шее, и хочет он того или нет, его уже ждет боль. Потому что так устроены люди – если даешь им что-то, они это обязательно сломают или повредят, не обязательно намеренно, просто они не умеют по-другому. Хотя бы потому, что они не умеют не умирать. А он отдал ей свое сердце.
Это были эгоистичные мысли, он это понимал, и это тоже злило его, человеческое лицемерие – «лишь бы тебе было хорошо», «я к вашим услугам» и т.д. и т.п. И кто так жил на самом деле?! Далай Лама?! В грязном, пропахшем потом, дерьмом и сексом, уродливом мире обывателей абсолютно все думали о своей шкуре, но старательно это отрицали, так ведь принято, всё те же 10% красоты, под которыми 90% подлых и трусливых мотивов. И он не сильно-то отличался от презираемых им людей - боясь, что она не вернется, он прежде всего боялся за себя, за свое сердце, которому предстояло выдержать этот удар.
Когда вечер окончательно накрыл город синим бархатом, он зашел в ресторан, не потому, что хотел есть, просто устал бродить по улицам. Да и пора было ужинать, последний раз он ел в отеле с утра – яичница и булочка с джемом. Не замечая улыбок и показного радушия, он занял столик в углу, спрятавшись от остального зала за большим аквариумом. В колонках негромко играла красивая инструментальная музыка, за его спиной пустовала небольшая возвышенность, служившая сценой, однако инструменты были на местах в ожидании музыкантов. Надеюсь, я уйду до начала живой музыки, поморщившись, подумал Пророк, от большинства посетителей он отличался наличием слуха и вкуса, поэтому редко мог слушать ресторанное пение. В основном это было возможно за границей, где в ресторанах и казино иногда выступали невероятно талантливые и пока никому не известные музыканты и певцы. Многие небольшие заведения специализировались на джазе и соул-музыке, а также на рок-музыке или электронной, каждый вечер там можно было послушать действительно стоящие выступления, а по выходным туда даже заглядывали звезды. Но на родине почти всегда приходилось слушать песни Круга или Успенской – уже сомнительное удовольствие – да еще фальшиво спетые плохо поставленными голосами… нет, от этого можно было получить и несварение.
Почтительно поклонившись, официант оставил на столе меню, спросив, не желает ли гость заказать аперитив, Пророк рассеяно покачал головой, чего-чего, а спиртного ему точно не хотелось – оно не помогало ни от стыда за себя, ни от тяжести на сердце. Не в его случае. Мой мозг – мое проклятие и мой дар, подумал он, мысли оставляли его лишь в одном случае – если он терял сознание или погружался в глубокий сон. Зато этот неугомонный механизм в черепной коробке сделал его фантастически богатым, знаменитым – пусть и в определенных кругах – и свободным. И впервые свобода эта отдавала горечью, как испорченный деликатес.
Сквозь кристально чистую воду в аквариуме он видел посетителей, они негромко беседовали, дамы сверкали украшениями, мужчины пили дорогие напитки, всем им было весело, хотя бы внешне. Туристы, решил Пророк, уехавшие подальше от надоевших жизней и одинаковых будней, когда делаешь это раз в год – это срабатывает, когда живешь в постоянных разъездах – бежать от себя просто некуда, потому что твои границы стерты, вся планеты твой дом. И мне не сбежать, подумал он, я могу уехать на другой край земли и снова поселиться в отеле, таком же, как тысячи других, быть вечным гостем и вечным странником, знающим жизнь наизусть, но лишь в теории. Например, он уже не раз бывал на праздновании масленицы в Греции, не раз видел и успел изучить традиции – костры, переодевания, песни и даже сжигание деревянного чучела в некоторых городах – но сам никогда не участвовал, это был не его праздник, не его культура, не его друзья. Получалось, что он, как настоящий призрак, мог свободно перемещаться по миру, видеть всё, но ничего не испытывать, как если бы он смотрел на всё это из окна. Такова цена, сказал он себе, ты этого хотел, быть свободным, быть над обществом, а не в нем. Да, его жизнь была шикарной и яркой… но только почему с годами она казалась ему всё более пустой и бессмысленной? А менять что-то он не хотел и не мог.
Рассеяно водя глазами по строчкам меню, он совершенно не испытывал голода. Но я должен есть, сказал он себе, как бы тяжело ни было на душе – а такие приступы скуки и бессмысленности бытия стали преследовать его всё чаще – но жизнь продолжается, а без качественной пищи лучше мне точно не станет. Он был практичным человеком, и разум, как всегда, взял верх. Пророк глянул на дорогие часы на запястье – без 5 минут 8 вечера, он не ел почти 12 часов. Поэтому ты закажешь себе отличный полезный ужин, строго сказал голос в голове, а поныть и пожаловаться на свою богатую и бесцельную жизнь можно и на сытый желудок. Это в дешевых любовных романах и сопливых фильмах для недалеких домохозяек люди, переживая трагедию, перестают есть, спать и вставать с кровати, а в реальном мире нет у большинства такой возможности. Хочешь или нет, но придется поднимать задницу и тащиться на работу, придется выполнять обязательства, взятые на себя, есть, не чувствуя вкуса, механически одеваться, принимать душ и подолгу ворочаться без сна по ночам. Но жизнь продолжается, и с каждым безвкусным куском пищи, с каждой вымученной улыбкой или бесконечно тянущимся днем ты просто существуешь и ждешь, что завтра станет хоть немного лучше.
Так что он сделал заказ, не представляя, как будет запихивать в себя всю эту еду, но точно зная, что будет, потому что телу нужно питание, тело хочет жить, даже если душа пребывает в смятении. Суп с мидиями оказался совсем даже не безвкусным, организм, давно не получавший пищу, отбросил всё, кроме основного инстинкта – выжить, несмотря ни на что, так что мысли ушли, растворились в этом празднике вкуса. Проглотив содержимое красивой – и, несомненно, дорогой – тарелки, Пророк принялся за стейк… И вот тогда это началось.
Едва он откусил первый кусочек, какое-то странное ощущение вдруг возникло в голове и начало распространяться по телу – как будто что-то щекотало его изнутри. Не донеся до рта вилку, он вернул кусок на тарелку и замер. Наверное, я слишком быстро ем, подумал он, особенно после 12-ти часового голодания… Но почему-то в глубине души он знал, что дело в другом, что-то было не так с ним, а быстро он ел или медленно – это значения не имело.
Суп? Пронеслась в голове испуганная мысль, но он понимал, что прошло еще слишком мало времени, если только повар-маньяк не сдобрил суп ядом вместо специй. Голова стала вдруг как будто раздуваться, столик с шелковой скатертью перед ним качнулся и начал кружиться, как и всё помещение. Надо сделать вдох, стараясь не впадать в панику, подумал Пророк, но собственное состояние пугало его всё больше, надо просто глубоко подышать.
Он попытался, и тут его ждал еще один неприятный сюрприз – грудь как будто сковали железными цепями. Он просто не мог сделать вдох, мышцы, отвечающие за это, больше не слушались, они отказывались ему служить. Может, это мой первый приступ повышенного давления или даже сердечный… А почему нет, в конце концов, он уже не мальчик, а бесконечные смены часовых поясов, климатических зон и ненормированные рабочие дни еще никому не шли на пользу. Значит, вот как подкрадывается старение, прорвалась сквозь панику и головокружение мысль, твое собственное тело вдруг восстает против тебя, из верного друга и компаньона превращаясь в коварного и подлого врага.
Нет!! Нет, не так, еще не время! Эти мысли уже отдавали настоящей паникой и отчаянием. Их сила на несколько секунд даже заглушила непонятный кошмар, творившийся с телом. Понимая, что больше не может оставаться здесь ни секунды, как будто у него вдруг резко развилась клаустрофобия, Пророк достал бумажник, бросил деньги на стол – больше, чем нужно, гораздо больше, но ему было не до того – и вскочил, мечтая лишь выбраться из этого ада на свежий воздух. Он и сам не понимал, что с ним и почему, но ему нестерпимо хотелось оказаться под открытом небом, и чтобы ветер обдувал лицо, тогда он сможет дышать, тогда…
- С вами всё в порядке? – участливый голос официанта настиг его на полпути из зала. Вам тут не нужны трупы, да? – подумал Пророк, больше всего боясь, что грохнется в обморок посреди этого гастрономического рая прямо у ног официанта.
Собрав все силы, что дала ему природа, он сумел поднять голову и слегка улыбнуться.
- Да, - совершенно ровным голосом ответил Пророк, а в груди молотом бухало сердце, в глазах заплясали черные точки, как мухи, слетающиеся на… продолжать эту мысль он не хотел. – Просто надо срочно бежать. Бывает.
И он потратил последние силы на полную искреннего сожаления улыбку. Официант критически оглядел его, потом, после секундного раздумья, кивнул и с вежливой улыбкой отправился в зал. А Пророк рванул на улицу, чувствуя, как становятся ватными ноги, а удушье грозит превратить его в обезумевшего паникера, катающегося по земле и разрывающего на себе одежду или собственное лицо. Может, надо вызвать скорую, пришла мысль, к счастью, она была холодной и здравой, тогда зачем ты уходишь, подойди к администратору и скажи, что тебе нужна помощь… Да только в этом и заключается самая большая проблема и трагедия: признать, что тебе нужна помощь, что ты слаб – значит, проиграть. Жизнь — это игра, и все в нее проигрывают рано или поздно. Но лучше поздно. И свидетели мне не нужны, понял вдруг Пророк, если это конец, я хочу быть один, как был всю жизнь, под небом, свободным, не униженным чужой жалостью или равнодушием.
Нетвердой походкой, со стороны могло показаться, что он просто пьян, он вышел из ресторана, стараясь уловить ветерок, стараясь загнать немного воздуха в свои сжавшиеся легкие. На улице уже царила ночь, огни, музыка, доносящаяся из множества заведений, расположенных особенно густо в этом районе, смех гуляющих людей, шум ветра в роскошных кронах деревьев в сквере… Сквер, вот куда он должен добраться. При мысли о множестве лавочек на пустующих дорожках, освещенных богатой иллюминацией, Пророк понял, что нет другого места, где он хотел бы быть сейчас. Надо всего лишь перейти дорогу, думал он, прислонившись к фонарному столбу на тротуаре возле ресторана. Мимо шли люди, многие держались за руки, наслаждаясь романтикой вечернего прибрежного города, звонко смеялись женщины, гудели машины, отражая свет витрин и фонарей.
- Похоже, ему уже хорошо, - весело сказала молодая женщина, идущая под руку с элегантно одетым спутником. Она кивком указала на незнакомца в дорогой одежде, подпирающего фонарный столб, и улыбнулась. – Видишь, как тебе повезло! А вот его некому тормозить…
- Кончится тем, что его заберет полиция, - буркнул мужчина и добавил, - в лучшем случае.
Да, полиция. Об этом Пророк как-то не подумал, хотя всю жизнь скрывался от правоохранительных органов. Просто он привык быть невидимкой, а теперь выделялся на общем фоне, как яркое пятно. Полицейские курортных городов любят таких вот туристов, беспомощных, вдали от дома и друзей. На побережье все по сути рыбаки, просто одни ловят рыбу, другие – немного другой улов. Нельзя и дальше стоять тут, понял Пророк, если мое время на исходе, меньше всего мне хочется умереть в вонючем «бобике», пропахшем мочой, под матерные возгласы «доблестной» полиции.
Дорога – 4 полосы, забитые машинами – показалась ему шириной с море, он просто не представлял, как вообще можно добраться на противоположную сторону. Голова кружилась, воздух отказывался поступать в легкие, и он вдруг открыл, что ему больше нечего терять. Конечно, он не собирался бросаться под машину, но какая уже разница? Если его жизнь подошла к концу, это всё равно случится, от смерти еще никто не уходил живым, ха-ха.
Стиснув зубы, он оторвал свое тело от столба, в первое мгновение испугался, что ноги подогнутся, он рухнет на чистый асфальт, и на этом его славное Путешествие Гордости закончится. Но он выстоял, пошатнулся, схватился вытянутой рукой за еще теплый металл столба, попытался вдохнуть. Мышцы как будто отказывали одна за другой, как будто жизненная сила вдруг покинула его, оставив тело без энергии, как механическую игрушку с севшей батарейкой. Ничего подобного с ним никогда еще не случалось, он всегда был здоровым и полным сил, и вдруг так внезапно… Ну, смерть не присылает тебе уведомление за 2 недели, сказал он себе, и эта мысль вдруг показалась ему такой забавной, что он даже улыбнулся. Вернее, сделал попытку – на лице мышцы тоже почему-то онемели и не хотели слушаться. С кривой улыбкой безумца, он шагнул на проезжую часть, выставив руки перед собой, как слепец – просто это помогало удерживать равновесие в кружащемся вокруг него мире. Первую полосу он миновал благополучно, до островка безопасности – узкой полоски газона в бетонном ложе – оставалось совсем чуть-чуть, кто-то посигналил ему, Матвей даже не повернулся, понимая, что если еще начнет вертеть головой, точно потеряет равновесие и рухнет прямо на дорогу. Водитель еще раз гневно посигналил и проехал. Осталось всего 2 полосы, в мельтешении черных точек он всё же мог видеть освещенные аллеи сквера, скрытые от ночного неба могучими деревьями.
- Эй, идиот! Куда прешь, пьянь вонючая! – прокричала хриплым прокуренным голосом женщина из большого внедорожника, едва не сбившего Пророка на середине последней полосы.
Он ее почти не услышал, его организм подходил к какой-то финишной черте, а конец ли это его жизни или просто обморок, он знать не мог. Подволакивая ноги, он ступил на тротуар и вцепился в первый же фонарный столб, подумав, что всё в жизни повторяется, как спираль, просто похожие события каждый раз имеют немного другие декорации. Думать он всё еще мог, что не могло не радовать.
Не дури, вдруг заговорил голос в его голове, спокойный и всезнающий, вызови скорую, возможно, у тебя еще неплохие шансы на выживание, отдохнешь в больничке пару дней, зато жизнь снова станет прежней… А хотел ли он прежней жизни? А чего он вообще хотел? Кризис среднего возраста настиг его, или он просто исчерпал один уровень жизни, прошел его вдоль и поперек, но по какой-то причине отказывался идти на следующий? Это как застрять навечно в средней школе, подумал вдруг Пророк, ты просто не хочешь взрослеть и двигаться дальше, тебе кажется, что там, за стенами, мир, который не для тебя, скучный и бессмысленный. И ты притворяешься, врешь самому себе, пока однажды не доводишь себя до срыва. Потому что какая-то часть сознания всегда всё видит и знает, часть, которую невозможно обмануть, до некоторых пор стоит молча в сторонке, кивает и не спорит, а потом обрушивает на тебя тонну убивающих фактов, и эта правда раздавливает тебя.
И еще одну неприятную и пугающую истину вдруг понял Матвей: иногда ты готов умереть, но не расставаться с иллюзией. Когда страх или просто понимание самого себя говорит тебе, что за пределами выстроенных тобой стен нет счастья для тебя, что ты никогда не впишешься и не станешь тем, кто нужен этому миру, тогда ты предпочтешь смерть пустой и несчастной жизни. Иногда душа знает, что у тебя есть лишь одна дорога, и если она больше никуда не ведет – что ж, значит, подошел к концу и твой путь.
И эта мысль не была грустной, совсем наоборот, она наполнила его спокойствием и правильностью. В конце концов, он сам выбирал свой путь и сам принимал все решения, он никогда не был покорным барашком из огромного стада. Жить или умереть, как жить и как умереть – всё это выбор, всё это решения, которые большинство просто не в состоянии принять, такие решения для единиц, для отчаянных храбрецов. И это трусливое стадо прекрасно это знает, подумал Пророк, закрывая глаза и вдыхая вонь выхлопных газов, смешанную с вечерним бризом, они знают, что никогда не решаться на шаг в неизвестность, поэтому дружно осуждают всё то, на что сами неспособны. «Мы не делаем так не потому что не можем (хотя сами знаем, что не можем, но это тайна, вернее, легенда о тайне, ведь все всё прекрасно понимают) не делаем, потому что это плохо! Это нельзя, только плохие люди так делают. И они плохо заканчивают, да». Как будто кто-то из этих баранов заканчивает хорошо, презрительно усмехнулся про себя Пророк.
- Эй, дружище, - пока он старался собрать силы для последнего рывка, к бордюру из потока машин подъехало такси. Какой-то частник на Гранте. – Вижу, ты на ногах не стоишь? Отвезти куда? Недорого, а город я как свои пять знаю, адрес с полуслова пойму.
Его маленькие глазки щупали Пророка, как ножки тысячи насекомых, водитель наклонился к пассажирскому сидению и смотрел на потенциального клиента исподлобья, изо всех сил изображая честность и участие. А вот и первый «рыбак», понял Матвей, но от этого козла он хотя бы мог отделаться, чего не скажешь о гигантах «курортного рыболовства» с синими мигалками и целыми фургонами для хранения «улова». Дожился, подумал Пророк, стал бросающейся в глаза добычей. Внезапно злость вскипела в нем, он знал, что надо делать.
- На халяву отвезешь? – поинтересовался он совершенно не заплетающимся языком, только интонации были странные. Он улыбнулся до ушей и запустил руку в волосы (все еще шикарные и почти не тронутые сединой), взлохматил, потом повел рукой в сторону, совершенно бессмысленное движение. – Тот козел всё выгреб, сука, но это дерьмо того стоит, да…
Он снова растянул рот в безумной улыбке – много усилий на это не ушло, лицо онемело и почти не подчинялось, как и остальное тело, только мозг работал так же, как всегда, бесстрастно регистрируя масштабы катастрофы – и схватился за фонарный столб.
- Я не откинусь по дороге, я совсем чуть-чуть, просто для кайфа, честное пионЭрское, - и он начал хихикать.
Маску участия и честности как ветром сдуло, перемена была такой стремительной, как спецэффект в кино. Таксист отшатнулся, изрыгнул поток матерных слов.
- Эй, может у меня чего осталось, я поделюсь, просто мне надо… ехать, в общем…
- Иди на х…! – выплюнул водитель, злобно покосившись на Пророка, и завел мотор. – Гребаные торчки.
- И тебе того же, - прошептал Пророк вслед уезжающему такси.
Он начал тяжело дышать, грудь судорожно вздымалась и опадала, вот только воздух в нее как будто не поступал, словно он оказался на другой планете без атмосферы. Этот маленький спектакль отнял последние силы, но он был доволен собой – он никогда не был жертвой и не собирался ею становиться в самом конце. И даже если до сквера ему придется ползти – он готов был заплатить цену и повыше, если твое время на исходе, можно играть ва-банк.
Он постоял еще пару минут, запрещая себе оставаться тут дольше – в памяти почему-то всплыла картинка, как по утрам он точно так же не хотел покидать теплую постель и торговался сам с собой за лишние минуты – а потом медленно поплелся к скверу, наполненному летней иллюминацией. Может, именно эти неожиданные воспоминания и называют «вся жизнь пронеслась перед глазами», подумал он и тут же отметил, что почти забыл это чувство, когда куда-то надо, куда тебе точно не хочется, но надо, несмотря ни на что, когда не можешь заставить себя выбраться из кровати, и каждое утро начинается страданием. По рассказам, слышанным в детстве, именно так и проходила взрослая жизнь. Но не у него, он твердо решил, что все страдания и дискомфорт он оставит за порогом совершеннолетия, и своего добился.  Его взрослая жизнь стала лучшим временем, и он сам сделала ее такой.
Мне есть чем гордиться, подумал Пророк, ступая под густой навес веток, мне была дана жизнь, и я ею пользовался по полной. И может, это тоже везение – уйти в самом расцвете, пока старость не изуродовала тело, а время не отняло память о победах. Да, он склонялся к мысли, что и в этом ему, похоже, повезло.
Он поравнялся с первой лавочкой, она пустовала, хотя в сквере были люди, прогуливались не спеша, любуясь светящимися инсталляциями и клумбами, собрав в кулак всю волю, он заставил себя пройти мимо – лавочка стояла у самого входа в сквер, то есть, была отлично видна с дороги. Если (вернее, когда) по ней проедет или пройдет патруль, его заберут, тут вариантов быть не могло. Это решение показалось ему едва ли не самым трудным в жизни, сил не было, в глазах всё темнело, лицо онемело окончательно, и ноги тоже почти отказались признавать власть мозга. Но он продолжал переставлять их, пусть каждый раз его шаги были всё более нетвердыми, он знал, что пока тело еще служит ему, оно должно доставить его в тихое и уединенное место, где душа, обитающая в этой красивой и крепкой оболочке, могла бы спокойно уйти. И найти себе новую, наверное.
Но план не осуществился, на средние первой аллеи он понял, что больше не может сделать ни шагу, мир стремительно закружился, паника ударила в голову, он не мог дышать. Шатаясь, он начал вертеть головой по сторонам, пытаясь сквозь рой черных точек рассмотреть наиболее подходящее место. Лавочки стояли вдоль аллеи в ряд, почти все свободные, одна прямо напротив него. Едва не упав, Пророк повернулся и направился к ней, чтобы пройти мимо – за лавочками был большой газон, разделяющий аллеи, деревья с могучими кронами почти закрывали небо, а вдоль бордюров тянулась изгородь из аккуратно подстриженных кустов. Если больше мне никуда не дойти, решил Матвей, это место – лучшее. Нищие не выбирают, подумал он, всё так, а на конце жизни мы все - бедняки, имеющие лишь стандартный набор – душа и тело.
На мягкую ухоженную траву за изгородью из кустов он просто повалился, сумка с планшетом, перекинутая через плечо, ударила в руку, когда он выставил их вперед и уперся в землю. Ну вот, подумал он, моя маленькая мечта сбылась – я оказался в горизонтальном положении и, вероятно, больше мне не встать. Никаких эмоция эта мысль не принесла.
Пророк перевернулся на спину, с трудом, потому что тело отказывалось служить ему, но усилия того стоили – над головой сквозь толстые ветки старого клена проглядывали звезды, спокойные, как древние существа, видевшие уже всё, что может случиться в этом крошечном мире. Сколько смертей они видели за миллиарды лет, подумал Пророк - ночное небо, пусть всего кусочек, придавало торжественность моменту - крушение цивилизаций и даже планет, а тут еще одна ничтожная жизнь подходит к концу. Но простое осознание того, что над ним – сама бесконечность, полная тайн и полная жизни, о которой глупые существа на Земле не имеют ни малейшего понятия, это наполняло восторгом и умиротворением. Примитивный человеческий мозг не может понять и обработать слово Бесконечность, но она есть. Мы не видим дальше собственного носа, мы не видим галактики и планеты в этой сплошной черноте, но они есть. И где-то наверняка есть жизнь, о которой мы понятия не имеем, но, несмотря на это, она есть. Если мы ничего не знаем о мире вокруг, за пределами нашей атмосферы (а если уж говорить честно, то люди и о своей планете знают весьма мало), возможно, что-то есть и там, за пределами материальной жизни. И кто может утверждать, что это не так?
- Мы и любовь не видим, - прошептал он онемевшими губами. Его черные волосы рассыпались по траве, в свете звезд и мягком свете фонарей сквера он выглядел как мальчишка, вернувшись во времени к самому началу своего пути. – Но она есть. Как и душа.
Звезды закружились над ним в странном танце, меня не увидят, подумал Пророк, всё хорошо. Он смотрел на небо, черное, как Ее глаза, попытался вызвать в памяти ее лицо, ее волосы. Мы встретимся, подумал он, там, где нет условностей и страха, и там я буду любить тебя вечность. Он снова улыбнулся, а потом его глаза закрылись, и он провалился в черноту.