Ничего особенного. 14. Реалии

               
                «Если ты оставил что-то в одном
                месте.
                Вероятность нахождения оного там же,
                спустя срок, крайне мала. Но, есть».
                Из жизненного опыта Вивда.




          Чуда не произошло. Сундук оказался пуст. Вот уже более часа, Охраняющие, присев на брёвнышко. Да, так на нём и оставшись. Глядели, в великой скорби, на одинокий распахнутый ящик. И молчали. А, что скажешь?! Понесённое фиаско обнулило все прошлые достижения, коли они и были. И доблесть тяжёлого перехода – за чёртовой падшей тёткой. Теперь не значила ничего. Тётки не было.
Вечерело, когда дядя хлопнул себя по коленкам. Встал, чертыхаясь и жалуясь. И обнадёжил – не сколько Кайлу, сколько себя: «Не горюй, детка! Найдём мы эту рухлядь! Куда она уйти могла. Ей же пути никуда и нет».

Племянница уныло повела глазами: «Съели. Дышлом чую – съели. Глянь вокруг – дикость и озверелость. Вылезла наша, пошаталась туда-сюда. Запасы стрескала. И к людям подалась. А, они её. И съели».
Ви задрал брови на лоб: «Да, брось! Не думай! Они, конечно, поганцы редкостные. Но, не настолько ж. Это я – про Своих».

Поёжился, попереминался с ноги на ноги и закончил мысль: «Там. Где я на разбой ходил. Они ж – ироды - беглого Чужого поймали. Да, да… Говорить тебе не хотел - расстраивать. Теперь уж, ничего не поделать… Думаю, он за едой пришёл. Как мы. Только, его-то видать… Да… А, может донёс кто? Так, вздёрнули на вилы. Как есть! Сам и видел. Звери…» Кайла пискнула, обхватила лицо ладонями и заплакала…
      
     Телега, с трудами тащимая конякой по лесной тропе, мелко подскакивала и поскрипывала. Давно не пользованная стёжка, регулярно терялась из-под колёс. И тогда приходилось слезать на холодную, всю в вечерней росе, траву. Пристально вглядываться в окружающие заросли. И отыскав признаки пути, заворачивать оглобли вспять. На телеге, колыхаясь в такт земляным неровностям, восседали, прибитые действительностью, странники.
Девчонка, в волю нарыдавшись, закуталась в ворох тряпья. И уже целых четыре часа не издавала ни звука. Мужичок, посматривая по сторонам, тихо понукал лошадку и разговаривал сам с собой.

«Знаемо ли дело – старуху потерять. Ладно бы здоровяк сбежал. Или там карты спутал хитрожопством своим. А, то ведь, «ромашка полевая». Ни дна ей – ни покрышки! Не сиделось ей, корявой, в сундуке! Где искать? Куда подалась?»

Ворох встрепенулся и откликнулся: «Дядя, ну хватит уже. Сил нет думать об этом. Давай лучше прикинем возможные варианты. Ну, не иголка же. Где-то обнаружиться должна. Если. Живая ещё».
Всхлипнула, саму себя перебила: «Вот, полагаю – проехаться до твоей деревни нужно. Она ближайшая. Если и топать – только к ней. К тому же, они там без памяти совсем. Помнят, только недавнее. А, это место – и есть недавнее. Поедем, дядечка. Вдруг, она там. Или, по дороге где-нибудь приткнулась».
«Поедем, родимая. Не плачь больше. Нам не положено. Мы найдём эту тлю небесную. Предполагаю, коли бы скончалась она – нас уже б на Совете песочили. Раз мы ещё здесь – значит, и она здесь. Ходит где-то. Уууу, пакость!
И за сохранность - особо не тревожьсь! Глянь, какой в этом посконном Мире - климат удивительный. Я пришёл сюда - думал, конец лета уж. Ан, потом - как осень зашла. И всё по седняшний день - не отпускает. Всё осень, и осень. Сухо, тепло. В лесу ягоды. В огородах плодовое, да овощ. Что ей, привычной к нескончаемым переходам, сдееется? Ну, если только прыти прибавит, да мозги развеет. Так, ей полезно».

     Тремя днями позже, выехали на опушку леса. Ту самую, с которой Вивд начал догонять армию. Памятуя о случившемся здесь казусе, к схрону пробирались осторожно. Кайла разведчиком выдвинулась вперёд и, подавая сигналы издали, направляла движение. Достигнув заветного овражка, кобылку увели подальше, поглуше в лесок. Сами вернулись и наконец-то угомонились. Посовещались, определили – денёк отдохнуть и привести себя в порядок. Потом уже, навестить деревеньку. На всякий случай – караулом - по очереди выходить иногда к полю. И присматривать за местными реалиями.

   Достигнутая - некая промежуточная, но всё-таки, цель - сыграла свою роль. Охраняющие, и сами не подозревали – насколько успели устать за почти пять месяцев нервного, непонятного Схода. И теперешняя остановка выплеснула всё накопившееся опустошение и разочарование. Ничего делать не хотелось. Ни думать, ни говорить, ни идти куда-то. Вместо назначенного одного, в овражке просидели три дня. Через силу навещая кобылёнку и периодически оглядывая с лесного края опасных соседей. Жизнь в селище шла своим чередом. Бабы ковырялись на грядах и в поле. Мужики свозили на розвальнях, собранный и наваленный грудами вдоль дороги, урожай. Детишек видно не было – что, собственно, оказывалось очень кстати. Их – ушлых и резвых – сейчас только и не хватало!

На четвёртый день, с утра в деревне началась какая-то суета. Вроде как, праздник надумали гоношить. На околице ставили рядами столы. Тащили к ним бутыли, миски, лавки. Молодые тётки сновали с горшками и караваями. Убелённые старухи расставляли на, крытые нарядными скатертями, столешницы угощения и утварь. После полудня подтянулись мужички. В белых рубахах, при цветных кушаках и в начищенных до звона сапогах, рассаживались за столы. Важно переговаривались, посматривали с интересом на молодаек.

Дядя с племяшкой, слегка отошедшие от накатившей тоски, примостились за старой копной сена. Намётанная ещё с лета, она высохла до снежного хруста. Была обширна и мягка. И предоставляла прекрасный обзор – находясь в сотне метров от места грядущей пьянки. Прихватив провизии, родственнички вяло засматривали происходящее. Изредка, перекидывались фразочками.