Рецензия в Литературной газете

Мила Яковлева

"БЛАГОСЛОВЕННАЯ МИСТЕРИЯ"
Рецензия на повесть "Грааль и Цензор"
"Литературная газета" №49, 2023

Великие творцы отличаются от «простых смертных» тем, что их биография не заканчивается с физическим уходом из мира. Они продолжаются не в своих произведениях, которые живут обособленной жизнью после смерти создателя- и судьба которых бывает ничуть не менее интересной.

Новая художественно-историческая повесть Вячеслава Власова, исследователя жизни и творчества Рихарда Вагнера, посвящена истории первой постановки мистерии «Парсифаль» в Российской империи в 1913 году. Как и в предыдущих работах, Власов черпает достоверные сведения из архивов, а затем оживляет их для читателя, заставляя сопереживать героям и погружаться с головой в описываемые события. Персонажами этой повести стали многие исторические личности: от графа Александра Шереметева до императора Николая II, а местом действия – кабинеты, особняки и театральные подмостки Петербурга начала прошлого века, воссозданного автором очень достоверно.

На первый взгляд, книга может показаться узкоспециализированной – кому, мол, кроме музыковедов, нужны подробности оперной постановки со всеми бюрократическими препонами?.. Но, во-первых, Власову удалось написать об этом поистине увлекательно. Во-вторых, в книге много интереснейших исторических и культурологических сведений, к которым трудно остаться равнодушным. А в-третьих ( и это самое главное),  содержание повести «Грааль и цензор» гораздо шире – и касается каждого из нас. Это повесть о восприятии великого искусства и о том, что делает его великим; это размышление о пользе и вреде цензуры и о глубоком внутреннем конфликте между чувством и долгом, которое исследовали многие отечественные и зарубежные классики.

Сегодня слово «цензура» стало ругательным, а само понятие - антонимом к свободе слова, одной из высших ценностей демократического общества. При этом почему-то принято оставлять за скобками тот факт, что даже, например, в статье «Конвенции о защите прав человека и основных свобод», посвящённой свободе слова, есть целый перечень допустимых её ограничений: свобода не означает вседозволенности... Так или иначе, вывести положительные образы цензоров –графа Михаила Толстого и Сергея Реброва – смелый шаг. А оба героя не могут не вызывать симпатии и искреннего сочувствия.

Вот, например, как размышляет о своей профессии Ребров: «В мои обязанности... входит не столько культурное образование общества, сколько его душевное спокойствие. Вот представь, стоит ли самая лучшая на свете опера возможных волнений на религиозной почве? А не поправь мы с тобой либретто, они вполне могут случиться. Шутка ли, таинство причастия будет происходить на сцене, в театральных костюмах, в свете иллюминации, да ещё и под аплодисменты! Такое не каждый православный вынесет». Действительно: право художника на высказывание заканчивается там, где начинается право зрителя (в данном случае русского, православного) не видеть сакрального для него таинства на театральных подмостках. Принятие подобных решений об ограничении требует от героев не только ума и художественного вкуса, но и чувства такта: найти грань между сохранением подлинности великого произведения и защитой общественных ценностей – задача не из простых. «Выбросишь слова, придётся и музыку купировать, а это будет уже совсем другая опера!» - так говорит об этом Михаил Толстой. А Сергей Ребров отмечает: «Твоя любовь к настоящему искусству в нашем деле не менее важна, чем моё чутьё».

Отдельного внимания заслуживает тема душевных мук, раздвоенности, тяжелейшего нравственного выбора, который цензорам приходится делать ежедневно. «Какие огромные душевные страдания вызывает усмирение творческого и эстетического порыва и компромисс с цензурой! Михаилу стало стыдно за то, что сейчас лицом этой цензуры выступал он сам». Однако компромиссы неизбежны, и герои Власова прекрасно это понимают. Между сохранением либретто мистерии в первозданном виде и возможностью познакомить аудиторию с его несколько подправленной, но более «безопасной» для общества версией, цензоры выбирают второе.

Но может ли вообще искусство оскорбить чувства? Или подобная обострённая реакция – признак невежества зрителя?.. Над этими вопросами автор предлагает поразмышлять читателю. А ответ самого Власова читается между строк и в репликах некоторых героев. Так, граф Шереметев говорит расстроенному Михаилу Толстому: «Парсифаль» – это не про внешнее изображение, а про внутреннее восприятие».
Описание эффекта, производимого музыкой Вагнера на героев, трогает по-настоящему: чувствуется, что в этом фрагменте повести особенно много личного. Вячеславу Власову удалось очень тонко описать воздействие великого искусства на человеческую душу, его потрясающую способность воскрешать драгоценные, давно забытые чувства, самые сокровенные – счастливые ли, печальные ли – мгновения жизни. «Свет озарил и рыцарей на сцене, и сидевшего в первом ряду Толстого, и граф на миг ощутил божественное благоговение».

Это чувство нечасто доводится испытать. Но в такие моменты человек ощущает себя по-настоящему живым. Наверное, поэтому великое искусство так притягивает нас, так волнует; наверное, поэтому оно остаётся в веках, передаётся из поколение в поколение как бесспорная ценность.

Мистерия Рихарда Вагнера «Парсифаль» - часть этой культурной сокровищницы человечества. Уверена, что, прочитав книгу Вячеслава Власова, многие захотят её переслушать.