ТПИ. Хлопок

 
ОГЛАВЛЕНИЕ

ПРО ХЛОПОК
НА ХЛОПОК
НА ХЛОПКОВОМ ПОЛЕ-1
ЖИЗНЬ ХЛОПКОВАЯ
НА ХЛОПКОВОМ ПОЛЕ-2


ПРО ХЛОПОК

Практически все студенты советских ВУЗов в обязательном порядке по осени выезжали на сбор урожая. В средней полосе России, Белоруссии и в Прибалтике ездили на картошку и/или свёклу, в Закавказье и Молдавии, говорят, ездили на виноград и/или фрукты, в Казахстане и вообще на Целине на уборку хлеба, ну а нас, студентов среднеазиатских ВУЗов отправляли на сбор хлопка. Ездили мы на хлопок и из школы, но для душанбинских школьников это была не суровая обязаловка, а больше коллективный и весёлый выезд за город. Для кишлачных же школьников сбор хлопка являлся непременным и длительным атрибутом их первой четверти, а то и части второй, которые фактически проходили в поле, а не в школе.

В телевизоре часто показывали тогда хлопковую страду, как радостное событие, когда голубые комбайны – корабли хлопковых полей – плывут по белоснежным полям, собирая в свои огромные бункеры тонны хлопка за смену, а на хирманах (это место такое, где хлопок подсушивют перед отправкой на переработку) весёлые дехкане (крестьяне) ворошат его и складывают в огромные бурты (они тоже кое-где хирманами называются). Правда нигде не показывают, что после комбайна до 25-30% хлопка оставалось на земле в междурядьях и доблестные студенты или те же дехкане (чаще женщины) руками собирали хлопок оттуда. Да и то сказать, хлопок тот был белый, грубоволкнистый, из которого можно сделать канаты, брезент, мешковину, грубое полотно, которое и на джинсы не годилось, и даже порох, но никак не произвести качественное полотно для пошива рубашек и другой тонкой одежды.

Серый же, тонковолокнистый хлопок (его волокно в самом деле сероватое), собирали по сию пору собирают исключительно руками, так как не вывели такого сорта серого хлопка, который был бы низкоросл (а так он до 2м в высоту), вызревал бы сразу весь (у него раскрываются сначала нижние коробочки и далее постепенно, недели за 2-3, остальные), был бы правильно восприимчив к дефолиантам (его листья, особенно нижние, не отваливаются и коробочки опять-таки не все раскрываются). Всем этим качествам отвечает только белый хлопок.

Таджикистан выращивал много серого хлопка, трудовых ресурсов в кишлаках для его своевременного сбора катастрофически не хватало. Что интересно, хлопок руками собирали исключительно таджички, а мужики рулили людьми и комбайнами, работали на хирманах, занимались организацией полива и т.п. Вот и гоняли на хлопок почти всю таджикистанскую молодёжь. Из нашего Политеха только выпускной курс не ездил. Говорят, что Универ, институты Пед и Мед тоже придерживались такой же практики, а вот Сельхоз, техникумы и ПТУ ездили собирать хлопок не зависимо от курса. С нами ездили и всякие ученые, как пел Высоцкий, «доценты с кандидатами» из научных институтов и ВУЗовских лабораторий. Но эти реже и не на столь долго, как студенты. Сбор хлопка начинался, обычно, в последней декаде сентября и продолжался до середины, а то и до конца ноября. Получалось, что треть первого семестра была у нас посвящена хлопку, а не грызне науки в аудиториях, лабораториях и мастерских.

НА ХЛОПОК

Собственно, наш хлопок начинался, как сейчас помню, в субботу 23 сентября 1972 года. Накануне нам объявили, чтобы мы к 09.00 все были у своих факультетов со спальными принадлежностями (матрас, подушка, одеяло, бельё, а у кого есть, то и раскладушка – у меня была.), одежда для работы в поле (лучше иметь сапоги – тоже имел) и сухой паёк на пару раз поесть. Алкоголь запрещался под страхом отчисления. Собравшись поутру у института, мы построились по группам и курсам, нас посчитал муалим (с таджикского учитель-преподаватель, а в нашем случае куратор группы, молодой педагог-математик) и отвёл к автобусу (у каждой группы был свой). Где-то в 10-11.00 тронулись и поехали со стратегическим направлением на юго-восток. Ехали долго, часов 5-6, на привале перекусили своим сухпайком, пересекли невысокий, но весь в тумане, перевал и потом спустились в долину в которой находился небольшой, но издали вполне симпатичный посёлок Гара-Уты (как сейчас называется – не знаю).

Приехали мы, получается, уже под вечер, нас распределили по домикам, где предложили обустроится, поужинать и в 19.00 быть всем в своём домике, где муалим проведёт с нами вступительную беседу. Домик оказался неплохим, вполне себе современным, но у него напрочь отсутствовала какая-либо отделка, сплошной бетон, из дверей лишь входная, хорошо хоть окна вставлены. Электричество в доме было, но использовать его для обогревания запрещалось, что в условиях отсутствия отопления или хоть какой-то печки было совсем худо – ночи в предгорьях Памира уже в конце сентября не жаркие, а в октябре и вовсе колотун. Ни воды, ни туалета нет – это всё присутствовало только на улице.

Всего в доме было три комнаты и кухня, а также небольшая комната под ванную, которую занял наш староста группы Исмаилов. Наша девчонка-комсомолка поселилась с другими особами женского пола Мехфака в отдельном домике. Мне достался угол в дальней комнате не под окном. Со мной в комнате оказался мой школьный совыпускник из 10Б Толя Уляшин, уже товарищи Слава Бояринов, Вано Петуашвили и ещё двое, ФИО которых не помню. Поставил я себе там раскладушку, расстелил спальник, засунул в угол сидор с вещами – вот и устроился. Потом мы достали остатки сухпайков, из уличного умывальника надыбали воды, перекусили и к назначенному муалимом времени были готовы выслушать его ЦУ (Ценные Указания) и ЕБЦУ (Ещё Более ЦУ).

Муалим пришёл вовремя, но чуть поддатым – педагоги наши, видимо, уже начали отмечать коллективный выезд на природу. По всему было видно, что он торопился назад в свою компанию. Ввиду чего речь его была краткой, но достаточно внятной. Подъём нам назначался на 04.30, завтрак в 05.00 (его нам приготовят и накормят в большом доме в центре посёлка), выезд на поле в 06.00 с тем, чтобы уже в 06.30 с восходом солнца быть на поле и начать сбор хлопка. Фактически только к этому времени становятся хорошо видны раскрывшиеся коробочки и их можно уверенно отличить от обильной листвы на кусте серого хлопка. Обед назначался на период 12-13.00 – его нам привезут в поле на хирман, тогда же первая сдача собранного хлопка. Окончание работы и вторая сдача хлопка после захода солнца в 18.30. К этому времени листья и открывшиеся коробочки становятся уже почти не различимы. В посёлке с 19.00 нас кормят ужином и далее свободное время. Время отбоя не устанавливается – типа, сами взрослые и знаете, что в 04.30 подъём. Выходных до конца сбора хлопка не предвидется. Увезти нас обратно в Душанбе должны в где-то ближе к ноябрьским праздникам.

Как оказалось, посёлок Гара-Уты был не простым населённым пунктом, а, по словам муалима, «химическим». Тут досиживали свой срок, трудясь на благо Родины, советские зыки. (от ЗК – ЗаКлючённые). В СССР существовал фактически официальный термин для этого – «химия». В связи с чем нам не стоило особенно много общаться с местным населением и, тем более, конфликтовать с ним. Особый статус посёлка подразумевал его богатство ментами, но с зыками всё равно лучше не связываться.

Но самым интересным был раздел его речи о нормативах по сбору хлопка и санкциях при их невыполнении. Каждому устанавливалась дневная норма в 30 кг. За килограмм сданного серого хлопка была определена оплата в 10 копеек (за белый платили 5 копеек, но его руками собирали редко), т.е. в день получалось минимум 3 рубля. Из них по 2 рубля в день с нас будут вычитать за питание и проживание – грабёж, конечно, но такова была реальность Советского Таджикистана. Если же студент в течение 5-и дней не выполняет план без уважительных причин (а уважительная причина одна – болезнь), то его передают на перевоспитание в специально созданную группу, называемую в народе «штрафбат». В штрафбате уже другой норматив – 50 кг в день и если студент его не выполняет в течение недели, то его отправляют в Душанбе и тут же отчисляют из института. Вот так сурово, но справедливо.

НА ХЛОПКОВОМ ПОЛЕ-1

Назавтра нас разбудил муалим и именно в 04.30. Было ещё темно, прохладно и умываться холодной водой из уличного умывальника (труба на ножках с дырками из которых лилась вода) было неприятно. Тем не менее к 05.00 мы были на завтраке, где покормили нас из больших чанов чем-то овощным не очень сытно, но покормили-таки. Дали по кружке чая, и мы пошли к бортовой машине для отправки на поле. Как нам потом объяснили, несытность завтрака определялась тем, что на полный желудок хлопок собирать неудобно и непроизводительно. На поле в самом деле было ещё не совсем светло, но пока нам выдавали специальные хлопкоуборочные фартуки (на фото к рассказу именно они), мешки для хлопка и распределяли по рядкам что-то стало видно. Перед нами стеной стояли почти полностью зелёные кусты хлопка высотой около 1,5 метров, а местами и выше. Раскрытые коробочки были только внизу, так что собирать приходилось, согнувшись и разгребая кое-где листья. Ещё через полчаса взошло солнце, а через следующий полчаса стало жарко. У меня и других таджикистанцев был опыт сбора хлопка, хоть и небольшой, а вот наш грузинский товарищ Петуашвили в этой прелести ковырялся первый раз. К обеду я всего два раза вывалил хлопок из фартука в мешок, что весило, по-моему, около 15-17 кг. Вано не насобирал и одного фартука, т.е. у него не набиралось и 10 кг. Зато некоторые наши товарищи, приехавшие из райцентров, посёлков и кишлаков успели раз по 5 опорожнить фартуки и в обед сдали на хирман по 35-50 кг хлопка.

Обед был ещё менее сытным, чем завтрак. Он состоял лишь из лепёшки с каким-то сыром и зелёного чая. Объяснялось это всё той же потерей трудоспособности на полный желудок. Пообедав и отдохнув ринулись опять на поле. К вечеру мы имели отваливающуюся спину, исколотые об курак (чашелистики хлопковых коробочек) руки, полное изнеможение, промокшую от пота одежду, урчащий от голода желудок и ещё по мешку хлопка. У меня за день получился 31 кг, у наших рекордсменов по 80-100 кг, а у Вано всего 19 и первый шаг в штафбат. Уже дома, помывшись и приведя в порядок перед ужином мы собрались в самой большой комнате по требованию старосты Исмаилова. Он предложил нашим передовикам докладывать Вано килограмм по 10-15 хлопка до тех пор, пока тот не научится его собирать сам, но Петуашвили должен будет отдать своим помощникам все деньги, которые они недополучат из-за этого. Предложение было мудрым, честным и милостивым по отношению к грузину. Все его поддержали.

Так и покатились наши хлопковые дни в Гара-Утах. Мы переходили с поля на поле, куда-то ездили на бортовой машине, куда-то ходили пешком. Тонковолокнистый серый хлопок постепенно зрел, раскрытые коробочки поднимались всё выше по кусту и нам уже не надо было так сильно сгибаться для его сбора. Пару раз нас вывозили на подбор белого хлопка после машинного его сбора. Норматив на него был установлен в 60 кг, но даже я собрал более 70, ведь мы его не собирали с куста, выдёргивая вату из коробочек, а гребли практически лопатой (в качестве лопат выступали наши руки) из междурядий вместе с отвалившимися ветками кустов, опавшими от дефолиантов листьями и кусками засохшей глины. Даже Вано, который к тому времени собирал по 25-30 кг серого хлопка тут собрал более 60.

На обед, как написано выше, нам привозили только хлеб, иногда с сыром, да чай. Есть после такого обеда хотелось лишь сильнее, чем до него. Очень нам везло, когда хлопковое поле, на котором мы собирали «белое золото», располагалось рядом с бахчой, а такое бывало. Тогда, чтобы хоть чем-то набить живот в обед, после чая мы шли на бахчу и буквально разоряли её, как саранча. Мы шли по бахче и пинали лежащие там арбузы. Если тот был недостаточно спел, то мыли им сапоги. Если же сердце арбуза выпадало отдельно от остальной мякоти, то ели только сердце. А потом отяжелённые шли дальше собирать хлопок.

Ужин у нас обычно был роскошным. Имел место и какой-то суп, и второе с мясом, и салат, и чай с лепёшками, причём не возбранялось подходить за добавкой. Вечером не надо было идти на поле, а за ночь всё в животе утрясётся, тем более, что живот к ужину зачастую был пуст абсолютно. Однако настроение сильно портила отваливающаяся спина (буквально вся – от шеи до копчика) и горящие от царапин пальцы рук.

Особенно жалко было девчонок – они годами холили и лелеяли свои руки и свой маникюр. Но тут острые края хлопковых коробочек буквально за один день из всей этой красоты делал что-то непотребное с грязными обломанными ногтями и исцарапанными чуть ли не до локтей руками. Собирать же хлопок в перчатках было физически невозможно – пальцы теряли чувствительность и хлопок из коробочек никак не доставался, а норматив в 30 кг и для девушек был в силе. Да и спина у них болела не меньше нашей, а то и сильнее, ведь тащить мешок в 15-20 кг через всё поле мне по любому легче, чем даже самой спортивной девчонке.

ЖИЗНЬ ХЛОПКОВАЯ

Однако, жизнь студенческая сбором хлопка не исчерпывалась. После ужина на часах всего где-то 20.30 – детское время, а молодой задор играет в крови. Довольно быстро мы узнали про пивнушку, которая была в посёлке и вечерами стали захаживать туда. Пиво было, но кислое и противное, но зато его не возбранялось пить. После двух-трёх кружек этого пойла спина уже не так болела, пальцы же и вовсе не чувствовали жжения. Тут же мне товарищи, как-то предложили закурить, утверждая, что после трёх-пяти сигарет спина вовсе перестанет болеть. Я согласился и был удивлён, что спина в самом деле перестала отваливаться, а в голове наблюдалось лёгкое головокружение, как после полбутылки портвейна. Дело пошло и теперь почти каждый вечер мы с друзьями просиживали в пивнушке. Так я начал курить и курил потом почти непрерывно 34 года. Лишь в 51 год удалось бросить и с тех пор опять некурящий.

Однажды с нами пошёл попить пивка наш одногруппник Федя Цой – чистопородный среднеазиатский кореец. Парень он был активный до боевитости и бестолковый в общении. Уже после двух кружек пива его бестолковая боевитость начала проявлять себя, а после третьей мы уже не смогли его остановить и тот ввязался в какую-то перепалку с местным зыком. Слово за слово, чем-то по столу и вот тебе конфликт, дошедший до рукоприкладства. Мы еле Федю оттащили от зыка, кто-то из нас повёл его домой, а оставшиеся пытались уладить конфликт с зыками. Большой драки избежали, но тот зык, которому Федя успел вмазать по морде пообещал сейчас не дёргаться, но корейца таки найдёт и ответит достойно. Потом зыки долго отлавливали вечерами по посёлку ни в чём не повинных корейцев-студентов и метелили их исправно, но Федю Цоя поймать не смогли до самого нашего отъезда в Душанбе он выходил из дома только на поле – боялся. Прав был наш муалим – не фиг лезть к зыкам – их тут больше, они более организованны, так что победа по любому будет за ними.

Ещё одним захватывающим вечерним мероприятием стала для нас игра в очко. Почему-то так сложилось, что в студенческое казино превратился именно наш дом, а конкретно его большая комната. К нам приходили по вечерам поиграть ребята и из других групп, и из других курсов, и даже зыки забредали, но эти редко. В казино вечерами приходило играть, обычно, человек 10-12. Очко игра простая, быстрая, ставки растут мгновенно, в обеспечение ставок засчитывалась и стипендия, и заработанные хлопковые деньги. Часто банковал мой совыпускник Толя Уляшин. Ему чертовски везло в картах (говорят и в любви повезло). Мне же не везло никогда, был лишь азарт, но не удача. Всего лишь пару раз за этот выезд я брал в руки карты и оба раза круто (для студента) проиграл и проиграл именно Толе. Проиграл я всё: и стипендию, и хлопковые деньги. Во второй заход я, прикинув что получу за хлопок минимум 30 рублей, все их проиграл, как проиграл до этого всю стипендию в 40 рублей. Только проиграв всё, что было, я остановился и долго потом за карточный стол не садился не только на хлопке, но и вообще. Толя из дружеских чувств простил мне хлопковые деньги, ведь они заработаны тяжким трудом в поле, но ноябрьскую стипендию я ему отдал всю. Не знаю я сколько всего выиграл он сам, но постоянные игроки говорили, что Толя без 30-50 рублей за вечер не заканчивал игру. Получается более 1000р за выезд – очень круто по тем временам, особенно для студента.

Очень интересной оказалась встреча на хирмане с одним пожилым таджиком (уже не помню ни имени, ни фамилии). Внешне он походил на божий одуванчик, очень неплохо говорил по-русски и регулярно совершал намаз прямо там, не отходя далеко от места работы. Старик, судя по всему, был не богат, не приближен к власти, но явно ощущалось, что он очень уважаем другими мужиками, работающими с ним на хирмане. Однажды вечером, когда мы сдали хлопок и собирались в посёлок. Машина долго не приезжала – водила потом сказал, что поломка была. От нечего делать я решил поговорить в этим пожилым таджиком. Он на контакт пошёл и рассказал, что по молодости лет был басмачём и не простым, а входил в личную охрану Ибрагим-бека (главарь одной из крупнейших басмаческих банд Таджикистана). В 1931 году, когда банду ликвидировали, раненый попал в плен к красным. Его сначала вылечили, потом судили, расстрела не присудили, так как он был сыном бедного дехканина, но впаяли по полной – 25 лет и отправили на лесоповал в Магадан. Отсидел он больше, так как дважды пытался совершить побег, а на свободу вышел лишь где-то в конце 60-х годов. На зоне хорошо освоил русский язык, познакомился с авторитетными зыками, да и сам был в авторитете. Как говорил он сам и это же якобы выяснил суд, на его счету было около десятка убитых красноармейцев – было за что его уважать сидельцам. Освободившись в возрасте где-то за 60, поехал на родину в Гара-Уты, а и тут опять зыки. Он уже ничего не хотел, просто спокойно дожить и быть похороненным на Родине. Но вслед за ним пришла малява с требованием к местных «химикам» уважить мужика, что всеми ими и даже свободными жителями посёлка беспрекословно исполнялось. Живя в Душанбе, я много читал, слушал и смотрел фильмов про басмачей, да и отец у меня ещё в 50-х годах добивал их Таджикистане так ловко, что ему второй орден «Красной звезды» вручили. То есть знал я про них много, но вот с живым басмачём, да ещё из ближайшего окружения Ибрагим-бека увиделся впервые. Как-то мы сошлись с этим мужиком и беседовали ещё не один раз. Я рассказал позже про него отцу, но он тех банд 30-х годов не знал, ему хватило своих из 50-х, так как в войну в горах образовалось много новых, не менее злостных банд.

Так мы дожили в Гара-Утах почти полтора месяца. Только 04 ноября нас повезли домой. К тому времени хлопок на полях практически закончился. Белый собрали комбайны, а серый мы с трудом выковыривали из полураскрытых коробочек. За месяц с лишним световой день уменьшился почти на 2 часа, т.е. на поле мы были максимум часов 9-10. Собирать было фактически нечего и некогда. Хорошо хоть норму сократили до 20 килограмм, а то бы половина курса оказалась в штрафбате. Ночами стало холодать, а в условиях отсутствия каких-либо нагревательных приспособлений мы все мёрзли. Хорошо хоть ко мне в конце октября приехал отец, привёз одеяло и кое-какой еды. Еду мы потом с парнями быстро съели, а дополнительное одеяло поверх спальника существенно облагородило мой сон.

Приехав вечером 04 ноября в Душанбе мы уже на следующее утро обязаны были присутствовать в институте на инструктаже. Там нам объявили, что мы все должны будем 07 ноября сформировать колонну института на демонстрации в честь празднования 55-й годовщины Великой Октябрьской Социалистической Революции (ВОСР) и пройти в этой колонне по площади имени Ленина. Сбор наш намечался в институте часов в 08.00 с тем, чтобы к 09.00 быть на месте общегородского сбора. Также нам сказали, что распаковывать и прятать далеко хлопковое своё барахлишко не стоит, так как обратно на хлопок мы поедем уже 10 ноября, но не в Гара-Уты, а в какое-то другое место. 08-09 ноября занятий не намечалось – это были наши первые выходные дни за всё время с момента выезда на хлопок.

НА ХЛОПКОВОМ ПОЛЕ-2

Празднование ВОСР прошло вполне организованно. После демонстрации человек 8-10 собрались на квартире Славы Бояринова, предварительно зайдя в гастроном, и как следует отметили это дело. Следующие два дня пролетели незаметно, провёл я их дома и даже не Пятак к операбалету не ходил. А утром 10 ноября мы опять уселись в автобусы и поехали дальше собирать проклятый хлопок. На сей раз ехали не далеко, часа 1,5-2 всего. Как оказалось, конечной точкой маршрута нашего первого курса был какой-то колхоз за Орджоникидзеабадом (ныне Вахдад) – это всего километров 35-40 от Душанбе. Куда повезли второй-четвёртый курсы института – не знаю. Разместили всех парней в большом зале колхозного клуба, предварительно освобождённого от сидений. Девчонкам и муалимам выделили несколько отдельных комнат там же.

Разместились мы быстро и к вечеру уже наша жизнь была налажена. На следующее утро, после столь же непритязательного завтрака, как и в Гара-Утах, нас отвели на поле. Но и там раскрывшегося серого хлопка на кустах не было. Нам же сказали, что собирать будем курак (не открывшиеся коробочки) и норматив тот же – 30 кг курака в день за те же 10 копеек за килограмм. Курак потом растребушат, выдернут из него то, что должно было бы стать хлопком, высушат и будут использовать для чего-нибудь промышленного, в том числе для производства пороха. Сбор курака, если он есть на кустах, сильно проще, чем выдёргивание из коробочек белой хлопковой ваты. Курак сам по себе довольно тяжёлый, так как сами коробочки сырые и будущий хлопок в них тоже сырой. Другое дело, что на кустах его осталось не сильно много, но вполне достаточно для того, чтобы выполнить норматив без особых усилий. Наш Петуашвили на сей раз норматив выполнял не сильно напрягаясь. У нас даже оставалось время, чтобы собрать уже высохшие хлопковые кусты, соорудить из них костёр и погреться, ведь середина ноября в предгорьях Памира совсем не жаркая.

В колхозе вечерняя жизнь была гораздо скучнее, чем в Гара-Утах. Пивнушки не было, казино в общем зале не устроишь, а магазину, который там был, запретили продавать студентам любые алкогольные напитки вплоть до пива. К тому времени вечера стали длинные – солнце садилось около 17.00, а спать мы ложились часов в 22-23.00. Но мысль о «культурном» отдыхе упорно билась в наших головах и вот один из нас, уже не помню кто, придумал пить одеколон. Попробовал и я Шипра (был такой мужской одеколон в СССР), но разведённого до крепости водки. Жидкость была зеленовато-белёсая, мутная, с выраженным запахом одеколона и отвратительная на вкус. Больше 100 грамм выпить я не смог – мерзость страшная. Такого количества не хватило на приведение себя хотя бы в слабое опьянение. Но попробовав один раз решил, что больше пить эту гадость не буду. Вот с тех пор и не пью одеколон.

В колхозе под Орджоникидзеабадом мы пробыли всего две недели и в конце ноября уже навсегда вернулись в Душанбе. Хлопковые деньги и две стипендии (за октябрь и ноябрь) нам выдали все разом. Получив 110 с лишним рублей и отдав 40р Толе Уляшину я, тем не менее, с 70-ю рублями чувствовал себя Крёзом. Ну а жизнь пошла скучная, учебная: с лекциями и семинарами, практическими и лабораторными занятиями, с тренировками по штанге и сидением на пятаке. До сессии оставалось всего 2 месяца. Всё, что изучили мы за первые три недели из головы уже выветрилось, пришлось и восстанавливать пройденное, и постигать новое.