Материнская месть

      





                Материнская месть               
                Рассказ
               
                Жалость матери  меры не знает.
               
                Материнская душа  кривая,
               
                Материнская любовь слепая. 
               
               
                Русские народные пословицы.               
               
   В тёмной комнате строящегося дома витали дымные пласты, рассыпались ярким огненным фонтаном искры сварки. На её «Здравствуйте!»  мужчина снял каску. Открылось продолговатое лицо с холодными, стальными глазами.  Узкие сжатые губы изрекли:


   - Что надо?
 - Отопление в квартире не работает.  Поможете? - после молчаливой паузы продолжила, - Я тут никого не знаю. Соседи вас посоветовали.
   - Зайду после работы.
   В начале шестого на её пороге стояли два сварщика. Скептически осматривали  систему.

 
   - Сейчас будут критиковать всё и вся, - подумала она грустно.  Знала по богатому уже опыту – каждый последующий мастер костерит почём зря предыдущего. Ну, такой закон жизни. Сейчас покритикуют, а потом непременно  захотят съязвить по поводу семейного положения. Женщина без мужчины завсегда  лакомая мишень для этого.

   - Кто же это делал? – спросили одновременно. И начали перечислять множественные недостатки. И после повышения своего статуса ожидаемо спросили,- А что же муж не сделает?
   Ответ на первый вопрос для неё был очевиден. Скорее всего,  именно они делали это отопление. Дом сдали, сейчас в соседнем работают.  А на второй пришлось ответить, что проживает здесь вдвоём с дочкой, недавно переехали в новую квартиру.

   Он исправно отладил отопительную систему и даже проверил. Горели в печи, потрескивая,  берёзовые поленья. Квартира, наполненная струящимся благодатным теплом, стала уютнее. Это была великая радость. В тот год в конце сентября случались уже ночные заморозки.

   Налаживалась жизнь на новом месте. Она работала, дочка пошла во второй класс.  Одно смущало – визиты мастера-сварщика. Приходил вечером, без предупреждения.  Вначале редко, затем почти каждый день. Садился на кухонный табурет у стены, беседы вёл вполне безвинные, без намёков на какие-либо чувства.
    - Зачем он ходит к вам? – изумилась зашедшая знакомая.- Ты же тут никого не знаешь. Он алкоголик!

   Она не поверила.  Месяца три знакомы. Он трезвый всегда, аккуратный. Одевается с лоском. Мужчина интересный, работящий, за ним как за каменной стеной.  Может, сама судьба привела его на её порог?  Может он – её защита от злых языков, помощь в минуту трудную, её половинка? А что старше на десяток лет – не беда.  Он, значит,  мудрее её, опытней в делах житейских.

   Ранней весной он водил её на примечательное место посёлка – слияние двух рек. Земля не отошла ещё полностью от зимнего покоя, но просыпалась, оттаивала, дышала тихонько, волнуя  ни с чем несравнимыми  запахами природного возрождения. Уже бродили в ней плодородные соки, набухали ими корни трав, цветов, деревьев. Ещё немного и  случится ежегодное чудо – зазеленеет, зацветёт всё вокруг. А люди, дети земные,  ждут безотчётно эту пору вселенского рая, радуются, обновляются чувствами. Даже самые чёрствые теплеют душами от такой красоты.
   Питали надежды и её. Только оборвалось всё в единый миг. Возвращаясь домой в один из дней, она увидела его у реки, в луже, мертвецки пьяным.

   Стало темно. И в сумраке этом вспыхивали зарницами давние дни. Дни, когда каждый ребёнок должен был радоваться детству. Но память выдавала слёзы избитой матери, плач испуганной сестрёнки, обезумевшее лицо того, кто дал жизнь и должен был перед Богом беречь и хранить, защищать и беречь. Всплывали ножи, открытая настежь дверь, за которой холодная сибирская ночь, обжигающий ноги снег и горький, неизбывный  стыд, стыд сиротства.  Не виноватая ни в чём, она чувствовала огромную, недетскую вину за то, что не такая, как все. Не клеймо, не уродство – пьянство отца, делало его из родного, кровного, чужим, а жизнь его детей и жены безрадостной и страшной. Детская память, как губка, впитала этот страх и не отпускает. Снова и снова кружит этот калейдоскоп, ни забыть, ни простить. Тяжёлым катком проехался грех отцовский по всем и его самого сгубил. И опять? За что? И ответственна она теперь не только за себя, но и за своего ребёнка, воспитанного на любви и добре. Нет, нет, нет! Она не вернётся в те чёрные дни!

    Извинения, заверения, клятвы отрезвевшего – дым пустой. Но подключилась более решительная сила – его мать, пришедшая к ней на работу:
   - Есть хрусталь, ковры, деньги – выбирай. Нуждаться ни в чём не будете. Сын один у меня остался, ничего не пожалею. Спасти его надо.
    - Да я-то здесь при чём? Уговаривала его, заклинала, но бутылка дороже. Не могу так!
   Конечно, сочувствовала она матери. Тяжело ей, больно за сына. Потерял семью, дочь без отца растёт. Уже сорок, а  нет близкой, родной души, тихого пристанища. 
   - Спрашиваешь, причём ты? Да любит он тебя,- сказала мать на прощанье. 
   На этом  можно было бы поставить точку. Расстались. Кончилась история. Но нет. Она вернётся и покажет коварный, страшный лик мести, которая могла бы погубить не одну жизнь.
   Это случится через несколько лет. Замужество, беременность, несколько недель до родов, госпитализация.

   Она входит в процедурный кабинет местного родильного дома.
   - Здравствуйте!
   - Проходи,- глухо отвечает пожилая  медсестра-акушерка. Поворачивается, смотрит угрюмо. Его мать! Тянется руками к верхней полке шкафа, берёт тёмно-коричневую ампулу, заправляет шприц, делает укол. В спину врезается тяжёлый, ненавидящий взгляд.

   Палата, кровать, женщины – всё вокруг поплыло вскоре в неясном тумане. Начался жар, не хватало воздуха, ломило всё тело. Острая боль, будто нож, резала спину. А руки? Её руки скрещены на животе оградительным щитом. Ребёнку, её ребенку ведь тоже сейчас больно и страшно. Он должен скоро появиться на свет.
  - Схватки, наверное, начались! - предположили испуганно в палате.
   - Абсцесс,-  печально диагностировала молоденькая медсестра, осмотрев место укола, которое было твёрдым и горячим. Вздохнула, - плохо дело. Пойдём со мной, девонька.
   Прохладная кушетка, тёплые, утешающие слова успокоили. И с радостью, с надеждой и благодарностью перенесла она другую боль – блокаду. Возможно, манипуляция с огромными шприцами на медицинском языке называется по-другому.


    Тот препарат, который уколола мстительная мать, оказалось, можно было ставить только при разведении и только в вену. Умысел злой налицо.
   - Не говори пока никому об этом,- предложила спасительница. – Тебе сейчас о себе и о ребёнке думать надо. Это главное.
     Не сказала никому, даже мужу. Нрава он был крутого и привела бы его необузданность к многим бедам.
  К утру будущей маме стало лучше, спала температура. А через два дня было очередное дежурство несостоявшейся свекрови, и она, услышав свою фамилию, была приглашена на укол. И снова рука мстительницы потянулась к верхней полке и взяла знакомую ампулу.
   - Нет, нет, нет!
   - Поняла? – по-змеиному прошипела акушерка. – Но тебе и этого хватит! Ни в один роддом теперь  не попадёшь. Будешь рожать в гнойной хирургии. Кто тебя с абсцессом возьмёт?
    Впереди был областной роддом, трудные роды, закончившиеся операцией и трёхнедельной реанимацией, где медики изо дня в день вытаскивали её из болезненной бездны.
   - Как жалко её, - гудел в голове шепот медсестер,- ведь у неё ещё ребёнок есть. И муж.
   Заведующая отделением звонила из дома вечером, справлялась о её состоянии. Утром, едва зайдя в отделение, бежала к ней:
   - Как ты? – проводила ладонью по её лбу,- Опять, как мышь, сырая! Жаром горишь! Да что же это с тобой?!
   Но и ей, медику большой, добросердной души, не призналась молодая мать о пережитом недавно зле.
   Круглосуточные капельницы, уколы, да доброе участие мало-помалу оживляли её.  И не беда, что от шестидесяти килограммов перед родами осталось теперь чуть больше сорока. К ней,  похожей теперь на девочку, день ото дня возвращались силы. И вера, что всё будет хорошо.
   Скоро она была с сыном в родных стенах. Некоторые на первых порах не узнавали её – изменилась. Изменилась? Нет, стала взрослее почти на год и на оставшуюся теперь до последних дней боязнь людской подлости. Её могут совершить, не задумываясь, походя, в угоду своей обиде, зависти, бездумной злости. Вот и месть материнская равнодушно прошлась по жизни молодой женщины,  её не рождённого сына, её дочери, которая осталась бы сиротой. Для матери, упрямой, слепой, главное наказать. За сына, за кровинку родную. А уж какой ценой – неважно. До сделки с совестью,  с профессией, которой отдала много лет и которая освящает жизнь счастьем материнства.


   -  Не в своём уме эта мать! – скажут многие. Нет, в своём. В своей глухой, слепой любви к единственному чаду.   
   Оставим её. Не удалось зло – это главное. И помощь пришла от  неравнодушных людей. Более всего благодарна она той, которая не отвернулась от её боли, по-матерински, по-женски, по-человечески поняла всё самая первая и спасла не одну жизнь, а семью, которая приросла теперь внуками. Даст Бог и правнуков. Остаётся только сказать «спасибо», остаётся благодарность. И пожелание матерям прозреть,  раскрыть глаза  своей любви. И подумать: не вернётся ли зло к тому, кто его совершил или к его семье, к самым близким и родным?
   
               
                Любовь Скоробогатько