Гаррис Т. 2. Гл. 14. Чарльз Рид... Ч. 1

ЧАРЛЬЗ РИД1; МЭРИ АНДЕРСОН2; ГЕНРИХ ИРВИНГ; ДЖОЗЕФ ЧЕМБЕРЛЕН; ГЕНРИ ГАЙНДМАН3 И ДЖОН БЕРНС4
_____________________________
1 Чарльз Рид (1814—1884) — английский романист и драматург, чрезвычайно популярный в третьей четверти XIX в. как в Англии, так и в России, но основательно забытый к началу XX в.
2 Мэри Андерсон (1859—1940) — американская театральная звезда, выступала в Лондоне в течение шести лет 1883—1888 гг.
3 Генри Гайндман (1842—1921) — британский политик-социалист, писатель. Основатель и многолетний председатель Социал-демократической федерации Великобритании. Один из главных основателей Второго Интернационала.
4 Джон Эллиот Бернс (1858—1943) — английский профсоюзный деятель и политик; социалист; либеральный член парламента и министр. 2 августа 1914 г. ушел в отставку в знак протеста против начала Первой мировой войны и больше не играл никакой роли в политике. В частной жизни писал исторические книги.

В первые дни моего пребывания в Лондоне одно событие глубоко тронуло меня — смерть и похороны Чарльза Рида. Так или иначе, в обществе он считался вспыльчивым и сварливым человеком. Его прекрасные и великие качества были почти забыты. В самом деле, если бы известный журналист Джордж Огастес Сала5 не написал о нем статью как о добросердечном и благородном человеке, имя писателя было бы замарано навсегда.
____________________________
5 Джордж Огастес Сала (1828—1895) — писатель и журналист, наиболее известен статьями и передовицами для «Дейли Телеграф».

Конечно, как и все молодые люди, я искренне ценил Рида как писателя и сразу же принял каждое слово хвалебной публикации Салы. В отличие от большинства англичан, я ставил писателя Рида гораздо выше Диккенса, а его «Монастырь и очаг» приравнял к теккереевской «Ярмарке тщеславия». Снова и снова я говорил о творении Рида как о величайшем английском романе, хотя дух противоречия в моих восторгах был скорее вызовом всеобщему мнению, чем справедливой оценкой.

Известие о смерти Рида напомнило мне, что при желании я мог бы познакомиться с ним. Россетти6 скончался около двух лет назад, и мое сожаление о том, что не довелось познакомиться с этим гениальным человеком, было острым и продолжительным. Я пошел на похороны Рида и убедился в том, сколь пренебрежительно относятся англичане к своим великим людям. Правда, тот пасхальный вторник был отвратительным — шел дождь, и сырость пронизывала до костей. Рида должны были похоронить в Уиллсдене, в нескольких милях от центра, но даже в Шепердс-Буше, откуда начиналась похоронная процессия, не было особой толпы. Более мрачные похороны трудно себе представить. Поэтому я был глубоко уязвлен, пока не появилась похвальная статья Салы. «Никогда не поздно оценить роман как великолепное произведение. Признаем, что вполне правомерно сравнение Хейза, начальника тюрьмы, и капеллана Идена, этих явно оригинальных драматических персонажей, с гётевскими Фаустом, Мефистофелем и Гретхен».
________________________
6 Данте Габриэль Россетти (1828—1882) — один из главных прерафаэлитов, художник, поэт, переводчик.

Такая чрезмерная похвала кажется столь же дерзкой и спорной, как и указание на двух Чарльзов Ридов. «Один — весьма склочный и злобный старый джентльмен, всегда грозивший кулаком кому-то в лицо и нередко бивший кого-то по голове, и другой Чарльз Рид — доблестный, честный и вместе с тем милосердный и сострадательный христианин, неистощимый в сострадании к мучениям человеческим, неумолимый только в своей ненависти к делам постыдным, жестоким и подлым. Всю свою жизнь он был воинственным членом общества, но теперь его солдатская служба закончилась. Отныне он покоится в мирной могиле рядом с Другом, которого он любил так долго и так глубоко».

Всего три месяца назад Теннисон под всеобщие восторги был удостоен титула пэра. А здесь хоронили равно великого человека, которого предали земле без каких-либо почестей и помпы. Рядовой английский читатель больше думал о «Мод» или «Королеве мая»7, чем о «Монастыре и очаге». И все же! Я, например, шел под дождем и слякотью в обществе литературных персонажей из романов Рида. Я видел, как опустили его гроб в могилу… Мне трудно простить себя — я обязан был познакомиться с живым Ридом, чтобы, по крайней мере, поблагодарить его за бессмертный дар человечеству и за многие часы восторга, которые я испытал в обществе его храброго сердца и благородного духа.
___________________________
7 Стихотворения А. Теннисона.

Но теперь я должен сказать пару слов о других событиях, которые проливают определенный свет на английский характер. Американская актриса Мэри Андерсон взяла Лондон штурмом. Говорили, что лорд Литтон8 каждый вечер закупал на ее спектакли целый ряд в партере и приглашал в театр избранную публику. Его восхищение Андерсон удивляло всех, кто знал лорда, потому что он считался признанным поклонником эфебов9, а не женской красоты. Но граф, безусловно, влюбился в «нашу Мэри», как некоторые пытались прозвать актерку. Это был тот самый Литтон, который в поэме «Новый Тимон» насмехался над Теннисоном:
____________________________
8 Роберт Бульвер-Литтон, 1-ый граф Литтон (1831—1891) — английский дипломат и поэт.
9 Эфеб — в Древней Греции юноша в возрасте 16—18 лет.

Побрякивающая смесь похищенных тщеславий —
младенца Вордсворта10, мерцающего Китса.
Ответ же Теннисона был весьма жестоким:
Достоинство изысканной рубашки,
Туфля моднейшая и маленькая ручка…
Плюс половинка грязненькой душонки.
_______________________________
10 Уильям Вордсворт (1770—1850) — выдающийся английский поэт-романтик, лейкист, т.е. представитель знаменитой «озёрной школы» поэтов, куда помимо него самого входят Сэмюэл Кольридж и Роберт Саути.


Прежде чем Мэри Андерсон вышла на лондонскую сцену, я взял у нее интервью для «Вечерних новостей». Дамочка оказалась высокой, грациозной, красивой блондинкой, но я никак не мог предположить, что у нее будет такой огромный успех. Рассуждала она банальными штампами, голос ее был заурядный, если не сказать тихий. У Мэри не было особого таланта, но на сцене она вдруг преображалась и была прекрасна. Сравнивать ее как актрису с Эллен Терри11 или даже с Адой Рехан12 было бы смешно. Андерсон была невнятной актеркой. И все же ее появление на лондонской сцене стало событием — она переживала триумф за триумфом. Анализируя ее успех, я понял, что есть особые актерские качества, востребованные театром. Мэри была очень высокой, и когда она выходила на сцену в белом платье, то возвышалась над массовкой и затмевала всех других женщин. Поначалу говорила она с небольшим американским акцентом, который, бесспорно, мог бы испортить ее карьеру как шекспировской актрисы, но к тому времени, когда она сыграла Утрату в «Зимней сказке», Андерсон уже говорила чисто. Ее глаза были немного глубоко посажены, нос идеальной формы. В кулуарах Мэри была просто хорошенькой, на сцене — богиней. Насколько ее успех был обусловлен статной грацией, а насколько страстью лорда Литтона, трудно сказать.
_________________________
11 Эллен Терри (1847—1928) — английская актриса, выдающаяся исполнительница женских ролей в трагедиях Шекспира.
12 Ада Рехан (1859—1916) — американская актриса, блестательная исполнительница комических ролей.

Карьера этой актрисы убедила меня в том, что для англичан физическая красота человека стоит далеко не на последнем месте. Впрочем, не безразлична им и красота животных, они изучают ее основательно: короткошерстный бык или беркширская свиноматка, бульдог или борзая, терьер или мастиф, саутдаунский баран или валлийская овца, скаковая лошадь или лесной олень — все они восхищают своим совершенством. Не зря именно англичане выступают разработчиками стандартов многочисленных пород. Если бы не их идиотское пуританство, англичане были бы величайшими в мире скульпторами по причине их необычайно точного понимания форм и типов телесной красоты.
Позже мы с Роденом13 посетили Британский музей, чтобы изучить изваяния из Парфенона. Он пришел в восторг от увиденного: скульптуры были так же чувственны, как любое прекрасное живое тело.
___________________________
13 Огюст Роден (1840—1917) — великий французский скульптор, один из основоположников современной скульптуры.

В другой раз я ходил туда же с Джорджем Уиндемом. Он остался беспристрастно хладнокровным к изваяниям древних греков и заявил, что ступни и лодыжки у скульптур Парфенона слишком большие и неправильной формы, а женские шеи и груди — грубые и даже отталкивающие. Уиндем предпочитал фигуры из храма Ники Аптерос на том же афинском Акрополе, впрочем, отметил он, даже у них имелись серьезные недостатки. В конце концов, Джордж заявил, что тип лица у древних греков деревянный, а прямая линия носа от лба вообще уродлива. Словом, лучший английский тип, настаивал он, гораздо тоньше, красивее и одновременно более духовный, чем греческий идеал. И я согласился с ним.

Европа узнала, что такое природная красота от английских туристов. Разве не Раскин первым заявил, что французские деревья гораздо изящнее английских? Он не объяснил причину, но я могу. Англия страдает от юго-западных ветров, которые дуют триста с лишним дней в году. Против такой атаки все деревья, когда они молоды, вынуждены искривиться, иначе они будут вырваны с корнем. Да, большинство из них низкорослые и искривленные. Лесные массивы Франции тоже страдают от той же беды, но в гораздо меньшей степени.

В мире нет лесов, которые можно было бы сравнить с американскими. В получасе езды от Нью-Йорка вверх по Гудзону можно увидеть больше разновидностей изысканных рослых деревьев, чем во всей Франции или даже во всем мире.

Как среди деревьев, так и среди людей — мужчин и женщин — мы находим множество типажей, как очаровательного девичества, так и строгой мужской зрелости. В Нью-Йорке их увидишь за час, в Лондоне можно искать весь день, в Париже, Берлине или Москве — едва отыщешь за неделю. Как получилось, что американские спортсмены завоевали чуть ли не все мировые рекорды? Как получилось, что они могут бегать быстрее и прыгать выше, чем любой английский спортсмен, хотя долгое время считалось, что англичане превосходят всех во всех видах спорта? За сорок лет не было ни одного английского боксера-тяжеловеса высшего класса, потому что народ английский обнищал до такой степени, что нам остается только ужасаться. Физическая мужественность нации сократилась по причине массовой нищеты.

Эти рассуждения увели меня в сторону от основной темы. Вскоре после нашей первой встречи с Мэри Андерсон я увидел Томмазо Сальвини14 в роли Отелло. Сальвини обладал всеми лучшими актерскими качествами: отлично поставленным движением и, в особенности, великолепным сильным голосом — то примечательно звучным, то сладким, уютным, всегда приятным для зрителя. Монолог его с жалобой Отелло исполнен был непревзойденно — прерывающийся голос, слезы, лицо отчаявшегося человека и руки, постоянно и как бы бессмысленно двигающиеся руки — все это вместе создавало незабываемую картину. Сальвини на сцене не был Сальвини, он был подлинным Отелло. И когда мавр внезапно повернулся к Яго, он был потрясающим… А знаменитый монолог в постели перед тем, как Отелло задушил Дездемону, был произнесен громовым голосом: он разбудил бы и мертвых.
__________________________
14 Томмазо Сальвини (1829—1915) — великий итальянский актер «школы переживания».

Сальвини понятия не имел о сложной английской страсти, когда муж может восхищаться, даже любить то, что он решил уничтожить в следующую минуту — чтобы «она не ужалила еще большее число мужчин». Такова собственная страсть Шекспира, слишком сложная для итальянской натуры.

А в «Макбете» Сальвини даже не осознал, что разыгрывал перед публикой измученного тяжкими мыслями Гамлета. У Шекспира Макбет никогда не колеблется, у него нет сомнений: «если дело было сделано, то оно уже сделано». И так далее. И все же Сальвини был лучшим Отелло, которого я когда-либо видел.

Почему актеров, как и политиков, всегда хвалят сверх меры? Что по мне, то потребовалось бы соединить в одно дюжину лучших исполнителей, чтобы удовлетворить мои запросы к сценическому воплощению образа Гамлета. Я бы хотел, чтобы Ирвинг выглядел как всегда, чтобы Форбс-Робертсон15 прочел несколько монологов, чтобы Террис16 заколол Полония, чтобы Сара Бернар с невыразимой нежностью отправила Офелию в монастырь. При этом я понятия не имею, кто сможет показать страсть ревнивого Гамлета или его презрение к кэмпу17 друзей, казненных вместо него. И главное, худшее упущение всех постановок — кому дано изобразить верховного поэта, вещающего:
____________________
15 Сэр Джонстон Форбс-Робертсон (1853—1937) — английский актер и театральный менеджер.
16 Уильям Террис (1847—1897) — английский актер, известный своими дерзкими героическими ролями, такими как Робин Гуд, а также ролями в классических драмах и комедиях.
17 Кэмп — этим термином в конце XIX века англичане обозначали то, что сегодня мы называем квиром — гей-культурой.

Удар кинжала! Кто бы согласился,
Кряхтя, под ношей жизненной плестись,
Когда бы неизвестность после смерти,
Боязнь страны, откуда ни один
Не возвращался, не склоняла воли
Мириться лучше со знакомым злом,
Чем бегством к незнакомому стремиться!
Так всех нас в трусов превращает мысль,
И вянет, как цветок, решимость наша
В бесплодье умственного тупика,
Так погибают замыслы с размахом,
В начале обещавшие успех,
От долгих отлагательств. Но довольно!18
_________________________
18 Фрагмент из монолога «Быть ли не быть…» из трагедии У. Шекспира «Гамлет» в переводе Б.Л. Пастернака.

Отмечу, что произносит эти слова тот, кто совсем недавно разговаривал с призраком собственного отца.
Это было на обеде, который Артур Уолтер давал в своем доме у Куинз-Гейт. Там я познакомился с Генри Ирвингом. Я встречался с ним и раньше, прежде всего на ужине, устроенном Бирбомом Три19 в клубе «Гаррик» после того, как Ирвинг сыграл Шейлока в «Лицее». Я приехал из Мюнхена, чтобы увидеть его Шейлока и сравнить с лучшим Шейлоком, которого я когда-либо видел, в исполнении Эрнста фон Поссарта20. Ирвинг, которому Три сказал, что я проехал тысячу миль, дабы посмотреть, как он играет, был очень любезен и надеялся, что мне понравилась его трактовка образа. Естественно, я сказал:
_______________________
19 Сэр Герберт Бирбом Три (1852—1917) — британский актер, режиссер, театральный педагог, импресарио.
20 Эрнст фон Поссарт (1841—1921) — немецкий актер, режиссер, театральный деятель.

— Это было замечательно, но к Шекспиру никакого отношения не имеет — совершенно!
Ирвинг настаивал на том, чтобы я разъяснил свой вывод.
Все, кто видел его «Венецианского купца», помнят сцену, когда Шейлок умоляет, чтобы ему позволили вернуться домой, пусть и избитым и сломленным человеком:

Шейлок

Прошу вас, разрешите мне уйти;
Мне худо. Документ ко мне пришлите, —
Я подпишу.

Дож

Ступай, но все исполни.

Грациано

Двух крестных ты получишь при крестинах;
Будь я судьей, прибавил бы десяток;
На виселицу бы тебя они,
А не к святой купели проводили.

(Шейлок уходит)21.
________________________
21 Фрагмент из пьесы У. Шекспира «Венецианский купец», перевод Т.Л. Щепкиной-Куперник.

По-моему, это единственный случай, когда наш благородный Шекспир позволяет джентльмену оскорблять избитого человека. Поэтому я был возмущен концепцией Ирвинга: он был уже у двери, когда Грациано заговорил. Он сразу же повернулся, подошел к Грациано, выпрямился, скрестил руки на груди и внимательно посмотрел на него: с презрением, с головы до ног под бурные аплодисменты всего зала.

Когда Ирвинг потребовал от меня объяснений, я сказал, что, по-моему, если Шейлок так обошелся с Грациано, Грациано, вероятно, плюнул бы ему в лицо и вышвырнул прочь.

— Не могу с вами согласиться, — сухо возразил Ирвинг. — Аплодисменты показали, что я был прав в своем представлении о Шейлоке как о великой трагической фигуре.

— Но сам Шейлок говорит нам, — возразил я, — что Антонио смело плюнул на его еврейский габердин22.
_______________________
22 В «Венецианском купце» У. Шекспир использует фразу «еврейский габердин» для описания одежды, которую носил Шейлок, а термин «габердин» впоследствии использовался для обозначения верхней одежды или мантии, которую носили евреи в средневековую эпоху.

Ирвинг отвернулся и заговорил с кем-то еще. Его грубость возмутила меня еще больше, потому что я упрекал себя в излишней откровенности.