Мирно о войне

       И вот новый день. Но сейчас я не о нём. Хотя каждый новый и каждый прошедший день заслуживает отдельного рассказа. Сегодня я вернусь во вчера. И даже немного раньше. К той минуте, когда была отправная точка моей второй поездки на Донбасс.
       Саранск. Обычный день в здании рескома КПРФ. Составление плана работы на ближайшие дни. Всё как всегда. Даже немного рутинно. И я, по обычаю своему, немного невпопад спросила у первого секретаря КПРФ Мордовии Кузякина:
       – А когда мы ещё поедем к ребятам на фронт?
       Какой вопрос, такой ответ:
       – А вот как организуешь, так и поедем.
       И всё закрутилось. Сначала медленно, а потом всё быстрее и быстрее. Я начала обращаться к людям за поддержкой в сборе гуманитарной помощи. И как река начинается с маленьких родников, так и здесь капля за каплей потянулось добро людей. Поездка перестала быть призрачным завтра. Она стал ежедневным сегодня. И уже определились с месяцем, но был вопрос: «К кому и куда? В какую точку в карте войны?» И снова реском. И я с очередным вопросом:
       – К кому из ребят едем?
       Все те же и там же. И снова чёткий ответ мужчины-военного:
       – Ты начала – тебе и выбирать.
       Вдруг, как вспышка: «Едем к Жене». Он уже полтора года на войне, и мы очень долго не виделись. Он давно не видел родных людей. А я действительно считаю родной его семью: мы из одной деревни, совсем обычной мордовской деревни, где живут прекрасные люди. Я думаю, каждый из тех, кто сейчас читает или слушает мой рассказ, хоть  на миг вспоминает своё родное место – будь то городской дворик или сельская улица, – место, где мы начинаем себя помнить.
       Но возвращаюсь к моей истории. Теперь я знала, к кому мы едем. И вновь работа, телефон для связи, минуты ожидания, когда человек – солдат и просто мальчишка – появится в сети и напишет: «Я вас жду». Ответ пришёл поздно ночью: «Я буду очень ждать». И вновь рутина. В списке необходимого – всего две страницы. Ёмко и чётко, по-военному. Но это не письмо с желанием Деду Морозу в преддверии Нового года. Там просили не о празднике, а о спасении. Одна из двух страниц – лекарства. И половина из них – от боли. В этот миг пришло какое-то внутреннее понимание и осознание: война – это боль, её нужно лечить. В списке были самые необходимые вещи, которые помогают выжить самим и спасти других. И снова сборы. И снова необходимое… Первое, что мы увидели в списке, это генератор. Генератор, лекарства и газовые баллончики, чтобы греться в полевых условиях. Зима везде. Вот только мы можем спрятаться от неё в своих домах и квартирах, налить бокал чая или кофе и мирно греться. А там война. И нет домов. Вместо них – окопы и блиндажи. И там от неё невозможно укрыться.
       Сборы ускорились. Мы должны успеть собрать по максимуму нужного и полезного, того, что кому-то спасёт жизнь и облегчит боль. Близкие и незнакомые люди отзывались на наши просьбы. Кто-то сам предлагал помочь. У помощи не было возраста, не было национальности и не было времени суток. И может, это были капельки, но именно из них состоит целое море. Сегодня это – море людского добра. Машины загружены, маршрут определён, и завтра в путь. Никто не знает, что там впереди.
       Мы уехали ранним морозным утром. На двух машинах четыре человека. Трое мужчин и одна беспокойная женщина отправились в путь. Туда, где ждут помощи, где мир состоит из других красок. Там преобладает серый цвет. Серый и красный. И вроде они несопоставимы, но сейчас… сейчас их там невозможно разделить.
       Первый день. Первый привал за спиной. Мы прошли немного больше тысячи километров. Дорога была сложной: шёл ледяной дождь. Словно сама природа рыдала от всего происходящего. Она плакала. Её слезинки твердели на лету и стучали в лобовое стекло машины, чтобы люди, сидящие внутри, услышали и поняли, что больно и страшно даже ей. Четыре человека ехали вперёд. Всё чаще нам встречались машины, спешащие на войну. С бронированными кабинами, суровыми и сильными корпусами, они, словно люди, ехали встретиться со смертью и болью.
       Место встречи – Дебальцево. Просто название населённого пункта. Но сегодня нам точно туда. Мы миновали уже теперь мирный Луганск. О войне здесь напоминали здания, которые попали под бомбежку. Я поймала боковым зрением пятиэтажный дом с выбитыми окнами. На каждом подоконнике лежали искусственные цветы, а у дверей в подъезд стоял траурный венок. Они погибли. Люди и дом. Но о них помнят. И поминают.
       Потянулись блокпосты. Место встречи – въезд в Дебальцево. Блокпост. Плохая связь. Совсем немного, и мы будем на месте. Холодно. Даже в машине. А совсем молодые ребята стояли на ледяном ветру, и замёрзшие слёзы природы больно били их по спинам. К нам подошёл мальчик. Без лишних вопросов. Одетый в бронежилет, в каске. На лице только глаза. Всё чётко:
       – Вы с гуманитарной помощью? Вас ждут. Откуда вы едете?
       Как-то без особой надежды мы отвечаем:
       – Саранск…
       И глаза мальчика-солдата начинают светиться:
       – А я помню ваш город, – улыбается он. – Я был у вас. На чемпионате мира по футболу. Я из Томска. Поезжайте. Вас там очень ждут. Им нужна помощь.
       Так просто и тепло. И улыбка почти ребёнка среди холода и боли…
       И вот он, наш крайний блокпост. Связи нет. Как же найти Женю? Он точно ждёт. Стоит много военных машин. Они жмутся к краю дороги, пропуская спешащие «скорые», на лобовых стёклах которых видны таблички: «Груз 300». А это значит, есть надежда успеть спасти чьего-то родного человека – такого же мальчишку с улыбкой ребёнка.
       Мы нашлись. Мои ребята сказали: «Вон он, твой Женя. Беги, обнимай». И правда, Женька. В камуфляже, рядом с большой машиной, на стекле которой совсем другая табличка… «Груз 200». И тут уже нет надежды. Тут чья-то бесконечная боль. Но это я заметила потом, когда начала делать фото и видео. А пока я обнимаю мальчишку-мужчину. Он прижимается к моему плечу и тихо, еле слышно (наверное, чтобы я не смогла понять его слова): «Я так устал». А я целую его холодное лицо и глупо шепчу:
       – Сыночек, я тебя и здесь нашла.
       Потом всё быстро и чётко, по-военному:
       – Нас ждут. Ребятам нужна помощь.
       Это потом «скорые». А пока суровые военные машины, которые едут забирать раненых с передовой. Мы быстро перегружаем всё, что привезли. Всего несколько минут встречи.
       – Генератор. Теперь у нас будет свет! Лекарства. Есть шанс кого-то спасти, а кому-то облегчить боль. Пироги из Мордовии… – и улыбка…
       – У нас вечером будет праздник! Только за полтора года осталось нас здесь мордовских двое.
       Я понимаю значение таблички «Груз 200». Перед смертью все равны… Последние объятия. Взгляд сквозь стекло военной машины. И слова: «Я очень хочу домой». А ведь он и правда не был дома уже полтора года. Здесь день за три, а может, и больше. Ведь для каждого здесь один день равен целой жизни.
       И вот наша вторая встреча. В Луганске. Там тоже ребята. Для них также необходимые вещи. И снова фото на память. Их двое. Я стою в середине и понимаю: эти мальчишки берут меня за руки, как дети, рядом с которыми – мама. А ведь у каждого из них есть родной дом. Есть мама, которая ждёт и молит Бога о спасении…
       Все спешат. На войне сроки коротки, время очень дорого. И только жизнь почти ничего не стоит.
       Едем обратно по Луганску. Осталась третья точка, где нас уже ждали женщины, которые почти десять лет смотрели в глаза войне. Она была в их доме хозяйкой. Связи нет. Есть адрес, но как найти… Наша первая машина останавливается, и мы видим, как мужчина с остановки открывает дверь и садится в неё. Вот вам и живой навигатор… Мы едем по закоулкам незнакомого города. Теперь уже мирного. Но всё ещё в шрамах от военных ран. И вот красный флаг на здании. Мы на месте. И с нами – подарки для новорождённых детей. Война, она когда-то закончится. Подрастут малыши, которых со временем снова кто-то будет называть «детьми войны». Нас встретили улыбающиеся женщины. Объятия, добрые слова, грустные рассказы. Мы пьём чай, дарим друг другу подарки… И в путь.
       Дорога домой. Слёзы природы превратились в непроглядный снег, будто он хотел сказать: «Не оставляйте их». И снова военные машины. Только теперь они едут со стороны войны. И таблички, таблички, таблички… «Груз 300», «Груз 200». Просто цифры. Но за ними чья-то жизнь и чья-то смерть.
       Я буду писать ещё. Но пока дождь и снег военных дорог создают моей душе непогоду. Она должна успокоиться, и потом я смогу мирно поговорить о войне.