Я буду ждать на темной стороне. Книга 4. Глава 28

Выдвигаясь в тот день на позиции для выполнения очередной боевой задачи, Новаковский не догадывался тогда, что видел всю эту привычную обстановку и окружавших его людей в последний раз. А если бы кто-то ему сказал, что скоро привычный распорядок его будней изменится самым кардинальным образом, разделив его жизнь на «до» и «после», он бы в это просто не поверил. Но привыкший видеть во всем скрытые смыслы и знаки, Егор чувствовал в воздухе перемены, и от того ему было тошно, а любая мелочь осаждала до одури.

Поселившееся с того момента в его душе предчувствие беды не оставляло ни на секунду. И каждый раз выдвигаясь на позиции, вернуться назад он уже не надеялся, смирившись с неизбежным. И ощущением, будто на днях должно было произойти что-то ужасное.

Пока что события шли своим чередом. Ничто не нарушало привычного темпа жизни. За исключением вторжения в военкомат бабки Драгомарецкого. Невесть каким образом преодолев все препятствия, старуха вломилась прямо в кабинет командира, требуя вернуть ей внука.

Сидя за столом и не проронив за это время ни слова, мужчина смотрел на неё как на полоумную. Будто перед ним был некий невообразимый экземпляр, которому хватило наглости прорваться через КПП, и, заглянув к нему в кабинет, диктовать свои условия, намекая на преклонный возраст. Вот она причина, по которой должны были отпустить её внука.

Конечно, подобные казусы происходили здесь нередко. Джмыга Бонифаций Варфоломеевич перевидал на своем веку немало женщин, неоднократно вламывающихся в часть, лишь бы им вернули их незаконно задержанного с повесткой на улице отца, брата или любовника. Но то, что вытворяла сейчас эта старая карга, замахиваясь в него клюкой, такое было впервые.

И глядя на них всех как на преступников, удерживавших здесь её бездарного в военном деле внука, она грозила пожаловаться во все известные инстанции, если к ней не прислушаются и не сделают так, как того хотела она сама. 

Бонифаций Варфоломеевич был ошарашен её выходкой, жалея, что нельзя было схватить за её костыли и вышвырнуть за ворота части, потому что внука отдавать ей никто не собирался.

И пусть сам Драгомарецкий пока никак не зарекомендовал себя на поле боя, с трудом сдав экзамен переподготовки на учебном лагере, будучи в курсе истинного количества потерь с обеих сторон, мужчина был заинтересован, чтобы такие парни не возвращались домой живыми, работая в качестве живого щита для тех, кто качественно выполнял свою работу и умел воевать, а не сдавать одну позицию за другой, отступая с таким темпом, что подобное отступление больше походило на бегство.

Но раздумывая так, он плохо знал эту старуху. И отказав ей в выполнении просьбы в момент первой встречи, был ошарашен её настойчивостью, когда придя на свое рабочее место на следующий день, он узнал, что она все ночь вышибала ворота своей клюкой, которой с такими же успехом могла проломить череп какому-нибудь военному.

Этим она показывала, что не собиралась отсюда уходить, покуда не будут выполнены её требования относительно внука. В противном случае она будет приходить сюда снова и снова, выламывая ворота и ругаясь на чем свет стоит, пока её не упекут в дом престарелых.   

Новость о визите Марфы Прокофьевны быстро распространилась среди сослуживцев Новаковского. И успев прознать, за кем именно приходила сия возмущенная дама, совершая по сути несовершимое, потому что из этого «концлагеря» по доброй воле уйти было нельзя, все внимание парней было обращено к личности не на шутку обеспокоенного Драгомарецкого, которого бабка, сама того не понимая, успела за короткий период времени превратить в объект для насмешек.

Только ленивый не попытался уколоть его за это, намекая на неугомонную бабку, решившей заночевать под воротами военкомата. Как сильно бы не выносила она ему мозг, Бонифаций Варфоломеевич отказывался повиноваться её просьбе, ссылаясь на невозможность воплощения подобной затеи.

Где такое видано, чтобы с передовой возвращали бойца до завершения боевых действий?

Новаковский тоже был в курсе происходящего. Но как ни тяготила его служба, а лично ему было бы стыдно, если бы за ним тоже вот так пришли, вынося мозг его командиру.
Тем более если это была женщина. Это унижало его мужское достоинство. Сослуживцы попросту б не поняли такой поступок и начали чураться его компании. Совсем иначе смотрел на подобную ситуацию Драгомарецкий, редко когда обращая внимание на чужие насмешки.

За это время служба до такой степени успела ему надоесть, что он, в принципе, не имел ничего против инициативы собственной бабки, мечтая как можно скорее вырваться из этого пекла, даже если его репутация после подобного побега будет запятнана до конца его дней.

Неизвестно, что наобещала буйная старуха командиру, таки пожаловавшись на него в определенные структуры, либо уже устав за это время от её хулиганства, опасаясь привлечения внимания к своим «бизнес-схемам», «коммерсант» таки сдался перед её маневрами. И поздно вечером, когда все основные дела были решены и сослуживцы Новаковского готовились идти ужинать, перед их взорами предстал Драгомарецкий, сжимая в руках свои вещи.

Переглянувшись между собой, ребята с завистью проводили его до двери, ни о чем не расспрашивая.

Быстро с ними попрощавшись, Драгомарецкий не стал нигде останавливаться. И все ещё не веря, что ему так сильно повезло, неторопливо шагнул к выходу, по щелчку пальцев превращаясь из объекта насмешки в объект для зависти и подражания. Для него все было кончено, а для остальных все только начиналось.

Особенно сложно было признаться себе в этом Новаковскому, за которым вряд ли кто-то придет, чтобы тоже освободить от непосильных обязанностей. Но ступив не по своей воле на один пусть, он не мог свернуть в сторону, отдавшись воле случая. А там куда кривая выведет…

В одном он был точно убежден. По крайней мере, Драгомарецкому больше не грозила опасность погибнуть на поле боя, либо стать инвалидом, а вместе с тем обузой для своей бабки, за которой тоже нужен был присмотр. А вот у них такая опасность оставалась. Но пройдя нелегкий путь от уклониста до артиллериста, сполна проникнувшись духом атмосферы, он пришел к выводу, что  если бы ему и посчастливилось уйти вслед за Драгомарецким, он все равно остался здесь, ни разу не рыпнувшись с места.

И сделал бы так, главным образом потому, что ему некуда, да и незачем было возвращаться.  Внутренне он опасался не вписаться в новые условия, где за это время могло много чего поменяться, и ему самому там просто могло не оказаться места. А может это с ним самим было уже что-то не в порядке, раз он не хотел обменять свою нынешнюю жизнь на спокойную и размеренную, прекрасно осознавая, что так, как было раньше, теперь уже не будет. Стало быть, незачем держаться за лживые иллюзии, выстраивая в голове конструкции, которым не суждено было сбыться.

И все же, знай они заранее, с чем им придется столкнуться на следующей неделе, то ушли бы все строем вслед за Драгомарецким, тем самым избавляя своих родных от будущих похорон. И пытаясь хоть как-то сгладить впечатление от ухода бойца, нанесенного ему самолюбию, командир организовал им новый поход, дав задание занять до вечера ещё позицию, прилегавшую к месту, где вполне возможно мог находиться вражеский пункт.

Ночью все заснули, на удивление быстро, недолго перемывая косточки покинувшего их Драгомарецкого. У всех было отличное настроение. И заснув тогда в предвкушении быстрой победы, (отвоевание указанной позиции показалось ему сущим пустяком), Егор проснулся почему-то около двух часов ночи, уставившись в потолок и испытывая странную тревогу. Накануне ему приснилась покойная мать, словно о чем-то его предупреждая, что было странно, ведь ранее с ним никогда такого не происходило и она практически никогда не приходила к нему во снах.

Это было дурное предзнаменование. Все указывало на то, что следовало пойти на любую хитрость: повредить себе руку или подстрелить себя в ногу, но не ни в коем случае не выдвигаться на позиции в указанный день. Вот только поддавшись тогда какой-то удали, и до сих пор пребывая под влиянием какого-то азарта, руководствуясь чувством азарта, он проигнорировал это предупреждение, продолжая вести себя как раньше.

От одной мысли, что с ними могло случиться что-то нехорошее, ему становилось не по себе. Но не совсем понимая, откуда снизошло на него такое настроение, он тщетно пытался нагнать на себя сонливость, заснув, когда до пробуждения оставалось всего ничего.

Так толком и не выспавшись, он позавтракал без особого аппетита, когда раньше это было единственное, что хоть как-то улучшало его, в целом, неважное настроение, какой бы пресной не казалась ему пища.

Происходящее удручало его и злило одновременно. Неизвестно ещё, насколько затянется этот поход и когда у них появиться подходящий момент, чтобы поесть в нормальных условиях. Но как ни силился он втолкнуть в себя хоть одну ложку выданного им пойла, кусок не лез ему в горло, хоть убей.

Наверное он просто заболел, или получил нервное потрясение на фоне расставания с Драгомарецким, думал о себе Новаковский, лениво болтая ложкой в супе. А со стороны это выглядело наверное смешно.

Как знать, может он тоже успел стать жертвой латентного ПТСР, просто ещё пока не догадывается об этом?! Однако проводя параллели между тем, кто просто испытывая беспричинную тревогу как он и тем, как вели себя люди, у которых действительно диагностировали подобный диагноз, Егор пришел к мнению, что никакого ПТСР у него скорее всего нет. И он просто вообразил себе это состояние, слишком много размышляя о том, как ему вернуться домой не просто целым и невредимым, но ещё и не с такой деформированной психикой.
Драгомарецкому повезло, а вот другим…

Как знать, что ожидает его самого за очередным поворотом судьбы?!

Прямо сегодня, через пару часов, когда дозаправив технику, они наконец выдвинутся на позиции, надеясь выиграть у Провидения ещё немного времени для пребывания в данной реальности, куда, согласно, высказываниям влиятельных магов, стоят толпы душ, мечтавших здесь воплотиться.

Вряд ли это было ПТСР. Скорее так сказалось на нем переутомление.
Он не раз наблюдал подобное состояние у других, но самому ему пока везло, что указывало на одно из двух: либо у него действительно была крепкая психика, либо внутри него уже произошел надлом, и это состояние ещё даст о себе знать, сработав по принципу замедленной бомбы.

После второго хорошо прилета его сослуживца хватило на пять дней. А на шестой он просто сломался. При том, что тот день, когда их снова накрыло, ничем не отличался от предыдущего. Все было то же самым. Постоянное состояние боевой готовности, боевой выезд. И вдруг эти панические атаки, дикий страх на ровном месте, которым становится постоянным, превращаясь в его образ жизни.

Когда на следующий раз они вернулись с задания, Новаковский заметил, что инструктор Майк отобрал у этого парня оружие, а потом и вовсе перестал выдавать ему его обратно.

Интересно, кто будет следующим? Неужели он сам? На месте инструктора он поступил бы также. Действительно, для чего бойцу оружие, ежели тот практически перестал контролировать самое себя?! 

С этого моменту Новаковский начал бояться всего на свете, словно опасаясь обнаружить подобные признаки и у себя, хорошо запомнив выражение лица этого парня, на котором четко читалось: «Почему это должно было случиться именно со мной? Почему я так мало продержался? Почему другие держаться, а я слетел с катушек?!». В нем он словно видел себя будущего. И эта пророческая картина пугала его своим содержимым. 

В тот день казалось ничего не предвещало беды. Они выехали на позиции позже обычного, надеясь быстро со всем справиться и по возможности вернуться обратно. Сколько они провели тогда в дороге, Егор не засекал, но дурное предчувствие не оставляло его на протяжении всего пути. Было очень жарко, а вокруг царила странная тишина.

Первое, что привлекло его внимание, так это отсутствие птиц. Не было слышно их пения, либо они все смолкли, чем-то спугнутые извне, а то и вовсе улетели прочь с этих краев. Забравшись туда, куда уже не могла продвигаться техника, дальнейший путь им пришлось преодолевать пешком. Спрыгнув первым на землю, и не став дожидаться, пока остальные последуют его примеру, Егор отправился исследовать территорию, пристально всматриваясь в траву вокруг себя, чтобы не наступить на растяжку.
Наивно надеясь, что в этот раз обойдется без жертв, отряд разбился на группы и выдвинулся каждый в свою сторону.

Подвоха можно было ожидать везде. И продолжая шагать навстречу собственной смерти вопреки красным линиям, парни ещё не догадывались, с чем им придется столкнуться, оказавшись на неизведанной территории.

Мелкие ветки деревьев хлестали Новаковского по лицу, оставляя на коже еле заметные царапины, но, несмотря на временные трудности, он продолжал продвигаться вперед, придерживая руками колючий сушняк, заметно уйдя вперед и оставив часть своих где-то позади себя.

Гнетущая атмосфера казалось его совсем не тяготила. И чувствуя себя здесь как рыба в воде, он продолжал продвигаться вперед, обходя стороной сильно заросшие травой территории. густой бурелом. Перед ним стояла задача найти места для нового окопа и вырыть его в считанные минуты, пока другие вели разведку обстановки.
Пропущенный завтрак дал о себе знать. И в состоянии больше терпеть мучивший его приступ голода, Егор озирался по сторонам, стараясь вычислить, где он находится и как скоро хватятся его пропаже, пока он будет есть. 

Остановившись на развилке незнакомых ему дорог, Егор провел ладонью по лбу, и смирившись с мыслью, что на воду в таких условиях ему вряд придется наткнуться, как ни в чем не бывало, продолжил свой путь, присмотрев себе наконец место для привала.

Перед его глазами лежал небольшой пустырь, окруженный со всех сторон высокими соснами. Они создавали уютную атмосферу мнимого убежища. За ними можно было спрятаться и спокойно пообедать, не привлекая к себе постороннее внимание.

Таким образом, уверенный, что его никто не увидит, он сделал выбор в пользу этого места. После чего отбросив подальше лопату, которой его наградили вместо хорошей винтовки, расстегнул свою униформу, (чего категорически нельзя было делать), и, получив некий доступ до свежего воздуха, Егор уселся на пенек, вынимая из ранца замотанные в бумагу бутерброды.

Хотел он этого или нет, но сегодня обедать ему придется всухомятку. Тем более голод после полудня начал донимать его с такой силой, что он не мог думать больше ни о чем другом, кроме еды. В противном случае это могло плохо сказаться на его результативности в плане рытья окопов в самый солнцепек.

Сама мысль о том, что поблизости мог находиться отряд не только его сослуживцев, но и противника, его как-то не пугала. А стоило ему приступить к обеду, как и вовсе стало на все наплевать. Будто сам он находился не на боевом задании, а на какой-то экскурсии. 

Спохватился Егор, когда ему показалось, будто он находится здесь уже очень давно, и его сослуживцам как будто не было до него никакого дела. Хотя если постараться, на него можно было выйти. Он же вроде не так далеко ушел. Между тем, вокруг царила такая тишина, что на мгновение Новаковскому показалось, будто он остался здесь один, а все куда-то уехали, забыв прихватить с собой и его.

Покончив наконец с незамысловатым обедом, Егор привел себя в порядок, придав себе вид, будто все это время он только то и дела, что рыл окоп. Смущало его пока только: эта странная тишина вокруг, когда боевые действия подразумевал под собой совсем другие звуки.

Встрепенувшись и кое-как уняв вспыхнувшую в его душе тревогу, Новаковский подхватил лопату и подался обратно, возвращаясь на исходную позиции таким же путем, как оттуда вышел, стремясь оторваться от окружающих. С той разницей, что теперь он уже не так пристально смотрел под ноги, то и дело рискуя нарваться на мину.

Дорога обратно заняла не так много времени, но тщетно пытаясь вспомнить, какой тропой он сюда добирался, где-то с полчаса наворачивая круги, в конце концов, Егор был вынужден сделать  очередной привал, падая вблизи пересохшего болота. Скорее всего он заблудился, и бог весть где находился теперь.
Лучше, конечно, было подождать, когда его найдут свои, нежели снова отправляться в путь и только усугубить собственные поиски. Но как знать, сколько времени могла занять подобная экспедиция, и сколько ему придется здесь ещё просидеть?!

Еды для переживания непростых времен у него больше не осталось. А между тем, к тому времени его уже начала серьёзно мучить жажда. Оставалось только одно: дождаться ночи и ориентируясь по звездам, попытаться выйти к месту, где они как раз собирались разбить импровизированный лагерь. Хотя это время он должен был потратить на выкапывание окопа.

Передохнув и собравшись с новыми силами, спустя время Егор снова поднялся на ноги, и, решив в очередной раз попытать счастья, пошел куда глаза глядят, не в состоянии больше сориентироваться на месте. Авось эта дорога куда-то, да выведет его. Иначе и быть не могло. Ему не хотелось стать обузой для сослуживцев, но иначе не получалось.

Продвигаясь все дальше и дальше и прислушиваясь время от времени к звуку сухих веток под ногами, ему чудным образом удалось выйти на лагерь, при одном взгляде на который его охватило беспокойство, вынудившее его остановиться и как следует изучить обстановку.

Поблизости стояла техника, но чужая. У них таких машин не было. А по самому лагерю расхаживали пару человек, переступая через лежавшие трупы тех, кого он хорошо знал, выискивая новых жертв. Будто этих расстрелянных им было недостаточно, и они хотели убедиться, что им больше не угрожает опасность.

О чем они переговаривались между собой эти люди, Егору не слышал, но эта сцена произвела на него такое неизгладимое впечатление, что моментально растерявшись, он ни разу не подумал о том, что ему надо было скрыться бы с места событий и спрятаться в какой-то лощине.

Униформа этих бойцов о многом ему сказала. Их было слишком много, а у него с собой не было ничего такого, чтобы он мог отомстить за своих. Появись он в лагере со своей лопатой, ему бы моментально там хлопнули, даже не спросив, кто он и зачем там появился.

Какое-то время отряд отстреливался от наседавшего со всех сторон врага, пока было чем обороняться. А как только закончился боекомплект, они были вынуждены сдаться в плен, не рассчитав одного: что в этот раз попали на группировку, получившую свыше приказ никого не брать в плен.
Так сослуживцы Новаковского были расстреляны, но сам он узнает всю канву события лишь спустя время.

Пока что ему хотелось только одного. Не повторить их судьбу, когда шансы уцелеть оставались минимальными.
Ничуть не позаботившись о собственной безопасности и понятия не имея, успели его обнаружить или нет, Егор сделал пару шагов назад, и быстро развернувшись, попытался скрыться в высокой траве, уходя прочь в полусогнутом состоянии.

Происходящее не укладывалось в голове, но все выглядело более чем реальным. Еще каких-то полчаса его сослуживцы были живы, шутили, общаясь между собой, а теперь их не было в живых. И стараясь в тот момент больше думать о самом себе, чем о погибших, он торопился «залечь на дно», заметая за собой следы.
Да-да, он подумает о них завтра. Как Скарлетт Охара из известного романа. Если это «завтра» вообще для него наступит. В противном случае будет некому оплакивать могилы его товарищей.

Егору казалось, что он должен был выиграть время. Но для чего и с какой целью, о том он и сам не имел четкого представления, действуя по инерции, и напрочь потеряв дружбу с логикой. Как ни крути, но с последним у него всегда были нелады. Жаль, что особо явственно он понял это только сегодня, не желая учиться на собственных ошибках. 

Все походило на какую-то ловушку, куда изначально заманих враг, действуя хитро и подло. Другого объяснения этому явлению Егор не находил.

Правда, теперь у него оставалось только два выхода: либо быть убитым, либо выжить, но позже помереть от голода, потому что лишенный какого-либо транспорта, при помощи которого можно было вернуться обратно, он рисковал остаться в этой местности на неопределенный срок, блуждая среди сосен, пока ему не посчастливиться выйти на какой-то населенный пункт.

О том, что противник мог оставить здесь их технику, на которой позже он мог бы отсюда уйти, можно было даже не надеяться. И рано обрадовавшись перспективе остаться здесь на неопределенный срок, без еды и питья, Егор уже начал было подумывать о том, чтобы вернуться обратно и принять свою смерть от руки врага как положено, чем так мучиться, когда насторожившись, он услышал впереди себя какой-то шорох. Напрягая слух и вытянув вперед лопату, Егор пошел прямо на него, успев мысленно попрощаться с жизнью…

Потерявшись тогда в трех соснах, он не сразу понял, в какой-то момент все пошло не так. А когда понял, исправить что-либо уже было нельзя.
Возможно он поздно спохватился, либо Провидение уберегло его от расправы. Однако обнаружив на месте то, что обнаружил, Егор четко осознал, что не хотел бы превратиться во что-то подобное. И заглушив с той поры в себе все мысли о поражении, он пошел на крайности, действуя вначале по наитию, а потом под диктовку хладнокровия, будто всегда был таким.
Агрессивной и пронырливой крысой, умевшей дать отпор, будучи загнанной в угол. Или хамелеоном, принимавшим нужную окраску в необходимый момент, в котором не оставалось ничего, что было когда-то присуще порядочному парню из интеллигентной семьи.

Порядочно отбившись от своих, впереди него показался вояка из армии противника. Не подозревая о нахождении у него за спиной ещё одного бойца, он исследовал территорию на наличие остатков разбитого отряда.

Пробираясь бесшумно по траве, в какой-то момент Новаковский настолько сильно погрузился свои мысли, что не замечая ничего вокруг, он едва не налетел на этого типа, останавливаясь на него в пару шагах. Тот стоял к нему спиной и не мог его видеть. В более выгодном положении находился сам Новаковский.

Порядочно пережив, Егор едва мог дышать, стремясь обуздать собственное волнение. Акцентировав на чем-то свое внимание, этот тип ещё долго не поворачивался к нему. И стараясь действовать так, чтобы ни в коем случае не выдать свое присутствие, Новаковский принялся лихорадочно размышлять, как с ним расправится, да так, чтобы к нему не прибежала подмога. Рано или поздно этот боец повернется в его сторону, и тогда пиши-пропало. А у него с собой ничего не было. Кроме лопаты. В таком случае придется действовать ещё решительней. А это значило, что шансы на его выживание значительно сокращались. Ему следовало обратиться к нетривиальным способам и попробовать обезвредить бойца так, чтобы он не успел позвать на помощь.
Егор сам тогда не понять, как сумел до такого додумался, быстро просчитав все в уме. Сам процесс принятия подобного решения занял от силы пару секунд, но сам момент пролетел для него как целая вечность.

Прицелившись неприятелю в затылок широкой частью лопаты и постепенно приближаясь к нему, Егор старался двигаться так, чтобы под ногами поменьше трещала трава. И когда до него оставалось всего ничего, боец вдруг повернулся к нему лицом, на котором отразился целый спектр эмоций, начиная от изумления и постепенно переходя к открытой ненависти.

Замахнувшись лопатой, Егор обрушил её на голову бойца, не дав ему возможности схватиться за автомат и выстрелить в него. Удар пришелся как раз по его каске. Слегка оглушенный, тот покачнулся, но не упал. Тогда в два счета оказавшись перед ним, Егор нанес ему удар кулаком между бровей, прислушиваясь к треску тактических очков на его лице. Таки схватившись за автомат, готовый всадить в него все пули до единой, боец прицелился в него, но последовавшей ему в межбровье удар буквально свалил того с ног.

Не издав ни единого слова в ответ, тип упал на землю, не спеша подниматься обратно. Покосившись на него сверху вниз, Егор потрогал его ногой, не обращая на боль в руке после нанесенного удара по очкам. Боец никак не отреагировал на его движение. Тогда ещё раз убедившись в правильности своих действий, и не став тратить время на то, чтобы проверить его пульс, ощупав карманы его униформы, Егор ещё раз осмотрелся по сторонам, опасаясь оказаться застигнутым врасплох.

Вроде все было тихо. Его действия заняли от силы пару секунд. И кое-как совладав с собой и преодолев собственную брезгливость, он стащил с этого «Маврыкия» униформу, (так обозвал Егор этого «безымянного» солдата, чьи позывные не суждено будет ему узнать), и, облачившись в неё так, будто примерял на себя не только чужую одежду, но и чужую судьбу, отобрал у него автомат, спрятав под каким-то валуном свою лопату и подаренный ему когда-то Эрикой браслет.

Последнее далось ему с трудом. У Егора было такое ощущение, будто с этим браслетом он отрывал кусок от самого себя и своей прошлой жизни, оставляя её здесь, в лесопосадке, без всякой надежды вернуть себе когда-то эту вещь обратно.

Так он стал «бойцом» армии, против которой воевали его сослуживцы.
По крайней мере, внешне он выглядел сейчас именно так, стараясь затесаться в ряды противника и выиграть время. Что станется с подбитым им бойцом, его мало волновало. А между тем покидая его, он даже не стал, остался ли тот в живых или нет. Если повезет и он очнется через пару часов или спустя сутки, у него будет возможность выбраться отсюда и снова присоединиться к своему отряду после непродолжительного времени скитания в одном нижнем белье по  начиненной минами местности.

В противном случае он рисковал стать кормом для диких животных, если не посчастливиться разложиться под раскаленным солнцем до того, как на его тело набредут бродячие собаки, лисы или дикие кабаны.

Принарядившись в свою новую униформу, (штаны почти ему подошли, а вот рукава оказались коротковаты), Новаковский схватил автомат, и надвинул на лоб каску, пряча глаза за слегка треснувшими тактическими очками, закрывавшие половину лица.

Хорошо, что этот тип был ещё оснащен тактическими перчатками, которые он тут же надел, чтобы скрыть следы ушиба на костяшках пальцев. В противном случае у его новых знакомых возникло бы немало вопросов к нему самому и его деятельности. И словно до последнего колеблясь с воплощением очередной части своего плана,  где в случае проигрыша он мог поплатиться собственной жизнью, Егор взял курс прямо в сторону лагеря, кишевшего сейчас людьми противника.

План был дерзкий и эксцентричный. От него за километр отдавало госизменой, но это был его единственный шанс выжить до момента полного разоблачения. А там он постарается, чтобы его истинного не обнаружили раньше, нежели он успеет придумать, как сбежать от этих людей и вернутся домой. Умение пародировать чужой говор и манеры подвести его не должно. 

Интуиция до последнего говорила ему бежать прочь. Но до последнего отказываясь ей внимать, вопреки всему Новаковский продолжал идти вперед, приближаясь к лагерю, при виде которого к его горлу подступила тошнота.

На его появление никто не обратил внимание. Каждый был занят своим делом. С таким успехом он мог зайти сюда с гранатой в руках и подорвать себя вместе с ними, тем самым отомстив за погибших сослуживцев.
Ему повезло. Он успел присоединиться к вражескому отряду ровно в тот момент, когда проверив окрестности, но не обнаружив ничего подозрительного, они убирались прочь, возвращаясь обратно в «штаб», чтобы доложить начальству о выполненной задаче.

Проходя мимо неприятеля так близко, что при возможности он мог даже коснуться кого-то плечами, Егор старался не смотреть на убитых, чьи тела бесцеремонно обшаривал противник, забирая в качестве трофея ценные вещи. Кто-то ограничивался изъятием оружия и документов, кто-то раздевал тела до трусов, забирая с собой даже чужую обувь, лишь бы не возвращаться назад с пустыми руками.
 
Запах крови усилил неприятные ощущения. Новаковского начало мутить ещё сильнее. Вместо того, чтобы расстрелять этих людей из воображаемого гранатомета, ему хотелось хорошенько проблеваться. Но смутно сознавая, что сейчас не время изображать перед неприятелем беременную бабу в токсикозе, ему чудом удалось обуздать свои позывы к рвоте и взять себя в руки, когда один из примелькавшихся бойцов вдруг взмахнул рукой, приказывая остальным забираться на технику и убираться отсюда.

Переступив через очередной свой страх, Новаковский поплелся за ними,  занимая место среди тех, кто расстрелял его сослуживцев, а самого его наградили комплексом «выжившего».

Мелькавший то тут, то там непривычный и резавший слух акцент вызвали у него чувство ненависти, но понимая, что сейчас не время и не место для героических поступков, прижав к себе автомат, с которым не спешил расставаться, Новаковский молча следил за тем, как отчаливает их техника, увозя его вместе с остальными подальше от этого места.

Единственное, о чем он тогда не подозревал, как только перегруженная людьми техника наконец поехала прочь, оставляя позади собой трупы, так это то, что ненадолго придя в себя  после полученного тяжелого ранения, Мефодий ненадолго открыл глаза, прислушиваясь к звукам двигателя.

И последнее, что он запомнил перед тем навсегда их закрыть и отойти в мир иной, был проходивший мимо и облаченный во вражескую форму Новаковский, который садясь позже в технику с таким видом будто всю свою сознательную жизнь прослужил с этими людьми, покидая местность, не соизволил даже обернуться вслед своим сослуживцам, раз и навсегда перевернув для себя эту удивительную страницу.    

Книга 4. Глава 29

http://proza.ru/2023/12/18/892