Как я был сионистом

 

     За 25 лет работы наркологом Жовтневого  района Днепропетровска я перевидал тысячи пациентов. Подавляющее большинство их относилось ко мне с уважением, как и положено пациенту относиться к врачу, искренне желающему ему помочь. Считаю, что мне удавалось убедить многих из них в необходимости  лечения и полного воздержания от алкоголя. Со многими из таких длительно непьющих я поддерживал в дальнейшем нормальные отношения,  ненавязчиво подкрепляя в них уверенность в правильности их решения. И я никогда не чувствовал  с их стороны никаких антисемитских настроений. Но однажды я  всё-таки столкнулся с проявлением грубого антисемитизма со стороны   моего больного.
     Случилось это так. Как известно, после окончания лечения  больного в стационаре лечащий врач направляет своему коллеге в поликлинику краткую выписку из Истории Болезни.  И вот с какого-то времени я начал получать из Игреньской облпсихбольницы выписки  на больного Рябченко с несвойственным для лечащихся в психбольнице основным  диагнозом  «Цирроз печени». Удивлял и сам диагноз, и  то, что эти выписки шли не к терапевту,  как положено в таких случаях, а к наркологу. Получив  через 3-4 месяца вторую подобную выписку, я понял, что лечащие врачи  стационара из каких-то им понятных соображений ставят алкоголику так называемый «косметический» диагноз, но  всё равно ничего предпринимать не мог.   Брать этого больного на учёт, как это полагалось, мы не имели права из-за такого хитрого диагноза, а потому просто  до времени складировали эти выписки. После 5-го или 6-го стационирования это им (врачам ДОПБ) надоело, и лечащий врач  указал в выписке истинную причину госпитализации: «Хронический алкоголизм 2й стадии в форме запойного пьянства» и должность больного. Он оказался инструктором обкома партии. Теперь   при получении этой выписки мы уже на законных основаниях пригласили его на приём, и взяли на учёт, предварительно известив о такой крупной рыбе главврача Лидию Феодосиевну Кириченко.
     Мы посылали ему письма-приглашения, направляли к нему домой медсестру социальной помощи, но этот партайгеноссе  нас игнорировал и  по нашим приглашениям упорно не являлся. При очередном запое его жена позвонила мне сама, сказав, что он   никогда на приём не явится, так как алкоголиком себя не считает и страшно злится, получая наши «приглашения».  Она   попросила  меня посетить его на дому и уговорить лечиться.  Понятно было, что мой визит к нему будет воспринят с «восторгом», но делать было нечего. Он жил в ста метрах от диспансера, в центре города, недалеко от парка им. Шевченко. Приём не был тёплым. В постели лежал дородный мужчина с породистым злым лицом. Он  сразу же заявил, что он не пьёт, в моей помощи не нуждается, и просил оставить его в покое. Мои уговоры, подкреплённые выписками из Игреньской психбольницы, тоже не действовали. Он даже пообещал «разобраться» с врачом, поставившим ему истинный диагноз. Ушел я  от него, как говорят, не солоно хлебавши…Тогда я по просьбе его жены через пару дней  пришел с его высокопоставленным другом, зав. отделом из  нашего райкома партии, и мы все вместе уговорили его лечиться.  Он скрипел зубами, но согласился. После выписки он пришел  сам ко мне в кабинет с извинениями, заявил, что действительно он себя лучше чувствует после лечения, и больше пить не будет. К Новому Году прислал  мне  красивую поздравительную открытку, в которой высоко оценивал  меня, как врача, мою помощь. Я взаимно поздравил его по телефону, а открытку положил в стол.
     Прошло несколько месяцев обычной рутинной работы без происшествий. И вдруг как-то утром  звонит секретарь   главврача, просит меня зайти срочно к «шефине» с историей болезни больного Каменного. Мы с  моей бессменной на протяжении 25ти лет медсестрой  Клавдией Георгиевной  перерыли всю картотеку, но такого не нашли. «А в чём, собственно, дело - спросил я  у «главной», явившись доложить ей о результатах поиска таинственного "Каменного". Она протянула мне  направленное этим «каменным» в горздравотдел письмо, в котором меня обвиняли и в  низкой профессиональной подготовке, и в плохой лечебной помощи украинцам и указывали, что я стараюсь помочь только евреям, т. к. являюсь «сионистом». Смешно и страшно. В те времена такое обвинение могло иметь неприятные для меня последствия.  Я внимательно прочитал письмо, почерк   показался мне знакомым. Я попросил медсестру принести поздравительную открытку Рябченко, и через несколько минут   дал главврачу и  Новогоднюю открытку  и историю болезни этого больного.  Она сама сверила почерк, убедилась в идентичности, улыбнулась,  поняла, что это низкая месть. Тем более, что евреев с алкоголизмом у меня  на учёте были единицы.  А за хорошие показатели в работе, отсутствие жалоб и регулярное внедрение новых методов лечения я постоянно, ко всем праздникам получал «Грамоты». Впрочем, проводить  официально графологическую экспертизу и писать затем жалобу в Обком или заявление в суд о клевете она не советовала, да я и сам понимал всю абсурдность борьбы  «просто»-еврея с кадровым работником Обкома.
      Через полгода, когда наш наркокабинет уже перешел в подчинение  городской наркобольнице, меня как-то вызвал главврач Евгений Михайлович  Булгаков. «Почитай, что о тебе пишут!» И он протянул мне клевету того же «Каменного» в расширенном варианте и уже в облздравотдел. Пришлось  рассказать ему предысторию этой кляузы. Он посмеялся, сказал, что сам доложит в облздрав. Анонимки в тот период практически не разбирались.
      Но получилось так, что «Господин Случай», или сам Бог покарал мерзавца. Вскоре этот тип во время очередного запоя подрался с офицером милиции, нахамил ему, сорвал с него фуражку. Его арестовали,  сразу же уволили с работы, исключили из   партии. Мы получили запрос из нарсуда, как это практиковалось всегда при совершении преступлений «лицом, находящимся в состоянии опьянения».   И тут уж я  в выписке для суда раскатал его по полной программе.  Это было принято судом во внимание и он вместо "условного" наказания получил два года колонии. Через год он освободился  «по половинке» и с угрозами явился ко мне в кабинет. «Вы меня оклеветали перед судом, это из-за вас я попал в заключение!!! Я подам на вас в суд за клевету!!!». Было неприятно выслушивать всё это, но я не стал  с ним объясняться и обвинять его в  анонимной кляузе в мой адрес в прошлом. Я  только сказал, что он имеет право на меня жаловаться куда угодно, и что я не написал  по запросу суда ни слова неправды о нём. После его ухода  я позвонил его жене и рассказал  всё и  об истории с анонимкой и  о сегодняшних угрозах. Она  была в шоке, обещала поговорить с ним, удержать его от глупого шага. Она была приличным человеком и понимала, что анонимки, которые могут всплыть при разбирательстве ему дополнительно навредят. Тем более, что он уже не был ни инструктором обкома, ни членом партии.  Больше угроз не было,   он сломался и  в дальнейшем уже спокойно  посещал кабинет и лечился.
    Таким образом, я ещё раз убедился, что антисемитизм идёт «с головы».
 М.Г. 21.11.02