Настоящий янки или бей первым 5

 

Таверна «Ржавый якорь» в Нашвилле была заведением весьма и весьма популярным. Не то, чтобы старый прощелыга Фил имел какие-то преимущества из-за расположения кабака. Вовсе нет! Просто этот вольноотпущенный квартерон, заслуживший свободу спасением хозяина от неминуемой гибели,  поставил дело на широкую ногу. Городок Нашвилл от ближайшего моря находился почти в тысяче миль. А единственным  шансом на судоходство являлась река Камберленд, на которой он и располагался. Но это ровным счётом никого не смущало.
Хотя помещение было не столь уж и велико, всё вокруг дышало уютом, и везде прослеживался здравый смысл и порядок. Вывеску заведения на днях вновь, уж в который раз, выкрасили в голубой цвет, символизирующий море, а буро-ржавый якорь на этом фоне бросался в глаза самое малое за полмили. На окнах висели свежие салатные занавески, а пол, что уж совсем редкость для подобных заведений, не забыли  посыпать чистейшим песком.
Таверна имела две просторные двери, выходящие    на разные улицы; это позволяло при нужде легко проветрить комнаты. К тому же, несмотря на довольно-таки низкие потолки и постоянно висящие клубы табачного дыма, в помещениях почти всегда было относительно светло.

И то, что мы застали двух закадычных приятелей Фэнда и Бенни в «Ржавом якоре», вряд ли, хоть у кого-то вызовет удивление.   
Вынув золотой, Гледтон, с чувством собственного превосходства размахивал им перед носом трактирщика и заплетающимся языком бормотал.


– Так ты, бездельник, наконец-то изжаришь нам индейку? Одни мошенники кругом, сколько же я должен ждать тебя, пройдоха?
– Сейчас, господа, сейчас, уже несу, – засуетился Фил, боясь навлечь на себя гнев.
– Ты запомни, каналья, – уперев сжатый кулак в мускулистую грудь квартерона, начал важно поучать Гледтон,
– Бенни парень не промах! И если я говорю, что готов вести фрегат собственной судьбы сквозь бури и штормы даже к помосту виселицы, то значит, так оно и есть! А ты сомневаешься? Трактирщик расплылся в обаятельной улыбке, подтверждающей абсолютное, не оставляющее ни тени сомнения  доверие.
– Ладно, черномазый, – продолжил наставления вошедший во вкус Бен, – сразу видно парень ты ничего: и услужливый, и вежливый. Готовишь вкусно, да и платье, если понадобится, щёткой мастерски почистишь. Но для войны, чугунок нечищеный, как и вся ваша братия, ты совсем не годишься. Запомни, дружище. А говорю тебе это я, Бенджамин Гледтон!


– Я только выйду за угол, подожди здесь, – аппетитно отпрыгнув, прервал монолог Фэнди, –уж когда, мерзавцы, индейку эту, будь она неладна, принесут.
Он залпом вогнал в себя пару унций рома и, неуверенно ставя заплетающиеся ноги, побрёл к выходу.
– Все нормально дружок, – многозначительно произнёс Гледтон, устремив вверх указательный палец правой руки, а затем, сделав небольшую паузу, совсем уж не к месту добавил, – Боже храни короля!
Прилив верноподданнических чувств до того видно растравил грешную душу Бена, что он, схватив дрожащей рукой первую попавшуюся бутылку, наполнил до краёв чарку и, подняв её, вновь принялся упражняться в казуистике.
– Клянусь потрохами Спасителя, Фил, верно, поступает тот, кто держит язык за зубами! Вот, допустим, если тебе, ниггер, выбьют зубы за то, что распускаешь язык, а? Зубы жалко? Ну и дурак же ты! Подумай, приятель, где язык будешь прятать!
Расширившиеся зрачки квартерона говорили не только о его страстном желании осилить смысл сказанного, но и о том, что головоломка оказалась ему не по плечу. Довольный произведенным впечатлением, Бенни разразился хохотом, признаком не столько бескультурья, как искренности чувств, а затем совершенно неожиданно сменил тему.
– Хочу, Фил, выпить за твоё здоровье, ты хороший парень!

* * *

С трудом, выбравшись на свежий воздух, Фэнди испытал легкое головокружение, что, однако, никак не сказалось на его намерениях. Они были тверды и конкретны: наскоро оформив некоторые физиологические нужды, он собирался тут же вернуться назад.
Едва справившись с задачей, Уэсд ощутил возле виска что-то неприятно холодное. Как ни был пьян наш непоседа, ошибиться он не мог: в ухо упирался ствол пистолета.
Столь длительное пребывание Уэсда на белом свете, несмотря на просто преследующие его умопомрачительные приключения,   связано с наличием у Фэнди ряда природных качеств.
О себе он мог бы смело, хотя, как и всякий янки, с известным хвастовством, сказать:  «Я успею встать на заре, ограбить лавку ювелира на Манхэттене, и тоже самое проделать с почтовым дилижансом, следующим из Нью-Йорка в Филадельфию. Затем по дороге  содрать растительность с головы невесть откуда взявшегося краснокожего, отстрелить хвост у пролетающего в полутора сотнях шагов голубя и первой же шхуной отбыть в Бостон к тебе, дорогая!» Одним словом, было бы большой ошибкой полагать: не успей Фэнди освободить организм от избытка жидкости, сей процесс, пошёл бы самотеком. Ничего подобного, вы просто недооценили Фэнда Уэсда!


Твёрдо  зная, что пистолет в ухо просто так никто вставлять  не станет, медленно, не дай Бог сделать лишнее движение, он скосил глаза вправо. В поле зрения появился громадный, с головы до ног увешанный оружием индеец. Напротив громилы, нагло рассматривая Фэнда, стояло еще несколько таких же,  как две капли воды похожих на него воинов. Ничто в их одежде не указывало на принадлежность к какому-либо племени.
Уэсд тут же проникся уважением к этим, он сразу печёнкой почувствовал, очень серьёзным парням.
Они ужасно напоминали тех головорезов, которым он ровно  шесть лет назад по очень хорошей цене запродал партию ружей.
– Сколько человек в таверне? – с диким акцентом произнёс туземец.
– Трое, – как на исповеди выпалил Фэнд, четко понимая, что надо говорить правду и только правду. Ибо если индейские разведчики заподозрят его в отсутствии объективности или, что ничем не лучше, сообразительности, им придётся поискать нового информатора. А уж тут даже сам Уэсд, не поставил бы на собственную жизнь и дохлой мухи!
 Краснокожий оскалился, отчего его лицо, покрытое толстым слоем пугающей боевой раскраски, показалось Фэнду зловещим символом потустороннего мира. В тот миг, когда Уэсд уже почти уверовал в то, что ему удалось найти общий язык с дикарями, индеец  весьма добродушно дал ему дубинкой по затылку.

Очнувшись, Фэнд обнаружил, что находится рядом с каким-то навесом совсем недалеко от здоровенной бочки, из которой смрадно несло прогоркшим жиром. Вовсе не желая идти по стопам Диогена, надо всё же полагать, что в импровизированном жилище философа такого зловония не было, Фэнди на карачках пополз в противоположную сторону.
Он уже нащупал не то сено, не то солому и готов был возликовать, в феврале под утро  в Нашвилле далеко не жарко, но задел стопу ящиков, до того вполне мирно стоящих под навесом. Когда нестойкое сооружение рухнуло и завалило  торопыгу, у него уже не было ни сил, ни желания сопротивляться. Вскоре он даже смог отыскать кое-какие положительные моменты в сложившейся ситуации и тут же заснул.

* * *

Разбудил его барабанный бой.
– Пять шиллингов сразу и 150 акров самой лучшей земли немедленно после возвращения из похода, – задорно выкрикивал крепкий высокий  сержант, покрытый шрамами с ног до головы.
– Эй, приятель, ты, что там так разорался, – возмутился Фэнди, спросонья продирая глаза, с трудом расправляя затёкшие руки и ноги.
Мальчонка, дубасивший барабан, явно щеголяя своей новенькой военной формой, звонко выпалил
– Доблестная армия генерала Венса ждёт каждого, кто готов пролить кровь за интересы короля!
При этом он так ловко выбивал дробь, что монеты прыгали по натянутой коже, словно пятеро акробатов в Бостонском цирке.
– А с кем собрался воевать генерал? – послышался недоуменный сонный голос Бенджамина Гледтона, вылезающего из кучи соломы рядом с Фэнди.
– Пора всыпать по первое число краснокожим! – радостно отчеканил барабанщик
– Ну, это не по нам, – с тоской  зевнул Бен.
– Пять шиллингов  на барабан! – продолжал зазывать сержант.
– Подожди, Бенни! – плутовская улыбка тут же поселилась в самом центре густых зарослей, покрывающих лицо Фэнда.

Он уверенно направился к вербовщику. – Так ты говоришь, приятель, 150 акров?
– Да, но после окончания кампании!
– А шиллинги, я полагаю,  можно забрать прямо сейчас?
– О, в этом нет никаких сомнений!
– Ну, а что требуется от меня? – надвигаясь грудью на сержанта, спросил Уэсд.
– Записаться! Понимаешь, друг, я в этом несилен. Ты, пожалуй, сам нацарапай мое имя – Фэнд Уэсд.
–  Извините, сударь, Уэсд пишется через «ви» или через «вай».
– Ну, ты дока, милый! Уж как удобней, так и пиши, — равнодушно ответил новоиспеченный патриот, не отрывая глаз от блестящих на солнце монеток.
– Возьмите ваши деньги солдат и становитесь в строй! – ещё задолго до окончания фразы мускулистая рука Уэсда вихрем пронеслась над барабаном. Все пять монеток тут же  оказались прочно зажатыми в кулак!
Пожалуй, лишь мать, ринувшаяся спасать от верной смерти, свое  единственное чадо, могла бы быть расторопней. Снисходительно потрепав юношу по щеке, Фэнд добродушно добавил: «Ух, прохвост!»
Через пару мгновений наличные  появились и у Бена.

– Знаешь, Бенни, – задумчиво произнёс Фэнд, – пожалуй, не зря мудрый царь Соломон говорил, что «Благотворящий бедному даёт взаймы Господу, и он воздаст ему за благодеяния его».
– Ночью сбежим! – тут же самодовольно хихикнул Уэсд. И, неожиданно став серьёзным, тихо добавил. – Они все трупы, дружок, живые трупы. Краснокожие перережут их как свиней!
– Знаешь, Бенни, – волна воспоминаний захлестнула Фэнда, – а ведь моя покойная матушка никогда не признавала людей, употребляющих спиртное. Её также возмущало курение табака.
– Фэнди, – Бен тут же проникся искренней жалостью, – а почесаться тебе разрешалось?!
– А мне вот, Бенни, в голову   в последние дни все чаще слова кока Коллагена лезут, – призадумался Фэнд, – ну того покойничка, что попался на воровстве тогда на «Старом тюлене». Бочонок, на который его взгромоздили, был готов развалиться в любой миг. Бросили жребий, кому  выбивать помост из-под ног и выбор пал на меня.
А денёк выдался, и врагу не пожелаешь. Океан так раскачивал нашу посудину, что вода прямо поверх борта захлестывала на палубу, стекая по шпигатам. Небо с утра было хмурым, пасмурным, ветер пронизывал  до костей. Как вспомню, ну просто жуть!

Вешали кока на бизань-мачте; укрепили веревку на рее, смазали мылом петлю, чтобы быстрее затянулась. Хоть и пройдоха, пробу негде ставить, а всё-таки человек. Обступили парни Коллагена, все серьезные, слова лишнего никто не скажет. Ну а главное-то за мной.
И вот этот бестия, который одной ногой уже в могиле стоял, и говорит мне тихо так голосом загробным: «Уэсд,  каждому  может выпасть  час, когда живой позавидует мёртвому». Не понял я тогда его, молод  был и удачлив. Своя рубашка, она к телу всегда ближе.
И дал я тут же со всего размаху по бочонку этому рассохшемуся, а он, смотри, и рассыпался как карточный домик. Раз и нету Коллагена!

Фэнд машинально потянулся за трубкой. Осознав, что её сперли краснокожие и давно уж, видно, мошенники извели весь запас доброго вирджинского табаку, Уэсд ощутил болезненную потребность исповедаться до конца.
– Ох, Бенни, где я только не скитался, жизнь меня мотала и бросала. И испанские галеоны на дно пускал, и в пенсильванских лесах скальпами промышлял, и негров из Гвинеи в Джорджию доставлял. В общем, всего повидал. Но одно я усвоил крепко: не случалось еще в жизни такого, чтобы от добродетели человеку ну хоть какой-то прок был.
 Не подрядись мы тогда подсобить дикарям с  ружьями, не пришлось бы генералу по всем колониям парней в поход собирать. Ну да что это я, Бенни, кто не успел, тот опоздал!