Буйвол

В тот год, когда это случилось, я работал помощником машиниста электровоза в локомотивном депо на станции Красный Узел. Стоял конец декабря. Я, как и вся страна, готовился к встрече нового года и ещё не знал, что во внеплановом рейсе едва не произойдёт катастрофа, после которой в новый год страна могла войти уже без меня.

Поясню, что моя должность является самой низкой во всём депо. Мои задачи довольно примитивны: лёд сбивать с ходовой части, масло вытирать, гонять чаи с машинистом в кабине да развлекать его разговорами, чтобы он не уснул во время рейса. Но все с чего-то начинают, а мне грех жаловаться: только начал работу, и сразу прислали на такую крупную станцию. А могли закинуть на промбазу, на одиночный путь, где бы я катался на тепловозе с двумя вагонами по обоим концам, который ездит туда-сюда, развозя щебёнку. К тому же машинист у меня – золотой мужик. Ему уже под шестьдесят, нашу работу и локомотив во всём депо никто не знал, как он. И, несмотря на такую пропасть в возрасте, мы отлично сработались, или, точнее сказать, скатались. Чтоб сразу после практики приписали к такому матёрому наставнику – это тоже большая удача.

В тот вечер я после сытного ужина сидел в своей комнате, разомлевший, умиротворённый и жизнью довольный. Сидел с гитарой, перебирал лады и напевал что-то вроде: «Снег идёт по дворам, по домам – Рождество…» На календаре действительно был сочельник, только не российский, а западный – двадцать четвёртое декабря. От этого занятия меня отвлёк звонок мобильника. На дисплее высветился номер нашего ТЧЭ. Этим кодом на железной дороге обозначается начальник локомотивного депо. У нас вообще вся структура построена так, будто мы готовимся к войне. К примеру, начальник вагонного депо у нас зовётся ВЧД, начальник станции – ДС, ну и всё в таком духе.

Настроение вмиг испортилось. Этот звонок мог означать лишь одно: меня хотят дёрнуть на работу в законный выходной. То есть в рейс. Других причин, чтобы лично ТЧЭ снизошёл до звонка помощнику машиниста, не существует. Игнорировать звонки нет смысла: будут звонить снова и снова, а после, на очередном разборе, по шапке настучат и отношение в дальнейшем будет соответствующее… Пришлось ответить.

– Радченко, ты дома? – начальство всегда коверкает мою фамилию, лишая её последней буквы, но давно привык и не поправляю. – Надо сегодня с Биволом в рейс сходить. Давай собирайся, к полседьмому приходи в депо на инструктаж.

– Вадим Саныч, я только со смены, – пробовал я канючить.

– А мне кого отправлять?! – тут же взорвался ТЧЭ, приправляя этот риторический вопрос армейскими матюками. – Учайкин, в рот его, тоже после смены и опять наклюкался, сука! Только на тебя надежда! Надо, Радченко, понимаешь это слово? Надо, нах! Тебе это зачтётся, молодой, твою семь-восемь!

Последняя фраза служила мотивацией, ведь наш ТЧЭ слов на ветер не бросал. В ближайшие годы мой машинист уйдёт на пенсию, и от того, как я себя покажу, зависело, дадут мне машину в том же депо, оставят на побегушках или ушлют к чёрту на рога. Я глянул в интернете прогноз погоды и стал собираться.

Хитрозадый Учайкин не «наклюкался», а попросту после смены принял сто грамм или вовсе выпил пивка. Он всегда так делал, чтобы его не услали в неожиданный рейс. Я вообще не пил ничего крепче чая, а непьющий железнодорожник – ценный кадр. Я не имел семьи и детей, ни разу не брал больничный – словом, у меня не было уважительных отмазок, и начальство этим пользовалось. К тому же я ещё не заматерел и не умел деликатно это начальство посылать.

Игорь Бивол – самый молодой машинист в депо, ему ещё и тридцати нет. Всё рабочее окружение называло его Буйволом. Самое смешное, что с молдавского его фамилия так и переводится, о чём мужики даже не подозревали. До сегодняшнего рейса я думал, что под такой кличкой Буйвол ходит сугубо из-за созвучной фамилии, но впоследствии убедился, что дело не только в ней. Это животное и вправду подходило для него в качестве тотема. Сам я с Буйволом только здоровался и близко знаком не был. А сегодня мне предстояло выйти с ним в рейс, сменив по какой-то причине его помощника. Я знал, что, в отличие от моего машиниста, Буйвол угрюм и малоразговорчив. Но это не надменность, он просто сам по себе такой. Ему нравится быть погружённым в собственные мысли, и он не нуждается в том, чтобы кто-то в дороге развлекал беседой. Такой точно не уснёт: ответственный и надёжный тип.

После предрейсового осмотра и инструктажа мы с Буйволом пошли получать машину. Через полчаса на Красный Узел прибудет пассажирский, нас к нему прицепят, и мы потянем его до Самары. Там нас, как обычно, сменит другая бригада. Возможно, в самарской комнате отдыха локомотивных бригад нам выделят по койке, тогда поспим перед выездом в обратный путь. А может, и не дадут. Тогда придётся сразу двинуть обратно и по прибытии на Красный Узел без отдыха заступить на смену уже с моим машинистом. Ну ничего, я привычный…

Мы с Буйволом заступили и начали работать. Вокзальная суета Красного Узла осталась далеко позади. Наша машина неслась по рельсам через смешанные леса на восток и тянула за собой тринадцать пассажирских вагонов с четырнадцатым – рестораном посредине состава. В свете фар кружился лёгкий снежок над уходящей в ночную неизвестность стальной магистралью. Изредка кромешную тьму декабрьской ночи прорезали огни небольших деревень, а локомотив, как водится, отдавал длинные пронзительные сигналы, нарушая их покой. Буйвол, по своему обыкновению, помалкивал и покуривал, аккуратно стряхивая пепел в баночку. Он позволял себе курить прямо в кабине, хотя мой машинист это не разрешал ни себе, ни другим. Правда, мне его запрет был до лампочки, поскольку я и табачной зависимостью не страдал. Сам я неспешно потягивал чаёк с лимоном и тоже размышлял о чём-то своём.

После Умаровки проехали ещё с километр и остановились: далеко во тьме виднелся ярко-красный сигнал светофора. На перегоне за Умаровкой начиналась одноколейка, и наш состав был задержан, чтобы пропустить московский. Мы всегда на этом участке пропускали фирменные скорые московские поезда. Буйвол затянул тормоз, закинул ноги на пульт и прикрыл уставшие глаза, а меня отправил в ночную зимнюю тишь на осмотр ходовой. Я послушно оделся, взял фонарик, молоток, рукавицы и спрыгнул в неглубокий снег.

На улице я первым делом решил отойти по нужде, поскольку полтермоса чая уже давали о себе знать. У нас считается дурным тоном мочиться рядом с машиной, да и окна первого вагона были недалеко. Хоть и тьма непроглядная за окном, но всё же… Положив молоток на ступеньку, я, высвечивая себе удобную тропку, стал спускаться с насыпи в лесную чащу. Декабрь в тот год стоял малоснежный, а ботинки у меня были высокие, и я не боялся утопнуть в сугробах.

Я уже хотел возвращаться и приступить к осмотру, но вид, открывшийся вокруг, заворожил меня. Ночь не была морозной, градусов пять от силы. В полном безветрии опускался на землю редкий снег, вокруг стояли могучие запорошенные сосны и голые берёзы, чернело декабрьское небо, а надо мной величавым железным монстром возвышался наш поезд, огни которого растянулись на добрые полкилометра пути. Вспомнилась знаменитая праздничная реклама кока-колы с колонной сверкающих гирляндами красных грузовиков, пробиравшихся нарядной вереницей сквозь рождественскую вьюгу. Здесь, на этом пикете, передо мной тоже раскинулась настоящая зимняя сказка.

Я пообещал себе, что в ближайший выходной возьму лыжи, сяду в электричку и сойду точно на таком же диком перегоне. Желательно там, где не работает мобильная связь, чтобы уж наверняка наш ТЧЭ не смог достать меня и потребовать вновь кого-то подменить. В предстоящие праздники я буду из тех немногих, кто не с перманентного бодуна, и начальство наберёт мой номер первым делом. А я уйду далеко и надолго, чтобы встретить точно такую же зимнюю ночь, как сейчас, но уже не на работе. Если повезёт, увижу какую-нибудь добрую живность, например зайца. Если не повезёт, то встречу злую живность – волка. Хотя вероятность столкнуться нос к носу с этим зверем ничтожна, поскольку он весьма чуткий и осторожный…

Подбадривая себя этими мыслями и предвкушая осуществление этих праздничных планов, я поднялся обратно и обошёл машину со всех сторон – ходовая была в норме. Я не спешил в кабину: шум поезда, который мы пропускаем, ещё не был слышен, а насидеться я всегда успею. У меня в кармане был мандарин. Я достал его и начал чистить, бросая ароматную корку в снег. Цитрусовые помогают бороться со сном лучше кофе. Мне этот способ один дальнобойщик подсказал. Я и чай в рейсе всегда пью с лимоном, непременно достаю толстое жёлтое колечко и, зажмурившись, съедаю его для бодрости. Пока смаковал мандарин по долькам, послышались гудки приближающегося состава, а вскоре по ту сторону нашего, стуча колёсами, на запад пронёсся московский. Я дождался, пока красный сигнал сменится зелёным, после чего вскочил на подножку и зашёл в кабину.

Мы заняли однопутную колею и уже набрали скорость, как вдруг по радиосвязи донёсся взволнованный женский голос диспетчера:

– Поезд 47-03! Вы куда поехали?! Немедленно остановитесь! Впереди пассажирский 270! Машинист поезда 47-03, вы слышите?! Срочно остановитесь!

Мы с Буйволом недоумённо переглянулись.  270 – это наш поезд, а 47-03 – грузовой, который незадолго до нас диспетчер встречала на станции, где путь раздваивается. Он двигался нам навстречу, на запад. Он должен был остановиться и ждать, пока пройдёт наш, пассажирский. Должен был, но не остановился. Машинист по непонятной причине проигнорировал сигнал, поезд срезал путевую стрелку, набрал скорость и нёсся сейчас навстречу поезду № 270, которым управлял Буйвол.

Диспетчер всё ещё тщетно пыталась связаться с машинистом грузового, однако он не отвечал. Стали делать запрос на ближайшие станции:

– ДС Умаровка, вы слышите?! Что происходит, почему 47-03 поехал?

– Откуда я знаю? – донёсся другой женский голос со станции Умаровка. – Я на другом конце перегона! Запрашивайте Костариху, кто его пропустил?!

– ДС Костариха, ответьте!..

Со станции Костариха тоже ничего внятного по этому поводу не ответили. Тогда диспетчер сообщила машинисту поезда 270, то есть Буйволу, то, о чём мы оба и так уже знали: нам навстречу, в лоб, несётся неуправляемый поезд. Принимайте, мол, меры.

Когда диспетчер подняла тревогу, дистанция между двумя поездами была примерно два-три километра. Кажущееся приличным расстояние на самом деле было крошечным, поскольку оно с каждой секундой неуклонно сокращалось и не оставляло ни минуты не раздумья.

– Отцепляй локомотив и закрепляй состав! – скомандовал мне Буйвол.

Я понял, что он хочет сделать, поскольку знал инструкцию на такой случай. Нашей задачей было первым делом отсечь вагоны с пассажирами, а затем двинуть электровоз навстречу грузовому, чтобы создать ему барьер. Иными словами, Буйвол должен был принять удар на себя, чтобы спасти пассажиров. Но инструкцию написать легко, а вот воплотить её в жизнь порой нереально.

– Игорь, я никогда не отцеплял локомотив на скорости, – развёл руками я.

– Думаешь, я отцеплял? – машинист сбросил скорость до минимума. – Пошли пробовать, других вариантов нет, зёма!

Снижение скорости позволило нам поймать момент сжатия вагонов. На растянутом составе мы бы точно ничего не смогли сделать. Поскольку наш электровоз был под напряжением, рычаг расцепления был неподвижен, как плита, которую пытался сдвинуть библейский Самсон, лишённый силы после стрижки волос. Мы вдвоём, пыхтя и доведя себя до седьмого пота, с помощью лома всё же сдвинули этот рычаг. Практически одновременно Буйвол расцепил тормозной шланг. Всё! Я думал в тот момент, что сейчас произойдёт нечто страшное: либо взрыв, либо резкая остановка с паданием всех пассажиров в вагонах со своих полок, либо нас обоих убьёт током, либо выкинет на рельсы… Но мы это сделали. Более того, пока ещё были живы и способны к продолжению активных действий.

Машинист убежал в кабину, чтобы вновь набрать скорость осиротевшего локомотива с целью как можно дальше оторваться от вагонов с пассажирами. Ведь нам навстречу пёр грузовой, у которого вагонов шестьдесят за тягой, а среди них, возможно, и цистерны с горючими смесями или сжиженным газом. Что произойдёт при таком крушении, страшно представить. Люди в вагонах спали, отдыхали, читали, разговаривали, сидели в ресторане… Мужчины, женщины, дети, старики, проводники, работники ресторана – все они даже не подозревали, что сейчас могло с ними случиться, но не случилось благодаря оперативности и расторопности Буйвола. Сейчас он тоже не зевал и изо всех сил посылал тревожные гудки встречному грузовому поезду.

А я видел, как оторванные вагоны отстали от нас. Поздно вспомнил, что Буйвол мне приказал закрепить состав. А это значило, что я должен был спрыгнуть с локомотива, на ходу залезть в головной вагон и с помощью ручного тормоза остановить идущий по инерции состав, после чего выйти и подложить под колёса башмаки. Но я этого не сделал, поскольку помогал машинисту, и в суматохе мы забыли об этом. Но ничего, дорога не шла под уклон, и лишённый тяги состав остановится сам по себе. А дальше о нём позаботится начальник поезда или первый проводник, обнаруживший ЧП.

– Ты ещё здесь? – удивлённо обернулся Буйвол, когда я зашёл в кабину.

Он продолжал подавать звуковые и световые сигналы, поскольку радиосвязь так и не смогла достучаться до машиниста грузового поезда, летящего нам навстречу.

– Мне что, на скорости прыгать?

– Нет, мля, специально для тебя сейчас остановку сделаю! Надо было прыгать, когда мы состав отсекли, Андрюха! Скорость-то была маленькой! А теперь десантируйся как хочешь! Мне надо как можно дальше машину от вагонов отвести, понимаешь? Поэтому я уже не могу скидывать скорость.

Я понимал его. После лобового столкновения грузовой всеми своими сотнями тонн упрётся в созданный Буйволом барьер и сколько-то протащит нашу машину по путям, покуда полностью не остановится. И задачей было увеличить дистанцию так, чтобы грузовой не дотащил наш электровоз до отставших пассажирских вагонов.

Однако после крушения, кроме бесформенной груды металла, в покорёженных электровозах будут погребены люди. Пока ещё живые люди. Машинист грузового и его помощник, Буйвол и… Я?

В теории я знал, как сигануть с поезда на скорости. Но, во-первых, прыгать нужно с задней подножки, а не с боковой. А с электровоза можно спрыгнуть только сбоку. Во-вторых, не лицом к убегающему из-под колёс пути, а спиной. Сгруппировавшись, прыгнуть и погасить инерцию бегом, кувырком или на худой конец, падением на шпалы. Но болтать легко, а сделать это, когда под ногами проносится зияющая белая бездна под зловещей чернотой ночи, да без должной подготовки… Воображение рисовало мрачные картины: я неудачно падаю, ломаю ключицу или ногу. Либо бьюсь головой, теряю сознание и остаюсь лежать на снегу. Смерть от переохлаждения. Ещё из леса могут выйти волки и разорвать беспомощного меня, который даже палку с земли поднять не способен…

Инстинкт самосохранения требовал прыжка, предпочитая гипотетическую травму гарантированной гибели в результате крушения. Но то ли русское авось, то ли умирающая в последнюю очередь надежда удерживали меня от этого. А может, крушение и не произойдёт? Зря тогда покалечусь. Что там случилось в кабине грузового поезда? Не могло же обоим одновременно сделаться плохо, не мог у двоих одномоментно случиться сердечный приступ, не могли же они напиться, в конце концов. Даже если они там меж собой подрались, хоть один должен очнуться, услышать сигнал тревоги и нажать на экстренный тормоз, сыпанув песка под колёсные пары. Просто потому, что так в жизни не бывает! Чтобы на такой работе, на столь ответственном участке пути, в кабине тяги такой чудовищной махины оказались два раздолбая!

Я решил не бросать Буйвола, а там чему быть, тому не миновать. Когда столкновение будет неизбежным, мы с ним оба должны прыгнуть с боковой подножки и кубарем укатиться с насыпи. Пусть мы угодим на пень, корягу или камень, пусть покалечимся, но либо мы оба выживаем, либо оба остаёмся здесь…

Многотонная смерть уже была в зоне видимости. Буйвол не переставал гудеть и светить. Мы с ним уже готовы были покинуть локомотив, договорившись, кто прыгнет первым, как вдруг услышали громкий скрип экстренного тормоза. Бригада грузового поезда всё-таки услышала сигналы, увидела бьющий им в лицо свет наших фар и сигнальных огней и остановила состав метров за сто до столкновения. Ещё не веря в происходящее, я фамильярно хлопнул Буйвола по плечу на радостях, но он, не обратив внимания, бросился в кабину грузового, думая, что с коллегами приключилась какая-то беда.

Они оба были живыми и здоровыми, но заспанными. Оказалось, они попросту заснули и ничего не слышали до последнего момента. К тому же они поставили перемычку на автостоп, в результате чего он не сработал и поезд залетел на одноколейку нам навстречу.

В ту ночь по тревоге были подняты и привезены на место все, кто хоть как-то ответственен за этот перегон. Начальник дистанции пути, начальники станций Умаровка и Костариха, тяга, вагонники, электроснабжение, дирекция управления движением, безопасность и служба охраны труда… Приехали даже оперативники из Управления ФСБ, которые отрабатывали версию теракта с захватом поезда. Грузовой оттянули на запасной путь, и мы потянули наш пассажирский дальше по маршруту, нагоняя в пути график, чтобы прибыть без существенных опозданий…

Виновную локомотивную бригаду уволили. Машинист и его помощник в канун Нового года остались без работы и без профессии, опыт которой наращивали годами. Хотя всё наше депо было на их стороне. Мы-то прекрасно понимали, что к этому привели ненормальный график, вечный недосып и переработки сверх разумного.

Буйвола поощрили – выдали премию в размере оклада. Тоже аккурат к Новому году. О нём также написали в газетах «Гудок» и «Волжская магистраль». Статья на полстраницы под заголовком «Подвиг машиниста» и фотографией Буйвола в кабине его машины. О его помощнике, понятное дело, в заметке ни слова. Да и не был я ему штатным помощником. В том рейсе я просто подменял другого.

Вот тогда я и понял окончательно, почему он Буйвол. Упрямо попёр на рожон, на зверя гораздо больше, сильнее и опаснее, чем он. Я бы сказал, на самого царя зверей, если сравнивать дорожную инфраструктуру и хозяйство с джунглями. И шёл до конца, зная, что шансов выжить немного. После этого случая я по-настоящему зауважал его.