Сердобольная санитарка

«Сердобольная» санитарка

В 1985 году я проходила курсы повышения квалификации на кафедре врачебно-трудовой экспертизы Белорусского государственного института усовершенствования врачей (ныне – кафедра медицинской экспертизы и реабилитации Белорусской медицинской академии последипломного образования).

Хорошее впечатление на курсантов произвело знакомство с преподавателями-экспертами и заведующим кафедрой Леонорой Семёновной Гиткиной.

Известный белорусский невролог, доктор медицинских наук, профессор, заслуженный врач Республики Беларусь, прочитала двухчасовую вводную лекцию, не пользуясь никакими записями. Ответила на несколько заковыристых вопросов слушателей, представляющих врачебное сословие примерно половины республик Советского Союза.

Сухой специализированный материал Леонора Семёновна дополняла интересными случаями из своей многолетней врачебной практики.

На одном из семинаров профессор коснулась вопросов страховой медицины, о которой в то время в Советском Союзе мало кто знал. Конечно, существовало страхование от несчастных случаев, однако не припомню, чтобы им широко пользовалось население страны. Что и понятно: ещё в 1936 году Конституцией СССР было закреплено право на оказание гражданам страны бесплатной квалифицированной медицинской помощи.

Докладывая слушателям основные принципы осуществления медицинского страхования, заведующий кафедрой отметила, что с внедрением в стране обязательного страхования будут очень востребованы врачи-эксперты.

Заметив недоумевающие взгляды курсантов, профессор пояснила:

– В первую очередь, чтобы определить состояние здоровья страхуемого индивида, а во вторую – в связи с необходимостью проведения независимой экспертизы качества оказания медицинской помощи пациенту.

Переждав возникший в аудитории шумок, лектор продолжила:

– Вы же не будете отрицать, коллеги, что врач-эксперт должен, хотя бы в общих чертах, владеть знаниями в области основных врачебных специальностей: терапии, хирургии, педиатрии, психиатрии …

– Психиатрия-то зачем? Ведь медицинская помощь данному контингенту оказывается в специализированных учреждениях, большей частью, закрытых? – засомневался один из курсантов.
 
– А первичная диагностика отклонений в психическом здоровье кем осуществляется? – вопросом на вопрос ответила профессор. – Специалистами общей лечебной сети, то есть, вами, уважаемые коллеги!

На первых же занятиях преподаватели предупредили слушателей, что по окончании учёбы предстоит сдача зачёта по пройденному материалу.

Незаметно пролетели полуторамесячные курсы. В аудитории – группа слушателей в ожидании коллектива кафедры.

– Не опозориться бы перед коллегами, – думала я, лихорадочно перелистывая страницы конспектов.

 Сотрудники кафедры зашли в лекционный зал и расположились за столом.

– О-о, коллеги, вы всё ещё повторяете материал, словно студенты перед экзаменом! Отложите конспекты и книги, мы с вами просто побеседуем, – объявила заведующий кафедрой.

Аудитория облегчённо выдохнула. Слушатели рассказали интересные истории из своей практики, обменялись мнениями относительно методики преподавания дисциплины и поблагодарили сотрудников за полученные в процессе обучения знания.

– Ну вот, совсем другое дело! Теперь я вижу перед собой опытных специалистов, которые оценивают даже качество донесения до них информации преподавателями. Я всегда знала, что врачи-эксперты – элита медицины! – пошутила профессор.

Выражение «элита медицины» я услышала, но пропустила мимо ушей; ко мне, заведующему терапевтическим отделением поликлиники, оно не относилось.

О врачебной «прослойке – элите медицины» я вспомнила через несколько лет, работая заместителем главного врача по экспертизе временной нетрудоспособности Барановичской городской больницы.

Должностной инструкцией заместителя-эксперта предписывалось исполнение им обязанностей заместителя главного врача по амбулаторно-поликлиническому разделу работы на время его отсутствия.

По роду своей деятельности заместитель главного врача по экспертизе временной нетрудоспособности (так называлась должность в восьмидесятых-начале девяностых годов) взаимодействует только с пациентом и врачом; в редких случаях – с медицинской сестрой. Заместитель же по амбулаторно-поликлиническому разделу отвечает за организацию работы всех структурных отделений поликлиники, включая здравпункты промышленных предприятий. Он постоянно контактирует с врачами, средним и младшим медицинским персоналом, водителями, подсобными рабочими, дворниками, обеспечивая устойчивое функционирование лечебного учреждения.

С врачами и медицинскими сёстрами семиэтажной поликлиники, в зоне деятельности которой проживало сто девятнадцать тысяч человек, серьезных вопросов в плане их управляемости не возникало. А вот на работу младшего медицинского персонала и работников вспомогательных служб, нередко появлялись жалобы как медиков, так и посетителей поликлиники.

Даже незначительные претензии пациентов или коллег требовали времени для их расследования. Я не раз вспоминала давнее утверждение профессора об «элитарности» врачей-экспертов: им, по крайней мере, не приходится разбираться с качеством мытья полов и чистки санитарной техники в лечебном учреждении!

Случай, имевший место во время отпуска заместителя главного врача по поликлинической работе, зародил у меня сомнения в объективности высказывания лучшего эксперта Белоруссии в отношении элиты здравоохранения.

Примерно в половине девятого утра третьего дня моего «единовластия» раздался робкий стук в дверь кабинета.

После ответа: «Да, входите!», в помещение вошла тридцати-тридцатипятилетняя женщина в белом халате, выглядевшая огорчённой. Представилась санитаркой рентгенологического отделения А. и, теребя в руках носовой платок, произнесла:

– У меня дедушка умер, отпустите, пожалуйста, на похороны.

Выразив женщине соболезнование, разрешила ей уйти с работы.

Поблагодарив, сотрудница ушла.

Через четыре дня ситуация повторилась; у мужа санитарки умерла бабушка.

Посочувствовав молодой женщине, отпустила её с работы.

– Мор, что ли, напал на эту семью, одни похороны за другими, – сочувственно подумала я.

На следующей неделе моровое поветрие переключилось на более молодых членов семьи: «умерли» двоюродный дядя санитарки и «любимая» двоюродная тётя её мужа.

Я привыкла доверять людям, тем более – своим коллегам, и ни разу не попросила предъявить документ, подтверждающий факт смерти родственника.

После четвёртых за две недели «похорон» я поинтересовалась у руководителя структурного подразделения, что происходит в семье А., члены которой «мрут, как мухи» по образному выражению Фёдора Достоевского?

– Почему в семье? – удивился заведующий отделением.

– Дедушка, бабушка, двоюродные дядя и тётя, – напомнила я доктору.

– Всё правильно: дедушка, бабушка, дядя, тётя … Но не родные и не двоюродные, а просто жители деревни N., откуда родом наша сотрудница А.  Уж и не знаю, по какой причине она так стремится проводить в последний путь всех умерших земляков, – просветил меня рентгенолог.

– Вот тебе и «элита медицины», санитарка вокруг пальца обвела, – мысленно распекала я себя.

Очередное посещение непрофессиональной «плакальщицы» было вызвано «смертью» крёстной матери мужа.

Выслушав «легенду» изображавшей горе санитарки, бездушным тоном законченного бюрократа, я произнесла:

– Так возьмите отпуск без содержания на неделю, да и похороните всех сразу!

После моего «гуманистичного» совета визиты санитарки прекратились.

Видать, без участия в погребальном обряде «сердобольной» землячки, в деревне N. «Никто не хотел умирать».