От тюрьмы не зарекайся...

 

   После окончания в 1962м году  Донецкого мединститута я до 1999 года работал в медицине. Медики, как и учителя, и другие работники социальной сферы,   не участвовавшие  непосредственно  в    строительстве   социализма,   являлись для советской власти как бы нахлебниками-паразитами, без которых всё же нельзя было  обойтись. Поэтому мы, врачи, относились к категории служащих, которые  жили   на те крохи, которое государство   было вынуждено  нам выделять.
Медицина и народное образование  в тот период, как известно, были  условно бесплатными. При этом общий доход медиков, как и   учителей и инженеров в разы уступала доходам парикмахеров, продавцов и прочих таксистов, имевших внушительный «приварок» к   своей символической зарплате. А так как большинству людей  всегда  хотелось жить немного лучше, среди врачей и учителей  были широко распространены взятки и поборы. Практически все плановые операции в больницах  проводились «по договорённости» с врачами и за заранее оговоренную сумму «гонорара». Значительная часть «листов нетрудоспособности», именуемых в народе «больничными листами»  тоже продавалась нечистоплотными  врачами людям, совершившим прогулы, или просто решившим немного увеличить период отпуска. Был даже такой анекдот о больном, приклеившем к заднице 10 рублей и получившим «больничный лист» с диагнозом «обострение геморроя».
    Однажды на военных сборах я случайно стал свидетелем разговора двух врачей-травматологов. Один из них с радостью сообщил другому  о том, что их отделение получило недавно  более современную аппаратуру, и это позволит  врачам  значительно увеличить поборы с клиентов и их родственников. Второй с сожалением отметил, что их отделение пока  работает со старой аппаратурой со всем отсюда вытекающим. Меня, молодого врача, этот разговор тогда слегка шокировал.  И я наивно подумал, что этим нарушителям «клятвы Гиппократа» не место в медицине.
Я  считал, что, если врач принимает от больных деньги и ценные подарки, то он при этом попадает в зависимость от этих пациентов, которые его как бы купили. 
Я не имел в виду коробки конфет, или бутылки коньяка, которые нередко презентовались  врачам благодарными клиентами после окончания успешного лечения.  Эта святая традиция с многовековым стажем никем не оспаривалась.
    У меня в период работы в Днепропетровском психоневрологическом диспансере  был случай, когда мать одного пациента пыталась всучить мне красивые наручные часы. Я сказал ей тогда, что и без  этих часов сделаю для её сына всё возможное, и доложил о происшествии главврачу. Она в ответ спокойно сказала мне: «мог бы и взять».  Несколько раз мне приходилось возвращать  почтовыми переводами   «забытые» пациентами на моём рабочем столе конверты с деньгами, оплачивая из своего кармана стоимость перевода денег.  И эти пациенты переставали обращаться ко мне, ошибочно  считая, что без взятки я не буду старателен при их лечении.
Напоминаю, что я жил и работал в период тотального дефицита и низких зарплат. Как поступал в этой ситуации я? Среди моих пациентов был мясник,  у которого я мог заказать качественное мясо, были заведующие столовыми и магазинами, которые могли  к празднику порадовать меня шпротами-сайрой-гречкой-сухой колбасой, но, я всегда расплачивался с ними.  Иногда с подачи своих высокопоставленных пациентов  я  даже «отоваривался» в ресторане обкомовской гостиницы,  или продкомбинате шинного завода.  Это не было криминалом.
    Году примерно в 1985м советская власть решила навести железный порядок в советской медицине. Как-то  некрасиво, как грязное пятно на белоснежной простыни,  выглядела  в период завершения строительства «развитого социализма» и перехода к коммунизму  «бесплатная медицина» со взятками и поборами.  И  райотделы милиции начали    рьяно соревноваться в выявлении врачей-взяточников. Это было непросто, так как больные обычно не выдавали своих спасителей-врачей. Поэтому  выявление хапуг происходило случайно. Так, в одной медсанчасти два врача вынудили больного алкоголизмом  заплатить им за справку о том, что тот якобы из-за плохого самочувствия при проведении лечения совершил прогул.  Администрация предприятия  не поверила справке и наказала его за прогулы. Тогда этот больной потребовал от врачей возврата денег. Те заартачились. Ведь отдавать всегда тяжелее, чем брать. Тогда родственники пациента обратились с жалобой к главврачу. Тот, хотя  и сам был не чист на руку,   решил не спускать дело на тормозах, и послал донос в прокуратуру. Этих двух жадных дурррр  сразу арестовали и заперли до суда в следственном изоляторе при городской тюрьме. Потом их несколько месяцев  долго и нудно     допрашивали «добрые» и «злые» следователи, предлагая рассказать о всех  случаях  поборов  и взяточничества. Затем был суд. Их приговорили к 8ми годам лишения свободы, но,  областной суд снизил срок до 4х лет. Они отсидели по два года, были отпущены «по половинке», и  после выхода на свободу продолжили работу в медицине, правда, в других учреждениях.
    Второй  известный мне случай был посложнее. Не все знают, что у наркоманов, употребляющих опиаты, происходит довольно быстрое привыкание к принимаемой дозе, вследствие чего для получения «кайфа» дозу постепенно  приходится увеличивать. А это значит, что и стоимость получения «кайфа» сильно возрастает. Поэтому наркоманы время от времени «спрыгивают» с дозы, после чего кайф снова на какое-то время достигается небольшой дозой «зелья». Но, вот беда -  «спрыгивание» сопровождается т. н. абстинентным синдромом, именуемым наркоманами  «ломкой» -  в течение нескольких дней  организм наркомана испытывает крайне неприятные ощущения: боли в костях и мышцах, бессонницу, нервное напряжение и пр. Это состояние для многих настолько тягостно, что они не выдерживают, и бросаются на поиск наркотиков, не дождавшись конца «ломки». За пару лет до упомянутой выше  «операции «медицина»  в областной психбольнице Днепропетровска  кем-то был предложен метод снятия абстиненции методом гемосорбции. При этом с помощью специальной аппаратуры кровь больного перекачивалась  через угольные фильтры. Дополнительно  больному вводились внутривенно различные успокоительные и обезболивающие препараты.   Этим сглаживалась симптоматика «ломки». Но, на  этом  зачастую лечение останавливалось, и наркоман выписывался из больницы «омоложенным», но, недолеченым. Скорее всего,   вся эта методика была придумана не для  оказания эффективной помощи больным, а для обогащения группки  из нескольких врачей.  Слухи о том, что в областной психбольнице можно методом гемосорбции безболезнено  «спрыгнуть» с дозы,   быстро распространились среди наркоманов. Они начали требовать от амбулаторных наркологов направления на лечение именно в эту психбольницу,  хотя в областном наркодиспансере имелось два своих отделения для лечения наркоманов  на пос. Лоцкаменка. Ну а так как областная больница формально была предназначена для лечения больных из сельских районов области, то там отказывались госпитализировать городских жителей. Исключение делалось только для тех, кто готов был пожертвовать «на нужды больницы» 300 рублей. Напомню, что зарплата врача-психиатра в зависимости от стажа работы и категории  составляла в тот период от 150 до 220 рублей. Так как самостоятельное  «спрыгивание» методом уменьшения доз обходилось и дороже, и было  значительно длительнее по времени, родители многих наркоманов наскребали нужную сумму, радуясь, что их чада наконец-то согласились на лечение, и наивно веря в  эффективность такого «лечения. Но, увы!  Вскоре после гемосорбции наркоманы возобновляли  приём наркотиков с малых доз,  получая при этом  достаточный «кайф», и, успешно обманывая наивных родителей, какое-то время  демонстрировали «излечение».
    В больнице полученные таким путём деньги не регистрировались, и как говорили, делились между зав. диспансерным отделением, отбиравшим больных,  зав. отделением, в котором проводилась гемосорбция и главврачом, устно давшим согласие на «операцию». И длилось это несколько лет. В разгар современного «дела врачей» милиция за какое-то преступление арестовала одного из наркоманов, ранее прошедшего гемосорбцию. На допросе он сознался, что за эту процедуру он передал заведующему диспансерным отделением триста рублей. Того вызвали на «беседу». Он, понятно,  всё отрицал. Тогда его арестовали,    поместили в следственный изолятор и подвергли серии допросов. Он сознался, что действительно этот наркоман незаметно  «подсунул» ему конверт с деньгами, и  он эти деньги   разделил с зав. отделением,  в котором проводили   у гемосорбцию.   Тогда вызвали на допрос и зав. отделением. Тот, понял, что отказываться бесполезно, и соврал, что  полученные   деньги  он использовал на ремонт аппаратуры. Так как этот врач был сыном какой-то шишки из облисполкома, следователь сделал вид, что поверил этой лжи, и уголовное дело на него не завёл. О главвраче оба врача умолчали. Иначе бы их действия были бы квалифицированы, как «создание организованной преступной группировки».  После нескольких месяцев следствия зав. диспансерным отделением был осужден  к 4м годам лишения свободы, и направлен на «химию». Такое практиковалось   пенитенциарной системой в тот период. При этом  заключённые жили и питались в специальных охраняемых общежитиях вне так называемой «зоны», работали без конвоя  на  различных «стройках народного хозяйства», и периодически, с разрешения коменданта общежития даже могли съездить домой. То есть, наказание этому врачу  было назначено сравнительно мягкое, и это кого-то не устраивало. Следователь, отлично понимая, что случай поборов не мог быть единичным, по журналу поступления больных на гемосорбцию начал «шерстить» всех наркоманов подряд.  У многих из них было рыльце в  уголовном пушку, но, они стоически держались. Несколько моих пациентов, получивших от следователя повестки, приходили с родителями ко мне, и просили совета, как им  отвечать на допросе. Я, осознавая причину того, почему из  «лихой тройки» сидит только один,  говорил им, что каждый  должен поступать так, как подсказывает ему его совесть. И что этот врач виновен не более двух других, перенесших  стресс, но, оставшихся на свободе. Но, следователь продолжал прессовать  подозреваемых, и ещё один наркоман из другого района признал дачу врачу денег.   Приговор врачу был изменён на 6 лет пребывания в исправительно-трудовой колонии общего режима. Через три года и этот врач был освобождён досрочно, «по половинке». Я встретил его вскоре после его освобождения.  В прошлом дородный, упитанный человек за годы «сидения на зоне» похудел на 15-20 кг., но  не выглядел депрессивным. Его взял на работу в Лечебно-трудовые мастерские  приятель, главврач городского ПНД, он в течение года выучил иврит (а может, учил его и в заключении), и с первым  же потоком улетел в Израиль. Там он вскоре устроился на работу врачом-психиатром.
    Коснулась ли меня эта волна поиска «врагов народа» среди врачей? Как  ни странно, коснулась.   А дело было так. Однажды, в самый разгар этой кампании ко мне на приём пришел один из пациентов. Был он из тех, кто лечился по принуждению, под давлением семьи, и давал непродолжительные ремиссии (периоды трезвости после проведенного лечения). И вот, он  вдруг пришел сам, без вызова и рассказал, что его днями вызывали в милицию, и требовали написать заявление, что врач Гальперин за взятку дал ему справку на водительскую комиссию о том, что он не состоит на учёте в наркокабинете.   В случае отказа оклеветать меня, его ждало в общем то заслуженное направление  на принудительное лечение в ЛТП.
    Для тех, кто не знал, поясняю, что в  тот период все человеки, желающие иметь водительские права, могли получить медицинское заключение в  т. н. Водительской комиссии только при наличии у них справки о ненахождении на учёте в районном наркокабинете.   Во всех наркокабинетах города  имелись журналы учёта выданных справок и запас пронумерованных бланков. Всё это хранилось у меня  в закрытом   сейфе, ключ от которого был у медсестры кабинета. Я работал со своей  бессменной медсестрой  Клавдией Георгиевной Ерёмичевой с 1969 по 1994 год. Она  была образцом порядочности,   исполнительности  и дисциплины. И я верил ей, как самому себе. Понятно, что огромное количество алкоголиков, не состоящих на учёте в наркокабинетах, получали эти справки без проблем. Но, если человек находился на учёте в моём  наркокабинете, то рассчитывать на получение справки от меня, или медсестры он не мог.    Я прекрасно понимал могущие возникнуть последствия.   Хищение  бланка из сейфа тоже  практически исключалось. 
Удивляло тут другое.  Врачи-наркологи в советский период работали в  очень тесной связке с участковой службой райотделов милиции. Мы постоянно посылали в милицию сведения об уклоняющихся от лечения пациентах, оформляли заключения на принудительное лечение в ЛТП. Участковые инспектора были частыми гостями в наркокабинетах. Поэтому  представить, что кто-то из приходивших ко мне в кабинет ментов  роет мне яму, было для меня  мягко говоря  неприятно.  Фамилию сотрудника милиции, копавшего под меня, мой пациент отказался сообщать.
Я не знал, что ему ответить.  Вариантов было два: если он  на меня  «накатает телегу», то менты приложат все силы, чтобы раздобыть где-нибудь бланк справки, поставят фальшивый номер и подделают мою подпись (сообщений с моей подписью у них было море). Если же он  проявит порядочность и мужество – угодит в ЛТП.    Поэтому я сказал ему стандартно: «поступайте так, как подсказывает вам ваша совесть». Хотя мне было ясно с самого начала, что, если этот человек предупредил меня о готовящейся провокации, то он не собирается совершать в отношение меня подлость. Прошло несколько недель. Я направил медсестру соцпомощи посетить   этого больного  на дому. Она сообщила, что тот находится в ЛТП. Комментарии излишни.
     Потом я  сам начал методом дедукции пытаться выяснить, кто же из ментов  способен на такое «западло».  Вероятность того, что это сделал кто-нибудь из участковых инспекторов, с которыми нас связывали многолетние контакты, которые уважали меня за мою безотказность,  готовность всегда им помочь, была близка к нулю. Но, полгода назад в  наш райотдел был переведен с понижением в должности (зам. по участковой работе) и звании,  в порядке наказания за какое-то преступление,   один из  начальников райотделов, умный и энергичный человек. Он рыл носом  землю, стараясь любой ценой  восстановиться  на прежней должности.   Через несколько месяцев после описанного он перевёлся на работу в МВД Казахстана, а спустя  4-5 лет я встретился с ним на улице. Он уже был полковником. А вскоре стал генералом, и возглавил Управление милиции Приднепровской железной дороги.  Повторяю: он был умным и энергичным.
М. Гальперин
07.08.2013