Скитания

 Часть первая            
Он с сыном Дмитрием управлялся во дворе со скотиной, когда в ворота стали неистово колотить, собаки рвались на цепи.
    - Случилось что? -  подумал Петр.
    - Пойди-ка, сын, посмотри, кого это там нелегкая в такую рань принесла?      
Столь настойчивый и бесцеремонный стук, сопровождаемый крепкой деревенской матерщиной,  ничего доброго не предвещал.  Как только  Дмитрий отодвинул щеколду ворот, во двор мгновенно ввалились пятеро мужиков, двух он узнал. Это были местный милиционер и председатель колхоза . Трое других были не местные, чужие. Был еще дед Егор и сосед дядька Игнат со своей Игнатихой, так все звали его жену, и еще один сосед Тихон.
 -Зови отца и собак убери, не то пристрелю, - скомандовал один из чужаков. Голос его  был  резким,неприятным и  не оставлял ни капли сомнения, что он сделает это, не колеблясь.
Меж тем Петр сам поняв что происходит что-то нехорошее, как был с вилами в руках,  так и вышел.
 -Не балуй,  брось вилы мироед, морда кулацкая, - заорал председатель.
Петр поставил вилы у стены сарая.
   - Бестемьянов Петр Федотович? - спросил один из чужаков с револьвером на поясе.
   -Да, - ответил Петр.
   -Ты арестован, собирайся, в доме будет произведен обыск. Для составления протокола и описи имущества понятых прошу пройти в дом.
Двое других чужаков взяли Петра под руки и повели в дом, построенный его собственными руками. Следом за ними в дом ввалились председатель с участковым и  соседи в качестве понятых.
Петра усадили на лавку возле стены, с двух сторон сели два сотрудника НКВД, третий старший группы сел за стол писать протокол.
Среди понятых - своих соседей Петр заметил и своего кума Егора, с которым они в гражданскую вместе переправляли партизанам хлеб и лошадей.
Знал об этом и председатель, и участковый, да и многие из селян.
Петр надеялся, что этот факт учтут ему, да и вообще разберутся во всем справедливо и по совести. Ведь именно так он трудился и жил сам и учил этому своих детей. Поэтому он спокойно сидел на лавке в окружении своих конвоиров и наблюдал за происходящим в доме действом.  Жена Анна лихорадочно собирала вещи и поесть с собой. Из-за занавески на печи выглядывали испуганные внуки.
   -Много не собирай, не пригодится, - съязвил участковый.
   -Заткнись, - одёрнул его пишущий протокол милиционер.
   -Займитесь лучше делом, приступайте к обыску и описи имущества.
Участковый и управляющий, не скрывая своего удовольствия, начали шарить по шкафам и сундукам, выбрасывая вещи. Заглядывали за рамы с фотографиями, а то и просто срывали их со стен.  Вещи переписывал Егор, низко наклоняясь над бумагой, стараясь не смотреть на Петра.
Понятые - его соседи с нескрываемым любопытством разглядывали вещи, брошенные на пол, примеряя их на себя. Петр смотрел на них и не мог найти для себя ответа, от чего вдруг в одночасье так перевернулось отношение  к нему людей. Еще вчера  вечером   они  разговаривали с ним о своих крестьянских делах, о погоде, о детях, кланялись приветствуя при встречах друг друга. А сейчас они были похожи на стервятников, готовых  растерзать эту кучу вещей.
      Этот дом и все что в нем, даже лавка, на которой он сейчас сидит, и стол, за которым его   кум  переписывает вещи - всё это было сделано его руками и руками его жены.  Куда ни глянь, везде были видны следы вложенного ими труда.
Ничего он ни у кого не просил, всё делал сам. Да, у него крепкое хозяйство, добротная скотина в хлеву, дом пятистенок. Да, он единоличник, но ведь не крал ни у кого, а  сам  от зари до зари трудился на своем подворье. Случалось, иногда нанимал сельчан в помощь на сенокос, но всегда щедро платил, никого не обижая.   
     Меж тем, закончив с описью вещей в доме, пошли переписывать инвентарь и скотину. Петру зачитали протокол, объявили, что он арестован и повели со двора.
 Ворота во двор были распахнуты  настежь, вокруг  уже собрались любопытствующие, да зеваки из местных бездельников.
  Петра под конвоем усадили в стоящую возле ворот бричку, возница щёлкнул кнутом и пара лошадей, запряженных в неё, медленно тронулась.
  Всех домочадцев - жену арестованного, сына Дмитрия и его  детей выставили из дома во двор.
   Пётр ничего этого уже не увидит  и не узнает, как они будут жить без него, через что им придётся пройти и что испытать.
   Не увидит Пётр и как  уводят скотину и лошадей с его двора, как тащат по дворам его инструмент.  Не увидит и как по этой же дороге его сын Дмитрий поведет свою семью в поисках нового жилища и средств на пропитание.
   Ничего им не дали собрать с собой, ни одежды, ни посуды, что успели накинуть на детей и себя, в том и прогнали из родного дома  Они шли по своей улице в сторону околицы. Двух маленьких дочек Дмитрий нес на руках. Старшая из дочек, держась за подол материной юбки, прижимаясь как можно ближе к материнской ноге, шла рядом, перебирая своими тонкими неокрепшими ножками.  Бабушка  Анна вела за руки двух старших внуков.
  На улице уже рассвело и было видно как из окон выглядывали люди, многие с сожалением, но никто не осмелился предложить свою помощь или хотя бы подать кусок хлеба. Боялись, что потом могут сами оказаться на их месте.
  Так начались первые серьёзные испытания, выпавшие на нелегкую долю всей Зойкиной семьи. Деда ни она, ни бабушка, ни братья с сестрами, ни мать с отцом  больше никогда не увидят. Згинет он, как и многие, многие тысячи таких же, попавших под каток первых репрессий по раскулачиванию.

                *  *  *
К вечеру они дошли до соседнего села. Нужно было найти место для ночлега. Но как только люди узнавали,  сколько в семье человек, сразу отказывали. Непросто разместить  семью из трех взрослых с пятью малыми детьми. Но нашлась одна  добрая хозяйка, одинокая вдова красного командира, которая, выслушав их рассказ о случившейся с ними беде, разрешила им переночевать у себя в сенном сарае.
Она дала им  немного хлеба, несколько вареных картошин, да крынку молока.
Бабушка Анна разломила между детьми хлеб и картошку,  оставив немного для  взрослых и стала кормить детей. Меж тем  Дмитрий с хозяйкой пошли смотреть место ночлега.
Это был обыкновенный деревенский сарай с сеновалом, в котором кроме свежего сена хранился еще и нехитрый крестьянский инструмент, пара деревянных кадок, да ларь с зерном.  Вот здесь и предстояло провести эту ночь Дмитрию со своей семьей.
Марфа - так звали хозяйку, вынесла им старенький тулуп, да пару домотканых половиков, чтобы застелить место для сна, и стёганное одеяло для укрытия. Женщины принялись обустраивать место для ночлега. Собрали старую солому к дальней от двери стене, сверху на неё надергали свежего сена, соорудив нечто вроде топчана, затем застелив его половиками, разложили поверх них тулуп. Получилось совсем неплохое место, где смогут поместиться все дети.
      Пока укладывали детей, Дмитрий пошел к хозяйке обговорить условия оплаты за ночлег и заодно узнать,  можно ли здесь найти какую-нибудь работу.
   -А чего искать, оставайтесь  у меня,за постой денег не возьму, а вот от помощи по хозяйству не откажусь, это и будет вашей платой, а к зиме даст бог может и жильё найдешь.                Дмитрий был на всё согласен. Да, придется ухаживать за чужой скотиной, работать на чужого человека, но зато будет пища для семьи и какой-никакой кров над головой. Работы  он не боялся, к ней  приучен с детства, а вот отсутствие жилья его очень тяготило, до холодов необходимо найти нормальное жилище. С этими мыслями он вернулся в сарай. В глубине сарая на тулупе лежали его дети, прижавшись друг к другу как котята у кошки после того, как она их накормит. Его мать и жена сидели рядом  на сундуке, о чем-то тихо переговариваясь. Увидав Дмитрия, женщины встали. Он подошел к ним, обнял и стал рассказывать, о чём он договорился с хозяйкой. Присев все вмести на сундук, они молча разломили остатки хлеба, на сегодня у них это и завтрак, и обед, и ужин.
 
   В воцарившейся тишине было слышно, как где-то в сарае скребутся мыши, как  стрекочут где-то рядом сверчки. Через щели в крыше сарая  было видно ночное небо, которое своей звенящей тишиной и безмолвием  будто бы выражало им своё сочувствие в постигшем их горе. 
   
   Женщины легли по обе стороны от детей, прикрыв их своими телами с краёв.  Дмитрий  сидел на сундуке, пытаясь  осмыслить, что произошло с ними за этот такой длинный  и жуткий день. Перед глазами как в немом кино проносились кадры сегодняшнего утра, как чужие люди проводили обыск и опись вещей в их доме, как топтались ногами по брошенным на пол вещам.  Одна картинка сменялась другой.  Вот его отец на скамейке  в окружении двух охранников, вот милиционер в кожанке с револьвером на боку сидит за их обеденным столом и пишет протокол на его Дмитрия отца, вот его дети испуганно  смотрят на происходящее в доме, вот его мать и жена, утирая кончиками платков слезы, стоят у выбеленной печи... А вот повели отца за ворота, вот   телега  которая увезет его туда, откуда не возвращались, а вот  уже он со своей семьей идет по улице родного села. И вот сарай с сеном, на сене тулуп, на нём его дети, его  мать и жена. Вот она вся его семья, и он теперь отвечает за них.                На улице начинало светать, надо идти убираться со скотиной. Её у хозяйки
немного: корова, поросенок, да полтора десятка кур. Пока не пришла хозяйка доить корову, надо бы убрать навоз, постелить свежей соломы. Работа спорилась в руках, привыкших к крестьянскому труду. Он быстро управился со скотиной, поставил на место вилы и скребок с лопатой и пошел к своей семье. Дети еще спали, а жена с матерью  встали. В той прежней жизни они это делали ежедневно, хозяйство было гораздо больше, поэтому и ухаживали за ним всей семьей, вставая с первыми лучами солнца.   Было слышно, как они, стараясь не разбудить детей,  о чем-то тихо переговаривались. Дмитрий не стал заходить в сарай, присел на корточки возле стенки. Из дома вышла хозяйка доить корову. Увидав  Дмитрия, она спросила:
   - Ты чего так рано?
   - Да разве же это рано, скотина на ждет, рассвет на дворе.  Да, и негоже  неприбранную скотинку в поле отправлять.  Заглянув в хлев, хозяйка увидала застеленный свежей соломой пол.
  - Да ты уже успел убраться, какой же ты ловкий.
  – Ну, коли так, давай тогда начнем хозяйствовать. Поди в дом, там на полу у двери ведро с пойлом для коровы  и другое  для порося. Зерно курам возьмешь в сарае в ларе, а я покуда подою свою кормилицу.   
На разговор хозяйки с Дмитрием из сарая вышли его мать с женой с предложением своей помощи.
  – Погодите, милые, мы тут вдвоём управимся, позже разве что в огороде поможете.
Дмитрий принёс пойло для коровы, тщательно закрепил ведро, чтобы корова не опрокинула  его, пока хозяйка будет доить её.   Хозяйка принялась доить корову, а Дмитрий пошел кормить поросенка.  Анна, мать Дмитрия не смогла просто так смотреть, как её сын работает. Она принесла зерна для кур.   Марфа меж тем закончив доить, попросила Дмитрия выгнать  корову на поляну за огороды, где она пасла свою коровушку.
   Процедив молок, Марфа налила полную крынку пенящего парного молока и, захватив каравай  хлеба, понесла в сарай, чтобы женщины смогли накормить детей, когда они проснутся, да и сами смогли перекусить.  Увидав что у них нет никакой посуды, Марфа вернулась в дом, захватив пару алюминиевых кружек, три миски, да две ложки.  Передала всё это Анне со словами:
 –Возьмите вот, будет хоть что-то из посуды.
Поблагодарив Марфу, женщины со слезами на глазах приняли от неё посуду. В их теперешнем положении  это был дар невероятной щедрости, ведь посуда тогда переходила от одного поколения  другому, пока не приходила в негодность, и даже после, её использовали на разные хозяйственные  нужды.   К посуде относились очень бережно.   Ещё вчера у них в доме  в шкафах стояла разная посуда и алюминиевая и железная, эмалерованная и глиняная, и даже стеклянная, которую ставили на стол по большим праздникам. Всё было и всё это растащили чужие людишки по своим дворам. 
    Меж тем стали просыпаться дети. Малые таращили глаза на мать, бабушку, не понимая, где это они и почему лежат на полу на сене в каком-то сарае.   Где дед, где отец, в их детских головках не находилось ответа на произошедшее с ними за эти сутки.  Но видя родные лица бабушки и матери, стали подниматься.  На ларе с зерном  на бабушкином фартуке лежал хлеб, стояла крынка молока.    Анна разлила молоко по кружкам и мискам.   В две миски для самых маленьких она накрошила хлеба, остальным раздала кружки и хлеб.  Самых маленьких они со свекровью взяли на колени и, присев с краю, стали их кормить.   Проводив скотину,  Дмитрий  спросил у хозяйки, как пройти в колхозное правление.  Возможно найдется хоть какая-то работа, да и нужно отметить бумагу, выданную им во время ареста  отца.   
    Председатель колхоза  не стал кривить душой, а напрямую сказал Дмитрию, что даже при нужде в рабочих руках он не возьмет ни его,  ни кого-либо из его семьи    на работу в свой колхоз.
   – Найдутся добрые люди,напишут куда надо  бумажонку, и будет тогда и он, в лучшем случае, в положении  Дмитрия, а то гляди и хуже. С жильем  я тебе тоже не помогу, такие вот брат дела. Попробуй поискать работу на станции.
      До станции было километров пятнадцать.  Сегодня уже поздно идти, пойду завтра с утра пораньше, решил Дмитрий.  А сейчас нужно заняться обустройством сарая, чтобы было место и для ночлега, и для приема пищи.  С этими мыслями Дмитрий вернулся  на подворье. Заглянув в сарай, он не обнаружил в нём ни жены с матерью, ни детей. От увиденного он оцепенел. Сарай тот же, вещи, на которых спали его дети, те же,  а семьи нет.               
Заподозрив неладное,  он бросился в дом хозяйки узнать, что случилось и где его семья.
      В это время из дома вышла Марфа. Увидав недоуменное лицо Дмитрия, спросила с улыбкой на лице:
 – Никак потерял кого, заходи в хату, здесь они. Пока ты ходил, мы вот баньку наладили, проходи давай.  Войдя в дом,  Дмитрий увидел сидящих на лавках за столом своих детей, чистых, умытых, уплетающих за обе щеки вареную картошку с квашенной капустой. 
   -С адись-ка за стол и ты, Димитрий заодно и расскажешь, как сходил, чего выходил.
   Присев за стол,  Дмитрий не стал обременять  их деталями своего разговора с председателем, а лишь сказал, что якобы в колхозе пока  для них работы нет.    Поэтому завтра с утра он намерен пойти на станцию попытать удачи на железной дороге.
     -Да как же так в колхозе нет работы?, -   Возмутилась Марфа               
     -Нету, - Стараясь не смотреть на женщин, ответил Дмитрий.
     Чтобы разрушить внезапно возникшую напряженную тишину, Марфа сказала:
 – Ну и ладно, будет завтра день, будет и пища. Бог даст, что-нибудь и выгорит, а сейчас давайте-ка подкрепимся, да пойдём подумаем, как обустроить нам сарай, чтобы стал он хотя бы  мало-мальски пригодным для  проживания в нём.
     Своим умом Марфа понимала, почему председатель отказал Дмитрию, понимала она и то, что рано или поздно и ей придется отказать им. В деревне итак на неё смотрят косо, поскольку живёт единоличным хозяйством, в колхоз не вступает, а тут ещё приютила у себя  кулацкое отродье. Но сердцем своим она понимала, что по-другому она поступить не может.  Потеряв на войне мужа и троих сыновей, пережив тяжелейшие испытания,  она была уверена, что поступает правильно, и будет помогать и поддерживать эту семью до тех пор, пока  обстоятельства не помешают ей это делать.
    До наступления сумерек из старых досок и жердей соорудили топчан для сна, который застелили старой соломой  и сеном, покрыв сверху половиками. На половики расстелили тулуп мехом вверх, вместо подушек скатали валик из свежего сена,  завернув его в хозяйское покрывало. Получилось очень даже неплохо. Из оставшихся досок сколотили нечто вроде обеденного стола и лавку. (Продолжение следует)